Гарри Поттер и Портал в Ад (гет)

Каникулы начались в довольно спокойной обстановке. Никакие экстраординарные события не нарушали размеренной жизни в доме № 4 на Приват-драйв. Гарри был уверен, что причиной этого была непродолжительная беседа членов Ордена Феникса с дядей Верноном на вокзале в день возвращения школьников из Хогвартса. Как и наказывал Шизоглаз Хмури, Гарри регулярно, раз в три дня, посылал весточки на Гримоулд-плейс, 12. Хэдвига — белая сова Гарри совсем замоталась. Она приносила ответы — записочки то от Шизоглаза, то от Тонкс, а чаще всего от Люпина – смотря, кто дежурил в штабе Ордена. Со смертью Сириуса Блэка штаб решено было, хотя бы пока, оставить в его доме. Смерть Блэка... Эта огромная чёрная пропасть в душе Гарри не давала ему оценить необычное спокойствие в доме Дурсли. Оставшись практически наедине сам с собой, поскольку дядя, тётя и Дадли свели общение с Гарри почти к нулю, Гарри почувствовал, как трудно ему одному переносить всю боль от потери крёстного. Шок от последней встречи с Вольдемортом и его Пожирателями Смерти, от последнего разговора с Дамблдором уже прошёл. И некому было высказаться и выплакаться. Да, конечно был Люпин, которому больше, чем кому бы то ни было, понятны чувства Гарри — ведь он потерял лучшего друга, причём друга своего детства. Но Гарри не мог в коротких записках выразить, как его мучает боль от сознания, что он не успел о многом поговорить с Сириусом, что он практически ничего для него не сделал, что он не успел пожить вместе с ним, как мечтал, в общем, от того, что Сириуса нет.

Хорошим в этот период было то, что Вольдеморт, похоже, затаился; пойманные в ту роковую ночь Пожиратели Смерти сидели в Азкабане; шрам на лбу не беспокоил Гарри ни разу. Чтобы забыться, парень каждый день пытался выполнять летние школьные задания. Но сосредоточиться на уроках было трудно. К тому же, у него развилась привычка по ночам подолгу лежать с открытыми глазами и, расслабившись, полностью отдаваться печальным мыслям.

Так было и сегодня. Гарри лежал на постели, заложив руки за голову. На глаза падала непослушная подросшая чёлка. Его очки лежали на тумбочке у кровати, поэтому потолок, освещённый уличными огнями, был расплывчатым. В тенях, пробегающих по нему, можно было угадать не прозаические ветви деревьев, а образы, волнующие душу: дементоров, патронуса-оленя и даже шевелящиеся щупальца парящего над землёй мозга из Отдела Тайн... Парень размышлял о том, почему Сириус ни разу ему не приснился. Он отчаянно хотел увидеть его хотя бы во сне, но... Что-то тихое, но назойливое стало вторгаться в мысли Гарри. Он не сразу смог сосредоточиться и понять, что же ему мешает. А мешали ему какие-то непонятные еле слышные непривычные мелодичные звуки. Гарри резко сел на кровати и стал вглядываться в темноту, но определить источник этих звуков не смог. Даже после того, как он зажёг свет и два раза обошёл свою комнату, загадка не разрешилась. Звуки были тихие, на грани слышимости, но они почему-то мешали. " Наверное, у меня начинаются галлюцинации," — подумал Гарри со злостью, лёг на бок и накрылся подушкой. Теперь звуков не было слышно и он, успокоившись, заснул. Утром парень даже не вспомнил об этом, наверное, потому, что утро было вполне обычное и даже вполне приятное, так как Хэдвига принесла записку от Люпина.

Люпин писал, что он на днях приобрёл филина по заданию Ордена, специально для связи с Гарри, поскольку опасается, что белоснежная Хэдвига может привлечь внимание к зданию штаба, хотя она, как и договаривались, прилетала только по ночам. " Филин Грей будет у тебя через три дня. Хэдвига пусть отдохнёт. И ты, наверное, захочешь послать её с письмами Рону и Гермионе," — писал Люпин. Забота любимого преподавателя очень поддерживала дух.

Тоска и скука — вот были две составляющие теперешней жизни парня в доме Дурслеев. Он был лишён возможности даже смотреть телевизор. В общем-то, Гарри сам не стремился смотреть маггловские передачи. Все интересующие его новости он мог узнавать непосредственно от членов Ордена. Его единственным развлечением было разглядывание фотографий. Любимой была свадебная фотка Джеймса и Лили Поттер, где рядом с ними стоял Сириус, у которого жизнь била ключом. К ней ещё прибавился сложенный вчетверо листок-объявление о розыске сбежавшего из Азкабана опасного преступника — Сириуса Блэка. На этой фотографии он, конечно, выглядел ужасно: спутанные космы волос, безумный взгляд, сам он грязный, измождённый. Именно таким Сириус впервые предстал перед Гарри. Но теперь он и таким был дорог парню.

Еще Гарри придумал такую игру. Он вспоминал последний год в школе и "делал" мысленно фотографии, отражающие события. У него уже накопился целый "альбом" таких фоток. Жалко, что не было настоящего фотоаппарата, хотя бы маггловского, как у Коллина Криви. Несколько "страниц" были посвящены его занятиям с ребятами из Армии Дамблдора. Эти занятия были гордостью Гарри. Там были и фотки близнецов Фреда и Джорджа Уизли, творивших свои приколы. Несколько последних страниц были посвящены событиям в Отделе Тайн Министерства Магии. Часто перед мысленным взором парня представала "фотография", на которой Сириус сражается с Беллатрикс Лестранг возле злополучной Арки. Парень разглядывал её, пытаясь определить, была ли возможность того, чтобы события повернулись иначе... На первой странице мысленного "альбома" были фотографии двух самых близких Гарри друзей — смеющегося Рона Уизли и серьёзной Гермионы Грейнджер. Конечно, ребята присылали ему небольшие письма. Но парень не находил сейчас в себе силы на общение с ними. Все последние события требовали того, чтобы "перевариться" и "устояться"... Да, там ещё было несколько "фотографий" его и Чу Ченг, в частности, фотография поцелуя под омелой. Подумав, Гарри медленно "разорвал" все фотки с Чу.

Вечером Гарри, промаявшись, как и всегда весь день, решил написать ответ Люпину. Дописывая коротенькое письмо о том, что у него всё в порядке, парень неожиданно осознал, что опять слышит тихие мелодичные звуки. Как и в прошлую ночь, он не смог найти, что могло издавать их. " Мне нужно взять себя в руки, а то я, кажется, действительно начинаю сходить с ума," — сердито подумал Гарри и улёгся в кровать, опять накрывшись подушкой. И опять, как вчера, звуков не стало слышно. Мелькнула мысль, что о них стоило бы написать Люпину, но юноша с негодованием прогнал эту мысль:" Нет, позориться я не буду! Вот если бы у меня болел шрам, или под окнами прогуливались бы дементоры, вот тогда бы..." Но сон уже увлёк Гарри в свои недра.