Беленое серебро (гет)

Света заворожено смотрит на поблескивающий в искусственном свете многочисленных ламп лед, следит за каждым движением откатывающего программу фигуриста, ловит его искрящиеся озорством взгляды и вздрагивает каждый раз, когда хриплая музыка из телефона на мгновение затихает, и пространство окунается в потрескивающую ледяной стружкой тишину. Одна мелодия сменяется другой резко, тема переворачивается кардинально, и вот уже Света видит легкие плавные движения и мерцающие нежностью глаза. Виктор меняет маски на ходу, кружится в прыжке и приземляется словно другим человеком.

Света тихонько выдыхает, когда музыка затихает совсем, выключает норовящий запустить следующую мелодию плеер и широко улыбается, ловя на себе вопросительный взгляд Виктора. Откатанная им программа идеальна, также, как и каждая другая, и Света вскидывает руки и задорно машет, дожидаясь, когда Никифоров подкатится к бортику. Она широко зевает, стоит только открыть рот, и Виктор тут же заливается смехом и принимается отсыпать ехидные замечания. Наблюдающий издалека Юрий Плисецкий закатывает глаза, а стоящий рядом с ним Юри Кацуки отчего-то заливается краской, хотя едва ли понимает по-русски.

— Еще одно слово, Никифоров, — Света пытается сделать голос максимально серьезным, но теперь уже сама захлебывается смехом.

— И что? — Виктор вскидывает бровь и складывает на груди руки.

Света прикладывает палец к подбородку, делает вид, что глубоко задумалась, тычет Виктора в грудь и закусывает губу:

— И я перестану рисовать тебе модели программ.

На самом деле они оба убили на эти две программы вчерашний вечер и всю сегодняшнюю ночь, так что сейчас Свете впервые представилась возможность прогуляться по тихим улочкам японского Хасецу, и она бездарно потратила ее на стояние в холодном зале и наблюдение за распускающим павлиний хвост Виктором.

— О нет! — Никифоров всплескивает руками и наигранно кривится в отчаянии. — Я не переживу подобного предательства! Но что я могу сделать, чтобы светлячок сменила гнев на милость?

Света прыскает, натягивает пониже рукава викторова свитера и качает головой. Никифоров переваливается через бортик, чмокает Свету в щеку и смотрит вопросительно, точно верный пес, выпрашивающий у хозяина ласку. Света не сдерживается, гладит его по волосам и слегка подталкивает на лед, кивая в сторону затеявших перепалку ребят:

— Иди уже, а то твои потенциальные ученики скоро передерутся.

Виктор стреляет в мальчишек серьезным взглядом, салютует Свете и отталкивается, разом оказываясь почти на середине исчерченного шрамами от коньков льда. Света тяжело выдыхает вставший комом в легких воздух, устало падает на скамейку и пакует в сумку ноутбук и телефон. На пол выпадают несколько зарисовок, и Света замирает, пялится на них невидящим взглядом, а потом сгребает в охапку, мнет в пальцах и засовывает в сумку неразделимым комком.

Перед ней материализуются девочки-тройняшки Аксель, Лутц и Луп, с которыми Света уже успела познакомиться, молча смотрят на нее по-детски огромными глазами и синхронно склоняют головы набок. Света натягивает на лицо приветливую улыбку, неловко машет им ладонью и мотает головой в немой просьбе ненадолго оставить ее одну. Тройняшки понимающе хлопают глазами, также синхронно разворачиваются и скрываются где-то между рядов. Виски нестерпимо пульсируют болью, и Света впивается в них пальцами, роется в сумке и глотает обезболивающее, едва ли вспоминая про воду.

У самого выхода она отмахивается от обернувшегося Виктора, указывает ему на телефон и скрывается, поспешно отрезает себя от сверкающего великолепия льда, ослепляющего улыбкой Виктора и безразличных ей в общем-то людей. Света чувствует себя лишней на этом празднике жизни; она резко вздрагивает, стягивает чужой свитер и остервенело засовывает его в сумку, потому что возвращаться категорически не хочется.

— Ненавижу тебя, — выдыхает она едва слышно, приваливаясь спиной к ближайшему шершавому дереву.

* * *

Общаться с Виктором после того, как они не виделись почти два года, не то чтобы сложно, просто противное, скребущееся внутри чувство бередит старательно зализанные шрамы и откапывает от налипшего ила засунутые в самую глубину души чувства. Света помнит, что именно она инициировала их расставание, и возвращать все на круги своя спустя два года не собирается.

Виктор улыбается ей как ни в чем не бывало, общается также, как и со всеми остальными, и именно от этого у Светы неприязненно сводит скулы и поджимаются в судороге пальцы. Виктор ведет себя с ней также, как с любым другим человеком, сверкает широкой улыбкой и не пускает дальше приклеенной к лицу осточертевшей маски.

Света сплевывает скопившуюся во рту желчь на жухлую траву, перехватывает поудобнее сумку и направляется в противоположную от отеля сторону.

Виктор позвонил ей неожиданно, разлился соловьем о своих планах и неожиданно попросил о помощи. О, Света помнит охватившее ее тогда чувство гнева, смешанное с отвращением, и точно также помнит, как не смогла отказать. Потому что это все еще Виктор, ее чертов Никифоров, а у нее даже не хватило сил вернуть девичью фамилию после развода.

Света доходит до пляжа, усаживается прямо на мокрый песок, ежится от холода и вздыхает. К черту, терять ей уже все равно нечего.

Волны накатывают размеренно, совсем не так, как бьется всполошившееся сердце, совсем не так, как мечутся в голове мысли. Света предпочла бы вовсе ничего не чувствовать, чем видеть перед собой такого Виктора, от пронзительной улыбки которого холодеет внутри и волоски на теле становятся дыбом.

Света поднимается с места, только когда на город опускаются промозглые сумерки. Она отряхивает промокшие штаны, думает, что можно было подложить под попу скомканный в сумке свитер Виктора и незаметно поглаживает его пальцами, фыркая себе под нос. Нет, на такие коварства она, пожалуй, еще не способна.

По дороге в отель Света просматривает расписание рейсов до Питера, цокает, потому что ближайший вылетает через полтора часа, и прибавляет шагу. Ю-топия встречает ее нестройными возгласами и намечающейся дракой, вопросительным взглядом Виктора и новой порцией головной боли. Света копается в сумке, швыряет Никифорову его чертов свитер и бросает как бы между прочим:

— Я улетаю через час.

Виктор замирает на мгновение и опускает глаза, Кацуки и Плисецкий останавливают перепалку: первый, снова ничего не поняв, удивленно хлопает глазами, а второй отталкивает Юри в сторону и приближается к Свете почти вплотную.

— Какого хрена?! — рычит Юрий, тыча в Виктора пальцем. — Сделай так, чтобы он тренировал меня! Он обещал!

— Он обещал тебе программу, — хмыкает Света, устало вздыхая, — и он тебе ее дал. Хотя я все еще считаю, что он не прав и поступил безответственно.

— Ну так скажи ему! — Плисецкий распаляется все больше и теперь уже рвано дышит едва ли не перед самым лицом Светы. — Ты же его жена!

Они оба — Виктор и Света — вздрагивают от этих слов. Виктор натягивает на лицо самую широкую свою фальшивую улыбку, и от нее у Светы сводит зубы. Она делает глубокий вдох, кладет ладонь на плечо разъяренного Плисецкого и слегка отталкивает его от себя.

— Бывшая жена, Юра, — слова получаются хриплыми, и Света тихо прокашливается, — и мне, в общем-то, все равно.

Юрий отшатывается, оглядывается на беспечного Виктора и кривится. Юри и его семья смотрят непонимающе, Виктор изображает чертова клоуна, и Света снова вздыхает, потирая переносицу.

— Тогда какого черта ты здесь? — спрашивает Плисецкий гораздо тише.

Света снова вздрагивает, ругается себе под нос и чувствует, как на глазах выступают горячие слезы. Она смаргивает и отворачивается, ничего не отвечает и поднимается по лестнице только для того, чтобы забрать оставленные в номере вещи. В спину ей летит презрительный смешок, Юри что-то спрашивает растерянно, а Виктор смеется как ни в чем не бывало и отвечает ему по-японски. Света не понимает японский, зато понимает Виктора, и буквально кожей чувствует, что он несет очередную чушь.

Когда она спускается вниз, ей улыбается приветливая мама Кацуки, и больше на первом этаже нет никого. Света прощается с ней на английском, просит вызвать такси и оглядывается, будто кто-то в самом деле может ее останавливать.