Голубая лента (гет)

Поместье де Ла Феров располагалось неподалёку от Байонна, в небольшом лесу Башахаун, названном так ещё в те далёкие времена, когда маглы как и маги были в курсе существования в подобных чащах и в глубинах пещер лесных духов. Парочка башахаунов водилась в лесу и по сей день, под особой опекой Ла Феров, следивших, чтобы особо любопытные неволшебники не приближались к лесу и ни в коем случае не узнали о существовании обитающих там волшебных существ. Поместье напоминало яркую цветную бусину, упавшую среди высокой сочной дикой травы — идеальный маленький замок, мечта тринадцатилетней принцессы, посреди дремучей чащи, из которой в лунные ночи доносилась унылая песня волков.

В день свадьбы единственного сына Клода и Манон де Ла Фер замок и вовсе сиял как сокровищница ниффлера. Лошадям, которые должны были доставить жениха и невесту к месту бракосочетания — огромной радужной арке, украшенной розами всевозможных оттенков, натёрли блёстками кожу и заклинанием приделали серебристые рога, от чего они стали похожи на настоящих единорогов, в фонтаны запустили стайки золотых рыбок, а в воздух — специально нанятую группу фей-танцовщиц. Многочисленные тётушки, кузины и подруги матери жениха не уставали громко восхищаться праздником и очень тихо шептаться о невесте.

— Слышали, она — американка! Дочь какого-то пекаря…

— Я слышала, что её мать — очень талантливая ведьма, выпускница Салема…

— Где Шарль её встретил?

— В Японии. Он уезжал туда на стажировку ещё с бедняжкой Лив.... Видите её мать? Бедная Бернадет! Неудивительно, что на ней лица нет! И зачем только Ла Феры пригласили её?

— Уж не Бернадет ли говорила, что её прапрапрабабка была кузиной легендарной Малефисенты? Такую попробуй не позови…

Тем временем невеста, которая по общему негласному мнению почти всей многочисленной родни жениха, была ему совсем не пара, знать не знала о злых языках, что за глаза называли её рыжей американской корриган. А даже если бы знала, вряд ли бы придала этому хоть какое-либо значение. Застывшая в немом ужасе посреди своей комнаты, бледная как и её пеньюар, Ребекка пока ещё Ковальски, видела перед собой только одно — небольшую упавшую на пол белую коробку с кроваво-красным бантом. Внутри змеёй изгибалась светло-голубая лента…

— Бекки? Что с тобой? — Дороти Ковальски непонимающе оглядела сестру с ног до головы. Ребекка открывала и закрывала рот, словно рыба, выброшенная на берег, не в силах сказать ни слова.

Утром самого знаменательного дня в своей жизни она нашла у входа в комнату эту самую коробку с лентой внутри. Обычной голубой лентой. В этом не было бы ничего примечательного, если бы не…

— В чём дело? — частично поняв, что к чему, Дороти пальнула в коробку заклинанием, определяющим наличие в предмете тёмной магии. Ничего. В посылке вообще не было никакой магии. — Бекки? Милая, я позову маму…

— Нет, — Ребекка помотала головой. — Позови… позови Артура.

Дороти нахмурилась, но возражать не стала.

— Я быстро, ты только успокойся, ладно? Ума не приложу, что тебя так напугало…

— Дороти, позови…

— Артура. Да, конечно. Только успокойся.

Ребекка кивнула. Когда за Дороти закрылась дверь, она посильнее закуталась в белый шёлковый халат и опустилась на пол. Это всего лишь недоразумение… Или чья-то злая шутка? Взгляд её наткнулся на крошечную, сложенную пополам записку, которую она не заметила, открыв коробку. Преодолев тихий ползущий по спине ужас, она развернула пергамент.

«Счастье, дорогая Ребекка, счастье — это прежде всего тихое, радостное сознание, что совесть твоя свободна от вины».

Испустив короткий стон, без пяти минут мадам де Ла Фер упала в обморок.

* * *

Алекс МакЛагген никогда не относил себя к поклонникам Франции. Ещё в школе, пока многие из его знакомых грезили о Париже и стажировке в Шармбатоне, он предпочёл поездку в далёкую жаркую Бразилию. Учёба в школе волшебства и магии Кастелобрушу, расположенной в амазонских джунглях, принесла ему незабываемые впечатления. Франция же всегда казалась ему слишком претенциозной.

По ту сторону Ла-Манша он был всего три раза. Впервые — в семь лет, когда ещё была жива его бабушка по линии матери. Вивьен Джонс, в девичестве Ла Фер, чувствуя, что жизнь её клонится к закату, на долгие две недели вместе с дочерью и двумя внуками, Алексом и Эндрю, гостила в этом самом особняке. Алекс плохо помнил эту поездку, но отлично знал, что ему было очень скучно, особенно во время длинных и нудных лекций о правилах хорошего тона от мадам Манон де Ла Фер. Её собственный сын Шарль всегда знал, какой ложкой есть суп, а какой десерт, и, вероятно, считал это достаточным поводом, чтобы задирать перед Алексом нос. Его-то МакЛагген ему и разбил во время ожесточённой драки, вспыхнувшей по давно забытому поводу. Общая кузина Шарля и Алекса Ева Лерой не жаждала общаться с ними. Её привозили в особняк де Ла Феров поиграть, но вместо этого она запиралась в огромной библиотеке, дни напролёт читая книгу об ордене магов-рыцарей, чей великий магистр проклял всю королевскую семью династии Капетингов. Тогда Алекс мало интересовался чтением, но после драки с троюродным братом, криков мадам Манон и сеанса всеобщего осуждения и порицания, библиотека оказалась единственным местом, где можно было спрятаться от укоряющих взглядов, а Ева — единственным человеком, который отметил, что «Шарль — тот ещё негодяй». Дочитав свою книгу, она предложила почитать и ему. Несмотря на то, что «Проклятие тамплиеров» оказалось довольно интересным, осилить её до отправления в Англию он не успел. Утащить её с собой без шума тоже не вышло — библиотека де Ла Феров была снабжена заклинанием от воров. В конце концов, не без неудовольствия, Манон и Клод решили подарить драчливому мальчишке книгу, вероятно, надеясь, что литература облагородит его дурной характер.

«Проклятие тамплиеров» до сих пор хранилось на почётном месте в его небольшой комнате под самой крышей в уютном маленьком особнячке МакЛаггенов. Только спустя много лет он понял, что книги в библиотеке родственников были заколдованы таким образом, чтобы каждый мог прочитать их на своём родном языке — это объясняло, почему Алекс, у которого было туго с французским, и Ева, плохо знающая английский язык, понимали написанное одинаково хорошо.

Второй раз он побывал в гостях у Ла Феров в двенадцать лет в связи с похоронами Раймунда де Ла Фера, родного брата его бабушки Вивьен и деда Шарля. С Шарлем и Евой теперь можно было поговорить об учёбе в Шармбатоне и Хогвартсе и рассказать, что у него есть все шансы попасть в сборную Хаффлпаффа по квиддичу в следующем году. На этот раз обошлось без сломанных носов.

Когда Алексу было семнадцать, их семью пригласили на четвёртую свадьбу его тётушки Ивон Лерой. В ту пору он окончательно уверился, что Франция ему не по душе — как минимум потому, что всё французское напоминало ему о бывшей девушке, расставание с которой далось ему нелегко. Впрочем, он сослался на недомогание и ехать в гости отказался. Мама сделала вид, что поверила в отговорку о том, что его жутко тошнит от ирландских медовых ирисок.

И вот год спустя он снова здесь, скучающе оглядывает кичливых, похожих на цветочные клумбы дам и их галантных чопорных кавалеров. Приглашённые со стороны невесты нравились ему гораздо больше. Во-первых, в списке гостей он увидел фамилии нескольких ребят из Ильверморни, которых он знал ещё со школьных лет благодаря одной забавной истории, стоившей ему месяца отработок. Во-вторых, кузен невесты, Квентин Ковальски был охотником «Фичбургских зябликов» — одной из лучших, по мнению Алекса, команд по квиддичу в мировой лиге. Как назло, все те, с кем он был бы не прочь пообщаться, вероятно, решили появиться в особняке только перед самой церемонией. Родители его вели светские беседы с кем-то из дальних родственников, имена которых он уже забыл, Эндрю, уже вступивший в тот замечательный возраст, когда на уме одни только девочки, вовсю красовался перед какой-то симпатичной темнокожей барышней, отвечающей ему смущённым смехом. Ева жутко суетилась и в спешке бегала по дому, проверяя всё ли готово к церемонии.

Со скуки Алекс двинулся в сторону «комнаты памяти» — небольшого семейного музея. Там со старых фотографий ему улыбались Найджел и Вивьен Джонсы в день их свадьбы, во время поездки в Маньчжурию, в которой принимала участие и его шестимесячная мать, и в Южную Африку, когда ей было четырнадцать, а дяде Элвину год… Он с опозданием понял, что дедушка и бабушка ушли слишком рано. Их портретов, с которыми можно было бы поговорить, не осталось, а у него, чем старше он становился, появлялось всё больше и больше вопросов…

В глубине «комнаты памяти» блестела серебром дверь, ведущая в розарий. На короткий миг у Алекса закружилась голова — розы — белые, чёрные, чайные, алые, золотые — пахли каждая по-своему, словно бы соревнуясь в насыщенности своего аромата. Сквозь эту мешанину запахов, словно змей-искуситель по райскому саду, пробирался лёгкий терпкий запах табака.

— Bonjour.

Тут только он заметил, что не один. Голубое шёлковое похожее на ночную рубашку платье незнакомки идеально сочеталось с тёмно-синими розами, рядом с которыми она стояла. Светлые, собранные в небрежный пучок волосы, тонкое запястье с серебряным браслетом, сигарета в белых пальчиках… Откуда-то из глубины подсознания вылезли непрошенные ассоциации.

— Я не говорю по-французски, — грубо отрезал он, отгоняя от себя болезненные воспоминания.

— Вот как? — девушка с притворной обидой сложила губки. — Как же вы собираетесь очаровывать французских девушек? — с акцентом промурлыкала она по-английски.

— Не люблю француженок, — усмехнулся Алекс. Незнакомка прищурилась.

— Откуда такая категоричность? Впрочем, не отвечайте! Вы в Париже, в гостях, на свадьбе, так что должны вести себя со мной учтиво, хоть я и француженка. Я занималась с женихом любовью в этом самом розарии и не люблю его невесту, хотя она и очень милая, но я же не сообщаю ей об этом! Это как минимум невежливо.

— М-да… — только и смог из себя выдавить Алекс.

— Шутка, — губы её усмехнулись, но в глазах, на миг показавшихся прозрачными, промелькнула тоска. Она протянула ему руку. — Флер.

— Алекс, — он картинно поклонился и скользнул по мягкой коже губами. — Приятно познакомится, mademoiselle.

— Ты знал, что Ла Феры — потомки Адама Мерлена и Белль? — резко переменила тему Флер, нагибаясь к одной из роз. Алые лепестки её отливали еле уловимым золотистым свечением.

— Кого? — Алекс рассеяно моргнул. Исходящий от цветка запах завораживал, словно котёл с амортенцией на уроке зельеварения.

— Шутишь? — Флер подняла светлые брови. — Адам Мерлен, укушенный Жеводанским зверем… Маглы ещё его историю за сказку считают, даже мультик сняли… как его… «Красавица и чудовище»!

— Мне в детстве другие сказки читали — про Зайчиху-шутиху там… — проворчал Алекс. Обстановка казалось ему слишком приторной. Как, впрочем, и весь этот богатый особняк, похожий на огромный торт — обойдёшь весь, и точно слипнется. — Может, вернёмся в…

Договорить он не успел. Небрежно покручивая волшебную палочку в руках, к ним приближался один из тех, с кем Алексу было чуть более приятно встретиться, чем с малознакомой роднёй, и чуть менее, чем с другими парнями из Ильверморни.

— Мадмуазель де Лавальер, ничего не хотите объяснить? — прищурившись, поинтересовался Артур Гилберт.

* * *

Комната в дешёвом отеле в Байонне была не на много просторнее спальни Тайры в той хибаре, которую она называла «своим баром». Безвкусное панно над кроватью, дырявый матрас и храпящая как целая команда по бейсболу престарелая мадам из общества экспериментального зельеварения в соседнем номере — вся обстановка мало приходилась Артуру по вкусу. И всё-таки он бы предпочёл провести этот вечер здесь, вместе со своей любимой девушкой, чем в роскошном особняке, глядя на то, как другая девушка, к которой он с давних пор испытывал нечто вроде братской привязанности, совершает самую страшную, на его взгляд, ошибку в своей жизни. Выходит замуж.

— Подумай, из чего можно трансфигурировать бируши, — хихикнула Тайра. Когда прошлой ночью они повалились на кровать, волшебные палочки оказались в груде сброшенной в противоположном углу комнаты одежды. А потому, когда храп мадам Люлли стал перекрывать гораздо более приятные уху Артура звуки, перед ним встала дилемма — либо встать, найти палочку и выключить «музыкальное сопровождение», либо довести дело до конца, невзирая на неожиданные помехи. Он выбрал второе, но, несмотря на благополучный исход, Тайра, вероятно, собиралась отпускать шуточки по этому поводу как минимум до рождения Ребеккиного первенца.

— Давай не пойдём, — предложил он. Тайра ласково провела пальчиком от его подбородка по шее, к самой груди.

— Не глупи. Пропустить грандиозную вечеринку в честь моей рыжей громоптички? Кто ты и куда дел Гилберта? Я в душ, а ты оденься пока… иначе мы точно опоздаем.

В ответ Артур попробовал кусануть её за палец, но Тайра ловко увернулась и, послав ему то ли воздушный поцелуй, то ли фак, скрылась в ванной.

Артур Гилберт редко задумывался о том, к каким катастрофическим последствиям могут приводить его поступки, если эти самые последствия не угрожали ему или кому-то из его близких, но это был как раз тот самый момент. Если бы на седьмом курсе учёбы в Ильверморни ему не пришлось поехать на стажировку в Махотокоро, Ребекка бы тоже, вероятно, не решилась бы на это. Они бы никогда не встретились в Японии со студентами Шармбатона — Шарлем де Ла Фером и Лив Бертран, и теперь Ребекка не готовилась бы стать мадам де Ла Фер, а Ливи... Возможно, Оливи Бертран прямо сейчас надевала бы подвенечное платье.

Шарль никогда не нравился Гилберту. Наверное, потому что у них было слишком много общего. Оба — молодые франты, из состоятельных семей, любители красивых женщин и хорошего бухла. Вот только Шарль, как и положено мальчику из хорошей семьи, собирался делать карьеру в Министерстве магии, а от делишек Артура МАКУСА были совсем не в восторге. Гилберт искренне надеялся, что после окончания стажировки вспыхнувшие между Ребеккой и Шарлем чувства останутся похороненными в японской земле. Вместе с Лив Бертран и всеми ужасными воспоминаниями, связанными с её смертью.

Как же он ошибался.

Почему-то он сразу понял, что стук в дверь не предвещает ничего хорошего. И хотя в проявителе врагов вместо значка аврора МАКУСА отражались лишь неясные тени, Артур на всякий случай нащупал в кармане палочку.

— Открыто!

На пороге застыла красная то ли от смущения, то ли от волнения Дороти Ковальски.

— Бекки просит, чтобы ты пришёл. Ей прислали какую-то коробку… в ней ничего страшного нет… одна только голубая лента! Но Бекки так перепугалась! На ней просто лица не было! Она попросила…

Артур уже не слушал, переодеваясь в праздничный смокинг. Дороти запнулась, покраснела ещё больше и поспешно отвела глаза. Гилберт запоздало вспомнил, что младшая сестра его однокурсницы когда-то была влюблена в него и, может быть, болеет этим до сих пор, но думать о её чувствах было некогда. Из ванны выскользнула Тайра, в одном полотенце на голое тело и с чувством собственного превосходства уставилась на Дороти.

— Возвращайся к сестре, не отходи от неё ни на шаг, заверь её, что это лишь чья-то злая пакость. Я разберусь с этим. Возьми Аманду Фейн, Вайолет Грей — кто там ещё в подружках невесты… Пусть тоже будут рядом с ней. Рыба, — обернулся он к Тайре, которая несмотря на несвойственное ей молчание, явно была не прочь задать ему несколько вопросов, — какой-нибудь твой коктейль для храбрости тоже не будет лишним. Отправляйся к Бекс, готовьтесь к церемонии. Я выясню, кто отправил посылку и что хотел этим сказать. И поверьте, ему не поздоровиться.

Дороти смущённо кивнула и вышла. Тайра продолжала стоять, словно каменное изваяние.

— Что за херь, Гилберт?

Артур уже был полностью собран.

— Всё хорошо, Рыба, — он обхватил лицо девушки двумя руками. — Отправляйся на свадьбу и ни о чём не переживай. Я улажу всё и присоединюсь.

— Что ты уладишь? — Тайра скинула с себя его руки. В глазах её плясал огонь, который явно не сулил ничего хорошего. — Думаешь, я не в курсе, что ты проворачиваешь какие-то тайные махинации с тёмными артефактами? Думаешь, я совсем тупая? Но как ты посмел втянуть в это Бекс!

— Никаких махинаций, — прошипел Артур, хватая её и разворачивая к себе лицом. — Послушай меня! Голубая лента была на бывшей невесте Шарля…

Тайра побледнела и перестала вырываться.

— В день её смерти.

Из ущелий чёрных

Вылетели тени —

Белые невесты:

Широко в полёте

Веют их одежды,

Головы и тело

Дымкою покрыты,

Только обозначен

В них лучом румяным

Очерк лиц и груди.

(Аполлон Майков, «Утро. Предание о виллисах»)

Шарль де Ла Фер всегда оправдывал надежды своих родителей. Он блестяще учился, отлично пел и играл на гитаре, был вежлив и скромен и с лёгкостью соглашался на все предложения Манон и Клода, касающиеся его будущего, будь то тёплое место в Министерстве магии или помолвка с дочерью лучшей подруги его матери. Ему всегда удавалось быть в глазах семьи именно тем, чего от него ожидали, умело скрывая своё тайное опасное хобби, от которого мадам и месье де Ла Фер вряд ли бы были в восторге. Вот уже более пяти лет Шарль причислял себя к катафилам — исследователям парижских катакомб, в частности их магической части, населённой призраками и, как довелось ему однажды убедиться собственными глазами, настоящими чудовищами. Таинство смерти завораживало его, тянуло под землю, подальше от привычной жизни, пока в один прекрасный день её не осветил яркий живой солнечный свет, имя которому было Ребекка Ковальски.

Лодка стремительно приближалась к берегу, а школы до сих пор не было видно. Остров казался совсем пустым и безлюдным — одни лишь голые камни, готового вот-вот полыхнуть вулкана. Неудивительно, что маглы бояться соваться сюда — с воды Минами Иводзима выглядел как сила торжества смерти над слабым человеческим существом. Стоит вулкану один раз чихнуть — огненная лава поглотит все попытки наладить жизнь на этой гиблой земле.

— Ты уверен, что мы всё сделали правильно? — Ливи заметно волновалась. Ветер трепал её тёмные волосы, то и дело швыряя их в бледное, нахмуренное личико.

Шарль кивнул сквозь зубы. В Японию — страну, где изучению происходящего по ту сторону от завесы смерти придавали огромное значение — он бы с радостью предпочёл отправиться один. Но Ливи, узнав о его решении подать заявку на стажировку, с выражением лица смиренной жертвы объявила, что она едет с ним. Приближение даты их свадьбы, которая должна была состояться сразу после выпуска из Шармбатона, занимало все её мысли. По её мнению, отныне они должны были всё делать вместе. Понятия личного пространства для Лив не существовало, и Шарлю оставалось только надеяться на свою изворотливость и на то, что после свадьбы её пристальное внимание к нему чуть притупиться.

Свой предстоящий брак Шарль рассматривал как выгодную сделку. Лив нравилась ему — она была неглупа, покладиста, мило смущалась во время дежурных поцелуев на публике и тет-а-тет экспериментов в постели, и вполне устраивала его в качестве будущей супруги. И не его вина, что она, предпочтя желаемое действительному, вообразила себе Мерлин знает какую неземную любовь между ними.

— Смотри, смотри, Шарль! Ворота!

Это были не просто ворота, а тории — маглы устанавливали подобные около своих храмов. Лодка приближалась прямо к ним, пока не остановилась у самого берега, прислонившись к одному из красных столбов. Один шаг через них — и огромный нефритовый дворец на самой вершине острова предстал перед ним во всей красе.

— Скорей сюда, — поторопил он Лив, подавая ей руку.

— Приветствуем вас, гости. Надеемся, ваше путешествие было приятным, — на берегу их встречала пожилая женщина в золотом кимоно. Спицы в её волосах, укладывающие их в высокую причёску, были сделаны в виде змей, одна из которых недобро блеснула на Шарля рубиновым глазом.

— Bonjour! Ой, — к ногам Ливи незаметно подкралась бесхвостая белая кошка с парочкой чёрных пятнышек на шёрстке, — привет, хорошая!

— Вы уже нравитесь местным обитателям. Кошек на острове — несколько десятков. Ещё больше здесь тануки — они внешне напоминают енотовидных собак, но имеют одну… выдающуюся деталь. Он любят шутить над учениками, особенно над иностранцами, но их шалости довольно безобидны.

— У вас очень красиво! — впервые за время их поездки Лив улыбнулась без всякой нервозности, светло и открыто. — Мы отправимся в замок?

— Да, но сначала дождёмся остальных гостей.

Только сейчас Шарль заметил ещё одну лодочку, скользящую по обманчиво спокойной глади океана. Судно стремительно приближалось к ним, и вот он уже мог различить фигуры двух человек на его борту. Парень и девушка, чьи длинные рыжие волосы ярко блестели на солнце, привлекая внимание издалека. Словно заворожённый, с каким-то внезапным неподдельным интересом он различал черты её лица, выражение тревоги и любопытства на нём. Когда их лодка приблизилась вплотную к тории, он, повинуясь внезапному порыву, подошёл с другой стороны и протянул ей сквозь врата руку. Девушка вздрогнула, бросила спрашивающий взгляд на своего спутника, который едва заметно, прищурившись, кивнул, и протянула свою маленькую ладошку в ответ.

— Добрый день, мадмуазель. Моё имя Шарль.

Нереальные, голубые, отливавшие еле заметной зеленью глаза, расширились, и он буквально почувствовал, как затрепетало сердце у неё в груди.

— Здравствуйте… Я Ребекка.

— Что это, мать твою, такое? — вместо приветствия с порога выкрикнул Гилберт. Бен и Макс, друзья жениха, удивлённо уставились на беспардонного скуластого американца с голубой лентой в одной руке и каким-то обрывком пергамента в другой.

— Пожалуйста, дайте нам поговорить с месье наедине, — спокойно произнёс Шарль. Парни подозрительно покосились на него, но возражать не стали.

— Пока ты тут прихорашиваешься, эту дрянь подложили у порога комнаты твоей невесты, — Артур вовсе не собирался скрывать свою неприязнь. — Ещё и вырезанный кусочек из книги, Ибсена… Кто ещё знает, кроме нас троих?

— Никто, — глухо откликнулся Шарль. — Лента настоящая, ты проверил?

— Настоящая? Настоящая лента должна лежать в японской земле, там, где и всё остальное, я, кажется, ясно выразился на этот счёт…

Шарль опустил голову. Между ним и Лив никогда не было прочной духовной связи, но сделать так, как сказал Артур, оставить её одну, в чужой стране, показалось ему кощунственным. Во всяком случае, себе он предпочитал объяснять свой поступок именно так.

— Что ты натворил, некрофил грёбанный? — лицо Артура побледнело. — Только не говори, что ты притащил её тело сюда…

— Оно в Париже, в мёртвом городе, в моём тайнике, — Шарль сжал спинку стула так, что костяшки пальцев побелели. — Череп, кости, лента, пару вещей, включая томик Ибсена — всё там. Понятия не имею, кто мог туда пробраться…

— А ты не думал, что она сама может оттуда вылезти? — Артур с силой рванул его за плечи. Лицо его исказилось ненавистью. — Ты не думал, что она погибла в Японии, в Японии, мать твою, где кишмя кишит ёкаями? Ты не думал, что она может вернуться призраком, очень недружелюбным призраком? Ты не думал, что она может хотеть уничтожить всех нас и в первую очередь Бекс?

— Поэтому я притащил её сюда, — прошипел в ответ Шарль. — Ты не знаешь, что это за место — катакомбы, а я много лет изучал их историю. С момента основания подземного кладбища, на него были наложены специальные чары, чтобы ни один покойник не мог оттуда выбраться. Это город мёртвых, покидать пределы которого их душам нельзя. Там они стонут, плачут, могут пугать, но навредить никому не могут, если только ты сам не спустишься к ним. Ребекка никогда не была в катакомбах. Кто-то из живых был там и забрал ленту, чтобы напугать её.

Артур вздохнул с некоторым облегчением. Иметь дела с живыми ему нравилось гораздо больше.

— Кто знает о тайнике?

— Ева, моя кузина, но она бы никогда не спустилась туда одна, да и она божий одуванчик — она бы никогда не пошла на такое.

— Ещё варианты?

Шарль потупился. Меньше всего ему хотелось быть обвинителем кого-то. Особенно того, кто был ему когда-то очень дорог. Но если он прав, и это дело рук живых, то вариантов больше нет…

— Флер де Ла Вальер, мы с ней были лучшими друзьями в школе, — бесцветно произнёс он. Артур поймал его взгляд и жёстко усмехнулся.

— Ты с ней спал, дружок. Причём наверняка и после помолвки…

— У меня есть её фото, Ева говорила, что она уже здесь, так что ты легко её найдёшь, — проигнорировал выпад Шарль.

— Молись, чтобы это была она, — Гилберт кинул быстрый оценивающий взгляд на карточку. Блондинка, море веснушек и голубые глаза, совсем не похожа на темноволосую бледную утончённую Лив или яркую рыжую Ребекку. Но, несмотря на разнообразие типажей, у Шарля явно был вкус.

Де Ла Фер вздохнул и только после того, как за Артуром закрылась дверь, вполголоса заметил.

— Надеюсь, что это не она.

* * *

Румяна не скрывали неестественную, почти мёртвенную бледность, и Флер с ожесточением ущипнула себя по щекам. Пусть этим вечером ей и не быть королевой бала, она будет плясать до упаду, смеяться до кашля в слабой груди и, возможно, заснёт в эту длинную ужасную ночь в чьих-то объятиях. Но нет, ни слезинки, ни тоски, ни страха -никто не увидит ничего подобного на её бледном лице.

Приглашение на свадьбу с гербом де Ла Феров, вначале с ожесточением смятое и порванное, а после приведённое в порядок парочкой простых заклятий, покоилось рядом с румянами на туалетном столике.

Под опеку Шарля де Ла Фер Флер попала благодаря дружбе с Евой. Та из-за своей нелюдимости, странного шрама на подбородке, огромных очков и внешности гадкого утёнка, ещё не представлявшего, в какого прекрасного лебедя ему предстоит превратиться, рисковала стать объектом насмешек. Но Шарль, от которого всегда веяло спокойствием, уверенностью и достатком, пресекал все попытки обидеть свою кузину. Флер точно не помнила, как они стали общаться — сначала обмениваясь вежливыми репликами на нейтральные темы, после чуть-чуть о личном, всё больше и больше приоткрывая перед друг другом покров своих тайн…

— Смотри, настоящий, — Шарль с гордостью продемонстрировал ей гладкий человеческий череп.

В Шармбатоне волшебные манипуляции с человеческими останками не приветствовались. У них было несколько теоретических занятий о том, в каких ритуалах можно использовать черепа, но без всякой практики.

— Где ты взял его? — спросила Флер, с любопытством проведя по затылку черепа пальчиком.

— О, — в глазах у Шарля загорелся странный огонёк. — В Париже есть места, где таких много. Ты бы хотела увидеть другую магию, магию смерти?

Более всего на свете Флер де Ла Вальер любила жизнь. Любила удовольствия и развлечения, красивые платья и другие вещи, танцы, цветы и музыку… Но она и понятия не имела, что наиболее остро вкус жизни ощущается тогда, когда до тебя доносится запах смерти.

Внутреннее убранство гостиных Шармбатона зависело от эстетических вкусов, магических способностей и настроения их обитателей. Ученики при помощи нехитрых заклинаний могли сами расписывать стены, менять форму мебели и украшать комнату интересными деталями. Каждый год администрация проводила конкурс на лучшую гостиную, на время которого жилое крыло превращалось в настоящее произведение искусства. И всё же кое-что всегда оставалось неизменным. Часы, повешенные по распоряжению Сюзанны Дюпре, одной из директрис школы по прозвищу Фея-крёстная, также как и несколько веков назад каждый вечер возвещали мелодичным звоном об отбое. Студенты называли их "Золушкиными часами", ведь от звонка и до самого рассвета все хрустальные туфельки и их хозяйки должны были находиться в своих гостиных.

Ева всегда возвращалась вовремя, не растеряв ничего из своего гардероба.

Флер порою прокрадывалась в спальню всего за полчаса до рассвета, уставшая, довольная и босая.

За пару месяцев они с Шарлем исходили по ночам весь Пер-Лашез. До этого Флер немного побаивалась кладбищ, но с де Ла Фером бояться было нечего, кроме как собственного выскочившего из груди сердца в те нередкие минуты, когда он брал её за руку. Теперь она могла без труда по памяти найти склеп собственных предков, предков Шарля, других известных магических семей и могилы выдающихся личностей. Пару раз они натыкались на поклонников Оскара Уальда, целующих стекло, укрывшее сфинкса на его могиле⁽¹⁾, парочку неволшебников-наркоманов, раскуривающих марихуану под песни The Doors⁽²⁾, и даже приличного вида дамочку, пытающуюся совокупиться с памятником Виктора Нуара ⁽³⁾.

Встречались им и привидения — иногда вдалеке мелькала лёгкая и грациозная фигура Айседоры Дункан, танцующая в объятиях трепещущегося на ветру алого шарфа⁽⁴⁾, из ниоткуда слышались звуки оперы Бизе и хриплый голос Эдит Пиаф,⁽⁵⁾ тут и там из-за своих надгробий следили за ними и многие другие, менее известные застрявшие на земле отпечатки неуспокоенных душ. Жуткая красота Пер-Лашеза пугала и притягивала одновременно, и после подобных ночных прогулок Флер неизменно чувствовала себя как никогда живой.

— Знаешь, а ведь есть местечко и поинтересней.

Флер давно догадывалась, что Шарлю известны и другие ворота в царство мёртвых. Догадывалась и с замиранием сердца ждала, когда он проведёт её через них.

В закрытую от посетителей часть парижских катакомб осквернители могил соваться не спешили. Гнетущая мёртвая тишина, трепещущие белые огоньки привидений в концах коридора и множество костей…

— Ты очень смелая девушка, — усмехнулся Шарль, когда они добрались до его тайника с коллекцией черепов. У некоторых из них на лбу зияли дыры в виде кругов или крестов.

Флер улыбнулась, прикрывая глаза. Тысячи пустых глазниц следили за двумя подростками, наслаждающихся в объятиях друг друга жизнью прямо посреди обители смерти.

Поцелуи Шарля были не похожи на поцелуи других парней. Флер слишком поздно поняла, что для неё они значат гораздо больше, чем небольшое дружеское приключение. Она отмахивалась от своего чувства как от надоевшей мухи — невестой Шарля была Ливи.

В институт семьи и брака Флер не верила с пяти лет, когда в один прекрасный день её отец без криков и скандалов покинул их особняк в Париже, перебравшись к себе в Тур. Вместе с ним там вскоре поселилась и другая женщина, которая как-то раз бестактно предложила Флер и её старшему брату Жерому назвать её мамой. К счастью, вскоре её сменила другая, а потом и третья. Через несколько лет отец всё-таки нашёл своё счастье с архитектором Софи, которая родила ему близнецов Луи и Родрига. Мать, потосковав некоторое время в одиночестве, начала менять любовников как перчатки. Один из них, ставший отцом её второй дочери Полин, был, по мнению Флер, даже очень мил, но и это не уберегло их пару от расставания. При всём при этом месье и мадам де Лавалльер оставались мужем и женой, ведь их брак, по настоянию родителей, был заключён по всем магическим канонам, включая непреложный обет. И хотя у обоих давно была своя жизнь, развестись они так и не смогли.

Будущий брак Шарля и Лив, навязанный им со стороны родителей, Флер представляла примерно также. Ей и в голову не приходило, что Шарль может что-либо испытывать к своей невесте, она совершенно не ревновала и радовалась этому как ребёнок, которому удалось обмануть самого себя. Она не ревнует, а значит, не влюблена. А значит, её сердце не будет разбито.

Насколько она ошиблась, Флер поняла, когда Ливи не стало. После стажировки в Японии Шарль вернулся совсем другим. Нет, он не погрузился в меланхолию, что в сложившейся ситуации было бы понятно и объяснимо, даже наоборот — как будто в его жизни появилось нечто, греющее изнутри. Флер по-прежнему часто бывала у него в гостях в отсутствие Клода и Манон, по-прежнему занималась с ним любовью в разных укромных уголках его огромного дома, но чувствовала, что она больше не делит с ним его тайн. Какая-то часть его жизни оставалась для неё закрыта.

— Привет, я Ребекка. Шарль так много о тебе рассказывал.

Флер хотелось провалиться под землю. До того самого дня она и понятия не имела о существовании где-то в далёкой Америке какой-то там Ребекки, знать не знала, что из Шармбатона в Ильверморни и обратно регулярно летают совы с открытками и письмами. Мисс Ковальски появилась словно бы из ниоткуда, красивая, рыжеволосая, с тонкими губами, неизменно изогнутыми в улыбке, протягивая Флер руку, запястье которой рябило от многочисленных ярких фенечек.

Когда Шарль пригласил её прийти к себе домой, чтобы кое с кем познакомиться, она ожидала совсем не этого.

— Бекс поступила в Академию художеств — ты бы видела её рисунки! — невзначай заметил Шарль, целуя девушку в висок. — Вам найдётся, о чём поговорить…

— Шарль писал мне, что ты делаешь волшебные гобелены, — глаза американки сияли восторгом. — Мне безумно интересно узнать об этом всё!

«А мне безумно интересно, когда ты успела… отобрать его у меня», — думала Флер. Сердце её скатывалось куда-то вниз, в огромный бездонный тёмный колодец, и она впервые позавидовала тем, кто спокойно спит, укрывшись гранитной плитой на кладбище Пер-Лашез.

— Ты не станешь ни о чём жалеть, — твёрдо сказала Флер самой себе, вглядываясь в зеркало в злополучный день свадьбы Шарля и Ребекки. — Всё, что происходит, к лучшему. А боль… рано или поздно она пройдёт.

Выполнить намеченное оказалось не так уж и просто. Дом Шарля буквально был наполнен воспоминаниями — вот здесь они целовались, и она случайно смахнула рукой безвкусную фарфоровую вазу, а там они пили вместе кофе, болтая о стажировке Шарля в Министерстве и о выходках любимого питомца Флер — мопса по кличке Единорог. Свой статус, приятельницы и по совместительству любовницы, она поняла только сейчас. И только сейчас до неё дошло, в насколько унизительное положение она сама себя поставила.

«Не думай об этом, — твердила она сама себе. — В розарий кто-то зашёл, поболтай с ним, отвлекись».

— Bonjour.

Молодой парень, по виду её ровесник, вздрогнул, выныривая из своих мыслей. Лицо его показалось ей смутно знакомым…

— Мадмуазель де Лавальер, ничего не хотите объяснить?

* * *

— Видеть невесту до свадьбы — плохая примета, — решительно заявила подруга Ребекки по учёбе в Ильверморни Аманда Фейн, явно намереваясь захлопнуть перед Шарлем дверь.

— Я просто хотел узнать, в порядке ли она…

Аманда замялась. С одной стороны, нервозность Ребекки была вполне объяснима — выходить замуж, да ещё и в первый раз, всегда волнительно. С другой — Ковальски буквально трепетала от страха, вздрагивая от каждого шороха, походя скорее на свихнувшуюся невростеничку, чем на счастливую невесту. Она уже готова была заподозрить лощённого французского красавчика в насилии по отношению к подруге, как вдруг Бекс сама вынырнула из-за её плеча.

— Шарль! — бросилась она к своему жениху. Рыжие волосы, ещё не уложенные в причёску, огненными реками спадали по молочно-белому платью. — Скажи, что Артур нашёл, кто это сделал! Скажи, что это не она мстит мне!

Брови Аманды взлетели вверх. Что за чертовщина происходит в этой будущей семейке? И причём здесь вообще Гилберт?

— Кхм, ты не оставишь нас?

Делать было нечего — Фейн согласно кивнула и удалилась. Шарль поспешно пробормотал заклинание, защищающее их разговор от подслушивания.

— Лив мертва. Она не может отомстить тебе, — прошептал он, успокаивающее гладя Бекку по плечам. — Поверь, ей не выбраться оттуда, где она находится сейчас. Да и если бы ёкай начал мстить… вряд ли бы он ограничился лентой…

— Тише! — глаза Ребекки расширились. — Ты слышишь?

Из нижних этажей доносилась классическая музыка

— Да, это Адан «Жизель», — с ходу определил Шарль. Его мать, будучи профессиональной пианисткой, в своё время штудировала его на знание всевозможных балетов и опер. — Танец вилий…

Он запнулся. Ребекка встрепенулась, высвобождаясь из его объятий, и словно заворожённая двинулась на звук. Рыжие локоны мягкой волной колыхались на её спине.

— Бекс! Постой… Бекс!

Ребекка обернулась, но на одно страшное мгновение он увидел совсем иное лицо. Ливи. Она торжествующе улыбнулась, но через пару мгновений особняк сотряс леденящий душу крик.

Содрогаясь в конвульсиях, словно пытаясь освободиться от сдавившей шею удавки, Ребекка Ковальски рухнула на пол.

1) Существует поверье, что если на могиле Уальда прошептать желание о вечной любви и поцеловать сфинкса, вымеченного на надгробии писателя, оно обязательно сбудется. Сфинкса зацеловали до такой степени, что администрация кладбища оградила надгробие прочным стеклом. Теперь целуют стекло

Вернуться к тексту

2) Джим Моррисон — лидер группы The Doors похоронен на Пер-Лашез.

Вернуться к тексту

3) Виктор Нуар — журналист, был застрелен в 22 года Наполеоном III из-за критики в свой адрес. Общество было возмущено данным инцидентом и почтило память юноши надгробием в полный рост. Памятник стал местом паломничества женщин, мечтающих забеременеть. Считается, что прикосновения к интересным местам памятника увеличивают шансы на материнство.

Вернуться к тексту

4) Айседора Дункан — гениальная танцовщица, жена и муза Сергея Есенина. Погибла от удушения из-за попадания в колесо кареты своего длинного красного шарфа. Похоронена на Пер-Лашез.

Вернуться к тексту

5) Великий композитор и прекрасная шансонье похоронены там же.

Вернуться к тексту

Парк, опоясывающий нефритовый дворец школы Махотокоро, будто бы был специально создан для рисования с натуры — живописные тропинки петляли среди диковинных растений, статуи волшебных существ и духов таились в тени раскидистых деревьев, а в мелодично журчащем выложенном камнями пруду резвились разноцветные рыбки …

Закусив нижнюю губу и воткнув сразу пять кисточек в пучок рыжих волос, Ребекка неторопливыми мазками выводила шестой очертания бесхвостой кошки, с видом охотницы застывшей прямо у бортика.

— Здорово выходит.

От неожиданности Ребекка вздрогнула, и холст, поддерживаемый доселе в воздухе за счёт одного лишь волшебства, опавшим листком полетел на землю. Взмахом волшебной палочки Шарль вернул его на место.

— Я помешал?

Ребекка неопределённо мотнула головой, с ужасом ощущая, что язык наотрез отказывается сотрудничать с головою, в которой, несмотря на подступившую к горлу панику, наскакивая одна на другую, плясали мысли.

— Я рисую. Раньше я очень любила работы Энди Уорхола, но в последнее время увлеклась творчеством импрессионистов… Эти пейзажи — они словно бы сошли с полотен Моне. Вы… ты любишь искусство?

Шарль моргнул, вероятно, удивившись тому, какую околесицу она несёт, и лукаво усмехнулся.

— В Шармбатоне не любить искусство считается дурным тоном, а лекциям по магическому искусствоведению уделяется едва ли не больше времени, чем дуэльному мастерству и ритуальной магии. Но я не фанат всех этих Моне… Мане… А вот этого Эдгара Моро знаю, — он взял в руки оставленную Ребеккой на скамейке книгу. — Он основал свою художественную школу в Париже…

— Он гений, — одними уголками рта улыбнулась Ребекка. — Он придумал, как заколдовать картины так, чтобы они не просто двигались, но и звучали, и пахли. Его пейзажи — самые реалистичные картины из всех, что я когда-либо видела у нас в Нью-Йоркской галерее.

— Предпочитаю портреты красивых людей, — Шарль скользнул взглядом по её фигуре, которую как нельзя лучше подчёркивало золотистое кимоно, рыжим завиткам волос, выбивающихся из-под золотистой ленты, и, наконец, долго и внимательно посмотрел прямо в глаза. Ребекка напряглась, словно гитарная струна, зажатая в аккорде.

— Я немного рисую и портреты, — произнесла она. — Например, подругам в подарок. Вроде бы никто не жаловался, и даже получалось похоже…

— Ух ты! А меня нарисуешь?

— Бекс, ни в коем случае не соглашайся работать без предоплаты, — словно бы из ниоткуда возник Артур. Нарушая мирный проникнутый чистотой и гармонией пейзаж табачным дымом, он не спеша прошествовал прямо к ним. — Твоё творчество дорогого стоит, но так уж и быть, по-дружески можем предоставить скидку…

— У тебя прямо-таки мания на чём-нибудь заработать, — усмехнулся Шарль, подавая ему руку.

— Отличное предложение, почему бы и нет. Два портрета — твой и Лив — а третий, ваш свадебный, так уж и быть в подарок.

Ребекка вскинула брови и, пожалуй, чересчур резко повернулась к другу. Артур сделал вид, что не обратил на перемену в её лице ни малейшего внимания.

— Лив сказала, что вы женитесь сразу после школы. Ты либо большой смельчак, либо сумасшедший, чувак! Вы ведь наши ровесники, а уже свадьба и всё такое прочее… Бекс, представь, если б Киан и Клэр что-то подобное учудили…

Но Ребекка уже отвернулась к своему холсту, пряча лицо. Пару лишних мазков — и грациозная кошечка превратилась в неизвестное магозоологии чудовище, готовящееся к прыжку.

— Наши родители настаивают на свадьбе, — словно бы издалека услышала она голос Шарля.

— Родители… Они, конечно, могут, да, — елейным голосом пропел Артур. — Как можно отказать любимой маме, если она уже выбрала тебе невесту…

— Я, пожалуй, пойду, — Шарль ещё раз попытался поймать взгляд Ребекки, но тщетно — она сделала вид, что всецело поглощена дальнейшим уродованием кошечки.

— Встретимся на занятиях, — кивнул Артур. Когда высокая фигура француза скрылась в глубине парка, Гилберт уже без всякой улыбки повернулся к подруге. — Только не говори, что клюнула на все эти любезности. Его подружка о свадьбе только и говорит… Да ты и сама всё слышала! Знаю я таких типчиков…

— Потому что сам такой? — потухшим голосом спросила Ребекка. Артур посмотрел на неё внимательно, будто бы прикидывая, сколько встреч и мимолётных взглядов приводят семнадцатилетнюю неискушённую в любовных делах девушку к тому неизбежному во многих подобных историях финалу, когда она обильно поливает слезами подушку.

— Может быть, — сказал, наконец, он. — Брось, Ковальски, не говори, что ты уже успела втюриться. Если так, скорее выбрасывай этого французика из головы. Пусть распускает хвост перед японочками, а я за тебя отвечаю как-никак.

На какой-то короткий миг Бэкс захотелось пожалиться, но чувство стыда, оттого, что сердечко её действительно трепетало как никогда раньше от одного лишь взгляда почти женатого мужчины, оказалось сильнее.

— Не говори глупостей, я просто болтала с ним, не понимаю, с чего ты взял вообще в голову… Мне надо сосредоточиться — пока мы здесь, я хочу сделать как можно больше зарисовок.

Артур скептически посмотрел на нечто, бывшее когда-то кошкой, но спорить не стал. Дружески похлопав её по плечу, он направился к замку, насвистывая что-то из Arctic Monkey. Ребекка осталась одна. Белый веер — сувенир, который ей подарила одна из её новых подруг из Махотокоро и от которого Ковальски была в таком восторге, что теперь всюду носила с собой, — пришёлся как никогда кстати. Замахав им у себя перед самым носом, Ребекка опустилась на скамейку и с тоской оглядела парк. Мрачная тень деревьев, грозные оскалы скульптур чудовищ, серый блеск камней — он больше не казался ей красивым.

Закрыв лицо измазанными краской ладонями, Ребекка еле слышно заплакала.

* * *

Флер и понятия не имела, чего хочет от неё этот неприязненно щурящийся американец, поигрывающий волшебной палочкой, чем-то смахивающей на барабанную. Почти инстинктивно она приняла одну из тех стоек, которым их учили на занятиях по фехтованию.

— Артур, — МакЛагген протянул незнакомцу руку. — Я слышал, что ты будешь здесь со стороны невесты.

— Не говори, что притащился во Францию ради меня, Шмогвартс. Я был бы, конечно, очень польщён…. — Гилберт принял рукопожатие, но тут же вновь впился глазами в Флер. — Боюсь, твой выбор в очередной раз пал не на ту мадмуазель. У мисс де Ла Вальер есть на сегодня миссия поважнее, чем принимать комплименты, не правда ли?

— Я вас не знаю и понятия не имею, чего вы от меня хотите, — отмахнулась от него мадмуазель, закатив глаза.

— Артур Гилберт, — американец наиграно поклонился. — Друг невесты и на сегодняшний вечер что-то типо её ангела-хранителя. Кажется, вы отправили ей не слишком подходящий по случаю подарок.

Флер окинула безразличным взглядом ленту в его руке и с плохо скрываемым злорадством протянула:

— Шарль в курсе, что у его невесты есть ангел-хранитель, таскающий вещи из её шкафа?

— В курсе. Иначе как бы я узнал о тебе, — не разжимая губ, улыбнулся Гилберт. — Брось, отправлять Ребекке посылку с голубой лентой — могла бы придумать месть и пооригинальнее.

— Месть? Посылку? — Флер приподняла светлую бровь. — Извини, но, кажется, ты ошибся, ангел-хранитель. Если б я и хотела насолить твоей подружке, отправила бы ей трусы её жениха, а не какую-то ленту! — она поняла, что сболтнула лишнего, покосилась на Алекса, молча наблюдавшего за их перепалкой, и густо покраснела. — Да, у нас были отношения с Шарлем. Давно. Но я ничего ей не присылала.

— Мне кажется, она не врёт, — вставил МакЛагген. Взгляд Артура, выражавший теперь неприкрытую злобу, не сулил ничего хорошего. — А что такого особенного в этой…

Договорить он не успел. Откуда-то сверху раздался истошный женский крик, и Гилберт тут же сорвался с места. Немного помедлив, Алекс и Флер бросились за ним.

— Всё в порядке, у Бекки небольшой обморок — от жары и волнения, видимо. Сейчас она выйдет, — объяснял любопытствующим гостям бледный как мел Шарль. Артур беспардонно прошёл сквозь толпу прямо к приоткрытой двери. Флер прошмыгнула за ним. Немного помедлив, Алекс двинулся следом.

— Помощь нужна? — шепнул он брату. Шарль окинул его оценивающим взглядом и согласно кивнул.

— Что, мать твою, с ней произошло? — не повышая дрожащий от ярости голос, спросил Артур. Желваки на его лице задёргались. Лежащая без сознания на тахте Ребекка здорово смахивала на покойницу — бледное лицо без единой кровинки, посиневшие губы… Кинув растерянный взгляд на Шарля, Флер тронула соперницу за запястье, нащупывая пульс.

— Это был ёкай, — прошептал Шарль, глядя Гилберту прямо в глаза. — Лив… на какой-то миг она вселилась в Бекки, а потом стала её душить… Я видел своими глазами!

— Отменяй свадьбу, — глухо приказал Артур. — А потом уже разбирайся с призраком своей бывшей как хочешь, но я не позволю тебе свести в могилу Бекс…

— Будет скандал. О предстоящей свадьбе писали в газетах…

— Какие нахрен газеты?! Ты хочешь жениться на трупе?

— Есть и другой выход, — Шарль повернулся к Алексу, до сих пор хранившему молчание. — Ты ведь ликвидатор проклятий, ты работал в гробницах, добывая золото для Гринготтса, ты уже сталкивался с… демонами, бывшими когда-то людьми.

— С японскими ёкаями — нет, — отрезал МакЛагген. Недоумение в его глазах сменилось презрением. — Но насколько я знаю, ими становятся те, кто умер насильственным путём…

— Это был несчастный случай, — с вызовом произнёс Артур.

— Если вы хотите помощи, потрудитесь объяснить, что здесь происходит…

Шарль глубоко вздохнул и перевёл взгляд на Артура. Тот жёстко усмехнулся, давая понять, что предоставляет слово ему.

— У меня была невеста, Лив. Наши матери договорились поженить нас, когда мы были ещё детьми. Вместе мы поехали на стажировку в Японию, где и познакомились с Бекки и Артуром. Там же Лив и погибла — прошла через арку смерти, её вещи нашли неподалёку. Тела после неё не осталось. Может быть, это был несчастный случай, а может и суицид. Я взял кое-что из её вещей себе на память, включая ленту, которую она носила на шее перед тем, как исчезнуть, и одну из её книг. Всё это я спрятал у себя в тайнике в катакомбах, в Париже. А сегодня утром кто-то прислал ленту и отрывок из этой самой книги Бекки. Я думал, это… кто-то из живых, знающих про тайник, просто хочет её напугать и испортить свадьбу. Но, видимо, какая-то часть души Лив, ставшая ёкаем, до сих пор находится в нашем мире…Если она привязана к своим вещам, то искать её стоит в катакомбах. Там установлен магический барьер, который по идее не должен выпускать никого из мёртвых наружу…

— Видимо, она уж очень хотела попасть на праздник, — проворчал Артур. — Магический барьер мог ослабнуть со временем, но можно попробовать поймать её там и наложить дополнительные чары…

— Если вот это, — Алекс дёрнул рукой в сторону неподвижно лежащей Ребекки. — Дело рук призрака, тут даже и думать нечего. Нужны профессионалы, авроры, ликвидаторы проклятий. Если вы хотите уладить всё без них, то вы либо безнадёжные эгоистичные тупицы, либо вам есть что скрывать…

Флер, до этого следившая за Шарлем, перевела на него взгляд, и на миг Алексу показалось, что в них промелькнуло уважение.

— Браво, Шерлок, — хмуро заметил Артур. — Давай обвини нас в смерти этой девицы — это ведь ты хотел сказать?

— А вашей вины в её смерти нет? — произнёс Алекс, впрочем, уже не совсем уверенно.

— Смотря что считать виной, — процедил Артур. — Это дело закрыто. Но вот новость о том, что призрак бывшей невесты терроризирует нынешнюю — отличная история для любителей сплетен. Раз уж де Ла Ферам не нужна шумиха, — он переглянулся с Шарлем, словно бы заключив с ним безмолвное соглашение. — Нам действительно нужен профессионал, но это должен быть наш профессионал.

— Если кто-то из присутствующих не верит в нашу невиновность, давайте отменим свадьбу, вызовем авроров, устроим здесь расследование и разбирательство… — добавил Шарль. — Но пока вы будете докапываться до истины, Бекс, возможно, будет уже мертва!

— Ты предлагаешь мне смотаться в катакомбы, утихомирить твою мёртвую подружку и вернуться к разрезанию свадебного торта? — с издёвкой протянул МакЛагген. — Ничего себе погулял на свадьбе…

— Я пошёл бы и сам, но кто-то должен остаться с Бекс на случай, если Лив заявится снова. Ёкая почти невозможно уничтожить, он будет появляться снова и снова, пока не уничтожит свою жертву. Что мы можем сделать, так это попробовать заточить её в городе мёртвых, он для этого и создавался, чтобы призраки и фантомы не гуляли по Парижу! Но лучше уладить это дело тайно, без скандала… Алекс, я понимаю, что не имею никакого права просить тебя о подобном, но мы как-никак родственники...

— Вспомнил о родственниках, — проворчал МакЛагген. — Даже если я соглашусь ввязаться во всё это… не факт вообще, что у меня получится! Пару месяцев назад мы с группой пытались утихомирить тысячелетнего демона в Камбодже, охранявшего сокровища древнего храма, так там кроме меня было ещё четверо более опытных спецов… И один из них потом в Мунго неделю отлёживался!

— Я пойду с тобой, — Артур невозмутимо закатал рукава смокинга. — Я много читал во время стажировки о ёкаях и о правилах обращения с покойниками, — он искоса взглянул на Шарля. — При правильном погребении даже умершие насильственным путём будут неопасны…

— Вам понадобится проводник до тайника, — заметила Флер. — Хочу ещё раз повидать Лив, а там видно будет, соврали вы или нет.

Она холодно посмотрела на Шарля. Руки её еле заметно дрожали, хотя спину она держала прямо. Это было чистой воды безрассудство — лезть на встречу с опасным призраком ради жизни той, кого она тихо ненавидела, той, которую Шарль счёл более подходящим ему вариантом, той, которая отобрала его у неё… Мужчину, которого она любила, которым восхищалась и который был, возможно, виновен в убийстве.

— Мы не были с Лив подругами, но она не заслужила такой участи. Возможно, нам удастся принести ей… упокоение.

Какая-то часть её надеялась, что Шарль её остановит. Защитит, не даст рисковать собой ради этой чужой иностранки. Ведь они оба знают, как небезопасно в катакомбах…

— Береги себя, — сказал вместо этого он. Флер крепче сжала губы, борясь с подступавшей к горлу истерикой, и первой вышла из комнаты.

— Эй, — через минуту её нагнал Алекс. — Тебе вовсе не обязательно….

— Я всё равно не хочу быть здесь, катакомбы знаю неплохо в отличие от вас, а дома мне всё равно нечем заняться…

— Но это опасно… Тем более, если между тобой и Шарлем что-то было…

— Да ты что, не видишь? Она влюблена в него по уши! — резко прервал их Артур. — Она на верную смерть по его указке пойдёт, танцуя и с песней. Девушки любят мудаков. Поэтому тебе, Шмогвартс, и не везёт с ними.

— Как я жил эти несколько лет без твоих дельных замечаний…

Артур усмехнулся. На седьмом курсе вместе со своими лучшими друзьями Кианом и Точо они решили смотаться в Бразилию. Просто так, без всяких разрешений и стажировок. Организовали себе совершенно нелегальный портал, и всё бы ничего, если бы бывшая девушка Артура, которая не так давно перевелась из Ильверморни в Хогвартс, не попросила перекинуть туда же и одного из своих новых друзей. Этим новым другом и был Алекс, ещё не отошедший от депрессии из-за расставания с бывшей девушкой и отчаянно нуждавшийся в переменах. Артур быстро сообразил, что у Джастины к МакЛаггену не вполне дружеский интерес, и если б тот не был так повёрнут на своей несчастной любви, то мог бы вполне начать с ней встречаться. А, как известно, в списке самых бесящих существ новые бойфренды бывших подружек находятся где-то между комарами и чужими волосами в тарелке.

— Можешь просто признать, что ты скучал.

— О да, конечно, — МакЛагген закатил глаза.

— Трансгрессируем отсюда, — прервала их перепалку Флер, протягивая обоим ладони. Алекс оглянулся — они вновь были в розарии. — Раз, два, три…

Перемена картинки была настолько резкая, что МакЛаггену на миг показалось, что он утратил зрение. В ноздри вместо удушающего сладкого аромата роз ударил запах гнили, земли и разложения.

— Ну и вонь, — брезгливо поморщился Артур. — Как сюда вообще можно ходить по доброй воле?

— Когда-то мы с Шарлем часто гуляли здесь, — проигнорировала его слова Флер, вглядываясь в торжественную мёртвую тишину парижских катакомб. «И не только гуляли» — мысленно добавила она про себя. С каким-то мстительным удовольствием она подумала, что возвышенная и правильная, словно сошедшая с картины в Нью-Йоркской галерее экспериментального волшебства Ребекка вряд ли согласится на подобные эксперименты.

— Дамы вперёд, — издевательски проговорил Артур, окидывая оценивающим взглядом катакомбы. Флер подёрнула плечом и чуть-чуть приподняла подол шёлкового платья, но рука Алекса перегородила ей путь.

— Я пойду первым, — решительно заявил он, выбрасывая из волшебной палочки в воздух несколько огоньков света.

Гилберт пожал плечами.

— Как хочешь, Шмогвартс. Но учти: в фильмах ужасов джентльменов всегда едят первыми.

— Я всегда был никудышным джентльменом. Так что, возможно, мне повезёт.

Впереди зияла чернота, тускло освещённая факелами. Но даже при таком слабом освещении невозможно было не заметить груды человеческих черепов, следящих за пришедшими потревожить их покой. Из пустой глазницы выпорхнул чёрный мотылёк, на краткий миг отбросив тень размером с хищную птицу. Флер сдавленно охнула.

Мысленно проклиная Францию, Алекс шагнул вперёд.

В магическую часть Токио, представлявшую собой яркое застывшее во времени пятно на карте серого ультрасовременного высокотехнологичного мегаполиса, вела бесшумным призраком мелькающая между всеми станциями метро сверхскоростная подземная электричка. При её появлении все немаги дружно отвели глаза, внезапно заинтересовавшись собственными рюкзаками и серыми плитками на полу, и лишь маленький агукающий ребёнок да упитанный черепаховый кот проводили «Хиёримадзи»⁽¹⁾ внимательными взглядами.

Сидений внутри не предусматривалось, зато трясло так, будто пассажиры находились в чреве огромного червя, сквозь грязь и глину пробивавшегося к недрам земли. Пользуясь закладывающим уши грохотом, Артур от души выматерился, стараясь удержать равновесие — в немаговском метро его родного Сиэтла ездить было гораздо приятнее. Ребекка прочитала его недовольство по губам и улыбнулась: мелочи вроде безумной тряски вряд ли бы смогли испортить её приподнятое настроение.

- Здорово, да? — успела крикнуть ему она, прежде чем пёстрая разноцветная толпа волшебников и ведьм вынесла её на единственную волшебную станцию Токио. Скучных серых стен было не видно из-за кружащих прямо в воздухе розовых лепестков сакуры, а прямо из гранитных плит пола, расшибая потолок, тянулся вверх огромный бук.

- Любопытно, — согласился Артур, найдя, наконец, в снующей туда-сюда людской мешанине одноклассницу и цапнув её за запястье. — Будь добра, не убегай никуда без меня — не хочу потеряться и стать жертвой ёкая-эксгибицианиста с глазом в жопе. Боюсь, моя детская психика этого не выдержит ⁽²⁾.

Ребекка бархатно рассмеялась, закатив глаза.

Магический квартал Токио словно бы сошёл со старинных посвящённых Японии гравюр — небольшие домики из дерева, сады с вечноцветущей сакурой, фонтанчики с чистой питьевой водой почти на каждом углу, узкие каменистые улочки, по которым неспешным шагом плыли волшебники и волшебницы в мантиях, похожих на кимоно, свисающие с балконов клетки с птицами, поющими что-то на вполне человеческом, но непонятном для американцев японском языке.

- Смотри, смотри, — не успевала восхищаться всем Ребекка, подпрыгивая, словно неуёмный ребёнок в Диснейленде. — Как же тут здорово…

Артур согласно кивал, выдавливая из себя улыбку и стараясь не думать раньше времени о последствиях того выбора, который ждал его совсем рядом, за углом дома с глиняной сятихоко⁽³⁾. На душе у него скребли вездесущие бесцеремонные махотокорские бесхвостые кошки. Эти существа, кажется, способны были проходить сквозь стены и запертые заклинаниями двери — как иначе объяснить тот факт, что каждый вечер он обнаруживал тёплый меховой мяукающий комок у себя в постели. «Проводишь время с горячими кисками?» — предсказуемо шутила Тайра из сквозного зеркала, глядя, как льнёт к её парню усатая кошачья мордочка. «Они тебя любят», — усмехался со своего угла Шарль, которого поселили в той же комнате. «Нет, они любят меня», — кричала Тайра с вершин горы Грейлок, тысяча шесьдесят четыре метра над уровнем моря. «Конечно, они тебя любят… на завтрак, обед и на ужин, Фишер», — отвечал Артур, демонстративно отправляя в рот печенье в виде маленькой рыбки. Тайра не могла определиться, показать ему язык или фак, а он думал о том, как соблазнительно смотрится на ней позаимствованная из его шкафа рубашка. Из ворота призывно выглядывал уголок прикрывающего грудь кружева, и воспоминания о том, какая его рыбка бывает тёплая, мягкая и податливая перед сном, пахнущая сигаретами и фруктовым мылом, вызывали желание послать всё к чёрту — Японию, стажировку, Коулмана с его афёрой — собрать манатки и бежать обратно в Ильверморни. Туда, где валяется на кровати в его рубашке самая прекрасная во всём мире девушка, где есть всегда готовые подставить плечо друзья и где не надо делать роковой шаг, рискующий изменить его жизнь навсегда.

- Смотри, сятихоко! — донёсся до него сквозь поток мыслей и воспоминаний голос Ребекки. — Я должна это по-быстрому зарисовать!

- Валяй, — согласился Артур. — Я пока сбегаю в забегаловку тут, за углом. Тебе взять чего-нибудь?

Ковальски отрицательно покачала головой, усаживаясь прямо на ступеньки дома напротив и вытаскивая из расшитой бисером сумки блокнот с карандашом. Гилберт хотел было сказать ей, чтобы была осторожна, но Ребекка уже полностью погрузилась в мир художественных образов, родившихся в её голове. Он махнул ей рукой и двинулся в сторону потрёпанной вывески, обещающей путникам горячую лапшу, куриный шашлык и жареных кальмаров.

- Здесь готовят швейцарские роллы? — с грубым бруклинским акцентом поинтересовался он у маленькой пожилой улыбчивой японки в чёрном кимоно. Та вперила в него глаза-бусинки и, не разжимая алых напомаженных губ, проворковала на ломаном английском:

- Нет, но могу вам предложить свежие тайяки⁽⁴⁾.

Выбранная им в тот день дорога вела прямиком в сырые, пахнущие смертью парижские катакомбы, но откуда ему было это знать.

Прямо им под ноги на полной скорости бесстрашно бросилась огромная коричневая крыса. Коротко ойкнув, Флер резко ткнула палочкой в её сторону. Словно наткнувшись на невидимый барьер, крыса запищала, дёрнулась и поспешно унесла свой длинный мясистый хвост под охрану стены из безмолвных слепых черепов.

— Ого, — Алекс внимательней присмотрелся к девушке. Когда-то в Хогвартсе он возглавлял Дуэльный клуб, в который входили одни из лучших учеников школы. Но мало кто из них, включая его самого, обладал столь хорошей реакцией.

— Семь лет дополнительных занятий по фехтованию в Шармбатоне, — Флер невозмутимо сдула светлую прядь с лица.

— А я думал, вас там только балету учат, — усмехнулся Алекс.

— Я хотела заниматься балетом, — серьёзно заметила Флер. — Но когда мне было двенадцать и пора было определяться с кружком, бойфренд моей мамы решил поиграть со мной в Гумбольта и Лолиту. У меня случился всплеск стихийной магии, и декоративная шпага, висевшая у нас в гостиной, проткнула ему насквозь плечо, приколов к гобелену на стене, изображавшему карту мира… Кровь хлестала на весь Индийский океан… Жаль, мне он так нравился. В смысле, гобелен, а не этот… Тогда я и решила изучить фехтование более тщательно.

Она говорила это так спокойно, что у Алекса перехватило дыхание.

— Он больше не… трогал тебя после этого?

— Нет… — губы девушки растянулись в слабом подобии улыбки. — Мама чуть было не убила его, когда узнала, в чём дело. Никогда не видела её в таком бешенстве. Не знаю, что с ним стало, но надеюсь, он больше не обижал девочек.

— Надеюсь.

Усыпанная мелкой щебёнкой дорога становилась всё более неровной и неудобной для ходьбы на каблуках. Воспользовавшись этим, Алекс взял Флер за руку, всё ещё продолжая размышлять, почему хорошеньким девушкам порой так везёт на всяких Гумбольтов или типов наподобие его троюродного братца. Хранивший до сих пор молчание Артур, глядя на них, лишь усмехнулся.

— А ведь в Хогвартсе многие заводят крыс в качестве домашних питомцев, правда, Шмогвартс? — заметил он.

— Фу, — поджала носик Флер. — У одной девочки с моего курса, Айседоры, жила парочка белых мышек, но крысы… они ведь отвратительны. Хотя они не самое страшное, что можно встретить здесь.

— Например? — осведомился Артур, резко останавливаясь. — Если в этих дурацких подвалах обитает какая-нибудь опасная для здоровья хрень, самое время сообщить нам об этом.

— Меньше знаешь, крепче спишь, — спокойно ответила Флер, замешкавшись всего на секунду.

— Хотелось бы верить, что не вечным сном, — проворчал Гилберт, поддевая носком ботинка обломок человеческой косточки.

В пустых глазницах черепа за его спиной вспыхнул голубой огонёк.

Делать копии полезных вещей Артур начал ещё на четвёртом курсе Ильверморни. Сначала это были подделки документов, по которым можно было купить алкоголь и сигареты, позже — дубликаты волшебных палочек, которые преподаватели забирали на время отработок. Вскоре Артур словил себя на мысли, что ему не помешала бы на всякий случай вторая волшебная палочка. Пользоваться двумя рабочими магическими инструментами в волшебном сообществе было не принято, но Гилберта это ничуть не смущало. Все эти разговоры о духовной связи между палочкой и волшебником уж больно напоминали теории о единственной любви и призвании всей жизни.

Свою вторую палочку, из вяза с шерстью ругару в сердцевине, Артур приобрёл в Мексике, на ведьмовском рынке Сонора. Она служила ему инструментом для тех заклинаний, факт использования которых лучше было бы держать в секрете. В то же время его официальная палочка (всё тот же вяз, но с сердечной жилой дракона), догадайся кто-нибудь из МАКУСА применить к ней Приори Инкантатем, была чиста как совесть младенца и никак не могла бросить тень на своего владельца.

Создать почти идентичные копии знаменитых махотокоровских мантий оказалось делом нескольких часов, но оно определённо того стоило. Единственным отличием от оригинала было то, что мантии не меняли цвет в зависимости от уровня волшебного мастерства их владельца, но Артуру этого и не нужно было. Узнай кто-нибудь, что по возвращению его из Токио в школу мантия приобрела позорный белый цвет, свидетельствующий о том, что тот, кто её носит, связался с тёмными искусствами, лучшее, что его могло ожидать — мгновенное окончание стажировки и вылет из школы. Худшее — долгие и неприятные встречи с аврорами из японского Министерства магии, а может даже и тюремный срок. Всё это страшно давило на психику, и Гилберт почти был готов сорваться раньше срока обратно в США. Небольшая деревянная шкатулка с замочком в виде змеи, которую передала ему владелица забегаловки, была спрятана в скрытый заклинаниями отсек на дне чемодана, но Артуру казалось, что все давно знают, что он протащил в школу что-то запретное, что его вот-вот раскроют, арестуют, накажут…

Но никому и в голову не могло прийти, что всегда вежливый симпатичный и очень способный американский студент прибыл в Махотокоро с одной единственной целью — незаконно вывести из Японии некий артефакт, о свойствах которого сам исполнитель мог только догадываться...

Пару недель спустя Артур Гилберт предпочёл бы, чтобы его отправили в тюрьму в тот же самый день, когда чёртова шкатулка попала ему в руки.

Тоннель становился всё уже, а шум парижского метро прямо над головой — всё громче. Просторная галерея сменилась тесным проходом, поэтому путникам иногда приходилось идти боком, чтобы ненароком не задеть чьи-то останки. Почва под их ногами размякла, оставляя на парадных туфлях комки грязи.

— Это нехорошо, — голос Флер эхом разнёсся по подземелью, спугнув парочку летучих мышей. — Лучше держите палочки наготове.

— Всё ещё не хочешь ничего рассказать? — фыркнул Артур. Лавальер остановилась так резко, что он чуть было на неё не налетел.

— Это грунтовые воды из подземного озера, — прищурившись, пояснила она. — Иногда оно разливается и затапливает ходы, что может нам помешать добраться до тайника. Самое неприятное, что может обитать в озере — это сбежавший из канализации крокодил…

— Крокодил? — теперь уже заволновался Алекс. — А крокодил-то…

— Выловили одного в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом году, — Флер была сама невозмутимость. — Результат неудачной трансфигурации. Виновный был наказан. Немагам сказали, что животное выпустил в канализацию один эксцентричный богач. Больше здесь кроме крыс, летучих мышей и призраков сложно кого-то увидеть. Последние вряд ли нанесут нам серьёзный вред, но некоторые любят пошалить. Есть, правда, здесь один монстр, но он не тронет нас, если мы не будем искать библиотеку Великой Чародейской ложи…⁽⁵⁾

— Откуда ты знаешь? — присвистнул Артур.

— Я с ним уже встречалась, — уклончиво ответила Флер, протягивая тонкую руку между двумя черепами, повёрнутыми лицом друг к другу. Раздался небольшой щелчок, и в конце туннеля появилась сверкающая серебром арка. — Пока мы не прошли сквозь неё… Ты, не хочешь ничего нам рассказать?

Их взгляды схлестнулись, словно острые шпаги.

— О чём же? — вежливо улыбнулся Артур.

— О смерти Лив, — пожала плечами Лавальер. — Что вы втроём с ней сделали?

— Это был несчастный случай, — покачал головой Гилберт.

— Она об этом того же мнения? — светлая бровь девушки поползла вверх. — Впрочем, думаю, она сама хочет поболтать, раз уж она преследует Ребекку… — Флер протиснулась мимо Алекса, на пару мгновений прижавшись к его спине, и летящей походкой направилась прямо в сторону арки. — Что застыли? Тайник уже совсем близко.

— Если ты действительно имеешь какое-то отношение к смерти той девушки, лучше скажи об этом прямо сейчас, — прошептал МакЛагген одними губами.

— Не дури, Шмогвартс, — Артур легонько пнул его в плечо и вслед за Лавальер прошёл сквозь серебристое свечение. На краткий миг катакомбы потонули в молочно-белом тумане, а когда тот рассеялся, Гилберт очутился на одной из дорожек, ведущей из Махотокоро в отдалённую часть острова Минами Иводзима. Той, что была освещена бумажными фонариками и предназначалась для душ умерших. Той, что вела к воротам смерти. Той, на которую он случайно забрёл в темноте, пытаясь как можно скорее доставить бесчувственную, покрытую с ног до головы синяками Ребекку в школу…

— Эй, — щёлкнула пальцами перед ним Флер. Пару мгновений Артур не мог понять, что она делает в Японии, а потом пейзажи тихоокеанского острова сменились бетонными стенами, исписанными граффити с символикой магии вуду. — У тебя было такое лицо, будто…

Гилберт резко отшатнулся, влетев в вырезанный прямо из земли замок, показавшийся ему точной уменьшенной копией махотокорского нефритового дворца.

— Да что это с ним? — обратилась Флер к Алексу. Тот смотрел на неё настороженно, держа наготове волшебную палочку.

— У тебя на шее, — спокойно пояснил МакЛагген.

Флер медленно поднесла руку к груди и осторожно дёрнула за конец обвязанной вокруг её шеи длинной шёлковой голубой ленты.

1) В Японии, оказывается, очень много «имён» для весеннего ветра. Есть и «сливовый ветер», и ветер «сбивающий оленьи рога». «Сакурамадзи» или «хиёримадзи» — это ветер, который дует во время цветения сакуры.

Вернуться к тексту

2) Есть и такой представитель японского фольклора. Сириме его зовут.

Вернуться к тексту

3) Сятихоко — мифическое существо с телом рыбы, головой тигра, поднятым вверх хвостом и острым пилоподобным плавником на спине. Считается, что сятихоко может вызывать дождь. Его изображение часто используется в архитектуре Восточной Азии, в частности Японии, как противопожарный оберег.

Вернуться к тексту

4) Тайяки — пирожные в форме рыбы. Вечно эти рыбы Гилберта преследуют хд

Вернуться к тексту

5) https://vk.com/quietsloughfanfics174384802_62 — хэдканон про библиотеку Великой Чародейской ложи.

Вернуться к тексту

Ребекка шумно вздохнула и открыла глаза. Тонкая рука, бледная, холодная, ласково нащупала гладковыбритый подбородок Шарля. Встревоженные взгляды пересеклись, и де Ла Фер почти невесомо тронул губами подушечки Ребеккиных пальцев.

— Как ты? — прошептал он, нахмурив брови.

— Всё ещё надеюсь выйти за тебя замуж, — слабо улыбнулась Ковальски, приподнимаясь на кровати.

На короткий миг прикосновение его губ вернуло ей ощущение покоя и безопасности, но песня вилий, колокольчиком зазвучавшая в её ушах, вновь поманила её к краю пропасти. Ребекка отстранилась и закрыла лицо ладонями, сжавшись в нервный комок. Воспоминания, тщательно запертые в кладовых памяти, зловещими вспышками молний озаряли скрытое в глубинах подсознания понимание: она, Ребекка Ковальски, недостойна более жить на свете, недостойна быть счастливой, и не о свадьбе ей нужно думать, а об искуплении…

— Если бы всё можно было отмотать назад… — прошептала она, чувствуя, как ей всё труднее становится дышать. — Я бы никогда…

— Никогда? — поднял на неё испытывающий взгляд Шарль. Его губы, его объятия… Так чертовски неправильно было тянуться к нему после всего, что случилось; но в её разбившемся на кусочки, потерявшем ориентиры мире лишь он один был для неё спасительным маяком. Ребекка обвила жениха за шею, притягивая его лицо для поцелуя и чувствуя, как отступает перед его теплом приступ паники.

И оба знали, что будь у них возможность прожить ту стажировку в Японии заново, они бы всё равно не смогли устоять друг перед другом.

Звонко щёлкнул веер, и три пары маленьких босых ножек невесомо заскользили по полу, устланному татами. Шарль застыл на месте, с жадным любопытством подсматривая за разыгравшимся зрелищем.

Движения Риоко были плавными, грациозными и отточенными. Каждый шаг, каждый поворот головы были частью одного сложного, но давно знакомого её телу ритуала. Лишь глаза, жгучие, чёрные как смола, блестели огнём непокорности, игриво стреляя над распахнутым веером.

Лив старалась во всём подражать своей подруге. И у неё это почти получалось, если не брать в расчёт выражение излишней сосредоточенности на лице и еле заметную панику перед возможной ошибкой. Веер послушно разрезал воздух, выводя замысловатые фигуры, но вот она заметила Шарля, и на короткое мгновение штифт чуть было не выскользнул у неё из рук.

С точки зрения техники Ребекка танцевала хуже всех. Она немножко запаздывала, с сожалением улыбалась и чуть-чуть приподнимала брови, словно бы извиняясь за собственную нерасторопность. Рыжие непокорные пряди выбивались из-под причёски, традиционный веер обзавёлся новыми узорами, в которых рядом с японскими соседствовали индейские мотивы, движения были чуть более страстными, чуть более резкими, чуть более волнительными…

Шарль нервно сглотнул и облизал губы. Вот уже целую неделю он то и дело ловил себя на мысли, что не может не наблюдать за симпатичной рыжеволосой американкой, больше поглощённой, казалось, освоением искусства составления цветочных композиций да правильным выведением зачарованных иероглифов, чем перспективами завести интрижку. В отличие от своего одноклассника, Артура, Ребекка, как и Лив, со старательностью круглой отличницы посещала все дополнительные занятия, кружки и факультативы, и если в этом плотном графике у неё и находилась свободная минутка, то исключительно на то, чтобы побродить по саду с карандашом, красками и альбомом в руках, замалёвывая одной ей известные очертания и образы. Но порой… порой их взгляды украдкой встречались, и в её глазах, горящих, прекрасных, жаждущих нежности и любви, он видел те же вопросы, что мучили его самого, и те же ответы…

Пару раз они вежливо поговорили о Франции. О художественной мастерской Эдгара Моро, куда Ребекку с её талантами и нестандартными подходами к рисованию, просто не могут не принять. Его дядя тоже там когда-то учился. Светская, ни к чему не обязывающая болтовня — что может быть невиннее? Яркий румянец на её щеках — не более чем следствие жаркой погоды, подрагивающие пальцы — от долгого держания поводий во время полётов на громоптицах, прикосновение плечом — ничего не значащая случайность. И лишь взгляды, то встречающиеся, то старательно отводимые в сторону, выдавали обоих с головой.

Ребекка понимала, что после объявления о помолвке о них будут судачить. Смерть Лив была слишком трагичной, слишком внезапной, слишком загадочной. Соблазн пожениться где-нибудь в Америке, вдали от любопытных глаз французского магического общества был велик, но её мать, проявив вдруг внезапное единодушие с Манон де Ла Фер, заявила, что не позволит ей стыдиться своего счастья и прятаться от ядовитых языков сплетников. «Ты ведь не сделала ничего дурного, верно?» — риторически спросила она во время одной из примерок платья, и Ребекка на миг почувствовала, что задыхается в удушающих объятиях корсета.

И вот теперь её свадьба летела в Тартарары, омрачённая тенью разозлённого призрака. Ребекка невольно вспомнила, как за неделю до торжества встретила в библиотеке особняка де Ла Феров мать Лив и давнюю подругу будущей свекрови Бернадет Бертранд. От одного вида этой женщины — сухой, собранной, облачённой в сдержанный траур — у Ребекки упало сердце. Хотя это была их первая встреча, Ребекка сразу поняла кто перед ней — вероятно, примерно также должна была бы выглядеть сама Лив пару десятков лет спустя, если бы нить её жизни не оборвалась в самом рассвете.

— А, мадмуазель Ковальски, — мадам Бернадетт не стала тратить время на процедуру знакомства. — Тоже решили посетить сердце этого дома? Старый Максимилиан, дедушка вашего жениха, нашёл для своей внушительной коллекции несколько редких сочинений графа Сент-Жермена… У меня есть маленькая слабость брать их отсюда раз в пять лет и перечитывать… Манон совсем не против. Знаете, любопытный он был человек, этот Сент-Жермен. Писал о бессмертии.. Вы бы хотели быть бессмертной, мадмуазель?

— Нет… мадам, — односложно ответила Ребекка, чувствуя, как волны паники захлёстывают её с головой.

— Вы знаете, кому принадлежит этот портрет? — резко поменяла тему мадам Бернадетт, указывая на одну из немногочисленных в библиотеке картин. Девушка на ней, облачённая в свободное струящееся платье в стиле ампир, была совсем молода. Тёмные вьющиеся локоны, уложенные «а-ля грек» в «узел Психеи», обрамляли бледное, прекрасное, но измождённое печалью малокровное лицо. — Это Амели де Ла Фер, юная угасшая во цвете лет и не давшая плодов веточка в могучем древе этого семейства. Она наложила на себя руки после того, как погиб её жених, бедняжка… Прошло уже двести лет, и мы никогда не узнаем, как выглядела бы Амели, стань она беззубой старухой с грудью, отвисшей от выкармливания детей. Бессмертие — это прекрасно, это мечта всех магов и алхимиков, но как по мне, нет ничего слаще молодости, — проворковала Бернадетт, как бы невзначай поправляя тонкой когтистой лапой рыжий локон на плече Ребекки. Ковальски замерла. Прикосновение холодной руки было подобно скольжению змеи, опутывающей тело своей жертвы. — Но природой назначено, что всё живое обречено стареть. Иногда я завидую моей бедной маленькой Ливи… Мы с тобой, дитя, рано или поздно, превратимся трухлявые измождённые временем развалины, лишённые блеска былого очарования, неинтересные ни нашим мужьям, ни нашим любовникам. А малышка Ливи навсегда останется молодой, прекрасной и обаятельной, нежным сорванным раньше срока цветком, сохранённым между книжных страниц… — мадам Бертранд вновь перевела взгляд на портрет Амели де Ла Фер. — Разве не прелестна навеки уснувшая юная дева, ещё не познавшая печалей жизни? Её лёгкое дыхание, рассеянное над миром, всегда будет холодным весенним ветром гулять по этому дому … — Бернадетт мягко улыбнулась, и, с материнской нежностью взяв лицо Ребекки в свои ладони, тихо прошептала:- Мне жаль тебя, дитя моё, ибо ты проиграешь эту битву. Моя дочь, мёртвая и прекрасная, всегда будет стоять между тобой и Шарлем. Пусть её образ потускнеет в его памяти, со временем, когда на твоём лице появятся морщины, тело станет дряблым после рождения его детей, а однообразные каждодневные разговоры на кухне начнут надоедать, он вспомнит… что жизнь его могла пойти совсем по иной дорожке. И тогда он наделит ту, что ему уже недоступна, всеми теми прелестными качествами, что не найдёт в тебе. Таковы мужчины, увы! Если ты действительно хочешь… остаться в его памяти прекрасной загадкой… не лучше ли… вслед за моей дочерью отправиться в царство тьмы?

Словно заворожённая, Ребекка смотрела на волшебную палочку, напоминающую веретено, в руках старухи. Движимая иррациональным желанием коснуться острого кончика, она протянула вперёд руку…

— Бернадетт! — громкий голос Манон де Ла Фер рассеял наваждение, и Ковальски, словно ужаленная, отскочила от мадам Бертранд.

— Мы просто болтали, — тонкие губы Бернадетт растянулись в улыбке. Манон с подозрением вглядывалась в побледневшее лицо будущей невестки. — Правда, детка?

— Да, — покорно кивнула Ребекка. — Мадам рассказывала мне о мадмуазель Амели…

— Ужин готов, — всё ещё подозрительно щурясь, объявила Манон.

— Удачи тебе, детка, — шепнула Бернадетт, когда они уже выходили из библиотеки. Ковальски вежливо кивнула, и так быстро, насколько позволял этикет, бросилась прочь, поближе к Шарлю, подальше от этой жуткой женщины… Её слова, гипнотические, завораживающие, эхом звучали в её ушах. Что бы случилось, если бы она дотронулась до волшебной палочки, напоминающей веретено? Уснула бы, словно принцесса Аврора? Или старуха выбрала более извращённый вариант мести: довести её до сумасшествия, играя на тонких струнах чувства вины и страха?

— Это Бернадетт, — уверенно заявила Ребекка Шарлю. — Она прислала ленту и хочет расстроить свадьбу. Не может же Лив сама… — она осеклась, заметив выражение его лица. — Ты не… Не похоронил её как следует? — голос её высоко взлетел, в то время как сердце рухнуло куда-то вниз.

— Прости, милая, — рука Шарля крепко сжала её пальцы. — Прости…

Иллюзия возможного счастья рушилась, как карточный домик.

— Ты думаешь, она не оставит нас в покое? — почти спокойно спросила Ребекка, безуспешно пытаясь унять дрожь. Если Лив стала призраком, ёкаем, вся её последующая жизнь превратиться в один долгий непрекращающийся кошмар. Если её жизнь вообще будет долгой.

Шарль покачал головой. При жизни Лив вряд ли представляла для кого-то опасность. Примерная дочь и ученица, стиснутая, словно поясом или тонким ободком на голове, правилами этикета и приличия. Но даже в таких хрупких совершенных телах-клетках, как оказалось, обитают свои демоны.

— Я думаю, она хочет тебя убить, — честно ответил Шарль, потёршись носом о полупрозрачное запястье Ребекки. От рыжих волос, волной спадающих на грудь, исходил тонкий аромат цветущей сакуры. — Во время свадьбы. Для пущей драматичности, думаю, что это должно произойти, как только мы принесём брачные обеды. У Лив, как и у большинства девчонок, был пунктик по поводу свадьбы, и если уж свою, «идеальную», сыграть ей не суждено, то расстройство чужой должно произойти с грандиозным размахом… — он замешкался, глубоко вздохнул и уткнулся лицом в её живот. — Знаешь, мы можем всё отменить… Она ведь не являлась раньше… до помолвки. Я имею в виду…

— Я поняла, что ты имеешь в виду, — чуть резче, чем рассчитывала, отозвалась Ребекка. Шарль вскинул на неё взгляд, и она успокаивающе погладила его по волосам. — Я понимаю, — мягче проговорила она. — Но это не выход. Мы не можем жить, постоянно оглядываясь на неё.

— Мой кузен, ликвидатор проклятий, Гилберт и Флер отправились в катакомбы. Они попытаются усмирить её, — Шарль вновь глубоко вздохнул и поднялся.

— Она не причинит им вреда? — озабоченно сдвинув брови, спросила Ребекка.

— Я не знаю, — Шарля резко передёрнуло. Поглощённый мыслями о Ребекке, он как-то упустил из виду, что спасательная команда сама подвергается нешуточному риску. Он вспомнил взгляд Флер, встревоженный, обвинительный. Неужели она тоже уйдёт во тьму, унеся с собой груз обиды на него? — Наверное, это ужасно, но… — слова застряли у него в горле. Было неправильно и кощунственно говорить и думать так, но что можно поделать с правдой? — Если, чтобы быть с тобою, нужно пожертвовать тремя жизнями… то я готов.

Ребекка дернулась, как от удара. Пару мгновений Шарлю казалось, что сейчас она встанет и уйдёт, оставив его одного, в собственной тьме и одиночестве, но тёплая мягкая ладошка заскользила по его руке, плечу, лопаткам.

— Иди ко мне, — выдохнула она. И тьма отступила, уступив место желанию единения, но не ушла насовсем, затаившись, словно чья-то тень, в глубинах комнаты.

«Аппарат желаний» принимал как японские магические иены, так и стандартные для Европы и Америки сикли. Ребекка с замиранием сердца опускала туда монетку за монеткой — и постепенно тонкая серебряная нить браслета на её запястье обзаводилась новыми украшениями. Крохотный серебряный буревесник, листочек клевера, прозрачная хрустальная слеза, золотая звёздочка. Шарль тупо пялился на эту не имеющую никакого смысла последовательность.

— Может уже хватит смотреть из-за угла? — распрямив спину, почти сердито сказала Ребекка. Она заметила его сразу, как только дала автомату сожрать свой первый сикль. Браслет Пандоры — то, что нужно, чтобы ещё пару долгих минут побыть не вместе, но наедине.

— Хорошие штуки сегодня выпадают? — не ответил Шарль, подходя ближе.

— Проверь.

Избегая взглядами друг на друга, оба следили за тем, как низвергается сикль в жадную бездонную пасть машины. Послышался глухой щелчок, и в воздухе перед Шарлем материализовался ещё один элемент браслета Пандоры, но уже в виде маленького серебряного черепа.

— Кажется, это в твою коллекцию, — усмехнулся Шарль. — Можно вашу руку, мадмуазель?

«Ничего такого, обычный дружеский жест», — словно мантру, затараторила про себя Ребекка, чувствуя, как от лёгкого прикосновения к нежной коже запястий по всему телу бегут предательские мурашки.

— Я могу разорвать помолвку с Лив, — внезапно сказал Шарль, обращаясь то ли к ней, то ли к самому себе, то ли к серебряному черепу, подвешенному к серебряной нити браслета.

— Что? — от неожиданности Ребекка резко одёрнула руку. Шарль поднял на неё совершенно серьёзный задумчивый взгляд.

— Твой друг Гилберт прав — мы с ней слишком молоды для такого шага. Думаю, мои родители поймут. Хотя Лив вряд ли когда-нибудь мне это простит…

— Я… не знаю, — Ковальски глубоко дышала, пытаясь взять себя в руки. Почему он говорит это именно ей, именно сейчас? И как она должна реагировать? Броситься в пляс, распевая на весь Махотокоро песенки про котёл, полный крепкой горячей любви? Наверное, не самая лучшая идея… — Тебе стоит разобраться в своих чувствах, — выдавила из себя, наконец, она, решив, что лучшая стратегия в данной ситуации — быть понимающим другом и советчиком всех самых банальных и всем известных вещей. — Брак — это действительно очень ответственный шаг. Сможешь ли ты сделать Лив счастливой? Хочешь ли ты этого? Готов ли ты прожить с этим человеком всю свою жизнь, никогда не предавая и всегда поддерживая, что бы ни случилось…

Шарль усмехнулся.

— У Лив очень древняя и богатая семья. Её много-раз-прабабака Мелифисента могла превращаться в дракона и травила детей уколом веретена. Её знаменитый прадед, как говорят, мог зачать ребёнка, просто один раз посмотрев на женщину. Одним словом, породниться с Бертранд — очень почётно для моей семьи. Люблю ли я её — нет. Нравится ли она мне — да. Хотел бы я на правах зятя запустить лапы в хранилище древних артефактов этой семьи — да кто бы ни хотел! И именно так бы я и сделал, если бы на мою голову не свалилась ты, такая… полная жизни, света, надежды, соблазнительная как грёбанное яблоко с древа познания...

Ребекка замерла, хлопая длиннющими ресницами. Губы Шарля приблизились на слишком опасное расстояние. Она инстинктивно облизнула свои.

— Когда я смотрю на тебя, мне хочется послать всех подальше — Лив, родителей, все свои планы. Изменить коренным образом свою судьбу, раз уж она сама подсунула мне такой шанс. Не претворяйся, что не думаешь о том же.

Претворяться она никогда не умела — досадное качество. Вспыхнула как спичка — пару мгновений и сгорит дотла. Развернуться, уйти и не оглядываться — вот, что следовало бы сделать. Развернуться, уйти, вырваться из его ладони, обхватившей её запястье, прильнуть ближе, погладить подушечками пальцев острый подбородок, и целовать, целовать…

Она не помнила, как они оказались в его комнате. Будь там Артур, всё могло бы быть иначе, но лишь парочке бесхвостых кошек, лениво вылизывающих лапы у большого круглого окна, суждено было стать свидетелями её падения. Словно в тумане, Ребекка водила ладонями по широким плечам Шарля, наслаждаясь движениями крепких мускулов, забываясь в терпком запахе его парфюма, выгибаясь навстречу поцелуям, ласкающим её подбородок. Она чуточку смутилась, но не оттолкнула его, позволяя снять с себя узорчатый пояс и распахнуть полы кимоно, всё ближе и ближе пробираясь к тёплой мягкой груди, прикрытой смешным лифчиком с удивлёнными мордочками лунтелят на месте сосков. Ребекка только успела подумать, что для первого раза, наверное, стоило бы надеть бельё посолидней, как лунтелята, смятые и скомканные нетерпеливыми руками, полетели в сторону. Цепочка с кулоном в виде птицы-грома подпрыгнула на её шее от рваного резкого вздоха, когда пальцы Шарля достигли самой чувствительной и доселе неизученной точки на её теле…

— Если ты хочешь, чтобы я остановился, самое время сообщить мне об этом… — голос Ла Фера дрожал. Взгляд, влажный, возбуждённый, растерянный, скользил по её коже, пытаясь запечатлеть в памяти каждую выемку, каждый изгиб.

Ребекка не хотела, чтобы он останавливался. Лишь позже, когда низ живота пронзила резкая боль, а белая простынь под ними превратилась в японский флаг, она подумала, что поторопилась.

— Тшшш… — выдохнул Шарль, наслаждаясь столь желанным и долгожданным ощущением — находиться внутри неё. Он хотел этого с того самого момента, когда она впервые вступила на землю Махотокоро. К крышесносящему удовольствию добавлялось невольное чувство мужской гордости — он был у неё первый. — Расслабься, красавица, — поцелуй в губы, нос, шею и снова в губы. — Расслабься… Ох…

Ребекка прикрыла глаза, стараясь сконцентрироваться на приятных ощущениях — ласковые поглаживания его рук, мягкие поцелуи и растущее, несмотря на боль, возбуждение внизу живота…

— Всё в порядке? — за ужином ей кусок в горло не лез. Потревоженные внезапным вторжением внутренности неприятно крутило, а взгляд Лив, на которую она наткнулась, заходя в обеденный зал, грубым пинком разбудил ушедшую на выходной совесть. Артур смотрел на неё слишком пристально, заставляя алый жар разливаться по щекам. — Где ты пропадала сегодня после занятий? Амайя сказала, что тебя не было на факультативе по Кодо⁽¹⁾.

— Не спрашивай меня ни о чём, пожалуйста, — откликнулась Ковальски, не в силах соврать. Полчаса назад, нежась в сладких ласках, испытавшая выброс адреналина покруче, чем во время поездки на русских горках, она была абсолютно счастлива… Сейчас же на душе противно скребли кошки.

Артур нервно сжал пальцы в кулак.

— Вот ведь… засранец… — тихо прорычал он, обо всём догадавшись. Ребекка сжалась в комок, пристыженная, опозоренная, запятнанная. Гилберт поймал её взгляд, тяжело вздохнул, смягчаясь, и обхватил рукою её плечи. — Ковальски, скажи хотя бы, что вы предохранялись…

Чуть не плача, Ребекка кивнула. Артур с отеческой лаской погладил её по рыжей макушке.

— Не переживай, было и было, — шепнул он ей. — Просто… пускай он лучше разберётся со своей невестой, прежде чем заваривать лапшу у тебя в ушах, окей? Не верь ему… И себе не верь. О Морриган, я чувствую себя твоим папашей!

Ребекка засмеялась, сдерживая рвущиеся наружу слёзы. Было и было, он прав. К тому же, теперь, скорее всего, Шарль успокоится и перестанет смотреть на неё как раньше. Поставит галочку напротив её имени и начнёт выискивать новую жертву. Оно и к лучшему. А Лив не узнает о них. Никогда. Лучше ли это будет для неё — большой вопрос. Но её, Ребекку, это всё уже не касается.

Подумав так, она вновь почувствовала твёрдую почву у себя под ногами. В конце концов, сегодня она стала действительно взрослой, чтобы верить, будто у этого романа может быть продолжение.

Взгляд Шарля, всё такой же полный желания, был как удар под дых. Лив склонилась к нему, что-то говоря, но он словно бы не слышал её. Надежда вновь предательски шевельнулась в душе Ребекки. А вдруг…

За дверью сновали туда-сюда толпы народа, но потревожить будущую чету никто не решался. До церемонии оставалось всего полчаса. Белое платье было смято, рыжие волосы растрёпаны, по одному из чулков, торопливо сорванных, скользила тонкая длинная стрелка.

— Ты уверена? — выдохнул Шарль ей в шею, прижимая крепче к себе.

— Да, — Ребекка приняла решение, и отступать уже не собиралась. — Я верю, что Артур разберётся с этим. А если нет… Я всё равно выйду за тебя замуж, пусть это будет последнее, что я сделаю в этой жизни. А сейчас мне нужно привести себя в порядок. Мама, Дороти и Аманда уже с ума, наверное, сходят, думая, что я решила сбежать из-под венца.

Шарль ласково погладил её лицо, невесомо коснулся поцелуем еле заметной морщинки на её лбу и сказал то, что никогда не говорил ни ей, ни любой другой женщине, за исключением, пожалуй, матери, да и то много лет назад:

— Я люблю тебя. Силы небесные, я так тебя люблю.

1) Кодо — искусство составления благовоний. Наряду с тядо («путь чая») и кадо («путь цветка») является одним из так называемых трёх главных искусств Японии.

Вернуться к тексту

Флер не сразу поняла, что случилось. Пару мгновений она слышала лишь громкие удары своего сердца, а потом мир пошатнулся, расплылся перед глазами и канул в кромешную тьму. Шёлковая удавка на её шее затягивалась всё туже, последние вздохи застряли в горле, глаза выкатились из орбит.

— Какого хре… — бросившегося было ей на помощь Гилберта, подняла и отбросила, стукнув об стену, мощная струя воды. Подземное озеро, расположенное на пару уровней ниже тайника Шарля, ожило, забурлило и вышло из берегов, круша всё на своём пути.

«Что страшнее, быть задушенной или утопленной?» — мелькнула в голове у Флер глупая мысль.

«Страшнее быть преданной», — шепнул ей на ухо полузабытый голос Лив. Холодные пальцы почти нежно заскользили по её шее, слегка царапая кончиками ногтей.

— Анаракша!⁽¹⁾ — громкий голос Алекса эхом отозвался под сводами подземелий. Парочка надписей на стенах вспыхнули огнём и исчезли, опоясывающая горло Флер лента соскользнула и извивающейся змеёй направилась вслед схлынувшей обратно под землю воде.

— Ты уничтожил её? — прохрипела Флер, когда МакЛагген помог ей подняться. Тот покачал головой и принялся приводить в сознание Артура, валявшегося у стены, словно тряпичная кукла.

— Только вспугнул… Эй, дружище! Это не лучшее местечко, чтобы вздремнуть!

Веки Гилберта слабо затрепыхали, но прежде, чем он успел открыть глаза, палочка Алекса упёрлась ему в грудь.

— У нас нет времени на очередную ложь. Если ты хочешь, чтобы мы трое выбрались отсюда живыми, ты расскажешь нам, как умерла эта девушка.

— Как пафосно, Шмогвартс, — губы Артура чуть дёрнулись. — О, Морриган, как же мне дорога эта французская истеричка! И почему она только не утащила своего некрофила с собой?!

— Как она умерла? — повторил вопрос Алекс, не опуская палочку. Артур усмехнулся, подмигнув вымокшей, бледной, как сама смерть, Флер.

— Я всё расскажу, — подняв руки в примирительном жесте, согласился он. — Наложи только парочку защитных заклинаний — не хочу, чтобы мои сенсационные признания стали последним, что вы услышите в этой жизни.

Артур непроизвольно вздрогнул, когда из тени его комнаты, сопровождаемая вездесущими бесхвостыми кошками, выплыла длинная женская фигура в голубом кимоно.

- Шарля здесь нет, — вместо приветствия кинул он, поняв, кто перед ним. В отличие от Ребекки, совершенно не умевшей скрывать свои чувства и норовившей с позором сбежать от француженки как можно дальше, Артур, как лицо постороннее в этом любовном треугольнике, Лив не избегал. И всё же, видя каждый раз её жалостливый взгляд, опущенные уголки губ и непроизвольно сжатые в кулаки руки, он не мог не испытывать к обманываемой невесте невольного сочувствия.

- Я пришла поговорить с тобой, — глухо произнесла Лив, подходя ближе. Артур коротко кивнул, плюхаясь на кровать и стягивая кроссовки. Догадаться, что именно она хочет у него спросить, было нетрудно. Изобразить удивление и непонимание? Или дать девчонке честный совет бросить жениха и поискать более достойного мужчину? Второй вариант, наверное, был правильным, но ведь Ребекка — его подруга, а значит, он не вправе раскрывать её секреты.

- Он спал с ней? — не обманула его ожиданий Лив.

- Что? Кто?

- Ты прекрасно знаешь кто! — твёрдо и угрожающе прошептала Лив, и только теперь Артур понял, что что-то в ней изменилось. Впрочем, он не знал её достаточно хорошо, чтобы делать такие выводы. — Он спал с ней, я знаю!

- Раз знаешь, зачем спрашиваешь у меня? — брякнул Артур. Да уж, виноватое лицо Ребекки служило лучшим доказательством. Гилберт устало потёр глаза. — Я так понимаю, ты о Шарле… При мне он ни с кем не спал, за исключением кошек, если хочешь знать. Но если ты настолько ему не доверяешь, то я бы на твоём месте…

Договорить он не успел — Лив резко втиснулась между его коленей, запрокинула его голову вверх и, нагнувшись, впилась в губы. На пару мгновений Артур замер от неожиданности, а после резко схватил француженку за талию, отодвигая от себя на расстояние вытянутой руки.

- Э нет, так не пойдёт, — прошипел он, внезапно рассердившись. У него хватало и своих проблем, чтобы дать втянуть себя ещё и в любовные интрижки.

- Я никогда не была ни с кем, кроме Шарля, — зачем-то сообщила ему Лив, кусая губы. Как ни странно, Артур не испытывал к ней больше жалости — слепая ярость, решимость читались на её лице, и от этого ему стало не по себе.

- Это ещё не повод ложиться в постель с первым встречным, — серьёзно заметил он. Она, словно ничего не слыша, протянула руку к его подбородку. — Перестань! О Морриган!

Что-то порочное, проснувшееся в ней, находило отклик и в нём. На долю секунды в сознании мелькнула мысль, что он мог бы сделать то, что она от него хочет, сделать как следует, так, чтобы на утро ей больше в голову не лезли подобные глупости, но он решительно отмёл её. Тайра. Вот тот якорь, за который он должен держаться, попадая в море искушения.

- У меня есть девушка… Да прекрати же ты! — заорал он, выходя из себя. Затем решительно закинул Лив себе на плечо и вынес за дверь, не замечая ударов, которыми она осыпала его спину. — Иди, прими душ и поспи. Иди! Пошла отсюда!

Десять минут спустя он будет винить себя за то, что не придумал ничего лучше, кроме как выгнать её. Но тогда, захлопнув перед её носом дверь, Артур мог размышлять лишь о том, какую реакцию на него самого оказали приставания этой никогда не интересовавшей его девушки. Ниже живота всё горело, и как не пытался Артур перевести свои фантазии на привычный знакомый образ Тайры, воображение упрямо рисовало в его мозгу совсем иные картины. Что могло бы только что случиться в этой самой комнате? Вот он спускает вниз её платье, развязывает голубую ленту на шее… Он мог бы перехватить ей её запястья или завязать глаза… От души выругавшись, Гилберт потянулся в рюкзак за фляжкой с виски, но рука нащупала край деревянной лакированной шкатулки. Возбуждение как рукой сняло.

Вновь сев на кровать, он рывком распахнул шкатулку с артефактами. Три из них были на месте — два амулета с иероглифами заклинаний и чёрная брошь в виде паука. А вот четвёртый…

- Лив! — бешено заорал он, распахивая дверь.

Но в коридоре уже никого не было.

Стены подземелья были сплошь и рядом покрыты алхимическими знаками. Калиостро, Фламель, Сент-Жермен… Повинуясь животному инстинкту метить занимаемую территорию, даже такие великие чародеи не могли удержаться от мелкого вандализма. Таинственные символы загорались и гасли, словно огни, освещающие тропу мёртвых на острове Минами Иводзима.

— Вы знаете, как становятся ёкаями? — спросил Артур, тупо уставившись на одно из изображений — иероглифической монады ⁽²⁾.

— После смерти? — предположила Флер, трогая себя за шею. Пальцы её чуть заметно дрожали.

— Не всегда. Есть тёмные артефакты, из-за которых живой человек становится… словно бы одержимым. И чем больше обиды, раздражения, страха, ненависти копится в его душе, тем проще подобному артефакту подчинить его… Думаю, Лив где-то раздобыла нечто подобное…

— Интересно где? — прервал его Алекс. Артур с невозмутимостью выдержал его взгляд. — В Махотокоро тёмная магия под строгим запретом.

— Она уже не была человеком, когда… умерла, — глухо ответил Артур. — Не знаю как, не знаю почему, но…

Алекс кивнул, но по лицу его было видно, что он ему не поверил. Артур вновь вспомнил небольшую шкатулку и её содержимое. Каким же он был идиотом! Стоила ли та горсть галеонов, что он получил за перевозку шкатулки в Америку, всего этого? Нет. Но менять что-либо было уже слишком поздно.

— Значит, она стала одержима? — Флер тяжело привалилась к стене. На её голубом платье виднелись мокрые грязные пятна, совсем как на платье Лив в ту ночь. — И что… что она сделала?

Артур мрачно усмехнулся.

— Пыталась убить Ребекку.

В саду было спокойно и тихо, и каждый день после случившегося между ней и Шарлем Ребекка задерживалась там до поздней ночи. Лишь тогда, когда в комнате, что они делили с Лив, гас свет, она на ощупь пробиралась в свою кровать, стараясь не прислушиваться к ровному дыханию невесты мужчины, с которым она совсем недавно разделила постель. Ребекка избегала их обоих, полностью погрузившись в учебу, факультативы и рисование, стараясь не замечать взглядов Шарля, то нежных, то страстных, и полного ревности выражения лица Лив.

- Всё прячешься? — узнав голос соседки по комнате, Ребекка напряглась, словно гитарная струна. Сейчас главное не выдать себя, сыграть как можно естественнее…

Но обернувшись, Ребекка поняла, что актёрское мастерство ей ни к чему. Лицо соперницы было искажено презрением и ненавистью — она всё знала. С длинными тёмными распущенными волосами, в голубом платье до колена Лив здорово походила на ёкая из учебников по японской демонологии. Возможно, всему виной было разыгравшееся от стресса воображение, но на миг Ребекке показалось, что в глазах её мелькнул кроваво-красный огонёк.

- Тварь. Шлюха. Мразь, — слова били больнее пощёчины. — Какая же ты сука…

- Успокойся, давай… попробуем решить всё цивилизованно, — чувствуя, что звучит довольно жалко, прошептала Ребекка, поднимая руки.

- Цивилизованно? — эхом отозвалась Лив, жутко улыбнувшись. Лунный свет серебрил её волосы, голос становился более резким, шипящим, утрачивая гнусавый французский акцент. — Здесь тебе не Америка. У этой цивилизации свои правила.

На пару мгновений Ребекка обрадовалась, увидев, как Лив, глубоко дыша, закидывает вверх голову, вбирая в лёгкие как можно больше прохладного влажного воздуха, словно бы делая дыхательную гимнастику. Но когда тонкая гусиная шейка Бернард начала стремительно увеличиваться в размерах, Ковальски от ужаса потеряла всякую способность двигаться и соображать. Голова Лив, уставившись на соперницу, словно удав на кролика, медленно подползала к ней прямо по воздуху, держась на тонкой, но очень длинной шее.

- Рокуроккуби⁽³⁾, — только и смогла выдохнуть Ребекка. — Давно это с тобой?

- Первый раз, — честно призналась Лив. — Но знаешь… в этом есть свои плюсы.

Первая вспышка адской боли активировала в Ребекке инстинкт самосохранения. Шея Лив змеиными кольцами обвилась вокруг её тела, сжимая кости и мышцы.

- Поздно вырываться, я переломаю тебя как надоевшую куклу, даже не замарав при этом руки, — ласково шепнула ей рокуроккуби на ушко.

От новой порции мучений в глазах потемнело. Волшебная палочка упиралась в бедро в кармане джинсов, но достать её не было никакой возможности — шея Лив плотно прижала руки Ковальски к груди.

- Нравится? Мне да! Ой, а у кого это у нас покраснели глазки?

Кажется, новое сжатие переломало Ребекке пару костей. Неужели вот она смерть — пришла к ней вовсе не как старуха с косой, а как милая молодая девушка с элегантной голубой лентой, бантом завязанной на шее. Её шёлковый кончик оказался как раз рядом с онемевшими пальцами Ребекки — маленькая тонкая ниточка, крохотная надежда на спасение. Ковальски ухватилась за неё, ведь больше ей, в общем-то, и не за что было цепляться.

- Какого…? — воскликнула Лив, ослабляя свою хватку. Это дало Ребекке пару лишних секунд, чтобы намотать кончик ленты на запястье, зацепив за единственный пустой крючок браслета Пандоры из автомата желаний, и легонько встряхнуть рукой…

Знаменитая танцовщица Айседора Дункан погибла, когда кончик её красного шарфа с жёлтой птицей, лазоревыми астрами и иероглифами зацепился за спицу величайшего творения человечества — колеса. Так, на полной скорости, в двухместном гоночной автомобиле «Амилькар Гран Спорт», она и влетела в белый густой туман вечности. Роковым колесом для Лив Бернард оказался маленький несуразный серебряный браслет. Крохотный серебряный буревесник, листочек клевера, хрустальная слеза, звёздочка, череп, голубая лента. Чувствуя, что задыхается, но не понимая, почему, Лив ещё сильнее сжимала тело потерявшей сознание Ребекки, тем самым сильнее раскачивая крутящееся на её руке чёртово колесо.

- Они здесь! — возглас Шарля стал последним, что Лив услышала, прежде чем заплутать в тумане вечности. Белые бумажные фонарики, освещавшие путь умершим душам, погасли, погрузив весь её мир во тьму.

На земле, в нескольких метрах друг от друга, неподвижно лежали две совершенно разные девушки. И если из груди одной, рыжеволосой, полностью покрытой синяками, ещё вырывалось слабое дыхание, то вторая, бледное лицо которой могло сравниться цветом с её голубым кимоно, была мертва. На принявшей нормальные размеры шее погибшей красовался яркий след от задушившей её шёлковой голубой ленты.

- Слава Морриган! — прошептал Артур, нащупывая у Ребекки пульс. — Что с Бернард?

Ответом ему послужило тягостное испуганное молчание.

На пару долгих секунд Гилберт прикрыл глаза, соображая, что же теперь делать. План созрел в его голове довольно быстро.

- Я позабочусь о Бекс, а ты должен разобраться с трупом, — голос Артура звучал на удивление спокойно. — Ты ведь помнишь заклинания, совершаемые над покойниками, чтобы они не смогли вернуться в наш мир? Ла Фер, я с тобой разговариваю!

Удар в нос привёл Шарля в чувство. На юбку Лив капнуло несколько капель крови.

- За что? — возмутился Шарль.

- За всё, — огрызнулся Гилберт. — Трансфигурируй её в кость и закопай, проведи все обряды и скрой защитными чарами это место в лесу, чтобы никто не смог его найти. Делай всё вот этой палочкой, — он с некоторым сожалением достал из-за пазухи свой «неофициальный» инструмент. — Потом сломай и тоже закопай. И не вздумай использовать свою палочку — приори инкантатем мгновенно выведет тебя на чистую воду. Затем отнеси её сумку к арке смерти и положи там. Всё должно выглядеть как самоубийство или несчастный случай. Потом дуй в замок и старайся выглядеть как обычно. Встретимся там. Ла Фер, ты всё запомнил?

Шарль флегматично покачал головой.

- Если в школе кто-то умирает, гаснут бумажные фонари. Все уже знают, что что-то случилось. Всё это пустая трата времени.

- Пустая трата времени? — возмутился Артур. — Будем ждать авроров, а потом смотреть, как Бекс посадят за убийство в тюрьму?

- Я уверен, что это была самозащита…

- А вот я не уверен, что Бекс сможет это доказать! Ты спал с ней, свои «Je vous aime»⁽⁴⁾ свои ей на уши вешал, вот и защити её, гавнюк, блядь, французский!

Глаза Ребекки, в которых Шарль когда-то имел несчастье утонуть, на пару мгновений раскрылись. Девушка попыталась что-то сказать, но всё тело, словно бы прошедшее через огромную мясорубку и каким-то чудесным образом сложенное в единое целое обратно, отказывалось ей повиноваться.

- Я сделаю всё, как ты скажешь, — не отрывая от неё взгляда, прошептал Шарль. — Если будет нужно, я возьму её вину на себя.

- Отлично, — губы Артура дёрнулись в жутком подобии улыбки. — А теперь повтори тоже самое, но под непреложным обетом.

Когда красный лучик заклинания, сплетавшего их руки, погас, Шарль засомневался. Какая-то трусливая малодушная часть его души советовала сбежать, скрыться, предоставить этим двоим самим расхлёбывать заваренную кашу. В чём он был виноват? В том, что изменил невесте? Он делал это и прежде, с Флер и не только. Тысячи мужчин так поступают, принимая предательство за признак мужской доблести, гордясь своей изменой, словно трофеем, и никто не умирает. Ему просто не повезло, что вместо всеобщего порицания и унизительных скандалов итогом его измены стало убийство. Но ведь не он же душил голубой лентой её шею, значит, он ни в чём не виноват, верно?

«Неверно», — ответила совесть в его голове.

- Действуй, — коротко отрезал Гилберт, отдавая ему свою палочку. — И не забудь её потом уничтожить. Палочку Лив тоже уничтожь, чтобы даже пепла не осталось… И не вздумай — слышишь — ничего взять с собой, — Артур поднял на руки бесчувственную Бекс, успокаивающе поглаживая её по голове как ребёнка. — Всё уладится, — пробормотал он скорее сам себе и скрылся среди деревьев. Шарль остался с телом Лив один на один.

- Прости меня, — прошептал он, в полуоткрытые синие губы. — Оссисус!⁽⁵⁾

Мгновение, и всё, что осталось от красивой наследницы богатой семьи — лишь кучка костей, череп, голубая лента и волшебная палочка. Странно, что лента не трансфигурировалась вместе с остальной одеждой. Миниатюрная булавка с неизвестным японским символом на головке, держащая бант, блеснула в свете луны. Интересно, где Лив достала такую?

Внезапно в голове у Шарля созрел собственный план.

— Этот дурак решил отнести всё, что осталось, сюда, — Артур глухо засмеялся. — И вот мы имеем то, что имеем.

Какое-то время Алекс и Флер молчали, переваривая услышанное. Измена, ревность, убийство — классический сюжет трагедии.

— Я думаю, мы сможем её упокоить, — наконец, решительно заметил Алекс, протягивая Флер руку. — Если вы двое будете делать то, что я скажу.

А обожженная тёмной магией душа голубым огоньком металась по лабиринту парижских катакомб, кружась в свадебном вальсе. Голубое кимоно, запахнутое наоборот, стало белым как снег, тёмные волосы растрепались. Отличные отметки в аттестате, свадебное платье, расшитое жемчугом, блестящее счастливое будущее… — всё мечты, надежды и стремления, которыми когда-то жила и дышала Лив Бернард рассеялись, словно дым от потухшей свечи, оставив после себя лишь одну единственную цель.

Месть.

Примечания:

https://vk.com/quietsloughfanfics — группа автора с фанкастом, коллажами и дополнительной информацией. Заглядывай на огонёк:)

1) Я просмотрела традиционные Роулинговские заклинания, но ничего подходящего для борьбы с демонами не нашла, и решила придумать своё, но отталкиваясь не от латыни, а в данном случае от санскрита. Будем считать, что Алекса на его курсах для ликвидаторов проклятий научили заклинаниям из самых разных культурных традиций, так сказать.

Вернуться к тексту

2) Иероглифическая монада — изобретённый английским эзотериком Джоном Ди (1527—1608) символ, описанный в его одноимённой книге 1564 года.

Вернуться к тексту

3) Рокурокуби — ёкаи из японского фольклора. В легендах говорилось, что они выглядят как нормальные люди днём, но ночью получают способность вытягивать свои шеи на огромную длину, а также могут менять свои лица, чтобы лучше пугать смертных. Согласно японским преданиям, некоторые рокурокуби в обычной жизни часто живут неприметно, могут иметь супругов-людей; некоторые из них предпринимают отчаянные усилия, чтобы не превращаться в демонов по ночам, некоторым, наоборот, это нравится, а некоторые вовсе не знают про своё второе естество. В некоторых историях описывается, что рокурокуби рождаются обычными людьми, но превращаются в демонов путём изменения их кармы из-за серьёзного нарушения каких-либо заповедей или доктрин буддизма.

Вернуться к тексту

4) Я люблю тебя (фр.)

Вернуться к тексту

5) Заклинание, образованное от лат. ossis — кость

Вернуться к тексту

Алекс очень хотел бы верить собственным словам. Упокоить демона, одержимого местью и утратившего связь со своим человеческим «я» было невозможно в принципе — душа Лив, навеки прикованная смертью к тёмной сущности ёкая, осталась обречена на вечные страдания. Освободить её могла бы лишь смерть других участников этой истории. И пусть это несправедливо, Алекс был готов приложить все усилия, чтобы возмездие не свершалось как можно дольше.

Он ободряюще сжал холодную ладонь Флер, и она одарила его мягким подобием улыбки, заготовленным француженками на все случаи жизни.

— В защиту Шарля хочу сказать, что даже выполнение всех положенных обрядов, не могло бы обеспечить вам безопасность, — заметил Алекс. — Но сейчас уже поздно разбираться с тем, что было бы. Город мёртвых не худшая тюрьма для заблудшей души. Мы должны сделать магическую ловушку, заманить Лив в неё и замуровать этот тайник так, чтобы ни одна живая душа не смогла к нему приблизиться. Но для этого… — он непроизвольно вздохнул. — Нужна приманка. Как вы думаете, кого из вас двоих Лив ненавидит больше?

Флер приподняла, было, руку, но Артур решительно выступил вперёд.

— Давай меня, — заявил он будничным тоном. — Её-то, — он повёл плечом в сторону девушки, — даже близко рядом с Лив в момент её смерти не было.

Алекс кивнул и деловито осведомился:

— У тебя есть с собой длинный кусок бумаги?

Это был её день, и она твёрдо была намерена не дать никому его испортить.

Крохотные каблучки кожаных туфелек мелодично цокали по каменному полу церкви в такт её собственному сердцу. На балконе вовсю распинались одетые в черные фраки скрипачи, тёплая ладонь отца ободряюще сжимала её обтянутое белым кружевом предплечье, гости смотрели только на неё — кто растроганно, а кто с вежливым любопытством. Но Ребекка Ковальски не видела и не слышала никого, кроме маячившего за спиной у её жениха призрака в голубом кимоно, с торжественной усмешкой готовящегося превратить свадебный пир в поминальный ужин.

Когда-то её мать сказала ей, что только в сказках все романтические истории заканчиваются у свадебного алтаря — в жизни с него всё только начинается. Что ж, её история совсем скоро действительно превратится в жуткую сказку.

Словно во сне Ребекка кивнула мадам Бернард, поклонилась гостям и, словно бы не замечая улыбки на бледном лице призрака, протянула Шарлю руки.

Это шоу все действительно запомнят надолго. Но она выйдет сегодня замуж, чего бы ей это не стоило.

— Ну и где её носит? — Макклаген не стал связывать Артура, словно уготовленную для кровожадного дракона девственницу, а просто со всей силы заехал ему кулаком в нос и обездвижил заклинанием от пяток до шеи. Горячая кровь, на которую, словно акула, должен был приплыть из вод Ахерона⁽¹⁾ ёкай, сочилась из ноздрей по лицу, затекала в горло.

— Церемония как раз должна начаться, — Алекс посмотрел на часы. — Полагаю, что в церкви.

Зажмуренные глаза Гилберта широко распахнулись, и он забился, словно рыба, пойманная в сеть.

— Бекс, — прохрипел он, оплёвываясь от крови. — Она ведь… А мы тут… Сделай что-нибудь, ублюдок проклятый!

— Рано, — по скрытому в тени лицу Алекса ничего нельзя было понять. Зато комкающая в руках кусок бумаги Флер была бледна как полотно.

— Она же убьёт её!

— Рано!

— Сними с меня заклятье!

— Рано!

Священник что-то говорил на французском — Ребекка не слушала и не понимала его. В сумраке церкви глаза Шарля казались чёрными, словно бездонное небо над островом Минами Иводзима в ту самую ночь.

— Согласны ли Вы взять в мужья…

Лив угрожающе зашипела, выгибая лебединую шейку. Дамы испуганно схватились за шляпки, сдуваемые внезапным сильным порывом холодного ветра.

— Согласна, — отчётливо произнесла Ребекка.

— Почему? — в голосе Артура впервые послышалось отчаяние. — Ты думаешь, Лив сожрёт Бекс и на этом успокоится?

— Вряд ли, — отозвался Алекс. — Но она… насытится на какое-то время и потеряет контроль. Вот тут-то мы…

— ОСВОБОДИ МЕНЯ НЕМЕДЛЕННО!

— Согласен, — голос Шарля был тих и нежен.

Впрочем, всем сейчас было совсем не до них. Чей-то визгливый женский голос всколыхнул волну нарастающей паники, когда по каменному полу церкви, цепляясь за полы платья и каблуки, медленно поползла река алой крови. Вокруг жениха и невесты закружился вихрь, свечи и факелы погасли, испуганные музыканты, прижимая свои драгоценные скрипки к груди, вслед за гостями бросились врассыпную прочь. Не выпуская запястий Ребекки из своих ладоней, Шарль на мгновение обернулся к оторопевшему священнику.

— Заканчивайте церемонию, — не терпящим возражения тоном приказал он.

— Пора? — тихо спросила Флер, не отрывая взгляда от Артура, пытающегося скинуть с себя невидимые путы. Воздух вокруг них сгустился. Звуки капающей воды словно бы отсчитывали секунды до появления истинной хозяйки праздника. Алхимические символы на стенах зажигались и гасли, словно неоновые вывески в магловской части Токио.

Ободки золотых колец скользнули на свои законные места, словно бы всегда там находились. Крыша церкви угрожающе закачалась над их головами, розовые лепестки цветов, украшавших её своды, вырвались на свободу, путаясь в рыжих волосах Ребекки, прилипая к строгим лицам святых, утопая в густой реке терпеливо ползущей к алтарю крови.

— Объявляю вас…

Буддистские священники и мастера Инь-Ян изгоняют ёкаев при помощи экзорцизма и специальных мантр, читать которые следует, не прерываясь ни на одну секунду и не перепутав ни единого слова. Алекс не был ни священником, ни мастером, но отлично знал, что ни один демон не устоит перед сладким запахом отчаяния, страха и безысходности.

— Прикончи меня, — выдохнул Артур, обращаясь то ли к нему, то ли к потустороннему духу, что так нелюбезно игнорировал их приглашение. — Это я, я притащил эти грёбанные штуковины в Махотокоро, а потом и в Штаты. Я во всём виноват. И я не смогу дальше жить… с этим…

Он подвёл всех. Ребекку, Лив, Тайру, чёртову француженку, что потащилась вслед за ними в катакомбы. Ну его к дьяволу — даже смерть не так страшна, как жизнь с руками по локоть в крови.

Поцелуй вышел долгим и нежным, смакующим каждое мгновение оставшейся жизни. Сердце размеренно колотилось в груди, отказываясь останавливаться. Ребекка вдыхала запах Шарля, такой родной и знакомый, чувствуя, как накатывает на неё безумная жажда жить. Любить. И быть счастливой, невзирая на всех призраков, что таились в прошлом.

В руках у Лив мелькнула завязанная петлёй голубая лента. Мгновение... и удавка затянулась на окровавленной шее Артура Гилберта.

— ПОРА! — взревел Маклагген, активируя заклинания.

Лив чувствовала его отчаяние и давила сильнее. В темноте парижских катакомб окружающие её живые люди казались ей всего лишь маленькими хрупкими голубыми огоньками. Дунешь — и пламя свечи погаснет, оставив после себя лишь дымящийся огарок. Все трое умрут сегодня — она так решила. Пусть Шарль и его рыжая курица вдоволь насладятся семейной жизнью, вздрагивая от каждого шороха, от каждого всхлипа воды, от каждого стука в окно в час быка⁽²⁾, когда ни тяжёлый замок, ни тёплые объятия в мягкой постели не могут спасти от безотчетного страха, таящегося среди тишины и темноты мирно дремлющего дома. Пусть найдут, пусть увидят, пусть похоронят тела тех, кого отправили на верную смерть — незнакомого парня, чертящего палочкой в воздухе мудрёные символы, потаскухи Лавальер, застывшей, словно мраморное надгробие, безуспешно пытающегося ухватить лёгкими воздух Гилберта, голубое пламя жизни которого трепыхалось, угасая, на ветру.

— ДАВАЙ! — заорал незнакомец, перекрикивая предсмертные хрипы Гилберта. Лавальер дёрнулась и со всей силы залепила куском бумаги Лив по лбу.

Буддистские священники используют в качестве оружия против ёкаев о-фуду — священную полоску бумаги с именами синтоистских богов⁽³⁾. Алекс Маклагген трансфигурировал священную бумагу из оторванного подола платья Флер, а с синтоистскими богами не был знаком вовсе. Поэтому вместо священных слов изобразил губной помадой Флер красноречивое пожелание убраться из мира живых куда-нибудь подальше, надеясь на то, что гэльские ругательства, которым его научил когда-то дед, имеют не меньшую силу. А может быть и на то, что Лив не успеет или не сможет разобраться в том, что именно там написано.

Всё произошло в одно мгновение — заклинания активировались с громким хлопком, удавка на шее Артура ослабла, позволив сделать ему малюсенький спасительный вдох, буквы на импровизированной о-фуду загорелись, шрамами отпечатываясь на лбу, щеках, губах Лив. Она неуверенно дёрнулась, совсем как в ту ночь, когда смерть разделила её дорогу на «до» и «после». Голубые огни затрепетали и погасли, туман вечности гранитной плитой навалился ей на грудь.

— Встретимся по ту сторону, — еле слышно прохрипел Артур тающему в воздухе призраку. Рано или поздно придётся отдавать долги.

Лента всё ещё была затянута на его шее, и в темноте казалось, что голова его отделена от тела. Быстро и решительно Алекс стянул голубой шёлк, открепил от него маленькую чёрную булавку и без сожаления сжёг ленту резким взмахом волшебной палочки.

— А с этим… что? — Флер потянулась к опасному артефакту, но Артур невежливо ударил её по руке. Дыхание его всё ещё восстанавливалось, а безумное искажённое гримасой склонившееся над ним лицо Лив всё ещё стоял перед глазами.

Алекс задумчиво повертел булавку на ладони. Сколько загубленных жизней помещалось на её остром кончике? Ещё один мяч в их ворота, ещё одно очко не в их пользу — для подобных артефактов люди лишь пища. Сами по себе все эти броши, булавки, браслеты, кольца ничего не значат, но чем больше неуспокоенных душ, они вбирают в себя, тем сильнее становятся. И он только что скормил этому хищнику очередного трясущегося кролика.

— А мы не можем просто уничтожить эту гадость? — Артур смотрел на булавку, иероглиф на бусинке которой походил на кусающую собственный хвост змею, с нескрываемым отвращением.

— Была бы Лив жива — это имело бы смысл. Она смогла бы сразиться с демонами внутри неё и, возможно, победить. Но сейчас… мы лишь освободим их из тюрьмы.

— Значит… — голос Флер сорвался на шёпот. — Если кто-нибудь когда-нибудь найдёт эту штуку…

— Не найдёт, — отрезал Алекс, прекрасно понимая, что найдут. Рано или поздно какой-нибудь любитель острых ощущений спустится сюда, разрушит все наложенные ими запечатывающие заклинания и в очередной раз выпустит джина из бутылки. Потому что такова человеческая природа — лезть, словно мышь в мышеловку, во все уголки Вселенной за кислым яблоком с древа познания. — Мы оставим это здесь и запечатаем. Для верности… нужна жертва.

— Кровь? — Артур скептически выгнул бровь.

— Как вариант. Шарль, по-видимому, именно ею и воспользовался. Но вообще-то я хотел предложить… — Алекс замялся. — Оставить здесь воспоминания. Я никогда не пробовал, но читал про это. Что-то важное для нас, не обязательно радостное. Но учтите — больше трёх раз такой фокус проворачивать нельзя, иначе начнутся проблемы с памятью.

— То есть, мы просто забудем что-то важное для нас? — уточнил Артур.

— Да. Какой-нибудь эпизод из детства, например. Не поворотный момент судьбы, но достаточно сильный…

— Чтобы вызвать Патронуса, — закончила за него Флер. — Кажется, мне есть, что предложить.

Алекс понял, о чём она думает. Мысли его переключились на другую девушку, ту, что он когда-то любил, и чувство обиды и сожаления по привычке лениво шевельнулись в его груди. С отстранённостью незаинтересованного наблюдателя, он отметил, что её образ давно потускнел в его памяти, больше не маня, не волнуя и даже не зля. «От любви до ненависти один шаг, а как долог путь от любви до равнодушия?», — улыбнулся он сам себе. Как бы то ни было, он уже преодолел эту дорогу, по крайней мере, самую трудную её часть.

Флер же остановилась на полпути. Напоминания о Шарле, обо всём пережитом рядом с ним всё ещё било её под дых, но она старалась стойко держать удар. Пожалуй, у неё получалось гораздо лучше, чем некогда у него, в похожей ситуации. Было ли правильно просто вычеркнуть ту часть жизни, что принесла в итоге столько боли? Можно стереть любовь из памяти, но выкинуть её из сердца — это уже другая история. Ушедшая любовь оставляет шрамы. Но и они — часть тебя.

— Не отдавай… всё, — он тронул её за плечо, почувствовав, как она всё ещё дрожит всем телом. — Знаю, это неприятно потратить на кого-то так много времени лишь для того, чтобы узнать, что он так и остался для тебя посторонним, но…

Она оборвала его, обхватив холодными пальцами запястье.

— Колдуй уже, англичанин…

Прогулки по Пер-Лашез и съеденный на двоих круассан. Жаркие губы на её плече, скатившаяся по щеке капелька пота… «Всё это в прошлом, я вас отпускаю», — проговорила про себя Флер, последний раз касаясь влажных земляных стен тайника Шарля. Больше она сюда не вернётся.

Воспоминания о Тайре были слишком ценными, чтобы ими разбрасываться, но тёплые эпизоды из детства почему-то упорно не Артуру шли на ум. Одни лишь подростковые глупости. «Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера!» — орала Рыба, врываясь в комнату, где они с друзьями, возомнив себя рок-группой, готовились завоёвывать мир. Мир не завоевали, выпустили лишь две песни, напились, обдолбались, и очнулся после репетиции Артур уже на полу. Голова его мирно покоилась у Тайры на животе, руки залезли под спортивную футболку, найдя там мягкие тёплые полушария груди, и ещё целую вечность он просто наблюдал, как лениво трепыхаются её длинные тёмные обалденно красивые ресницы…

Свои сокровенные воспоминания Алекс уже давно похоронил в глубинах своей памяти. Возвращаться к ним совсем не хотелось, как и отдавать их кому-то навсегда. Глупо, наверное, хранить письма, которые никогда не собираешься перечитывать, фотографии, которые не станешь пересматривать, и всё же приятно иметь что-то вроде личного кладбища, где покоится всё то, что принадлежало человеку, которым ты когда-то был.

— Ну что, на пробежку?

— Даже не думай, — ленивый удар подушкой, и она снова сонно засопела ему в ухо, для верности обхватив пальцами локоть. Он удовлетворённо потёрся носом о её волосы, чувствуя себя самым счастливым придурком на свете.

— Я ни о чём не жалею, — шепнул Алекс, запечатывая тайник.

Чудовище вновь перехитрили. Ослепили горячими углями, усыпили, заточили в клетку, изранили. Но то, что мертво, умереть не может. И какая-то крохотная частичка, оставшаяся от личности Лив Бернард отлично знала, что она ещё станцует на их могилах.

1) Ахерон — река печали в царстве Аида в древнегреческой мифологии

Вернуться к тексту

2) Согласно старинному японскому отчислению времени, сутки разделены на 12 частей, по два часа в каждой, и носят названия зодиакальных животных. Час быка приходится на 1-3 ночи, самое тёмное время перед рассветом. Считается, что именно в это время активизируются потусторонние силы.

Вернуться к тексту

3) Как и многих других ёкаев, юрэя можно было отогнать с помощью о-фуды , священной полоски бумаги с именами синтоистких богов-ками. Как правило, чтобы избавиться от призрака, нужно прилепить о-фуду ему на лоб, но если дух атаковал конкретный дом, то достаточно прикрепить ее к двери и окнам. Инфа сотка, с сайта https://www.bestiary.us

Вернуться к тексту

— Где тебя носило? Тут такое было! — Тайра не сразу заметила синяки на шее Артура, а ему и не хотелось ничего объяснять. Запустив пятерню в её причёску, он с силой приник к её губам, не обращая внимания на одобряющие посвистывания и косые взгляды.

Свадьба была в самом разгаре. Ураган в церкви и реку крови, испортившую подолы длинных платьев, списали на запланированное представление. Всё-таки всё у этой эксцентричной золотой молодёжи не как у людей — хлебом не корми, дай устроить какой-нибудь балаган. Хорошо ещё, что молодым не пришло в голову заявиться на свадьбу в похоронном катафалке или переодеться в вампиров. Впрочем, за изысканные закуски, хороший алкоголь и концерт, старательно отыгранный смертельно напуганными, но не предавшими своё ремесло скрипачами, простить шалости молодой пары готовы были даже благовоспитанные старушки.

С пару секунд Алекс наблюдал за Артуром, беззастенчиво лапающим свою девушку при всём честном народе, а потом отвернулся, переведя взгляд на Шарля с Ребеккой. Молодые, казалось бы, не обращали никакого внимания на кипящий вокруг них праздник, лишь робко и с надеждой смотрели друг на друга, словно не веря собственному счастью.

Присоединяться к всеобщему веселью Алексу почему-то не хотелось. 

— В России был недавно случай, — словно бы невзначай тихо заметил он, убедившись, что Флер ушла вперёд и их не слышит. До выхода из катакомб оставалось не более пяти минут. — Японская брошь в виде паука оказалась в руках у молодой девушки, работавшей в местном Министерстве… Она убила одного парня и чуть не прикончила собственных друзей, устроившей ей засаду в полуразрушенной церкви…

— Хочешь, чтобы я ушёл в монастырь замаливать грехи, Шмогвартс? — холодно осведомился Артур. — Спешу разочаровать тебя…

— Ничего я от тебя не хочу, — грубо оборвал его Алекс. — Как хочешь, так и живи с этим. Просто знай… Ничего не кончено. Однажды… всё возвращается.  

На улице пахло цветами. Пригнанный на потеху в сад фальшивый единорог грустно и безуспешно пытался спрятаться за кустами от толпы желающих погладить его детей.

Флер с наслаждением курила, чуть-чуть свысока кивая проходящим мимо дамам, шушукающимся, глядя на её порванное грязное платье. Следили бы лучше за собой — на длинных подолах у многих всё ещё красовались пятна крови.

Пару минут они с Алексом стояли рядом молча, глядя, как садится на западе раскалённый шар солнца.

— Знаешь, я так никогда толком не видел вашего пресловутого Парижа, — первым нарушил тишину Маклагген. — Но по картинкам он всегда казался мне таким… приторно-сладким, что ли… Прямо как сахарная вата. Было бы иронично умереть в его самом тёмном сыром и мёртвом месте.

— Париж совсем другой, — Флер вскинула светлую бровь. — Тебе стоит прогуляться по Монмартру и Елисейским полям.... Ночью там особенно красиво. И уж точно повеселее, чем в катакомбах.

— Пожалуй, этим я сейчас и займусь, — Алекс в последний раз без всякого сожаления бросил взгляд на особняк. — Ты права, на этой свадьбе делать нечего, а быстро уснуть после нашей небольшой интерактивной экскурсии у меня вряд ли получится.

— А как же знакомство с известным игроком в квиддич?

— Как-нибудь в следующий раз, — Маклагген пожал плечами. — Будут же… ещё какие-нибудь свадьбы… наверное.

Флер тихонько засмеялась себе под нос. Алекс улыбнулся, не зная, как озвучить крутившееся на кончике языка предложение.

— Я бы попросил тебя быть моим гидом, но, боюсь, что ты слишком устала на сегодня, — осторожно начал он. Флер хитро улыбнулась, словно только этого и ждала.

— Я привыкла к длинным прогулкам.

«По кладбищам, — мысленно добавила она, и по спине пробежал неприятный холодок. — Нет… Хватит этих шуток со смертью. Dum vivimus vivamus⁽¹⁾».

— Вот только обувь у меня совсем подходящая, — Лавальер легонько постучала друг о друга каблуками блестящих, словно бы хрустальных, туфелек.

— О, это легко исправить, — Алекс тут же опустился на колено. — Снимай.

Флер непонимающе улыбнулась, но он уверенно кивнул головой. Опираясь рукой на его плечо, она осторожно вынула ногу из туфельки. Маклагген постучал волшебной палочкой по носку, что-то пробормотав себе под нос.

— Совсем другое дело, — удовлетворённо заметил он, когда изящная туфелька превратилась в удобный кед. Он сам аккуратно одел её на ножку Флер, про себя отметив, что размер у неё совсем маленький, как у подростка. — Давай вторую.

— Они совсем не подходят к моему платью, — миролюбиво заметила Лавальер.

— Почему? Тоже голубые.

Она закатила глаза.

— Для завершения образа сбежавшей со светского раута нимфетки мне не хватает твоего пиджака.

— К Вашим услугам! — плотная ткань, на удивление тёплая и мягкая, с еле уловимым горьковатым запахом одеколона и лимонной цедры, опустилась ей на плечи. — Трансгрессируешь нас?

— К Вашим услугам! — Флер передразнила интонацию, касаясь его руки подушечками пальцев.

Впереди, в порывистом вихре трансгрессии, сигналил яркими огнями ночной Париж — город мечтателей, мертвецов и влюблённых. В могиле они уже сегодня были.

* * *

Тайра крепко спала, когда Артур выскользнул из постели, быстро собрал свои вещи и, покрепче укутав девушку в одеяло, нежно поцеловал её в макушку. Шмогвартс прав — всё возвращается. Сучка карма рано или поздно стукнет тебя вернувшимся бумерангом по заднице. Дело, в которое он ввязался, уже сгубило Лив и занесло топор над головой Ребекки. Отступать поздно. Коулман — его работодатель, по чьей наводке он и вывез шкатулку с тёмными артефактами в США — имел на него большие планы. А если уж связался с подобными людьми, будь добр — надёжно прикрой Ахиллесову пяту в виде дорогих тебе людей. Пусть даже это и разобьёт им сердце.

Наверняка, утром она сразу и не поймёт, куда он делся. Когда он не объявится ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю, испугается или подумает, что всё это очередной тупой розыгрыш. Будет она злиться или переживать? Забудет его через пару месяцев или будет годами перебирать в памяти их короткое совместное прошлое, с удивлением замечая, как тускнеют и теряются воспоминания…

Отсюда до какого-нибудь живописного городка в Бельгии всего лишь пара порталов. Он заляжет там на дно на какое-то время, напиваясь и занимаясь самоедством, а потом боль отступит, сменившись безразличным отупением. Он будет бесконечно твердить себе, что поступил жестоко, но правильно, что спас любимую от того чудовища, которым он стал, и, может быть, однажды даже сам в это поверит.

Отбросив глупую надежду, что Тайра проснётся и остановит его, Артур решительно вышел за дверь. Впереди в свете уличных фонарей голубой лентой петляла длинная дорога, свернуть с которой ему — увы! — было уже не дано.

Примечания:

Спасибо, что дочитали до конца :)

Всю доп инфу к фанфику можно найти в моей группе https://vk.com/quietsloughfanfics. Есть идея запилить "голуболенточный" плейлист, небольшое видео и обзор отсылок. Всё это буду выкладывать именно там.

1) (лат.) пока живётся, будем жить.

Вернуться к тексту