Каникулы в Годриковой Заднице (гет)

Чарли Уизли — второй по старшинству сын в семействе Уизли — жил в Румынии. Он разводил драконов, но это не значит, что он был бездомным, как может показаться всякому, кто услышит об этой чудной профессии. У Чарли был дом, и даже не один. У него было столько домов, что и не сосчитать. У него имелся дом даже в родной Англии, в местечке под названием Годрикова Задница, о котором среди приличных людей мало кто слышал.

В середине лета от Чарли прилетела сова с письмом, в котором он приглашал всех своих братьев и отца провести отпуск в Северной Европе, в большой мужской компании. Вот и предложил Чарли миссис Уизли и Джинни, чтобы они не скучали вдвоём в Норе, пожить в его доме, в Годриковой Заднице. В окружении милых и интересных соседей.

Сдвинув на затылок козырёк кепки и отмахиваясь от мельтешащей магической щётки, насупившаяся Джинни стояла перед матерью, а та ей наказывала:

— Я поехала с вещами, а ты приберешь Нору. Можешь бровями не дёргать и зубы не скалить. Потом запри дверь. Гномов закопай на перегной в навозную кучу за гаражом. В кладовой не копайся, а заходи сразу в камин. Но сначала пошли папе вот это письмо. Затем отправляйся в Годрикову задницу… Джиневра, ты меня слушаешь? Я твоя мать…

— Нашла чем удивить.

— Да… ладно… смотри не тронь шоколад в кладовке, он на Рождество.

Когда в камине фыркнуло и улеглось зелёное пламя, Джинни вздохнула и оглянулась. Кругом разорение и беспорядок. Она подошла к пыльному зеркалу.

Хорошо! Пусть мама пытается делать из неё Золушку, а братья не взяли с собой бухать с викингами добрую брагу. Но зато у нее, у Джинни, такие ярко-огненные волосы! И, вероятно, такой же пламенный характер!

Она сбросила удушающее платье. Сбросила лифчик. Взяла палочку. Сдернула со стола скатерть, наполнила ведро водой и, повелевая щёткой, поволокла к порогу груду мусора.

Вскоре обуглились края занавесок и загудели хлипкие стены жилища.

Пол был залит водой. В бельевом дубовом корыте шипела и искрилась мыльная пена. А случайно проходивший мимо мистер Лавгуд с улицы шокировано глядел на полуголую девчонку с обнажённой грудью, которая, стоя на подоконнике третьего этажа, смело протирала стёкла распахнутых окон.

* * *

Миссис Уизли стояла перед небольшим, укрытым плющом домиком.

С уютной деревянной террасы был виден большой запущенный сад. В глубине сада торчал неуклюжий деревенский сортир, и над крышею его развевался маленький чёрный флаг.

Миссис Уизли вернулась к багажу. Здесь к ней подскочила старушка — это была соседка, писательница Батильда Бэгшот. Она пришла подарить рыжего котёнка и вызвалась помочь снять несколько охранных заклинаний, которые Чарли наложил на дом.

Пока соседка колдовала, Миссис Уизли взяла котенка и прошла в сад.

На стволах объеденных гномами вишен блестела горячая смола. Крепко пахло мятой, коноплёй и полынью. На истлевшей крыше сортира лежала подушка и обдёрганная ветка со сливами.

Миссис Уизли пробралась через орешник и смахнула с лица паутину.

Что за чертовщина? Чёрного флага над крышей и подушки уже не было.

Тут Миссис Уизли услышала быстрый, тревожный шепот. И вдруг, ломая сухие ветви, маленькая лестница — та, что была приставлена к обратной стене сортира, — с треском полетела вниз и, подминая молодую коноплю, рухнула на землю.

Ветки над крышей задрожали. Царапнув руки, котенок кувыркнулся в крапиву и обиженно запищал. Недоумевая, Миссис Уизли остановилась, осмотрелась, прислушалась. Но ни среди зелени, ни за густыми кустами никого не было ни видно, ни слышно.

Она вернулась к крыльцу.

— Это подростки по чужим садам лазают. На улице всю коноплю посрывали, теперь тут ищут, — объяснила Миссис Уизли соседка. — Вчера у меня две яблони обтрясли, потоптали мандрагору. Такой народ пошел… наркоманы.

* * *

В сумерки, когда обустраивание было закончено, Миссис Уизли вышла на крыльцо. Тут из кожаного футляра бережно достала она алый, сверкающий перламутром зачарованный баян.

Она поставила баян на лавочку, раздвинула меха и полилась весёлая музыка.

Попивая горячий чай с мятой, миссис Уизли подпевала баяну, и несколько раз бросила короткие настороженные взгляды в сторону темного куста, который рос в саду у забора. Когда баян закончил играть, она быстро поднялась и, повернувшись к кусту, громко спросила:

— Послушайте! Зачем вы прячетесь и что вам здесь надо?

Из-за куста вышел известный ей человек в белой мантии. Он наклонил голову и возмущённо ответил:

— Я не прячусь. Я, между прочем, аристократ. Я не хотел показаться невежливым. И вот я стоял и слушал музыку.

— Да, но вы могли стоять и слушать с улицы. Вы же для чего-то перелезли через забор.

— Я?.. Через забор?.. — обиделся человек. — Извините, я не кошка. Там, в углу забора, выломаны доски, и я с улицы проник в эту щёлку.

— Понятно! — усмехнулась миссис Уизли. — Но вот калитка. И будьте добры проникнуть через нее обратно на улицу, лорд Малфой.

Человек не стал препираться. С видом глубоко оскорблённого, он прошел через калитку, запер за собой задвижку, и это миссис Уизли понравилось.

— Погодите! — спускаясь со ступени, остановила его она. — Что вы тут делаете? Неужели поместье Малфоев располагается рядом с Годриковой Задницей?

— Нет, — ответил лорд. — Здесь живут мои родители, и я отправил младшего Малфоя погостить у бабушки с дедушкой.

— Послушайте, — неожиданно предложила ему миссис Уизли. — Проводите меня до вокзала. Я жду дочку, в этом доме камин не подключен к сети, поэтому я отправила её в камин на станции. Уже темно, поздно, а ее все нет и нет. Вы не подумайте, я никого не боюсь, но я еще не знаю здешних улиц. Однако постойте, зачем же вы открываете калитку? Вы можете подождать меня и у забора.

Она отнесла баян, натянула на голову шляпку и вышла на темную, пахнувшую росой и цветами улицу.

* * *

Джинни не нашла дома ни одной адекватной совы, чтобы послать письмо отцу, и поэтому, выйдя из станционного камина, она решила разыскать местную совятню.

Проходя через старое кладбище и собирая букет лютиков, она незаметно вышла на перекресток двух огороженных садами улиц, пустынный вид которых ясно показывал, что попала она совсем не туда, куда ей было надо.

Невдалеке она увидела маленькую проворную девчонку, которая с ругательствами матёрого матроса волокла за поводок упрямого гиппогрифа.

— Скажи, дорогая, пожалуйста, — закричала ей Джинни, — как мне пройти отсюда к совятне?

Но тут гиппогриф рванулся, порвал поводок и бреющим полётом вознёсся над парком, а девчонка с воплем помчалась за ним следом. Джинни огляделась: уже смеркалось, а людей вокруг видно не было. Она открыла калитку чьего-то каменного двухэтажного дома и по тропинке прошла к крыльцу.

— Скажите, пожалуйста, — не открывая дверь, громко, и, ощущая в себе прилив наглости, спросила Джинни: — вы не одолжите вашу сову?

Ей не ответили. Она постояла, подумала, открыла дверь и через коридор прошла в комнату. Хозяев дома не было. Тогда, смутившись, она повернулась, чтобы выйти, но тут из-под стола бесшумно выползла большая чёрная собака. Она внимательно оглядела оторопевшую девочку и, тихо зарычав, легла поперек пути у двери.

— Ты дура! — испуганно завизжала Джинни, а потом, присмотревшись внимательнее, изменила последнее слово на «дурак». — Я не вор! Я ничего не взяла. Это вот моё письмо папе. Мой папа в министерстве работает. Тебе понятно?

Пёс молчал и не шевелился. А Джинни, потихоньку продвигая руку палочке на поясе, продолжала:

— Ну вот! Ты лежишь? И лежи себе… Кто хороший мальчик… симпатяшка.

Но едва Джинни дотронулась пальцем до палочки, как симпатяшка с грозным рычанием вскочила, и, в страхе прыгнув на стол, Джинни поджала ноги.

— Курва окаянная, — чуть не плача, заговорила она. — Ты лови пожирателей смерти и французских шпионов, а я… добрая. Да! — Она показала собаке язык.

Джинни положила письмо и кошель с галлеонами на край стола. Надо было дожидаться хозяев.

Но прошел час, другой… Уже стемнело. Через открытое окно доносились далекие крики пьяниц, лай собак и удары шаманского бубна. Где-то вдалеке играл баян. И только здесь, около серого каменного дома, все было глухо и тихо.

Положив голову на широкую бронзовую чернильницу, Джинни тихонько заплакала.

Через минуту она крепко уснула.

* * *

Она проснулась только утром.

За окном шумела пышная, омытая дождем листва. Неподалеку натужно ревел гиппогриф. Где-то ругались два голоса, мужской и женской, но здесь, в мрачном каменном доме, было по-прежнему тихо.

Под головой у Джинни лежала теперь мягкая кожаная подушка, а ноги ее были накрыты легкой простыней. Пса на полу не было.

Значит, сюда ночью кто-то приходил!

Джинни вскочила, откинула волосы, одернула помятую юбку, взяла неотправленное письмо и кошель, и хотела бежать.

И тут на столе она увидела лист бумаги, на котором крупно чернилам было написано:

«Наглая девчонка, когда будешь уходить, захлопни крепче дверь». Ниже стояла подпись: Леголас».

«Леголас? Кто такой Леголас? Кажется персонаж из какой-то фэнтезийной книги. Да, он вроде бы был из династии Таргариенов».

Джинни заглянула в соседнюю комнату. Здесь стоял письменный стол, на нем пепельница, недопитая бутылка виски. Справа, возле занавешенного портрета, лежал старый, ободранный магловский револьвер. Тут же у стола в облупленных и исцарапанных ножнах стоял большой двуручный меч. Джинни положила письмо, потрогала меч, вынула его из ножен, подняла клинок над своей головой и посмотрелась в зеркало.

Вид получился суровый и грозный. В сердце девушки зажглось желание рубить головы врагов и смотреть, как рекой льётся кровь несогласных с ней! Джинни положила меч и взяла в руки револьвер. Вот так. Так ещё круче. Она до отказа стянула брови, сжала губы и, целясь в серую тряпку на портрете, надавила курок.

Грохот ударил по комнате. Дым заволок окна. Упало на пепельницу и раскололось настольное зеркало. И, оставив на столе кошель с письмом, чуть не описавшаяся Джинни вылетела из комнаты и помчалась прочь от этого опасного, коварного дома.

Каким-то путем она очутилась на берегу реки. Теперь папа уже не получит письма, и галлеоны, которые она собрала во время уборки в доме по щелям и из-под кроватей, пропали. И теперь маме надо было рассказывать все: и про собаку, и про ночевку в пустом доме, и про меч, и, наконец, про выстрел. Скверно! Был бы папа, он бы посмеялся. У мамы с юмором туго. Она рассердится или, чего доброго, заплачет. А это ещё хуже.

Для храбрости Джинни нырнула в тёплую воду речушки, покричала под водой и потом тихонько пошла отыскивать дом Чарли.

Когда она поднималась по крылечку, миссис Уизли стояла на кухне и разводила очаг. Заслышав шаги, миссис Уизли обернулась и молча враждебно уставилась на Джинни.

— Мама, здравствуй! — останавливаясь на верхней ступеньке и пытаясь улыбнуться, сказала Джинни. — Мама, ты ругаться не будешь?

— Буду! — не сводя глаз с дочери, ответила Молли.

— Ну, ругайся, — покорно согласилась Джинни. — Такой, знаешь ли, странный случай приключился! Мама, я тебя прошу, ты бровями не шнырькай, ничего страшного, я у незнакомого мальчика спала, все деньги потеряла, магловским оружием чуть не застрелилась и письмо папе не отправила…

Джинни зажмурила глаза и перевела дух, собираясь разыграть сцену с извинениями, которые звучали бы хоть немного искренними. Но тут крыша дома затрещала. Подлетел и уселся на карнизе, весь в репьях, лохматый гиппогриф и, и издал низкий утробный клич. А за ним с воплем ворвалась уже знакомая Джинни девчонка-матершинница.

Воспользовавшись таким случаем, Джинни прервала опасный разговор и кинулась в сад выгонять гиппогрифа. Она подбежала к девчонке, когда та, тяжело дыша, хлестала гиппогрифа прутом по лапам.

— Слышь, рыжая бестия, ты ничего не потеряла? — быстро сквозь зубы спросила у Джинни девчонка, не переставая лупить гиппогрифа.

— Нет, — не поняла Джинни.

— А это чье? Не твое? — И девчонка показала ей кошель с галлеонами.

— Мое, — шепотом ответила Джинни, робко оглядываясь в сторону террасы.

— Возьми кошель и записку, а письмо уже отправлено, — все так же быстро и сквозь зубы пробормотала девчонка.

И, сунув Джинни в руку кусок пергамента, она ударила гиппогрифа кулаком по громадному когтю вонзённому в деревянный карниз.

Гиппогриф взревел и слетел, а девчонка злостно кляня его мать, прямо через колючки, через крапиву, как тень, понеслась следом.

Сжав плечи, как будто бы поколотили ее, а не гиппогрифа, Джинни развернула пергамент.

На нём было написано:

«Не бзди. Ты застрелила моего прадеда, но всё в порядке, он всё равно был портретом, и никто от меня ничего не узнает». А ниже стояла подпись: «Леголас».

Как завороженная, тихо сунула Джинни записку в карман. Потом выпрямила плечи и уже спокойно пошла к маме.

Молли Уизли стояла все там же, возле неразожженного очага, и на глазах ее уже выступили слезы.

— Мам! — горестно воскликнула Джинни. — Я пошутила. Ну за что ты на меня сердишься? Я прибрала весь дом, я протерла окна, я старалась, я все тряпки, все полы вымыла. Вот тебе деньги которые я по щелям собрала, а письмо к папе уже летит. И дай лучше я тебя поцелую. Знаешь, как я тебя люблю! Хочешь, я для тебя в крапиву с крыши спрыгну?

И, не дожидаясь, пока мама что-либо ответит, Джинни бросилась к ней на шею.

— Да… но я беспокоилась, — с отчаянием заговорила миссис Уизли. — И вечно нелепые у тебя шутки… Джинни, оставь! Джинни, у меня руки в гномьем помёте! Джинни, налей лучше молоко и поставь горшок в печь!

— В сравнении с близнецами шутки невиннее не придумаешь, — пробормотала Джинни.

Она бухнула горшок с молоком в печь, потрогала лежавшую в кармане записку и спросила:

— Мама, а бог есть?

— Зависит от общепринятой точки зрения, вчера утверждали — что есть, сегодня — что нету, завтра они скажут, что бог сидит в коробке вместе с котом Шрёдингера, — ответила миссис Уизли и окунула руки в бочку с водой.

— Квантовая неопределённость — я по ней эссе сдавала, только с нелокальными корреляциями напутала. А у тебя как с этим в школе было?

— Отстань! — с досадой ответила миссис Уизли. — Плохо было!

Джинни помолчала и опять спросила:

— Мам, а кто такой Леголас?

— Это не бог. Это эльф такой. С длинными белыми волосами, — намыливая себе руки и лицо, мечтательно ответила миссис Уизли. — С острым глазом и луком.

— Как наш папа, всё с острым луком ест?

— Отстань! На что это тебе Леголас дался?

— А на то, что, мне кажется, я влюбилась.

— В кого? — И миссис Уизли недоуменно подняла покрытое мыльной пеной лицо. — Что ты там всё бормочешь, выдумываешь! Вот погоди, приедет папа, и он в твоей любви разберется по жопе.

— Папа! — скорбно, с пафосом воскликнула Джинни. — Когда он приедет, то не будет обижать одинокого и беззащитного человека.

— Это ты-то одинокая и беззащитная? — недоверчиво спросила миссис Уизли. — Ох, Джинни, не знаю я, что ты за чебурек такой и в кого только ты уродилась!

Тогда Джинни опустила голову и, разглядывая свое лицо, отражавшееся в цилиндре никелированного чайника, гордо и не раздумывая ответила:

— В себя. Только. В себя. Одну. И больше ни на кого не похожа.