Под градусом (джен)

Мне кажется, человек чувствует себя более уверенно, когда держит что-то в руках. Словно он находится на поле боя и уж точно не безоружен. Сами присмотритесь: кто идёт по улице с аккуратным клатчем, кто сжимает в ладони автомобильный брелок, а кто и вовсе вцепляется пальцами в ручки пакета из брендового магазина.

Ну а у меня в руках бутылка воды. Пластиковая, пятьсот миллилитров. Кто-то скажет, что это самый скучный выбор из всех возможных, но я и не претендую на звание гурмана.

Перед входом в бар делаю последний глоток. Жажда мне ни к чему, ведь я собираюсь не пить, а наливать. И тем самым менять людям настроение, разворачивая их угол зрения на сто восемьдесят градусов. Хотя тут многое зависит от того, до скольки градусов доберётся крепость заказанного напитка. Порой удаётся сделать разворот градусов на десять, а то и вовсе на пять. Я не такой уж и специалист в этом. Но иногда мне кажется, что залезать людям в головы я умею лучше, чем маститые психотерапевты, которые кичатся своими учеными степенями и стажем.

Я же — самый обычный бармен. По совместительству — ваш персональный консультант по устройству личной жизни.

В моём деле главное — правильно выбрать жертву. Вернее, клиента. Хотя нам говорят называть их гостями. Да и обычно посетители сами меня находят. Думают, что приходят за выпивкой, а на самом деле — за разговором. Это не поход в бар, нет. Это побег от проблем, которые остаются за стенами бара.

Кстати, у нашего заведения даже названия нет. Написано просто: «Бар». Три буквы, а так исчерпывающе, правда?

А на бейдже у меня написано «Максим», и все гости так меня и зовут. Откуда им знать, что этот бейдж остался от парня, который уволился месяца три назад и давно свалил в другой город? Да ниоткуда. Уж точно не от меня.

— Макс, привет! — раздаётся у барной стойки.

Это пришёл постоянный клиент. То ли Валерий, то ли Валентин... У него-то бейджика нет, не проверить. Поэтому я обращаюсь к нему, умело чередуя «вы» и «простите».

Мне повезло: таким уж я родился, что по умолчанию нравлюсь людям. Настолько, что те предпочитают не замечать моих изъянов. Для женщин я достаточно мил, чтобы можно было мне доверять, но недостаточно привлекателен, чтобы со мной флиртовать. Для мужчин я «свой в доску» или же «тот парень, что смотрит с уважением». В зависимости от ситуации.

Для Валерия-Валентина идеален первый вариант. Его надо просто выслушать, без осуждения. Знаете, в некоторых семьях ложь и измены — старая добрая традиция, причём работающая в обе стороны. А традиции надо уважать. Так что я и бровью не веду, когда этот увалень лет сорока жалуется на жену, говоря, что развод неминуем. Обычно я его переубеждаю, забавы ради напоминая о детях и долге.

В этот раз Вале... В общем, назовём его Первый. В этот раз Первый заходит в приподнятом настроении. Берёт пол литра разливного пива и фисташки. Напиток наливаю в бокал так, чтобы пены было не больше четырёх сантиметров. Порцию орешков отмеряю на глаз, тут грамм пятьдесят.

Ну а разговор, как всегда, за счёт заведения. Я угощаю.

— Моя предлагает махнуть в отпуск. Мне одному, прикинь? — выпаливает Первый без утайки, только успев пригубить пиво. В одной руке держит бокал, в другой — смартфон. — А раньше всё вместе катались. С утра встанешь, сперва все достопримечательности обойдёшь, потом все магазинчики, потом сфотографируешь её во всех ракурсах для Инстаграма... И это в Италии! Знаешь, что я хочу делать в Италии? Пить вино и есть пасту, а не смотреть церкви да старинные катакомбы со скелетами! Я рассказывал, куда она меня заводила в прошлый раз?..

Первый напоминает мне потрёпанный сборник баек. Истории оттуда не принято рассказывать в приличной компании. При этом сам гость из тех людей, которым собеседник нужен чисто формально. Так-то с этой функцией справилось бы и дерево, но я молчанием не ограничиваюсь.

— И вам это не кажется подозрительным? — спрашиваю нарочито беззаботным тоном.

Мне ничуть не стыдно за то, что я манипулирую Первым ровно так же, как это делает его жена. Однажды он заказал у меня безалкогольное пиво — и в тот же миг потерял моё уважение. Соевое мясо. Кофе без кофеина. Диетическая кола. Нет ничего более фальшивого. В этот раз Первый пьёт нормальное пиво, вроде градуса четыре крепости.

— Что именно? — уточняет.

— Всё это.

Чем менее конкретен ответ, тем больше шансов, что он попадёт в точку и зародит сомнения.

Что подозрительно? Жена. Её поведение. Резкие перемены. Может, она сама решила развестись? Может, у неё любовник? А может, есть секреты и позначительнее? Всё это я не говорю сам, а заставляю произнести Первого. Не обязательно вслух. Главное для меня — изменить его настрой.

Скажешь, что мечтаешь о смерти, — я напомню о радостях жизни. Намекнёшь на грандиозные планы на будущее — аккуратно сообщу, что толку в твоих трудах чуть больше, чем в жужжании мечущейся у окна мухи.

Сто восемьдесят градусов — это самый крутой разворот. Порой приходится вносить сомнения по капле, градус за градусом. Но эти старания всегда окупаются, рано или поздно.

Рано или поздно из капель может собраться океан. Рано или поздно я смогу управлять людьми так же ловко, как управляю стопками и винными бокалами. Хотя и те, и другие запросто могут разбиться.

Хотя кого по-настоящему заботят осколки?

* * *

Чтобы вызвать у людей доверие, я и сам делюсь с ними сокровенным. Ну, они так думают. А я просто вру.

Рассказываю про девушку, которая учится в медицинском колледже; про родителей, которые развелись, когда мне было шесть; про персидского кота, который подцепил ушную инфекцию; про новый тостер, который купил недавно по акции...

У меня нет девушки, кота, тостера и даже родителей. Всё, что у меня есть — это неплохая фантазия и возможность её применить.

По воскресеньям ко мне заходит женщина лет тридцати. Назовём её Вторая.

Она болтает о ерунде; не всегда удачно шутит; уверена, что мне интересно, как долго она выбирала новый дизайн для ногтей; редко заговаривает о серьёзных проблемах; вместо сумочки носит с собой большую косметичку, не выпускает её из рук. Словом, она похожа на авторскую колонку в женском журнале. Даже пьёт обычно «Космополитен». Это лимонная водка, апельсиновый ликер, лаймовый и клюквенный сок. Всё это бросаю в шейкер вместе со льдом, — и готово. Крепость — где-то градусов двадцать.

— Как там твоя девушка? — спрашивает Вторая, пригубив коктейль. — Она ведь заканчивает первый курс?

Я киваю. Как показывает практика, мои слушатели редко что-то путают. Скорее я назову своего персидского кота сиамским, чем они забудут имя моей двоюродной тётки. Нет, они хвалятся своей внимательностью, упоминая такие детали. Мол, вот я какая, снизошла до того, чтобы запомнить такую ерунду о простаке-бармене. А ты чем меня удивишь?..

Могу удивить разве что новой выдумкой да повышением градуса напитка. Добавляю в коктейль чуть больше водки, ставлю бокал на стойку и спрашиваю как бы между делом:

— Думаете, синий лак и правда походит ко всему?

— Конечно, — ответ звучит уверенно. — Это классика.

— Я думал, классика — это красный?

— Чёрт, Макс, ты же говорил мне в прошлый раз, что красный маникюр — это попса.

— А кто сказал, что попса — это плохо?..

Ну разумеется, мне плевать на ногти Второй. Просто больше она ни о чём не заводит разговор.

Месяц назад говорила о том, чем кинза лучше базилика; о своей послеродовой депрессии и растяжках на животе; о правильной сервировке стола для банкета; о том, что во время кормления не позволяла себе даже капли спиртного; о переезде в новостройку.

Удивительно, как много люди говорят о том, о чём следовало бы молчать.

Ну кому вообще интересен базилик?

* * *

Третий приходит ранним утром. Не каждый день, но пару раз в неделею точно. Он работает в ночную в здании напротив. Вроде в охране, а может, и генеральным директором. Сейчас сложно различить. Футболки, джинсы и кроссовки носят все: от вчерашних студентов вроде меня до тех, кем мне никогда не стать. Так что Третий для меня — сборник загадок.

Если бы я взялся разгадывать его, то сказал бы, что мой гость скорее из простых. Думаю, что передвигается он на метро, а под кроссовками у него прячется носок с дыркой на пальце. И то, и другое — совершенно нормально. Как и то, что Третий ни разу не оставил и копейки чаевых.

Обычно он берёт чайник зелёного чая. Выпивает его, просит долить кипятка, снова выпивает, а потом уходит.

Я особо не распространяюсь о том, что зелёный чай нельзя заливать кипятком (иначе он будет горчить). Температура воды не должна превышать восемьдесят градусов. Листья насыпаю в чайник, добавляю воду и жду, пока чаинки осядут на дно. Готово! Заваривается минуты три, не дольше.

В это время Третий не говорит — он молчит. Молчит о своей работе, о детях, о жене и даже о кредите, который планирует взять для покупки нового авто. Ещё Третий молчит о политике, о религии и о последних новостях, которые прочёл в соцсетях. Вместо этого он отсматривает принесённые с собой бумаги, постукивая карандашом по стойке.

Единственное, что я могу сделать с Третьим, — заставить его разговаривать со мной. Прямо сейчас, в эту утреннюю смену. Но я не хочу: иногда приятно побыть просто барменом, который хорошо заваривает чай. Три грамма на четыреста миллилитров воды. Чайная ложечка по левую сторону.

Да и кто вообще всерьёз захочет обсуждать политику в девять утра, согласитесь?

* * *

Для бара вечер пятницы и вечер среды — два совершенно разных вечера.

В будни ближе к полуночи люди расходятся. Но некоторые заглядывают на огонёк. Один из таких — Четвёртый. Лучше всего его характеризует слово «солидный». В этом мужчине «за пятьдесят» солидно всё: от разрастающейся лысины и массивного живота до сигар, что он курит, и простой белой рубашки, которая издалека выглядит так же, как моя, но стоит раз в сто дороже. И под рукой у него всегда бумажник, толстый такой, хотя, казалось бы, сейчас можно обойтись одной банковской картой.

Четвёртый — рядовая книжка о том, как добиться успеха. Деньги такое чтиво приносит только её автору и издателю, а как литературное произведение и уж тем более пособие — совершенно бесполезно.

— Вот ты стал бы брать на себя такой убыточный бизнес? Да ни один здравомыслящий человек на это не пойдёт...

Он говорит о какой-то компании с социальной направленностью. Помогает то ли детям, то ли старикам, то ли бездомным животным. И не приносит дохода. Одни убытки и любовь общественности, если повезёт.

— Это может окупиться, — говорю. — Люди охотнее покупают хлеб у пекаря, который оставляет милостыню. Даже если сам хлеб хуже, чем у пекаря, который только что отстроил себе новый коттедж.

— Да причём тут мой коттедж?.. — Бокал, в котором ещё минуту назад плескался виски, ударяется о стойку. Виски чистый, сто миллилитров, градусов пятьдесят крепости. Ничего лишнего.

«А причём тут хлеб?» — едва не спрашиваю я.

Четвёртый торгует недвижимостью. Или владеет сетью турагентств. Либо и то, и другое, и пара автосалонов в придачу.

— Я говорю о вашем рейтинге.

— Счёт в банке — вот мой рейтинг! Не буду я его тратить на детей...

Или на стариков.

Или на бездомных животных.

Четвёртый уходит, даже не заметив, как повернул своё мнение на один жалкий градус.

Он ещё вернётся. Будет рассказывать про новую любовницу и бывшую жену. А может, про новую жену и бывшую любовницу. А если выпьет побольше, то ещё и о проблемах с потенцией, или болях в пояснице, или о новом методе пересадки волос. Смотря что прихватит накануне.

Да и кому какое дело до стариков и детей, правда ведь?

* * *

— Максим, да? — очередная посетительница читает имя на бейдже. — Я Кристина.

«Нет, ты Пятая».

— Можно мне меню?..

«Как будто ты собираешься заказывать что-то, помимо базового напитка».

В ночь с пятницы на субботу Пятая заходит в бар. Я вижу её здесь впервые; тушь у неё растеклась в уголке правого глаза; на запястье остался браслет ночного клуба; скорее всего, она пила что-то вроде «Маргариты», штук пять; ела роллы, или тирамису, или курочку по-гавайски. А может, всё сразу.

Пятая — типичный дамский роман со своей трагедией и виднеющимся на горизонте хэппи-эндом. Ей просто надо выговориться. И чашку хорошего кофе.

Она заказывает эспрессо. Он должен быть горячим — порядка семидесяти градусов. Но всегда — в паре со стаканом холодной воды. Я не забываю заранее прогреть чашку, чтобы сохранить каждый градус.

Но Пятая даже не смотрит на напиток. Говорит о своём парне, об университете, о сексе, о пирожных, о хорьке её одногруппницы, об оргазмах, о неудобных туфлях и о новых оральных контрацептивах. Но в основном о парне.

Если хотите знать, Пятая уверена, что слёзы — это серьёзная проблема, которая нуждается в решении. Но если ты вытрешь слёзы, это ничего не изменит. Если выпьешь успокоительное — тоже. Если бросишь парня, который тебя расстроил, — тем более.

Слёзы — это серьёзная проблема, которая нуждается в решении, повторяет Пятая. Но никакого решения так и не находит. Поэтому снова говорит о сексе и об оргазмах. Точнее, об отсутствии последних при наличии первого.

— Это как купаться в море, не ныряя. Приятно, конечно, но не то, — говорит она.

Её слова можно было бы вставить в любой романчик в тонком переплёте, никто и не заметил бы подвоха.

Пятая уходит.

Я не дочитал её; она не допила свой кофе. Мы квиты.

Надеюсь, она вернётся, ведь я не успел рассмотреть, что она держала в руках.

Хотя кого вообще волнуют чужие оргазмы?

* * *

Уже поздно.

Я смотрю в зеркало и вижу там парня. Назовём его Последний.

Он не худой и не толстый. Не высокий и не низкий. Не красавец и не урод. Последний больше похож на шаблон человека, чем на полноценную личность. Он — пустая страница, которая вот-вот станет черновиком. А черновик этот в свою очередь может перерасти в бестселлер. А может и оказаться в урне. Как уж повезёт.

Сядь этот парень ко мне за барную стойку, что я ожидал бы от него услышать? Что сказал бы сам? Что налил бы ему?

Не имею ни малейшего понятия. Наверное, подал бы самую скучную воду из всех, что только нашёл бы в холодильнике.

Мне остаётся только развернуться на сто восемьдесят градусов, чтобы не видеть больше Последнего. И выйти прочь — с пустыми руками.

Смена как раз закончилась.