Летит мотылёк на адский огонь... (гет)

1943 год

Утро выдалось на редкость солнечное. Мелькающие за окном автомобиля деревья размахивали своими ветками, словно стремясь урвать как можно больше тепла в последний день лета. Штандартенфюрер Ягер считал это хорошим знамением, приближаясь к новому месту службы — концентрационному лагерю SIII. Ему было доверено навести в нём порядок.

Встретили его, как и полагается, с почестями. Лишь по лицу командующего концлагерем скользила тень неприязни и раздражения — уступать своё насиженное место новому человеку никому не хотелось. Клаус понимал это и не торопился любезничать. Что касалось офицеров и других военнослужащих, то они сохраняли нейтралитет, ведь от них смена начальства никоим образом не зависела.

Оставив свой чемодан в предоставленном ему кабинете, служившим по совместительству и новым местом проживания, Ягер отправился на экскурсию по территории. Размахом он определённо был впечатлён. Почти девятнадцать тысяч заключённых, а помимо них, ещё курсанты и офицеры, и для всех находилось место! Штандартенфюрер задержался, чтобы насладиться видом на полигон.

Любуясь холмами, лесами и наезженными тропами, он вспоминал, как сам когда-то был рядовым. Ещё до войны. И стрелять он учился не по живым мишеням, а по деревянным. Возможно, именно это и сыграло с ним злую шутку в ноябре сорок первого. Тот день он определённо не забудет никогда. Именно после столь оглушительного фиаско Клаус в разы серьёзнее начал относиться к происходящему на войне и непосредственно к противнику. Не стоило недооценивать русских. Теперь он это знал. Больше он не допустит такой ошибки.

Когда Ягер только сменил погоны оберштурмбаннфюрера на новые и, не успев ещё даже привыкнуть к новому званию, увидел приказ о переводе в концлагерь, его сразу же посетила навязчивая идея, которую начальство с радостью поддержало. Помимо руководства и наведения порядка в концентрационном лагере SIII, он также получил разрешение на подготовку нового поколения танкистов. По его мнению, это должно было изменить ход войны в сторону сдающей позиции Германии, ведь даже один танк мог очень многое. Клаус едва заметно улыбнулся, вспоминая того, кто ему это доказал. Где-то глубоко в душе он даже уважал «Ивана», которому удалось разгромить в одиночку целую роту. Именно такой уровень и нужен был Рейху.

Обойдя территорию, штандартенфюрер познакомился с большинством офицеров. Прощупать почву было необходимо в первый же день, чтобы ничего не упустить из виду в дальнейшем. Но ему и в голову не пришло, что на это мог уйти целый день! Возвращался в свой кабинет он уже по темноте, мирно шагая по тротуару мимо смотровых вышек. Лишь слабый свет, исходящий от редких фонарей, позволял видеть хоть что-то дальше своего носа.

Стоило только штандартенфюреру задуматься о том, что не помешало бы это исправить, как к его шее прикоснулся холодный металл. Неизвестный появился за его спиной неожиданно, словно только что вылез из-под земли или материализовался из воздуха. Понимая, что лучше не дёргаться, если жизнь дорога, Клаус лишь остановился, бросая взгляд на смотровую вышку. Каких-либо признаков жизни на ней не ощущалось, словно там никого и не было. За день штандартенфюрер записал в небольшой блокнот, расположенный во внутреннем кармане кителя, много недочётов концлагеря, которые было необходимо исправить, но подобная халатность на посту была непростительна. Поняв, что ждать помощи неоткуда, он лишь нервно сглотнул, ожидая действий от неизвестного.

Судя по тому, что тот не проронил ни слова, Ягер предположил, что это один из заключённых. Даже потребовав что-то от Клауса, он бы не добился желаемого. Они бы просто друг друга не поняли. Штандартенфюрер оказался прав. Прикрываясь его телом, неизвестный тащил его за собой с ножом у горла к выходу с территории. К счастью для Ягера, стоявший на страже у главных ворот вовремя заметил приближающихся к себе беглеца с заложником и подал тревогу, поднимая весь концлагерь на уши. Что ж, не все в этом месте оказались безответственны.

Поняв, что план побега провалился, заключённый бросился бежать к каменному ограждению. Клаус же, почувствовав наконец долгожданную свободу, повернулся в сторону удаляющейся фигуры, достав револьвер из кобуры и прицелившись. Помедлив секунду, штандартенфюрер с интересом наблюдал за попыткой бегства. Запрыгнув с разбегу на стоящие рядом с забором машины, неизвестный с кошачьей грацией оттолкнулся от крыши авто и таки смог зацепиться за край неприступной на первый взгляд ограды. Поняв, что больше медлить нельзя, Клаус спустил курок, прострелив беглецу ногу. Пуля, изначально направленная в спину, из-за не вовремя нажатого курка вошла в правую икру. От неожиданности неизвестный тут же лихорадочно дёрнулся, падая на землю и прощаясь с находившейся так близко свободой.

Подойдя чуть ближе и скомандовав прибывшим на место происшествия солдатам отвести неизвестного в камеру, Ягер с лёгкой усмешкой отправился в свой кабинет. Теперь он здраво оценивал порученный ему фронт работы и понимал, почему его так спешно отправили сюда. Здесь все слишком расслабились, считая, что война уже выиграна. Эту же оплошность когда-то допустил и сам Клаус, поставив на кон в споре любимые часы. Ему дали шанс исправить свою же ошибку.

«Как иронично», — смеялся в душе штандартенфюрер, стоя возле окна и раскуривая трубку, но внешне сохранял неприступное хладнокровие.

Вскоре к нему по его же приказу прибежал офицер Тилике, уже оповещенный о случившемся. Не зная, что ждать от нового командира, он стоял возле входной двери, не решаясь пройти вглубь кабинета.

— Как часто у вас здесь происходит подобное? — поинтересовался Клаус.

— Раз в пару недель, герр Ягер, — честно ответил Тилике, понимая, что лучше не врать, ведь всё можно отследить в журнале концлагеря.

— Вы собираетесь как-то это решать? — смерив собеседника суровым взглядом, спросил штандартенфюрер.

— Так точно, заключённая S1030385 была вписана в список на завтрашний расстрел, — произнёс офицер. — Возможно, именно поэтому решила бежать именно сегодня, до этого попыток не было, но вы не волнуйтесь, с утра её уже не будет.

— Заключённая? — переспросил Клаус, скептично вскинув бровь. — Девушка?

— Так точно, штандартенфюрер. Умалишённая русская. Местная дурочка. Ей жизнь-то сохраняли ради забавы, ведь больше она ни к чему не пригодна.

Ягер на секунду задумался. Не могла умалишённая взбунтоваться и сбежать просто так, как это озвучил сам Тилике. Она попыталась именно тогда, когда поняла, что её жизни угрожает опасность. Может, не такая уж она и дурочка? Слова офицера и произошедшее не сходилось. Неужели в концлагере настолько всем на всё плевать?

— Что о ней известно? — уточнил Клаус после минутных раздумий.

— Ничего, штандартенфюрер, — пожал плечами Тилике. — Она за всё время пребывания в лагере ни слова не произнесла. Лишь руками странно махала, как в бреду.

Ягер определённо пребывал в замешательстве. Его, опытного бойца и отменного командира, смогла взять в заложники какая-то дурочка, из которой у местных живодёров не получилось вытащить и слова? Что-то здесь было не так. Но что именно?

— Русская, говоришь, — в тишину комнаты бросил штандартенфюрер, изучая пол под ногами и покуривая трубку. — Найди мне переводчика.

— Но, штандартенфюрер…

— Живо! — повысил голос Ягер.

Тут же покинув кабинет командующего, офицер отправился выполнять полученный приказ. Это не составило большого труда. Вернулся он через минут десять вместе с напуганной девушкой-переводчицей. Не удостоив её даже взглядом, Клаус направился к выходу из кабинета, потребовав отвезти его к той, что подняла весь сыр-бор. Минуя все многочисленные повороты и закоулки, вскоре они оказались возле необходимой двери. Штандартенфюрер зашёл в камеру на пару с переводчицей, оставив офицера возле входа.

В помещении было достаточно темно. Лишь из маленького окошка под самым потолком пробивался тусклый свет моргающего уличного фонаря. Этого было достаточно, чтобы разглядеть тощее тело, укутанное в мешковатую полосатую форму, что была размера на три больше нужного, и драную серую накидку. Правая штанина была оторвана выше колена, позволяя разглядеть бледную ногу, по которой тонкой дорожкой от икры к ступне текла алая струйка. По видимому, было решено не тратить бинты на заключённую, которую уже утром изрешетят пули, и плевать, что так она быстрее загнётся от потери крови! Только судя по тому, что оторванная штанина перетягивала место раны, девчонка всё же хотела жить. Тонкими пальцами она пыталась затянуть ткань как можно туже, чтобы остановить кровотечение, но в руках сил практически не было. Удивительно, как этими самыми ручонками она смогла подтянуться и практически перелезть через двухметровое ограждение?

Ягер с интересом наблюдал за заключённой номер S1030385. Она же, не обращая внимания на вошедших, продолжала изо всех сил затягивать ткань и тихонько всхлипывать. Да, огнестрельное ранение — не самая приятная вещь. Нарочно покашляв, штандартенфюреру всё-таки удалось привлечь её внимание к своей персоне. Девушка подняла заплаканные глаза. На секунду Ягеру показалось, что в них не было привычной неприязни и ненависти, что присуща русским при взгляде на немцев. У каждого читались эти эмоции по отношению к врагу, но в этих серо-голубых глазах не было даже мизерного намёка на что-то подобное. В них металось лишь невинное подобие вопроса: «За что?»

— Где ты взяла нож? — разрезав тишину внезапным резким вопросом, штандартенфюрер продолжал вглядываться в глаза пленной.

После того, как слова были переведены его спутницей, заключённая лишь мельком глянула на переводчицу. Ответа не последовало. Она пару раз взмахнула руками, словно рисуя в воздухе узор, понятный только ей одной. Наблюдая за её движениями, Ягер пытался проследить в них смысл. Прекратив свои манипуляции, она лишь опустила голову, вновь затягивая повязку.

В мыслях штандартенфюрера же продолжали крутиться её руки и движения. Они не были хаотичны. В них был какой-то порядок. Какой-то смысл. Его лишь надо увидеть. Вспомнив слова Тилике о том, что из неё не смогли вытащить и слова при пытках, Ягер ещё раз прожил в голове момент первой встречи с этой особой. Она молчала, взяв его в заложники. Что ж, это можно понять. Но то, что она даже не пискнула, когда он прострелил ей ногу или когда она рухнула на асфальт с ограждения, не укладывалось в голове. Сложив всё это в единый пазл, он заговорил:

— Ты немая? — вновь прозвучало слишком резко, но без какой-либо насмешки, ведь обычно подобный вопрос был скорее риторическим. — Я прав?

Услышав перевод на русский, заключённая подняла на него немного растерянный, но полный надежды взгляд. Уголки губ едва заметно дёрнулись, после чего последовал лёгкий кивок. Получив ответ, Ягер сдержанно рассмеялся, хоть ему и хотелось биться в истерике от всей бредовости ситуации. Как можно было перепутать немую с умалишённой? Хотя они вряд ли особо заморачивались — молчит, значит, не хочет говорить, а раз так, то можно и попытать. Всем этим идиотам, просиживающим штаны здесь, в тылу страны, не помешало бы поползать где-нибудь в болотах на поле боя под проливным дождём, под беспощадным русским бураном или хотя бы посидеть в танке, на который было нацелено дуло противника. Может, мозги бы начали шевелиться.

Достав из внутреннего кармана блокнот со своими записями и карандашом, он протянул их заключённой.

— А теперь будь добра ответить на первый вопрос, — произнёс он, наблюдая и запоминая каждое её действие. — Где ты взяла нож?

Приняв блокнот, она что-то быстро в нём начеркала и передала обратно. Русский. Ну, естественно. Усмехнувшись, он отдал его переводчице.

— С чего вы взяли, что у меня был нож? — та начала озвучивать написанное штандартенфюреру на немецком. — Я не хотела вас убивать. Мне лишь хотелось покинуть это место.

Ягер нахмурился. Он точно помнил, что его шеи касался острый холодный металл. Либо девчонка нагло ему врала, что было вероятнее всего, либо он что-то упустил из виду. Да и что это она сморозила? Не хотела убивать немца? Нациста, причастного к убийству её соотечественников? Того, на чьих руках столько чужой крови? Ведь именно этим русские обычно оправдывали свою ненависть и не менее безжалостные убийства.

— Не ври мне, милая, — с напускным дружелюбием улыбнулся он.

На лице заключённой не дрогнул ни один мускул. Лишь достав что-то из-за резинки штанов и бросив к его ногам, она протянула руку к переводчице, словно просила дать ей слово. Пока же заключённая снова писала в блокноте, штандартенфюрер присел, чтобы поднять брошенную ей вещь.

— Вы можете мне не верить, но я действительно не хотела вас убивать, — подала голос переводчица, читая с блокнота. — Мне было необходимо создать видимость опасности, чтобы выбраться отсюда.

Ягер был потрясён изобретательностью этой русской. Держа в руках сломанную и на удивление достаточно неплохо заточенную о каменные стены камеры ручку от ложки (или же вилки), он был готов провалиться сквозь землю. Настолько же это было трудоёмкой и кропотливой работой! Сейчас в этом куске металла едва ли можно было узнать его первоначальный вид, но характерный узор, который штамповали на всех столовых приборах, выдавал его изначальное предназначение. В остальном же он походил на самодельный скальпель или что-то вроде него. На сие творение определенно ушёл не один день, будучи доказательством того, что побег был спланирован. Возможно, очень давно. S1030385-я могла просто на него не решиться, страшась смерти, а как только узнала о расстреле, терять ей уже стало нечего. Это предположение ещё раз доказывало, что заключённая пребывала в добром здравии.

Ягер же, похоже, и сам засиделся в тылу, лишь отдавая приказы и командуя другими, что смог перепутать в ответственный момент холод от лезвия ножа с холодом от столового прибора. Пусть при желании им и можно было бы убить, но сам факт не давал ему покоя — ему угрожали ложкой… К его счастью, никто больше этого не знал и никогда не узнает. В голове тут же всплыло воспоминание о танке, спрятанном в стоге сена. Русские не переставали его удивлять. Не исключено, что именно это нехитрое изобретение послужило ей и в качестве отмычки от двери камеры. Не могла же она просочиться сквозь маленькое окошко под потолком. По этой причине оставался открытым вопрос о том, куда делась охрана, допустившая и не предотвратившая побег в зародыше, и была ли она здесь вообще.

— Я впечатлён находчивостью, — признался он, ухмыляясь. — Как твоё имя?

— Оливия Мартынова, сэр, — прочитала переводчица ответ заключённой S1030385. — Позвольте узнать ваше.

— Клаус Ягер, милая.