Сваха поневоле (гет)

Сознание всплывало из омута похмелья толчками, но лучше бы оно там утонуло. Каждый удар сердца звучал гулом набата в висках, каждый вдох царапал горло, как раскаленный песок пустыни. Мало того, так еще и мерзкий привкус во рту.

«Ебаный Мерлин, какая же сука насрала мне в пасть и не смыла?!» — мысли Драко Малфоя скрипели в голове, как шестеренки главных часов Хогвартса.

Даже думать ему было больно, куда уж там открыть глаза. Да и зачем?

Любящая мамочка, как обычно, тут как тут, сидит рядом с антипохмельным зельем и дожидается пробуждения непутевого сыночка.

Так что сценарий утренней побудки был у Драко неизменным: протянул дрожащую руку... вцепился в стакан... захлебываясь жадными глотками, выпил.

Пока зелье не подействовало, глаза лучше не открывать. На следующий номер программы смотреть не стоит, слушать «кудахтанье» Нарциссы о том, как он безвозвратно губит свою жизнь, можно без солнечного света.

«Какая, к дементору, жизнь! Все ушло в ж-о-п-у с крахом Лорда! Хотя именно туда все устремилось еще при нем и из-за него, но тогда об отцовском позоре знал только Ближний круг. Вся правда всплыла на всеобщее обозрение после битвы за Хогвартс и последующего суда над Пожирателями. Полный пиздец нашему благородному семейству от суммы „подвигов“ папаши, мамаши и лично моих».

Тишина.

Еще со времен скандального ухода Салазара Слизерина из Хогвартса у слизеринцев завелась интересная традиция вести записи всех мстительных выходок и злых розыгрышей над оставшимися Основателям и их студентами. Со временем дневник превратился в солидный фолиант, который передавался из поколения в поколение, и каждый новый слизеринец считал за честь добавить запись о своих достижениях.

Интересно, что никто из слизеринцев, даже достигнув высоких должностей декана факультета или директора школы, не изъял эту книгу, хотя там были компрометирующие материалы на них самих.

Но со временем фантазия иссякла и содержание измельчало. Да, когда-то трава на Слизерине была зеленее! Но удовольствие перечитывать записи долгими зимними вечерами в общей гостиной — с купюрами из-за присутствия девочек или во всей красе в спальне мальчиков — осталось. Естественно, подобные выходки чаще всего заканчивались страшной руганью пострадавшей стороны, абсолютно не стесняющейся в выражениях.

Драко поставил себе цель не просто быть внесенным в эту негласную слизеринскую Книгу почета какой-то там одной шалостью, а оказаться на одном уровне по количеству записей с Томом Риддлом, Вальбургой и Беллатрикс Блэк, а также с Северусом Снейпом.

Благо на одном курсе с ним учился Гарри Поттер. Подружиться с ним Драко не удалось, а вот превратить его в золотую жилу смог, ведь приключения не обходили «нашу новую знаменитость» стороной. А Драко внимательно следил за гриффиндорцем и его друзьями и вовремя устраивал пакости.

Между делом он изводил остальных грязнокровок и предателей крови с этого факультета. Причем заметил, что когда терпение гриффиндорцев лопалось, то на его голову сыпались такие «перлы» маггловской ругани, что Драко только оставалось их старательно запоминать, адаптировать для магического мира, а потом козырять свежим словцом или заковыристым выражением перед парнями со своего факультета. Одним ударом наследник рода Малфоев убивал сразу двух гиппогрифов: третировал гриффиндорцев и пополнял свой запас ругательств.

Если кто-нибудь из противников желал пустить в ход кулаки, то Крэбб и Гойл решали все вопросы безопасности, но эти слизеринцы не могли похвастаться хорошей памятью и сообразительностью, поэтому пальма первенства всегда принадлежала Драко.

Несколько лет в Азкабане согласно решению суда не прошли для Драко бесследно. Хотя дементоров там больше не было, но стены каземата словно пропитались их духом, вытягивая все лучшее, что было в волшебниках. Первым делом уходил внешний лоск, затем — хорошие манеры, а вот быдловатость, которая когда-то была просто кичем у слизеринцев, осталась. Драко Малфой и сам не заметил, как его подростковые шалости с руганью переросли в естественную манеру общения.

Такое преображение сына после тюрьмы повергло Нарциссу в ужас. Она прикладывала все силы, чтобы он стал прежним, но успехи были скромными. Трезвым Драко ещё следил за своей речью, но стоило ему немного выпить...

А в своих мыслях Драко вообще не утруждал себя приличиями.

Тишина.

— Мама, а где душеспасительные речи?

Ответ получился каким-то нетрадиционным — в лицо Драко со всего маха влетел стакан.

Пусть и пустой, но больно же!

Драко резко уселся на кровати и открыл глаза. Вместо матери рядом с ним была «le nôtre pupille». Маленькую десятилетнюю девочку просто трясло от злости.

«Покойный Темный лорд оценил бы такой накал страстей! — подумал Драко и тяжело сглотнул вязкую слюну. — Ох, зелье еще не совсем подействовало! Сейчас стошнит, хорошо, если на эту проклятую магглу!»

— Вы... вы... — гнев перехватывал дыхание ребенка. — Ваша мама собирается в Министерство... и плачет!

Даже не слова маленькой девочки дошли до затуманенного сознания Драко, а ее жест, полный обреченности: руки, поднятые в гневе, камнем упали вниз, словно раненые птицы.

Драко разом вспомнил, что он творил прошлой ночью. Самой малой шалостью было то, что, разгулявшись, он спустил все деньги до последнего кната в борделе.

Драко резко сорвался с места, теперь ему было глубоко наплевать, подействовало до конца антипохмельное зелье или нет.

Аппарировав под дверь материнской спальни, он без стука ворвался в комнату и увидел Нарциссу, стоящую перед зеркалом.

— Нет, дорогая, это заклятие вам не помогает! Все увидят, что ночью вы горько плакали. Может, нам попробовать... — сочувствующий шепот Говорящего зеркала прервало бесцеремонное вторжение сына.

— Мама, ничего не нужно делать! — Драко крепился из последних сил, потому что к тошноте похмелья прибавилось еще и состояние после перемещения. — Моя вина... поэтому сам пойду в Министерство... ты просто отдохни...

— Драко, я же так просила не тратить деньги в том месте, — Нарцисса голосом обозначила то, что назвать прямо не поворачивался язык. — В Министерстве магии издеваются надо мной, когда я приношу финансовые отчеты с этой позицией расходов.

Решением Визенгамота было наложено Поражение магических прав на всех выживших после битвы за Хогвартс сподвижников Волдеморта. С каждым волшебником разбирались персонально, поэтому амплитуда наказаний была большой: от финансовых ограничений на средства семьи в Гринготтсе до пожизненного заключения в Азкабане.

Благодаря Нарциссе, точнее, заступничеству обязанного ей Гарри Поттера Малфои могли бы опять выйти сухими из воды. Но во время суда Драко словно шлея под хвост попала, и он сам рассказал о себе честнее, чем мог бы под действием Веритасерума. «Шлеей» стал все тот же Гарри Поттер.

— Для меня лучше отсидеть пару лет в Азкабане, чем хоть унцией быть обязанным этому Поттеру! — позже на свидании Драко объяснил матери свой поступок. — Я как хотел, так и хочу его смерти! Да, я струсил, когда меня настигло Адское пламя, и вцепился в Поттера. Теперь сам себя за это ненавижу! Пусть я буду обязан ему жизнью, но больше ничем!

После такого поведения перед членами Визенгамота сына Люциус тоже не стал привычно выкручиваться и изворачиваться, а может, у него уже ни на что не хватало сил, и заключение в Азкабан он воспринимал как возможность спрятаться разом ото всех.

Пять лет тюрьмы Люциуса словно обрадовали, Драко тоже не испугался двухлетнего срока, а на финансовые ограничения, наложенные на их банковские средства, тогда они вообще не обратили внимания.

Странно, но даже азкабанское заключение Драко переносил легче, чем теперь такую свободу. Волшебная палочка у него была, но на нее наложили модифицированные чары Надзора. Почти как у малолетних волшебников, вот только когда наступит его «совершеннолетие», в Министерстве не уточнили.

Собираясь на ковер в Министерство магии, Драко по привычке произнес заклятие «Приори Инкантатем» и, увидев результат, сначала остолбенел, а потом разразился бранью:

— Блядь! Дешевая подстилка! Развела, дрянь же такая! — визжал Драко, не замечая, что любопытное детское личико заглядывает через приоткрытую дверь его комнаты. — Идиот! Все мозги просрал! Сектумсемпра! Меня же теперь в Министерстве во все дырки выебут!

— Так тебе и надо! — показав язык, заявила «le nôtre pupille». — Семь бед — один ответ! Жалко, что один, ты достоин семи ответов!

Взбешенный Драко направил волшебную палочку на ребенка, но тут она, округлив глаза, сначала безмолвно стала тыкать пальцем в его сторону, а потом в ужасе закричала:

— Драко, у тебя палочка треснула!

Испуганный Драко принялся крутить в руках свою палочку, отыскивая повреждение, но все вроде было в порядке.

— Где ты увид... — начал он, но девчонки след давно простыл. Драко, всплеснув руками, рассмеялся. — Вот бестия — наша «le nôtre pupille»! С этой магглой точно не соскучишься!

Но настроение у Драко вдруг пошло в гору. Напевая на мотив модной песенки «Семь бед — один ответ», он, быстро приведя себя в порядок, пошел по длинным коридорам Малфой-мэнора к камину в кабинете отца.

Теперь собственные средства в Гринготтсе Малфои получали по специальному чеку-разрешению, причем новый выдавали только после того, как был представлен и утвержден отчет о расходовании предыдущей суммы.

Произнеся заклинание, Драко материализовал свиток, на котором мерцали волшебные печати и подписи волшебников.

— Это министерские крысы считают суммой! — презрительно скривившись, Драко просматривал семейные расходы. — В старые добрые времена отец за час тратил столько и не замечал...

Но тут он ахнул и присвистнул, дойдя до последней записи.

— Да-а-а, умеют в этом борделе выпотрошить клиента. Министерские будут счастливы, да что там... даже отец хихикнул бы: «Силен сынок!»

Но с Люциусом разговор был бы простым — он сам привел туда сына в первый раз, а вот с мамой объяснения по этому вопросу всегда проходили мучительно.

Нарцисса хотела, чтобы у сына была большая, красивая и светлая любовь. Драко не имел ничего против этого, вот только кандидатур на роль прекрасной дамы на горизонте не было видно.

— Новых нет, а старые далече! — с напускной бравадой ерничал Драко.

Но на самом деле его ранило то, с какой скоростью рассосались толпы его поклонниц по Хогвартсу, стоило оказаться в Азкабане, как канула в небытие еще с детства запланированная невеста.

Каждая чистокровная семья, поддержавшая в войне Волдеморта, решала свои проблемы самостоятельно. Одно слово — слизеринцы! Победи Темный лорд, гриффиндорцы из последних сил держались бы вместе. У них обратиться к друзьям за помощью не зазорно — позор не помочь. Драко порой даже завидовал, когда глядел на друзей Поттера. Везде вместе: и в радости, и в беде, как кровные родственники.

Хотя этих самых кровных родственников у Драко половина магической Британии, а толку? Единственная опора — семья: мать да отец, жалко, что ни сестер, ни братьев у него нет. Правда, теперь завелась «le nôtre pupille».

«Ну, вот зачем матери эта маггла? Мне так точно не нужна!» — В душе у Драко привычно холодной змейкой шевельнулась ревность.

Но память вдруг подкинула воспоминания о сценке с «треснувшей» палочкой, и Драко улыбнулся. Так с улыбкой на лице и отправился через каминную сеть в Министерство магии. Она пригодилась, когда по дороге в Отдел обеспечения магического правопорядка он замечал, как старые знакомые старательно не узнают его или быстренько сворачивают в другие коридоры.

— МАЛФОИ — ИМЯ ВАМ ПОЗОР! — пафосно, в стиле древнегреческого трагика продекламировал Драко, остановившись у входа в нужный кабинет, и пнул дверь ногой.