Two powerful women (джен)

В кабинете министра магии висел один-единственный магический портрет.

Вот приемную, ту «украшало» несколько десятков изображений известных волшебников. Как, впрочем, и коридоры администрации Визенгамота. И от этих портретов в любой момент можно было получить массу любопытной информации — если, конечно, хватало терпения выудить ее из потока глупых сплетен и неизбежного морализаторства. Но, с другой стороны, все увиденное в этих стенах точно так же разносилось по всей Британии, а то и за ее пределы. Здание министерства — это вам не Хогвартс, и министр не может, подобно директору, приказать своим предшественникам и прочим замшелым знаменитостям не болтать о чем не следует на каждом перекрестке. Информация из «Истории Хогвартса», до которой, в отличие от «Квиддича сквозь века», добирается хорошо если один из тысячи студентов. Хроники строительства резиденции магического правительства (которые вообще вряд ли кто читал) утверждали, что это небольшое обоюдоострое упущение образовалось случайно — мол, не подумали, с кем ни бывает, — но верилось с трудом. Вряд ли первые министры не пытались скопировать магию Хогвартса. Наверняка пытались. Просто не вышло.

Миллисента Багнолд внимательно рассматривала единственную картину на стене теперь уже своего кабинета. Портрет как портрет, несколько слишком старомодный даже по магическим меркам, он, тем не менее, почему-то сразу возвращал в прошлое, где была неровная каменная кладка, и движущиеся широкие лестницы, и несмолкающий гул голосов — и окрыляющая уверенность в том, что впереди ждет сплошное разлитое в разноцветных витражах солнце. Но витражи съежились до стандартного офисного окна, а зачарованные прозрачные лучи, добросовестно заливавшие почти всю комнату, не могли прогнать воспоминания о реальном промозглом холоде, царившем за этими стенами. Дамблдор уверял, что в этом, последнем, виноваты прикормленные Гарольдом дементоры, но Миллисента не привыкла спешить с окончательными выводами, особенно когда их приходилось делать при почти полном отсутствии информации. Не самое, кстати, удачное качество для министра магии. А уж сейчас — особенно.

Нарисованный человечек в напудренном парике негромко хмыкнул, хотя куда больше подошло бы слово «квакнул». Он изрядно напоминал лягушку, не столько даже какими-то выпуклыми скулами и очень круглыми щеками в сочетании с небольшим подбородком, сколько откровенно зеленоватым цветом лица. Интересно, как магглы объясняли себе эту особенность? Криворукостью художника? Влиянием времени? Или просто не обращали на нее внимания? Маггловские реставраторы не смогли бы прикоснуться к волшебной картине, даже если бы кому-то из маггловских премьер-министров пришла в голову блажь попытаться привести ее в порядок. А вот эта, висевшая в здании магического министерства, выглядела новехонькой, как будто чары на ней обновляли совсем недавно. Впрочем, вероятно, это и в самом деле было так. Если о каком аспекте положения главы магического правительства Миллисента и не задумывалась никогда, то как раз об отношениях с миром магглов. Хотя главной обязанностью министра магии вроде как была именно охрана Статута, но все действия, связанные с оной охраной, всегда осуществлялись в порядке, несколько… одностороннем.

Этим утром, выслушав объяснения Гарольда о том, кто такой этот человек на портрете и зачем он тут висит, Миллисента спросила:

— Я, вероятно, должна представиться маггловскому премьеру?

Она просто думала вслух, но Гарольд иронично приподнял брови и презрительно бросил:

— О существовании нашего мира она уже осведомлена, и будет с нее. Или, — он многозначительно хмыкнул, — ты претендуешь на лавры Леонарда Спенсера⁽¹⁾? Весьма разумно с твоей стороны. — Его и без того кривоватая улыбка превратилась в полноценный оскал. — Только эта гоблинша вряд ли станет вторым… эм, Уимблдоном Чертиком.

Миллисента поморщилась. Намек она уловила, а вот в то, что Гарольд не помнит имя того маггла, не поверила. Хотя… Кто его разберет, может, и в самом деле не помнит.

— Зависит от того, как на мире магглов отразятся наши проблемы, — отпарировала она. И тут же об этом пожалела: Гарольд побагровел и громко засопел, как оскорбленный гиппогриф. Мерлин, какая глупость: им надо сражаться с Тем-Кого-Нельзя-Называть, а они заняты борьбой исключительно друг с другом. На мгновение Миллисента ощутила укол чувства вины, хотя к отставке Гарольда не имела ни малейшего отношения (тот-то наверняка считал иначе, а может, просто автоматически возненавидел человека, занявшего его место, пусть даже главными его соперниками в министерстве были совсем другие люди).

— Да делай что хочешь, — буркнул Гарольд, неуклюже взмахнув рукой. Однако быстро собрался и, снова хмыкнув, продолжил выбранную ранее линию завуалированных оскорблений: — Раз уж тебе заняться больше нечем.

— Что ж, спасибо за разъяснения, Гарольд. — Миллисента никогда не считала себя темпераментным человеком, но теперь дышала на счет, чтобы снова не сорваться. — И… Я буду рада, если ты рассмотришь возможность остаться в моей администрации.

Фразу «разумеется, пока я здесь, я буду или по крайне мере постараюсь делать именно и только то, что сочту нужным» ей все-таки удалось не произнести вслух...

— Мадам министр ждет официального приглашения? — выдернул Миллисенту из воспоминаний скрипучий голос Чанси Олдриджа. Именно так звали человека с портрета, и в магическом мире он был известен исключительно тем, что стал первой зарегистрированной жертвой драконьей оспы — Мерлин, что за нелепый повод для включения в набор коллекционных вкладышей! Но было это задолго до принятия Статута, и неудачливый маг — а может и его сын, или внук, или брат, или Гадес знает кто еще — чем-то все-таки засветился и в мире магглов. Чем-то таким, что хоть как-то оправдывало наличие его портрета в кабинете маггловского премьера.

Вообще-то Миллисента просто задумалась. В том числе об обновленных чарах. Ведь это свидетельствовало о том, что Гарольд явно пользовался портретом — иначе в эти неспокойные годы просто не стал бы тратить время на его реставрацию, — а значит, рассказал ей о своей деятельности далеко не все. Мерлин, идиоты-идиоты-идиоты! В чисто человеческом смысле Миллисенту не оскорбляло молчание: она уважала право проигравшего не облегчать жизнь своему преемнику и умолчать о тех или иных подводных камнях. Но каждый, даже мелкий, промах министра магии в эти дни мог стронуть лавину сокрушительного поражения в той, единственно значимой войне. Именно это пугало ее сильнее всего, когда она поддалась на уговоры Дамблдора и Эжени⁽²⁾ и выдвинула свою кандидатуру на место подавшего в отставку министра. И именно это сейчас возмущало еще жившую где-то в глубине души неопытную девушку, только осваивавшую навыки работы в команде одного из комитетов Визенгамота.

Однако вопрос показался ей странным. Разумеется, она ждет приглашения: мало ли какие дела могут быть у маггловского премьера, не врываться же практически без стука. Хотя, строго говоря, Чанси уже «постучал».

— Эм… — Миллисента запнулась и мысленно выругалась. Мерлин, как же к нему обращаться? Мистер? А может, учитывая известность у магглов, все-таки лорд? Или как там у них было положено шестьсот лет назад? А ведь портреты такие обидчивые. — Чанси…

— Ну и нахалка же вы, уважаемая леди, — немедленно взвился тот. — Конечно, и что с портретом церемониться! А тем более с таким, как я. Всего два изображения, да к тому же второе висит у магглов. И не узнает никто о вашей непозволительной дерзости.

Назови она его «мистером» или «лордом», непозволительной была бы безграмотность, весело предположила Миллисента, вслух же сказала:

— Простите, друг мой, я не хотела вас обидеть.

Чанси немедленно оттаял.

— Ладно уж, — проворчал он добродушно. — Вы хотя бы ведьма. А вот та… — Он поморщился, словно от неприятного воспоминания. Это что же, маггловский премьер разговаривает с магическим портретом? — Она сейчас одна. Летучий порох у камина.

* * *

Оказавшись в кабинете премьер-министра магглов, Миллисента пожалела о своем — наверное, тоже все-таки изрядно глупом — упрямстве. Ведь по сути Гарольд был прав: о мире магов та знает, а обсуждать им сейчас нечего. Да и может ли вообще быть что-то такое, что им нужно было бы обсуждать?

Женщина за массивным дубовым столом изучала какие-то бумаги, резко делая пометки карандашом прямо посередине текста, но стоило Миллисенте ступить на густой, глушащий шаги ковер, тут же подняла голову. Окинула гостью мимолетным колючим цепким взглядом, слегка поморщилась, взглянув на туфли («Пепел на ковер просыпался», — догадалась Миллисента), — и почти сразу снова уткнулась в свои бумаги. Миллисента не была знатоком магглов и не могла с какой-никакой уверенностью в правильности суждения интерпретировать их поведение. Но в том, что ей тут не рады, не усомнилась. Хозяйка кабинета не то что не скрывала, а, напротив, всеми допускающимися приличиями способами демонстрировала свое недовольство. Да что ж ей сегодня так везет на гордых гиппогрифов?

«Работа у тебя теперь такая: гиппогрифов объезжать. А потом исхитриться и как-нибудь загнать их в нужные стойла так, чтобы они не передрались друг с другом, — мысленно усмехнулась Миллисента. — Туда, где рознь, позволь принести единство».

Она слегка поморщилась несвоевременной сентиментальности последней мысли и начала:

— Спасибо, что согласились со мной встретиться.

— Как будто у меня был выбор, — хмыкнула маггла, наконец-то отрываясь от своих бумаг. — И что же из случившего в последнее время, за что мы уже получили не нам причитающееся ведро помоев, оказалось ваших рук делом?

Чанси на портрете громко и явно демонстративно застонал, а дождавшись, когда Миллисента на мгновение к нему повернется, красноречиво возвел очи горе — мол, теперь и сама видишь.

— Ничего. Но когда, — она подчеркнула слово голосом, — случится, это в любом случае будет не наших рук делом.

— Да неужели? — картинно изумилась маггла. — Нам приходится покрывать ваши беспорядки, не говоря уже о том, чтобы спешно перекраивать свое расписание из-за внезапных визитов, но ваши преступники, разумеется, не ваша ответственность. Естественно.

Миллисента про себя изумилась расстановке приоритетов, вслух же сказала:

— Если хотите, мы можем организовать отсрочку заседания, — и кивнула на бумаги.

На самом деле, она сильно сомневалась, что нечто подобное нынче осуществимо — не было у министерства времени и свободных сотрудников на подобные мелочи, — но подозревала, что предложение будет отвергнуто. Презрительно.

— И следующего. И следующего. Или вообще отмените обсуждение проекта бюджета, дабы не мелочиться, — премьер-министр поджала губы. — Да с нашими разногласиями по этому вопросу что-то отложить другим способом все равно не получится даже при помощи магии. — Она усмехнулась, покачала головой и жестко прищурилась, словно, вопреки собственным словам, собираясь немедленно разгромить противников на всех фронтах. Но продолжила значительно спокойнее: — Так чем обязана?

— Мне показалось правильным представиться, — честно ответила Миллисента.

Вопреки ее ожиданиям, этот ответ явно смягчил собеседницу.

— Что ж, для знакомства с коллегами высшего уровня и в самом деле не бывает неурочного времени. Прошу вас, — премьер-министр указала на одно из кресел возле стола. — Неужели в разгар военизированного кризиса вы затеяли выборы? Или просто организовали дворцовый переворот? Не знаю, право, как там у вас все устроено.

Миллисента решила не вдаваться в подробности — у этой магглы вроде бы нет лишнего времени? или уже есть? — и ответила уклончиво:

— Так получилось. И потом, это ненадолго.

Маггла недоверчиво приподняла аккуратные брови, и Миллисента глухо чертыхнулась: она слишком поздно сообразила, что последнее соображение следовало бы оставить при себе. Но она, хоть и провела в политике не один десяток лет, по-прежнему не любила врать по пустякам. Да к тому же этот секрет Полишинеля был известен если не всей магической Британии, то всему министерству — точно.

До недавнего времени ни у кого не было сомнений, что преемником Гарольда станет Барти Крауч. Гарольд наверняка и сам в этом не сомневался: он откровенно благоволил главе одного из отделов департамента, а потом и главе всего департамента магического правопорядка, явно уверенный: когда-нибудь, через много лет, когда потянет на покой, он с покровительственной улыбкой вручит самолично выпестованному последователю ключи от страны и офиса. Когда же стало ясно, что никакого торжественного ухода не будет и из кабинета его просто выпнут — и ботинок Барти в этом процессе будет одним из самых увесистых, — Гарольд столь же откровенно своего предполагаемого преемника возненавидел. Их не конфликт даже, а вражда стала явной, когда Барти протолкнул через Визенгамот разрешение аврорам применять Непростительные — мера, которую даже никем доселе не обвиненный в мягкотелости Гарольд полагал слишком крутой. Но тут в борьбу включился Альбус Дамблдор. Он не заявил о своем желании стать министром — в этом-то случае у Барти никаких шансов бы не осталось, — но начал явно и недвусмысленно поддерживать Эйлин Макмилан, главу не очень многочисленной и не очень активной, но все же довольно влиятельной фракции сторонников менее жестких и радикальных мер решения проблемы с Упивающимися. Правда, что это могли бы быть за меры, никто из них не знал. Разве что Эйлин, но она делиться своими планами не спешила. А сам Дамблдор и вовсе заявлял: мол, был бы счастлив больше всех, да вот только это невозможно, и замолкал с неприступным видом, не допускающим даже возможность дискуссии. Однако все же поддержал вяловатые притязания Эйлин — и в борьбе за министерское кресло образовалась невероятно накаленная и в то же время патовая ситуация: для того, чтобы обойти протеже самого Дамблдора, у Барти пока было маловато сил. Но, учитывая настроения в обществе, тянуть с отставкой Гарольда тоже было нельзя, это понимали все, включая даже его самого. Вот и нашли компромиссное — и, разумеется, временное — решение. Миллисента понимала, что через два-три года ее точно так же выпрут в отставку, повесив на нее всех неизбежных материализовавшихся за это время собак, но не сказать чтобы сильно возражала.

Между тем премьер-министр смерила ее новым оценивающим взглядом.

— Вы не похожи на человека, смирившегося с неизбежным поражением, — вынесла она свой вердикт. — В подобном офисе вопреки своей воле люди оказываются только в детских сказках, — пояснила она в ответ на вопросительный взгляд. — В вашей же, — смешок, — сказке подобное невозможно точно так же, как и в нашей реальности.

Миллисента вздрогнула. Конечно, эта маггла была права: она бы не стала министром магии, если бы этого не хотела. Просто за подобными желаниями могут стоять очень разные причины. Она, в отличие от того же Барти, не воображала себя в роли спасителя магического сообщества — Гадес, да она понятия не имела, как нечто подобное сейчас можно было бы осуществить. Но затишье на год, или два, или три — это тоже немало. Да Мордред вас всех побери, если в министерстве хотя бы на месяц прекратится бесконечная разрушительная грызня, это тоже будет победой. Она не понимала, зачем Дамблдор вообще начал эту опасную внутреннюю войну, но снизить ее накал могла только таким вот образом. Конечно, пока суть да дело, пока магическое сообщество не начнет сначала вяло, а потом все более настойчиво требовать уже ее отставки, Барти и Эйлин будут продолжать накапливать силы, но по крайней мере прекратятся бессмысленные споры, в которых каждый не решение актуальной проблемы пытается найти, а подножку сопернику подставить.

— Вы правы, разумеется, — после продолжительного молчания ответила Миллисента. — Не стану отрицать: мне бы хотелось изменить Британию… Магическую Британию, — тут же поправилась она, заметив в глазах собеседницы зарождающиеся яростные молнии.

— Так за чем же дело стало? — Молнии погасли, так толком и не родившись. — Вы ведь уже ее возглавили. — Премьер-министр бросила короткий, неожиданно теплый, но слегка горький взгляд на одну из колдо… — нет, эм-м-м, фото — фотографий на краю стола. — Меняйте!

— Да, мэм, — на студенческий манер откликнулась Миллисента. Несколько слишком театрально — дабы ее ответ не приняли за чистую монету.

Премьер-министр коротко рассмеялась.

Они еще несколько минут поболтали о всякой более или менее профессиональной ерунде — имена современных маггловских политических мыслителей Миллисенте ничего не говорили, но более древних она, разумеется, знала. Маггла пару раз посматривала на часы, но выпроводить гостью не пыталась, и Миллисента решила счесть это небольшой победой. Однако почем зря испытывать терпение этой женщины даже волшебнице явно не стоило.

— Что ж, не стану больше отнимать ваше время. — Миллисента поднялась с кресла и собиралась сразу повернуться и направиться к камину, но в последний момент успела сдержаться.

Маггла выждала несколько явно лишних секунд — похоже, Гарольд уходил из этого кабинета не прощаясь и уж точно не дожидаясь прощания, — потом улыбнулась краешками губ и проворчала:

— До новой встречи, насколько я полагаю.

— Это весьма вероятно, — кивнула Миллисента. И быстро пошла к камину.

— Была рада знакомству, — сообщили ее спине.

— Взаимно, мадам министр, — не поворачиваясь, откликнулась Миллисента. — Взаимно.

У самого камина она на мгновение задержалась и быстрым взмахом палочки убрала с ковра просыпавшийся пепел.

* * *

Для этого промозглого лета вечер выдался на удивление теплым. В кабинете маггловского премьер-министра окна были открыты нараспашку, и по комнате гулял легкий ветерок. Показавшийся Миллисенте арктически холодным ураганом, когда она практически вывалилась из камина на знакомый ковер.

Премьер уже привычно поднялась ей навстречу. За прошедший год с небольшим они виделись несколько раз, по поводу крупных операций Упивающихся, сильно затронувших маггловский мир. И эта была такой же. Наверное. Миллисенте было сложно оценить, а еще сложнее было думать, и даже, кажется, нормально передвигаться. Премьер, видимо, заметив раскоординированность ее движений, автоматически сделала несколько шагов к краю стола, но потом остановилась. Помочь ей она не попыталась, но явно заметила нечто сильно неладное.

Это было, пожалуй, кстати.

— Садитесь, — будничным тоном пригласила она. И направилась к двери. Миллисента не успела ее остановить, но, как оказалось, это было и не нужно. Отдав какое-то распоряжение, премьер подошла к окнам, закрыла створки и задернула шторы, а потом снова выглянула в приемную и, не позволив секретарю или кто там находился даже нос сунуть в свой кабинет, вернулась с подносом с чайником и одинокой чашкой. — Две были бы подозрительны, — пояснила она, усаживаясь обратно в свое кресло, и сделала рукой приглашающий жест.

Миллисента никогда не была сильна в трансфигурации, поэтому превратила в чашку замеченный на краю стола сломанный — видимо, в ярости на чужие ошибки в очередном документе — карандаш.

Чай они пили довольно долго. И молча.

— По поводу происшествия возле Вестминстера, — наконец выдавила Миллисента хриплым голосом.

Назвать случившееся «убийством» просто язык не поворачивался. И даже не из-за жертв в том числе и среди магглов — у Упивающихся случались операции в этом смысле куда разрушительнее. Но возле Вестминстера, судя по остаточному фону заклинаний, была полноценная и яростная битва. Барти в эти дни чуть по потолку ни бегал, доказывая всем и каждому, что все, мол, получилось случайно, что если бы Упивающиеся хотели убить Эйлин Макмилан, они напали бы в ее доме, а не на улице. В глубине души Миллисента была с ним даже в чем-то согласна. Довольно непростое место, довольно непростая дата — Лугнасад: и в самом деле похоже на какой-то темномагический ритуал. Однако озвучивать свои подозрения она не спешила, а авроры на крики Барти только руками махали, а теперь уже и пальцем у виска начали покручивать. Впрочем, что с них взять, они же все практики, а в теории по большей части ни в зуб ногой, да и как могло быть иначе при том кавардаке, который уже не одно десятилетие творится в Хогвартсе с преподаванием ЗОТИ. Те, кто дает себе труд самостоятельно подтянуть этот вопрос хотя бы по учебникам, в авроры потом не идут. Вот и получается, что в аврорате не так мало тех, кто почти виртуозно обращается с палочкой, — но представление о темной магии все они составляют исключительно по законам и декретам. Очень часто написанным такими же недоучками.

Однако, как бы там ни было, ритуал это был, или спланированное нападение, или — чем Мордред ни шутит — и то, и другое сразу, никакая из версий не отменит восстановленной по остаточному фону картины боя, которая вызывала даже у самых опытных авроров одобрительное хмыканье. От Эйлин такого никто не ожидал. В том числе Миллисента, хотя знала ее еще с Хогвартса. А вообще-то, следовало бы. Эйлин всегда была спокойной и миролюбивой, но слабой — никогда.

— Ты очень рискуешь, дорогая, — сказала ей Эйлин еще перед отставкой Гарольда. — С такой вершины почти невозможно аккуратно спуститься — только свалиться к самому основанию. А как же твои собственные планы? Визенгамот…

— Ты полагаешь, я не смогу туда вернуться? — с невинным видом спросила Миллисента. Ее ведь больше всех занимал этот вопрос, но решение давно было найдено, и суть оного наверняка знало все министерство.

— Я полагаю, что для материализации этого возвращения ты рассчитываешь на поддержку Дамблдора.

— Ты ему не доверяешь? — Миллисента не поверила своим ушам.

— Такое слово он не нарушит, — несколько уклончиво ответила Эйлин. — Здесь я с тобой согласна. Но строить собственный дом на столь хрупком фундаменте… неразумно. Ведь кто знает, будем ли мы все живы через два-три года…

Тогда Миллисента только отмахнулась, с трудом сдержав искренне беззаботный смешок. Теперь ей было уже не смешно: чужая жизнь и в самом деле оказалась слишком хрупкой. Даже более хрупкой, чем собственная.

— Мы уже выпустили пресс-релиз, объявивший случай в Вестминстере терактом, — окончательно вернул ее в сегодняшний день голос маггловского премьер-министра.

Миллисента не разобрала имя террориста, на которого магглы уже повесили убийство Эйлин, — это что же, у них завелся собственный Сами-Знаете-Кто? — но зато по жесткому прищуру и яростному блеску в глазах поняла, что у премьер-министра к этому… Киро собственный и личный счет. Что ж, у Миллисенты к Тому-Кого-Нельзя-Называть теперь тоже.

— Вы, — Миллисента на мгновение запнулась, подбирая эпитет, — виртуозно импровизируете. Но это неоправданно опасно. Будет… аккуратнее, если мы сможем организовать поддержку вашей версии.

— Намекаете, что эту версию вы поддерживать не станете? — хмыкнула премьер.

Миллисенте очень хотелось отрезать: «Намекаю, что вам лучше прекратить самодеятельность», — но этого делать было нельзя: только все бессмысленно усложнит и не приведет к нужному результату.

— Отнюдь, — сказала она вслух. — Преступление есть преступление.

— Да, мне уже приходило это в голову, — задумчиво проговорила премьер, словно отвечая каким-то своим мыслям.

Миллисента удивленно округлила глаза. Эта женщина не походила на человека, которому что-то подобное может внезапно прийти в голову. Она явно шла в этот офис, четко зная, что именно собирается делать.

— Но в другой раз обстоятельства могут сложиться иначе. — Миллисента постаралась вложить в голос как можно больше многозначительности.

После минутной паузы премьер согласно кивнула:

— Что ж, вы правы, обстоятельства надо держать под наблюдением и контролем. По крайней мере, те, в отношении которых это возможно.

Миллисента на мгновение задумалась, не применить ли легилименцию. Просто чтобы убедиться: они и в самом деле правильно друг друга поняли, и — что куда важнее — действительно намерены соблюдать эту договоренность. Но, поймав твердый взгляд, глухо выругалась и мысленно обругала себя за почти непозволительную глупость. Это все Вестминстер. О чем действительно стоило подумать: не договориться ли о какой-то более… двусторонней связи. Технически это было совсем не сложно. Чанси, конечно, ни за что не согласится работать на посылках у магглы, но в приемной должен находиться дежурный аврор. Еще полгода назад она настояла на выделение маггловскому премьеру охраны: они ведь слишком плохо понимали логику действий Упивающихся, а значит, не могли предугадывать их действия. Мало ли что им в голову взбредет. Барти и Гарольд, ради такого случая, кажется, даже о своей вражде позабывшие, тогда чуть на бубентюрный гной не изошли от бешенства: мол, людей и так не хватает, а уж авроров особенно, им нужно делом, а не ерундой заниматься. Но Миллисента настояла на своем — а то, что эти двое яростно выскочили из ее кабинета вместе, стало приятным и очень весомым бонусом.

Маггловский премьер не прерывала паузу, изучая ее несколько отрешенное лицо. А потом фыркнула и заметила:

— Мы все, — она подчеркнула слово голосом, — ищем объяснение происходящих событий в привычной нам реальности.

«То есть она и в самом деле была уверена, что это дело рук тех магглов», — сообразила Миллисента. Вслух же сказала:

— С этим нельзя не согласиться. Что ж, в таком случае…

— В таком случае, если вас начнут дергать после каждого случающегося у нас сомнительного и, — премьер многозначительно усмехнулась, — непредсказуемого и неконтролируемого происшествия, вы сбежите в Антарктиду уже через неделю.

Миллисента вздохнула: если отбросить несколько язвительную шелуху, в сути этого замечания был резон. Видимо, все-таки придется подключать Чанси. А его объездить сложнее, чем Барти и Гарольда вместе взятых. И не забыть бы узнать, как к нему все-таки правильно обращаться.

* * *

Едва Миллисента вышла из камина в кабинете маггловского премьер-министра, как в расположенное напротив окно, будто и не замечая стекла, влетел магический фейерверк. Яркий огненный шар пронесся сразу на середину комнаты, превратился в гиппогрифа — какая очаровательная ирония, и ведь не расскажешь никому! — несколько раз пробежался кругом по ковру, пуская по подчерненных сгущающимися сумерками стенам разноцветные огни, а потом вдруг запрыгнул на стол. Премьер, однако, и бровью не повела — только резко еще сильнее выпрямила спину. А гиппогриф выгнул шею, постучал копытом и, покрасовавшись еще несколько секунд, выпрыгнул обратно в окно.

Премьер покосилась на абсолютное целое стекло, которое, однако, все равно не заглушало нестройных и явно пьяных воплей: «Празднуйте, люди, веселитесь!» — и второго куплета непристойной кабацкой песни про келпи, опрометчиво затащившего под воду вейлу, и после долгой паузы ровным тоном спросила:

— Что празднуете? Неужели победу?

— Именно, — усмехнулась Миллисента. Ей в это поверить было намного сложнее, чем этой маггле, хотя та вряд ли бы ее поняла. — Мои извинения, мадам министр. Мне бы хотелось оповестить вас раньше, но все случилось слишком неожиданно.

Та недоверчиво приподняла брови, но уже через секунду, внимательно всмотревшись в ее глаза, расслабила лицевые мышцы и, улыбнувшись краешками губ, указала на кресло возле стола.

— Я собиралась вам не поверить. А теперь даже не знаю, что и думать. До этого момента я полагала, что сама собой образуется только глупость.

Миллисента спрятала усмешку. Эта женщина явно не терпела даже намеков на пренебрежение. Уважительное же отношение, напротив, сразу настраивало ее на конструктивный лад. Однако, разве найдется человек, маг или маггл, для которого это утверждение не было бы справедливым?

— В нашем мире само собой образуется множество вещей. Как правило, впрочем, не менее отвратительных. Но бывают и приятные исключения.

Раньше Миллисента немного побаивалась, что после таких ремарок ей начнут задавать не очень удобные вопросы, но с тех пор успела убедиться: их мир премьера совершенно не интересует — если не вмешивается в ее собственные планы, разумеется. Вот и теперь та только хмыкнула и заметила:

— Такое событие, а мне даже угостить вас нечем. Разве что чаем, — она показала на поднос на краю стола. — Позволите за вами поухаживать?

Миллисента удивленно моргнула. На мгновение ей показалось, что она на светском приеме и перед ней одетая в бархат и жемчуга гостеприимная хозяйка большого дома. Подобный образ категорически не вязался с этой женщиной, однако эта воистину высшая трансфигурация не была обманом зрения и не рассеялась через несколько секунд призрачной иллюзией.

Премьер ослепительно улыбнулась, разлила по чашкам, которых на этот раз оказалось две, чай — а потом свела брови, «отменяя заклинание», и озорно рассмеялась.

— Это было… эффектно, — не сдержалась Миллисента.

— Благодарю, — последовал вполне серьезный ответ.

— Наши люди завтра попробуют ликвидировать последствия, — вернулась Миллисента к деловой теме. И, поймав вопросительный взгляд, пояснила: — Попробуют модифицировать память всем свидетелям. Хотя, признаться, я не уверена, что теперь это уже выполнимо в полном объеме. Учитывая масштаб…

— Да бог с ними, — отмахнулась премьер. — Пусть журналисты болтают о звездопадах, празднующих неизвестно что студентах и… — она неопределенно взмахнула рукой, — что они там еще придумают. Хоть заняты будут. А если жертв и разрушений не предвидится, — она сделала многозначительную паузу, и Миллисента утвердительно кивнула головой. — Ну и отлично.

— Вряд ли Международная Конфедерация окажется столь же снисходительной, — вздохнула Миллисента.

Она просто, забывшись, начала думать вслух, но премьер, на мгновение прищурившись, кивнула головой, будто все поняла — хотя в главном это, скорее всего, так и было, — и усмехнулась:

— Не знаю, что именно вам придется объяснять своим иностранным коллегам, но что бы это ни было… Если уважаемая леди соблаговолит выслушать мое мнение, то после событий последних лет вы вполне имеете право на вечеринку.

1) Министр магии в 1939-1948 гг. Выслужился из низов, прошел путь от мальчика на побегушках в одном из департаментов до министра магии. Поддерживал теплые рабочие отношения с маггловским премьером своего времени.

Вернуться к тексту

2) Имеется в виду Евгения Дженкинс, министр магии в 1968-1975 гг.

Вернуться к тексту