Вован и экзистенциализм (джен)

Вован и Васян сидели возле деревянного дома. В паре метров над ними висела табличка: Энгельса, 16.

В руке у Вована была бутылка «Балтики». Васян курил.

— А чё, бля, Васян, скажи… — задумчиво произнёс Вован, ставя бутылку на асфальт. — Как у тя с Настюхой?

Васян неоднозначно махнул рукой — так, мол, потихоньку живём, всяко бывает. Вован понимающе кивнул, взглянув на проезжую часть перед ними.

Мимо прошёл бородатый мужик с семилетним мальчишкой.

Проводив их взглядом, Вован снова поднял бутылку, взяв пальцами за горлышко. Снова отхлебнул, покачал в руках.

— А чё, бля, Васян, — начал он, — как батя-то твой, работает?

На это Васян молча пожал плечами — да вроде и работает, хрен его знает.

— А про Коляна знаешь, бля?

Васян с интересом взглянул на Вована: дела Коляна были ему интересны. Вопросительно двинул головой.

— Да на философский, бля, поступил, нах… — презрительно бросил Вован, отхлёбывая ещё «Балтику». — Чёт виделись недавно, бля. Такой мутный, пиздец.

Васян понимающе покивал — мутный, ага, — и снова посмотрел на Вована: а что дальше?

— Да лучше бы на матмехе остался, ёбаный рот… Начал мне загонять, бля, пиздец.

Васян продолжил смотреть, как бы спрашивая: что загонял?

Теперь уже Вован неопределённо махнул рукой.

— Да бля, я, сука, вообще не понял ни хуя… Типа, бля, встречаемся мы, туда-сюда, поговорили за жизнь, бля, рассказали, чё как, и тут, бля он чёт начал задувать про Ниццу. И про то, что бог умер.

На лице у Васяна отобразились сложные мозговые процессы, но словами он этого не выдал.

— Я его чёт спрашиваю — в смысле, умер, бля, какой бог, ты чё, обдолбанный? И при чём тут Ницца, бля. Он и говорит, типа, бог в людях умер. Не тот, который Иисус Христос, — Вован пространно покрутил указательным пальцем в пространстве, — а, бля, типа люди бездуховными стали, безбожниками, пиздец нахуй.

Васян, догнав, о чём идёт речь, уважительно опустил уголки губ вниз. О бездуховности он много слышал.

— Я ему, бля говорю, ты, бля, реально обдолбался, бля. Он чёт молчит-молчит… А потом меня, бля, спрашивает: Вован, грит, а ты чё живёшь-то вообще. Я ему говорю, типа, в смысле, бля, чё я живу. Он такой: ну в смысле, какая у тебя в жизни цель, бля. Я, бля, начал ему пояснять, типа, хочу бабла нормально поднять, чтобы всё норм было. Хату нормальную купить, тачку, бля. Чтобы всё по-пацански. А этот утырок чё-то послушал, да и спизданёт, мол, хули оно тебе, бля, надо, если в гроб с собой ты это всё равно не утащишь, бля. И чёт, бля, я подумал — а реально, бля. Ну живу я. Ну хата, бля, есть, тёлка нормальная, тачка с номерами. И чё, бля. Я тогда ему говорю, типа, буду богатым — стану бухать и упарываться каждый день и всех нахуй слать. Он такой «и чё, бля, будешь всех нахуй слать один бля останешься». А потом такой — да ты и щас, типа, один. Я ему, бля, чуть не въебал. Говорю, чё ты, бля, обдолбыш несёшь, какой я, бля, один — а потом понял, что бля...

Вован многозначительно замолчал, отхлебнув из бутылки. В горле пересохло. Но дорассказать хотелось.

— И чёт базарили-базарили мы с ним… Короче, заебал он меня, бля. Я ему такой: и чё, бля, сдохнуть теперь и с концами? А он такой: ну вот и думай. И ушёл. И вроде хуйня хуйнёй. Но я, Васян, чёт не знаю даже бля. Подыхать мне вроде и нахуй… А жить вроде и нехуй.

Вован, пожалев, что снова вернулся к таким размышлениям, повернул голову к Васяну.

— Только я, бля, всё равно не допёр, при чём тут Ницца.

Васян открыл рот.

— Есть такое понятие — экзистенциализм…

Но, прервав его, Вован пренебрежительно махнул рукой.

— Блядь, Васян, пошёл на хуй.

Они помолчали. Потом Вован спросил, глядя в пустоту и пальцами водя по краю горлышка стеклянной бутылки:

— Васян… А ты, бля, зачем живёшь?

Васян на этот вопрос лишь пожал плечами.

— Да хуй его знает.

2018