Дыхание последней любви (гет)

Прохладный, легкий ветер, колышет белоснежные шторы и немного шевелит засохшие бутоны лилий в прозрачной вазе. Никто так и не может выбросить эти сухие цветы, с каждым днем они все твердели и твердели, а вода становилась грязной и мутной. Пыль с полок и тумбочек в этой комнате никто не протирал. Пепельница стояла нетронутой с того дня, как Леви в последний раз курил здесь. В воздухе стоял аромат костра, запах осени и крепкого чёрного чая. С улицы были слышны голоса, видимо, кто-то из охранников решил собрать небольшую компанию и отдохнуть этой холодной осенней ночью. Никаких угроз для бывших членов разведкорпуса не было. Отвоевав себе кусочек земли на континенте, элдийцы оградились от всего мира, их никто не трогал — никого не трогали они.

Микаса не спала уже несколько месяцев, а последние пару недель сидела у кровати Эрена, сжимая его ладони в своих, кладя голову на его грудь, чтобы слышать стук сердца, прижимаясь к его лицу щеками, что бы убедиться в том, что он еще тёплый. Все с трудом принимали то, что кончина Йегера — близко. Срок, длинною в тринадцать лет, подходил к концу. Отдавать двух титанов, что подобно паразитам, сидели в Эрене и убивали его, никто не собирался. Да и войны подошли к концу, в титанах не было никакой надобности. Микаса держала юношу за руку, пока он морщился и что-то бормотал во сне. Сколько же, чёрт возьми, раз, он делал ей больно. А сейчас она, не взирая на это, была единственной, кто остался рядом с ним. Не смотря на истерзанную душу, не смотря на оторванные крылья и утраченную благодаря нему свободу, Микаса рядом. Здесь и сейчас.

Холодная, жесткая рука, покрытая мозолями и незарастающими ранами, прикоснулась к голове Аккерман и слегка взъерошила темные, густые волосы. Она уже два года не стриглась. Девушка широко раскрыла глаза и сильнее вжалась в руку Эрена. Её сердце забилось чаще. Юноша усмехнулся и погладил Микасу по голове, пригладив растрепанные пряди волос. Девушка сильнее прижалась к нему и закрыла глаза, понимая, что всё хорошо и бояться нечего. После стольких лет, что она провела в страхе за свою жизнь, тяжело было принять мирное небо над головой, начать дышать спокойно, смотреть в даль не пытаясь разглядеть титана, подходить к морю и не грустить в ожидании знакомых кораблей. Пусть это всё и не выходило дальше её головы, но противные привычки тянулись за ней, как камни, привязанные к ногам.

— Почему ты не спишь? — спросила Микаса, уткнувшись носом в живот Эрену, — Опять кошмары? Или видения?

Эрен вздохнул и посмотрел в окно, на белую луну, на шторы, что колыхались, будто белый флаг. Эта комната очень напоминала ему его дом в Шиганшине. Как бы ему хотелось побывать там напоследок, увидеть всё таким же живым, настоящим, ярким, как в его детстве… Но Парадиз уже ничего не вернет. Этот остров исчез со всех карт, туда не ходят корабли, там царит разруха и все поля битв усеяны красными маками. Только последний идиот захочет вернуться туда. Ему часто снится дом, где нет стен. Где его родители живы, где ни разу не пролилась и капля крови. Где он всё такой же грезящий о путешествии за кордон мальчонка, который делает модели самолетов и кораблей с Армином, где Микаса просто счастливая девчонка, бегающая за ним хвостиком. Но если бы Йегер мог выбирать — остаться ли ему во снах или жить в реальности, рядом с настоящей Микасой, которая всегда была и будет на его стороне — он определенно точно выбрал бы второе, не раздумывая.

— Я просто не могу уснуть, — выпалил Эрен, после чего закашлялся. Микаса вскочила и посмотрела на него. Йегер был бледным, с огромными мешками под глазами, губы были сухими и чуть ли не синими. Он тяжелым взглядом посмотрел на свою ладонь, с которой на одеяло капала кровь. Аккерман тяжело вздохнула, стиснула зубы и сжала руки в замок так, что костяшки пальцев побелели. Она вопросительно посмотрела на юношу и в пол голоса спросила:

— Ещё одну инъекцию?

Эрен сел на кровати и отрицательно покачал головой, тяжело дыша и держась за лоб.

— Этот пенициллин меня только травит, — прорычал он, как маленький волчонок, — Можешь принести воды?

Девушка кивнула, встала с табуретки и подошла к ржавой раковине на другом конце комнаты. Повернув вентиль, она поставила под струю холодной воды граненый, грязный стакан. В этой комнате давно никто не убирал. Йегер не хотел здесь кого-то видеть. Свои последние деньки он желал провести в одиночестве, чтобы как можно меньше слез, как можно меньше внимания, и как можно меньше шума было вокруг него. И это желание, все, кроме Микасы, старались исполнить. Девушка не могла и дня прожить, зная, что с Эреном что-то не так. Плевала она на его эгоизм, на то, что он не раз разбивал её сердце. Благодаря нему она научилась падать и вставать. Он был единственным, что у неё осталось, той частичкой прошлого, к которой можно прикоснуться. На всё остальное она была готова наплевать.

— Как там Риота? — откинувшись на перьевую подушку, спросил Эрен.

Микаса собиралась ответить на вопрос Эрена, но только открыв рот, тут же замолкла. Если она честно ответит на вопрос, то Йегер будет крайне недоволен. Она опять оставила сына наедине с Леви. Младший Йегер засыпал где угодно, но только не у неё на руках. И так с самого рождения.

— Всё хорошо. Спит, ест, хватает меня за волосы… Как и любые дети, — Аккерман раздраженно повернула вентиль в другую сторону, взяла стакан и направилась к Эрену. Её всегда бесили вопросы про сына, обсуждение, на кого он похож больше и прочий треп, который не позволяли себе даже пьяницы в пабе. А когда их задавал Эрен, её будто изнутри скручивало и разрывало, стоило только вспомнить, как она прощалась с ним, уже будучи беременной. Этот страх остаться одной в огромном мире, с ребенком от любимого человека, эти пролитые слезы и мольбы остаться… Одна мысль о пережитом заставляла Микасу замолкать на долгое время, пытаясь отвести себя от неё, думая о тех немногочисленных днях. проведенных с Эреном. Юноша прожигал её своим усталым взглядом, а она шоркала сапогами по полу, стараясь передвигаться беззвучно, как призрак.

Йегер вырвал стакан у неё из рук и жадно отпил половину. Микаса села рядом, поправила шарф и бегло посмотрела на Эрена. На седые волоски в его прическе, которые были едва заметны при дневном свете. На его руки, покрытые шрамами и ранами, которые не затягивались и не исчезали уже долгое время. На бинты на груди и животе, что были видны из-под расстегнутой рубашки. На пульсирующую вену на шее, которую пересекал пластырь, прикрывающий царапину. Свободной рукой Эрен сжимал край одеяла, глотал воду он громко и нахмурившись, будто ему больно. Микаса опустила глаза на свои руки, покрытые мозолями и рубцами от клинков. Неосознанно, она прикрыла волосами шрам на щеке, дернув головой. Эрен громко поставил стакан на тумбочку, вырвав Микасу из раздумий и воспоминаний. От неожиданности вздрогнув, Аккерман посмотрела на Эрена.

— Спасибо, — сказал он, рукавом вытерев капли воды вокруг губ и подбородка.

— Чего-нибудь еще? Может, плед принести? Становится холодно, пожалуй… — девушка встала с табуретки, но юноша успел затормозить её, схватив за рукав. Сапогом Микаса зацепила табуретку и та упала на пол, девушка обернулась и удивленно посмотрела на Эрена.

В его глазах никогда не было столько подавленности и холода, как сейчас. Он поджал губы и зажмурился, всеми пальцами сжав рукав её мундира. Микаса попыталась вырваться из его хватки, но у неё ничего не вышло, и как бы резко она не дергалась, Эрен не отпускал её. Волна мурашек пробежала по спине Микасы, она застыла на месте с ошеломленным лицом, не в силах что-либо выдавить из себя. Смирившись с тем, что никто её никуда не пустит, она плюхнулась на койку рядом с Йегером. Он взял её за руку, сжал до хруста ладонь, будто нарочно, прощупывая каждый изъян и неровность. Аккерман тепло посмотрела на него и чуть наклонилась, коснувшись лбом его лба. Только сейчас девушка почувствовала, насколько Эрен холоднее её. Грубые руки, казалось, только что держали лед, и дрожали, как у старика. Рукав застиранной хлопковой рубашки щекотал пальцы, Микаса пристально смотрела в желтые глаза, но тут же опустила взгляд. Она почувствовала, как что-то теплое полилось по её щеке и замерла. Эрен едва коснулся губами её лба, заправив насущную челку за ухо. Аккерман уже смирилась с тем, что уйти, расстаться с этой гнетущей атмосферой приближающегося шторма хоть на секунду у неё не выйдет.

Форточка с грохотом распахнулась от внезапно поднявшегося на улице ветра. Брань и оскорбления в сторону природного явления послышались на улице, тонкая дымка от костра рассекала собой луну, деревья чуть наклонились к земле. Эрен вздрогнул от ударившего в спину холода, а девушка застыла, будто бы ожидая худшего. Йегер задрожал. Микаса настороженно выпучила глаза, но встать и закрыть форточку она не могла. Эрен редко просил её задержаться таким способом, и скорее всего, хотел сказать что-то важное. Что-то важнее, чем холод, ворвавшийся в комнату.

— Ты что-то хотел? — шепотом спросила Микаса, чувствуя, как ветерок обдувает её лицо и шею.

— Прости меня, Микаса, — хрипло сказал юноша. Девушка провела ладонью по его щеке, гладя жесткую щетину, а потом заправила прядь каштановых волос за ухо, чтобы легче было разглядеть его потухшие, жёлтые глаза, некогда горящие пламенем жизни и тяги к свободе. Эти же глаза были и у их сына.

— За что ты извиняешься? — спросила Микаса, большим пальцем проведя по шраму под глазом. Йегер открыл рот и набрал воздуха в легкие, будто бы это его последний вздох.

— За то, что разрушил тебе жизнь… За мои безумства и за тот раз, когда тебе пришлось сломать ребра ради меня… За мой эгоизм… За то, что теперь я приношу тебе только боль и не даю спать… Прости меня, Микаса. Просто прости, — он усмехнулся и немного дернулся, Аккерман провела рукой по скуле до подбородка и ногтями начала поглаживать щетину на нем, — Я не умею просить прощения.

— Умеешь, только вот тебе не за что извиняться, Эрен Йегер. Ты делал всё так, как считал нужным, и пусть это не всегда было правильно… И я понимаю тебя. Всегда понимала. Сложно жить без ошибок.

Эрен тяжело вздохнул и сильнее уткнулся лбом в лоб Микасы. Девушка не сопротивлялась. Сейчас она была готова на всё, лишь бы Эрен, человек, даровавший ей смысл жизни, закончил свой жизненный путь с улыбкой на лице. Куча воспоминаний о каждом провале и взлете воспроизводились в голове Йегера, как статичные картинки. Сейчас ему оставалось только молиться, желая Аккерман найти новый смысл жизни в их маленьком сыне. Микаса закрыла глаза и положила руку ему на плечо. Её кисть уже чертовски болела от хватки Эрена, кончики пальцев покраснели, а костяшки, казалось, продырявили кожу. Девушка едва заметно подняла голову, коснувшись губ Эрена. Холодные и сухие, как мята. Йегеру действительно было за что извиняться перед ней. Но Микаса бы сказала ему «спасибо». Ей всё еще было, за что благодарить Эрена, и больше всего она была благодарна ему за сына, который сейчас, наверное, мирно спал, пока Леви выливал в себя очередную кружку кофе прямо из турки, или выкуривал десятую сигарету за ночь, сидя на подоконнике её комнаты.

Разрывать этот поцелуй, такой холодный, но в то же время искренний, было неимоверно больно. Сердце Эрена неистово заколотилось, он отпустил руку Микасы и положил холодную руку ей на спину, прижимая к себе, обнимая, поглаживая. Холод и шероховатость его ладоней чувствовалась даже через мундир, Аккерман ответила на объятия, запустив свои руки ему под плечи, утыкаясь носом и целуя шею, продирая кожу на спине сквозь рубашку. Его спина теплая. Его пульс можно нащупать на шее. Его горячее дыхание можно ощутить на своей коже. А что же будет, когда он умрет? Когда его сила, со дня на день, может иссякнуть, а никого даже рядом не будет? Что случится после этого? Куда денутся эти искренние поцелуи, вопросы про Риоту, объятия? Стоило Микасе задуматься об этом, как глаза тут же краснели и наполнялись слезами, радужка становилась похожей на хрусталь.

Дни — быстротечны. Силы Эрена уже на исходе, он чахнет, вянет, как лилии в вазе и под солнцем. Эти мгновения Микасе хотелось запомнить. Запомнить то, как он выглядит, его взгляд, его улыбку, его объятия и ритм сердца, его дыхание. Чтобы когда Риота подрастёт, рассказывать ему об отце. О его ангельских и демонических чертах, всё-всё в подробностях и с деталями. Подавив комок в горле, что будто бы змея, сковал её, Микаса задирает голову и нежно шепчет Эрену на ухо:

— Ты не против, если я сегодня посплю здесь?

— Не против, — ответил Эрен, коснувшись смоляных волос девушки.

Она встала, отряхнула мундир и скрылась за дверью, пообещав Эрену, что скоро вернется. Звуки шагов все тяжелее ударялись эхом о стены потрепанного временем здания. Спустя минут десять, дверь в эту пыльную и пустую комнату заскрипела. В комнату вошла Микаса с Риотой на руках. Эрен перевел взгляд с крана, из которого капала вода, на своих гостей. Он впервые за пару лет широко улыбался, Микаса почувствовала тепло, что разлилось по её телу. Девушка невольно улыбнулась в ответ Эрену и посмотрела на Риоту, на лоб которого спадала прядь чёрных волос. Мальчик мирно спал, укутанный в старый плащ разведотряда с крыльями свободы. Йегер тут же узнал его и вспомнил всё, что было связано с эти символом. Всех падших и всех, кто еще жив. Их родных и близких, эти наполненные печалью очи, их крики о помощи в пустоту и желание увидеть хотя бы труп своего близкого. Разведотряд сыграл главную роль в жизни Эрена Йегера. И еще немалую сыграет в жизни его сына.

— Держи, — шепнула Микаса, положив Риоту на руки к Эрену.

— Такой маленький, — прохрипел Эрен, окинув взглядом темноволосого мальчика.

— У него твои глаза, Эрен, — сказала Аккерман, поправляя пеленку. Она в очередной раз украдкой взглянула в глаза Йегера. В них, казалось, на мгновение зажегся огонек надежды.

Тяжёлый мундир Микаса повесила спинку стула, грязные сапоги поставила в угол комнаты, а шарф положила себе в ноги. Босиком по мягкой пыли, она подошла к койке Эрена и тихо, стараясь не разбудить Риоту, примостилась с краю. Аккерман положила голову на плечо Эрена, одну руку положила на грудь, а другой — обняла. Девушка чувствует стук его сердца, чувствует тепло сына рядом и холод, исходящий от Эрена. Еще раз окинув грустным взглядом юношу, Микаса закинула на него ногу и прижала к себе, уткнувшись носом в холодную шею. Аккерман подышала на неё, надеясь согреть, но у неё ничего не вышло. Риота прижался к отцу, хватая маленькими пальцами ткань рубашки. Девушка поцеловала ребенка в затылок и попыталась уснуть, хотя бы сейчас, впервые за несколько месяцев. В тепле. Рядом с родными людьми. Она давно об этом мечтала, и вот сейчас, холодной октябрьской ночью, её мечта исполнилась.

Когда Микаса уснула и мирно посапывала, Эрен распахнул глаза. Мутными глазами он посмотрел на луну, что пробивалась сквозь облака. Микаса сильнее прижалась к нему, Риота потянул на себя воротник рубашки. Эрен вновь почувствовал на себе вину. Вину за то, что оставит этих двоих в полном одиночестве. Будь его воля — Эрен сделал бы всё, чтобы остаться с ними. Здесь. На этой земле. Вглядываясь в луну, Эрен одними губами желал Микасе вновь взлететь ввысь, найти в себе силы бороться дальше, под пустынным небом, здесь, в центре всей земли… Без него. Чтобы последний человек, который искренне любит его, нашёл в себе силы двигаться дальше. Обрёл свое счастье, но уже без него. С ним никто никогда не будет искренне счастлив.