Голубая лента (гет)

Поместье де Ла Феров располагалось неподалёку от Байонна, в небольшом лесу Башахаун, названном так ещё в те далёкие времена, когда маглы как и маги были в курсе существования в подобных чащах и в глубинах пещер лесных духов. Парочка башахаунов водилась в лесу и по сей день, под особой опекой Ла Феров, следивших, чтобы особо любопытные неволшебники не приближались к лесу и ни в коем случае не узнали о существовании обитающих там волшебных существ. Поместье напоминало яркую цветную бусину, упавшую среди высокой сочной дикой травы — идеальный маленький замок, мечта тринадцатилетней принцессы, посреди дремучей чащи, из которой в лунные ночи доносилась унылая песня волков.

В день свадьбы единственного сына Клода и Манон де Ла Фер замок и вовсе сиял как сокровищница ниффлера. Лошадям, которые должны были доставить жениха и невесту к месту бракосочетания — огромной радужной арке, украшенной розами всевозможных оттенков, натёрли блёстками кожу и заклинанием приделали серебристые рога, от чего они стали похожи на настоящих единорогов, в фонтаны запустили стайки золотых рыбок, а в воздух — специально нанятую группу фей-танцовщиц. Многочисленные тётушки, кузины и подруги матери жениха не уставали громко восхищаться праздником и очень тихо шептаться о невесте.

— Слышали, она — американка! Дочь какого-то пекаря…

— Я слышала, что её мать — очень талантливая ведьма, выпускница Салема…

— Где Шарль её встретил?

— В Японии. Он уезжал туда на стажировку ещё с бедняжкой Лив.... Видите её мать? Бедная Бернадет! Неудивительно, что на ней лица нет! И зачем только Ла Феры пригласили её?

— Уж не Бернадет ли говорила, что её прапрапрабабка была кузиной легендарной Малефисенты? Такую попробуй не позови…

Тем временем невеста, которая по общему негласному мнению почти всей многочисленной родни жениха, была ему совсем не пара, знать не знала о злых языках, что за глаза называли её рыжей американской корриган. А даже если бы знала, вряд ли бы придала этому хоть какое-либо значение. Застывшая в немом ужасе посреди своей комнаты, бледная как и её пеньюар, Ребекка пока ещё Ковальски, видела перед собой только одно — небольшую упавшую на пол белую коробку с кроваво-красным бантом. Внутри змеёй изгибалась светло-голубая лента…

— Бекки? Что с тобой? — Дороти Ковальски непонимающе оглядела сестру с ног до головы. Ребекка открывала и закрывала рот, словно рыба, выброшенная на берег, не в силах сказать ни слова.

Утром самого знаменательного дня в своей жизни она нашла у входа в комнату эту самую коробку с лентой внутри. Обычной голубой лентой. В этом не было бы ничего примечательного, если бы не…

— В чём дело? — частично поняв, что к чему, Дороти пальнула в коробку заклинанием, определяющим наличие в предмете тёмной магии. Ничего. В посылке вообще не было никакой магии. — Бекки? Милая, я позову маму…

— Нет, — Ребекка помотала головой. — Позови… позови Артура.

Дороти нахмурилась, но возражать не стала.

— Я быстро, ты только успокойся, ладно? Ума не приложу, что тебя так напугало…

— Дороти, позови…

— Артура. Да, конечно. Только успокойся.

Ребекка кивнула. Когда за Дороти закрылась дверь, она посильнее закуталась в белый шёлковый халат и опустилась на пол. Это всего лишь недоразумение… Или чья-то злая шутка? Взгляд её наткнулся на крошечную, сложенную пополам записку, которую она не заметила, открыв коробку. Преодолев тихий ползущий по спине ужас, она развернула пергамент.

«Счастье, дорогая Ребекка, счастье — это прежде всего тихое, радостное сознание, что совесть твоя свободна от вины».

Испустив короткий стон, без пяти минут мадам де Ла Фер упала в обморок.

* * *

Алекс МакЛагген никогда не относил себя к поклонникам Франции. Ещё в школе, пока многие из его знакомых грезили о Париже и стажировке в Шармбатоне, он предпочёл поездку в далёкую жаркую Бразилию. Учёба в школе волшебства и магии Кастелобрушу, расположенной в амазонских джунглях, принесла ему незабываемые впечатления. Франция же всегда казалась ему слишком претенциозной.

По ту сторону Ла-Манша он был всего три раза. Впервые — в семь лет, когда ещё была жива его бабушка по линии матери. Вивьен Джонс, в девичестве Ла Фер, чувствуя, что жизнь её клонится к закату, на долгие две недели вместе с дочерью и двумя внуками, Алексом и Эндрю, гостила в этом самом особняке. Алекс плохо помнил эту поездку, но отлично знал, что ему было очень скучно, особенно во время длинных и нудных лекций о правилах хорошего тона от мадам Манон де Ла Фер. Её собственный сын Шарль всегда знал, какой ложкой есть суп, а какой десерт, и, вероятно, считал это достаточным поводом, чтобы задирать перед Алексом нос. Его-то МакЛагген ему и разбил во время ожесточённой драки, вспыхнувшей по давно забытому поводу. Общая кузина Шарля и Алекса Ева Лерой не жаждала общаться с ними. Её привозили в особняк де Ла Феров поиграть, но вместо этого она запиралась в огромной библиотеке, дни напролёт читая книгу об ордене магов-рыцарей, чей великий магистр проклял всю королевскую семью династии Капетингов. Тогда Алекс мало интересовался чтением, но после драки с троюродным братом, криков мадам Манон и сеанса всеобщего осуждения и порицания, библиотека оказалась единственным местом, где можно было спрятаться от укоряющих взглядов, а Ева — единственным человеком, который отметил, что «Шарль — тот ещё негодяй». Дочитав свою книгу, она предложила почитать и ему. Несмотря на то, что «Проклятие тамплиеров» оказалось довольно интересным, осилить её до отправления в Англию он не успел. Утащить её с собой без шума тоже не вышло — библиотека де Ла Феров была снабжена заклинанием от воров. В конце концов, не без неудовольствия, Манон и Клод решили подарить драчливому мальчишке книгу, вероятно, надеясь, что литература облагородит его дурной характер.

«Проклятие тамплиеров» до сих пор хранилось на почётном месте в его небольшой комнате под самой крышей в уютном маленьком особнячке МакЛаггенов. Только спустя много лет он понял, что книги в библиотеке родственников были заколдованы таким образом, чтобы каждый мог прочитать их на своём родном языке — это объясняло, почему Алекс, у которого было туго с французским, и Ева, плохо знающая английский язык, понимали написанное одинаково хорошо.

Второй раз он побывал в гостях у Ла Феров в двенадцать лет в связи с похоронами Раймунда де Ла Фера, родного брата его бабушки Вивьен и деда Шарля. С Шарлем и Евой теперь можно было поговорить об учёбе в Шармбатоне и Хогвартсе и рассказать, что у него есть все шансы попасть в сборную Хаффлпаффа по квиддичу в следующем году. На этот раз обошлось без сломанных носов.

Когда Алексу было семнадцать, их семью пригласили на четвёртую свадьбу его тётушки Ивон Лерой. В ту пору он окончательно уверился, что Франция ему не по душе — как минимум потому, что всё французское напоминало ему о бывшей девушке, расставание с которой далось ему нелегко. Впрочем, он сослался на недомогание и ехать в гости отказался. Мама сделала вид, что поверила в отговорку о том, что его жутко тошнит от ирландских медовых ирисок.

И вот год спустя он снова здесь, скучающе оглядывает кичливых, похожих на цветочные клумбы дам и их галантных чопорных кавалеров. Приглашённые со стороны невесты нравились ему гораздо больше. Во-первых, в списке гостей он увидел фамилии нескольких ребят из Ильверморни, которых он знал ещё со школьных лет благодаря одной забавной истории, стоившей ему месяца отработок. Во-вторых, кузен невесты, Квентин Ковальски был охотником «Фичбургских зябликов» — одной из лучших, по мнению Алекса, команд по квиддичу в мировой лиге. Как назло, все те, с кем он был бы не прочь пообщаться, вероятно, решили появиться в особняке только перед самой церемонией. Родители его вели светские беседы с кем-то из дальних родственников, имена которых он уже забыл, Эндрю, уже вступивший в тот замечательный возраст, когда на уме одни только девочки, вовсю красовался перед какой-то симпатичной темнокожей барышней, отвечающей ему смущённым смехом. Ева жутко суетилась и в спешке бегала по дому, проверяя всё ли готово к церемонии.

Со скуки Алекс двинулся в сторону «комнаты памяти» — небольшого семейного музея. Там со старых фотографий ему улыбались Найджел и Вивьен Джонсы в день их свадьбы, во время поездки в Маньчжурию, в которой принимала участие и его шестимесячная мать, и в Южную Африку, когда ей было четырнадцать, а дяде Элвину год… Он с опозданием понял, что дедушка и бабушка ушли слишком рано. Их портретов, с которыми можно было бы поговорить, не осталось, а у него, чем старше он становился, появлялось всё больше и больше вопросов…

В глубине «комнаты памяти» блестела серебром дверь, ведущая в розарий. На короткий миг у Алекса закружилась голова — розы — белые, чёрные, чайные, алые, золотые — пахли каждая по-своему, словно бы соревнуясь в насыщенности своего аромата. Сквозь эту мешанину запахов, словно змей-искуситель по райскому саду, пробирался лёгкий терпкий запах табака.

— Bonjour.

Тут только он заметил, что не один. Голубое шёлковое похожее на ночную рубашку платье незнакомки идеально сочеталось с тёмно-синими розами, рядом с которыми она стояла. Светлые, собранные в небрежный пучок волосы, тонкое запястье с серебряным браслетом, сигарета в белых пальчиках… Откуда-то из глубины подсознания вылезли непрошенные ассоциации.

— Я не говорю по-французски, — грубо отрезал он, отгоняя от себя болезненные воспоминания.

— Вот как? — девушка с притворной обидой сложила губки. — Как же вы собираетесь очаровывать французских девушек? — с акцентом промурлыкала она по-английски.

— Не люблю француженок, — усмехнулся Алекс. Незнакомка прищурилась.

— Откуда такая категоричность? Впрочем, не отвечайте! Вы в Париже, в гостях, на свадьбе, так что должны вести себя со мной учтиво, хоть я и француженка. Я занималась с женихом любовью в этом самом розарии и не люблю его невесту, хотя она и очень милая, но я же не сообщаю ей об этом! Это как минимум невежливо.

— М-да… — только и смог из себя выдавить Алекс.

— Шутка, — губы её усмехнулись, но в глазах, на миг показавшихся прозрачными, промелькнула тоска. Она протянула ему руку. — Флер.

— Алекс, — он картинно поклонился и скользнул по мягкой коже губами. — Приятно познакомится, mademoiselle.

— Ты знал, что Ла Феры — потомки Адама Мерлена и Белль? — резко переменила тему Флер, нагибаясь к одной из роз. Алые лепестки её отливали еле уловимым золотистым свечением.

— Кого? — Алекс рассеяно моргнул. Исходящий от цветка запах завораживал, словно котёл с амортенцией на уроке зельеварения.

— Шутишь? — Флер подняла светлые брови. — Адам Мерлен, укушенный Жеводанским зверем… Маглы ещё его историю за сказку считают, даже мультик сняли… как его… «Красавица и чудовище»!

— Мне в детстве другие сказки читали — про Зайчиху-шутиху там… — проворчал Алекс. Обстановка казалось ему слишком приторной. Как, впрочем, и весь этот богатый особняк, похожий на огромный торт — обойдёшь весь, и точно слипнется. — Может, вернёмся в…

Договорить он не успел. Небрежно покручивая волшебную палочку в руках, к ним приближался один из тех, с кем Алексу было чуть более приятно встретиться, чем с малознакомой роднёй, и чуть менее, чем с другими парнями из Ильверморни.

— Мадмуазель де Лавальер, ничего не хотите объяснить? — прищурившись, поинтересовался Артур Гилберт.

* * *

Комната в дешёвом отеле в Байонне была не на много просторнее спальни Тайры в той хибаре, которую она называла «своим баром». Безвкусное панно над кроватью, дырявый матрас и храпящая как целая команда по бейсболу престарелая мадам из общества экспериментального зельеварения в соседнем номере — вся обстановка мало приходилась Артуру по вкусу. И всё-таки он бы предпочёл провести этот вечер здесь, вместе со своей любимой девушкой, чем в роскошном особняке, глядя на то, как другая девушка, к которой он с давних пор испытывал нечто вроде братской привязанности, совершает самую страшную, на его взгляд, ошибку в своей жизни. Выходит замуж.

— Подумай, из чего можно трансфигурировать бируши, — хихикнула Тайра. Когда прошлой ночью они повалились на кровать, волшебные палочки оказались в груде сброшенной в противоположном углу комнаты одежды. А потому, когда храп мадам Люлли стал перекрывать гораздо более приятные уху Артура звуки, перед ним встала дилемма — либо встать, найти палочку и выключить «музыкальное сопровождение», либо довести дело до конца, невзирая на неожиданные помехи. Он выбрал второе, но, несмотря на благополучный исход, Тайра, вероятно, собиралась отпускать шуточки по этому поводу как минимум до рождения Ребеккиного первенца.

— Давай не пойдём, — предложил он. Тайра ласково провела пальчиком от его подбородка по шее, к самой груди.

— Не глупи. Пропустить грандиозную вечеринку в честь моей рыжей громоптички? Кто ты и куда дел Гилберта? Я в душ, а ты оденься пока… иначе мы точно опоздаем.

В ответ Артур попробовал кусануть её за палец, но Тайра ловко увернулась и, послав ему то ли воздушный поцелуй, то ли фак, скрылась в ванной.

Артур Гилберт редко задумывался о том, к каким катастрофическим последствиям могут приводить его поступки, если эти самые последствия не угрожали ему или кому-то из его близких, но это был как раз тот самый момент. Если бы на седьмом курсе учёбы в Ильверморни ему не пришлось поехать на стажировку в Махотокоро, Ребекка бы тоже, вероятно, не решилась бы на это. Они бы никогда не встретились в Японии со студентами Шармбатона — Шарлем де Ла Фером и Лив Бертран, и теперь Ребекка не готовилась бы стать мадам де Ла Фер, а Ливи... Возможно, Оливи Бертран прямо сейчас надевала бы подвенечное платье.

Шарль никогда не нравился Гилберту. Наверное, потому что у них было слишком много общего. Оба — молодые франты, из состоятельных семей, любители красивых женщин и хорошего бухла. Вот только Шарль, как и положено мальчику из хорошей семьи, собирался делать карьеру в Министерстве магии, а от делишек Артура МАКУСА были совсем не в восторге. Гилберт искренне надеялся, что после окончания стажировки вспыхнувшие между Ребеккой и Шарлем чувства останутся похороненными в японской земле. Вместе с Лив Бертран и всеми ужасными воспоминаниями, связанными с её смертью.

Как же он ошибался.

Почему-то он сразу понял, что стук в дверь не предвещает ничего хорошего. И хотя в проявителе врагов вместо значка аврора МАКУСА отражались лишь неясные тени, Артур на всякий случай нащупал в кармане палочку.

— Открыто!

На пороге застыла красная то ли от смущения, то ли от волнения Дороти Ковальски.

— Бекки просит, чтобы ты пришёл. Ей прислали какую-то коробку… в ней ничего страшного нет… одна только голубая лента! Но Бекки так перепугалась! На ней просто лица не было! Она попросила…

Артур уже не слушал, переодеваясь в праздничный смокинг. Дороти запнулась, покраснела ещё больше и поспешно отвела глаза. Гилберт запоздало вспомнил, что младшая сестра его однокурсницы когда-то была влюблена в него и, может быть, болеет этим до сих пор, но думать о её чувствах было некогда. Из ванны выскользнула Тайра, в одном полотенце на голое тело и с чувством собственного превосходства уставилась на Дороти.

— Возвращайся к сестре, не отходи от неё ни на шаг, заверь её, что это лишь чья-то злая пакость. Я разберусь с этим. Возьми Аманду Фейн, Вайолет Грей — кто там ещё в подружках невесты… Пусть тоже будут рядом с ней. Рыба, — обернулся он к Тайре, которая несмотря на несвойственное ей молчание, явно была не прочь задать ему несколько вопросов, — какой-нибудь твой коктейль для храбрости тоже не будет лишним. Отправляйся к Бекс, готовьтесь к церемонии. Я выясню, кто отправил посылку и что хотел этим сказать. И поверьте, ему не поздоровиться.

Дороти смущённо кивнула и вышла. Тайра продолжала стоять, словно каменное изваяние.

— Что за херь, Гилберт?

Артур уже был полностью собран.

— Всё хорошо, Рыба, — он обхватил лицо девушки двумя руками. — Отправляйся на свадьбу и ни о чём не переживай. Я улажу всё и присоединюсь.

— Что ты уладишь? — Тайра скинула с себя его руки. В глазах её плясал огонь, который явно не сулил ничего хорошего. — Думаешь, я не в курсе, что ты проворачиваешь какие-то тайные махинации с тёмными артефактами? Думаешь, я совсем тупая? Но как ты посмел втянуть в это Бекс!

— Никаких махинаций, — прошипел Артур, хватая её и разворачивая к себе лицом. — Послушай меня! Голубая лента была на бывшей невесте Шарля…

Тайра побледнела и перестала вырываться.

— В день её смерти.