Учитель (джен)

— А трава почему зеленая? — спрашивает вихрастый Джонни, едва вскочив с места, и тут же шмыгает носом и вытирает его рукавом.

— Дурак! Нам это на прошлом уроке объясняли! — мгновенно парирует его сосед с передней парты — рыжий и длинный Сэм, в поношенной, но опрятной одежке: его мать работает швеей и перешивает ему отцовские вещи.

— Сам дурак! — справедливо обижается Джонни и тянется, чтобы дать Сэму щелбан.

— Хватит! — вмешивается Тобиас. — Сэмюэль Робертсон, напоминаю в последний раз: никаких оскорблений. Джон Кроуфорд, а тебе стоит быть внимательней. Если бы ты не витал в облаках, а слушал, что я рассказывал на прошлом уроке, то знал бы, что зелеными растения делает хлорофилл.

— А расскажите еще раз, господин учитель! — пищит снизу маленькая Мелани Симс.

Тобиас медлит: ему хотелось поговорить о чем-то другом, новом... Но не даром и остальные — Джейк, Бетти, Фрэнки, Лу, Джим, Мэтти, да почти все они — кивают в такт словам Мелани: значит, не усвоили информацию с первого раза.

Он усаживается поудобнее на край учительского стола и начинает:

— В клетках листьев... вы же помните, что такое "клетки"? Как нет? Да, Сэм?

— Клетки — это такие махонькие штучки, из которых состоит все живое, ну как махонькие кирпичики! — выпаливает Сэм и победно оглядывается вокруг.

Тобиас улыбается, но в то же время качает головой: Сэма другие дети не любят не только за задиристость, но и за то, что он знает больше них. Наверняка опять станут подкарауливать его на улице, чтоб извалять в грязи... Придется снова задержаться и проводить мальчишку до дома. А ведь он обещал Эйлин вернуться вовремя!

— Правильно, Сэм... Но я уверен, что остальные тоже это знали, просто... забыли, так?

Все, конечно же, сразу кивают: ну конечно, они все знали!

— Так вот, в клетках листьев есть такие махонькие гранулы... Все знают, что такое "гранулы"?

Тобиас любит задавать вопросы, давать детям пищу для раздумий. В свое время, ему так этого не хватало — думать самому, а не заучивать наизусть длинные тексты, не понимая и половины, а потом тарабанить их на уроках, лишь бы не получить розог. Нет, на его уроках все было иначе. Он старался заинтересовать, заставить задуматься, говорить и спрашивать...

— ... и именно хлорофилл позволяет растениям поглощать свет, питаться им... Помните, мы учили, что растения превращают свет и углекислый газ в энергию и кислород? Кто не помнит? Мелани? Бо? Джонни?.. Ладно, давайте объясню еще раз.

Они были неглупыми ребятишками, эти малыши из коуквортских рабочих кварталов — таких же, как тот, в котором он вырос в Морли. Но предыдущий учитель, кажется, не особенно был заинтересован в их успехах, поэтому теперь Тобиасу приходилось наверстывать упущенное.

— А теперь, — закончив, наконец, с долгими объяснениями, говорит он, — задание на дом: нарисовать клетку с хлорофильными гранулами так, как вы ее себе представляете. А я на следущем уроке покажу вам, как она на самом деле выглядит...

Воодушевленно застучали грифели по доскам: ученики записывали слова учителя. Этот звук был для Тобиаса лучше любой музыки.

Он еще немного задержался, чтобы доделать наглядные пособия на завтра: по математике и английской литературе. Конечно, многим из этих детей ничто из преподанного им не пригодится в жизни, тут он не питал иллюзий, но Тобиас хотел каждому дать шанс. К тому же, английская литература была слишком прекрасной, чтобы не поделиться ею с ними.

— Господин учитель? — раздался голосок от двери.

Тобиас удивленно поднял голову:

— Мелани? Ты почему еще здесь?

Она мнется, топчется на месте:

— А можно... можно я переночую в школе?

Тобиас молчит. Хмурится. Если Мелани не хочет идти домой, значит, ее отец, Томас Симс, снова в запое... Тобиас тяжело вздыхает. Он бы с радостью согласился на просьбу Мелани, но это запрещено правилами, и если кто-то узнает...

— Я никому-никому не скажу!

— Я думаю, твоя мама очень испугается и расстроится, если ты не вернешься сегодня домой, — говорит Тобиас.

На личике Мелани проявляется отчаяние. Тобиас колеблется.

— Давай сделаем так... Я пойду с тобой и поговорю, если понадобится, с твоим отцом.

Мелани колеблется. Ее отец и впрямь уважает учителя, возможно, он немного образумится при встрече с ним.

— Идем, — Тобиас берет ее за руку и ведет к двери. Пока он запирает замок, вдалеке церковный колокол начинает отбивать уходящие минуты.

Они бредут по дороге, сначала вдоль пустыря — школу построили в отделении от домов, в рассчете, что когда-нибудь здесь появится новый район. Затем начинаются кирпичные таунхаусы, потемневшие от времени и от фабричного дыма. Из двориков и окон раздаются людские голоса, детский смех, звон посуды.

— Здравствуйте, мистер Снейп! — кричит ему пухленькая, хорошенькая Молли Мэллори, сестра Джима, его ученика.

Тобиас кивает ей, улыбается. Молли всегда улыбается — и в лавке старого Пита, где она продает скобяные изделия, и на танцах, и вот сейчас, развешивая белье на длинной веревке. Иногда Тобиасу даже закрадываются не совсем подобающие мысли о ней, хотя, видит Бог, любит он одну Эйлин...

— ... я ему выскажу! Все-о-о... Я! Да я! Да кто он такой?! Уволить меня грозился, ишь ты! — издалека слышен Томас Симс. В пьяном состоянии этот обычно тихий человек становится агрессивным и громким.

Тобиас стискивает зубы, велит Мелани оставаться пока на улице, а сам решительно стучит в дверь. Ругань Томаса стихает ненадолго, слышатся шаги, и дверь отпирает Джуди — мать Мелани и жена Томаса. Джуди, высокая, но очень худая женщина, выглядит в противоположность Молли Мэллори всегда печально. Очень набожная, она любит вышивать на библейские мотивы, и их дом весь увешан этими вышивками. Тобиасу они кажутся не слишком красивыми, но старательно выполненными.

Томас работает в угольной шахте, и сейчас он, видимо, еще не мылся — на лице у него черные разводы, руки грязны — он протягивает Тобиасу правую, но тут же смущенно начинает вытирать ее о штаны.

"Если он пьет не первый день, стало быть, и в шахту являлся пьяным. Наверное, поэтому его и хотели уволить", — понимает Тобиас.

— Учитель! Рад видеть, рад! — кивает ему Томас и жестом указывает на бутылку. — Дай еще стакан, для хорошего человека! — велит он жене.

Тобиас, конечно же, протестует. Он пришел вовсе не затем, чтобы присоединиться к Томасу, а...

— Слышал, что мне этот урод управляющий сказал? — перебивает Томас, разливая по стаканам жидкость из бутылки — по запаху, кажется, джин. — Поганец каков, а!

Путаясь, все сильнее повышая голос, Томас пересказывает историю о том, как был недоволен управляющий, увидев его выпившим.

— Или я ему не работаю? Не может, что ли, нормальный человек уже опохмелиться с утра?! — кричит Томас, раскрасневшись, постукивая кулаком по столу...

Джуди подает на стол еду — кашу с мясом. Тобиас снова протестует: нет же, он не будет отбирать порцию у детишек, которые таращатся на него из-за дверей (и Мелани с ними). И вообще, его ждет к ужину Эйлин...

— Ох, я совсем запамятовал! — подскакивает он. — Мне надо сегодня пораньше вернуться домой... надо было... Я ведь... Я ведь зашел ненадолго, только поговорить о Мелани.

— Что эта поганка натворила?! — тут же ревет Томас, а головы ребятишек мигом скрываются из виду.

Джуди втягивает голову в плечи.

— Нет же, нет, она ничего не натворила! — спешит исправиться Тобиас. — Я, наоборот, по поводу... Мелани очень умная девочка, очень прилежная, интересуется всем...

— В меня пошла, — сразу впадает в добродушное состояние Томас.

— И... и я хотел поговорить о ее будущем... Я думаю, ей стоит после начальной школы учиться дальше, — выпаливает заготовленные слова Тобиас. В принципе, этот разговор у него был давно запланирован — правда, он думал провести его в более спокойной обстановке и с трезвым Томасом.

— Учиться? — Томас задумывается. — А работать кто будет, ежели все учиться пойдут?

Тобиас нервно прикусывает губу. Кажется, он все только испортил...

— Вы поймите, она девочка одаренная, ей нужны знания... Может... Может она добьется куда больше, чем кто-либо другой из всей вашей семьи!

Томас хмыкает:

— Это Мелли-то?.. Хотя, знаете, учитель, у меня ведь дядька в аптеке работает — сам-то не аптекарь, нет, но человек тоже ученый, знает страсть как много всего, названия всякие, что и не выговоришь...

— Вот видите! — обрадованно подхватывает Тобиас. — А если Мелани выучится, возможно, и она выйдет в люди.

Томас вдруг смурнеет:

— Только... Я вот, знаете, и своей работы не стыжусь, нет. Честному трудяге стыдиться нечего.

— Я вовсе не имел ничего такого в виду! — протестует Тобиас. — Я хотел сказать...

Но Томаса уже несет: подливая себе джина, он громко принимается нахваливать свою работу.

— Я... ну, вы подумайте насчет Мелани, — Тобиас пятится к двери: — Мне, правда, пора, Эйлин уже заждалась...

Сопровождаемый громкогласым, но хотя бы свернувшим на более спокойную тему Томасом, он спешит к калитке, споткнувшись о какой-то таз в крошечном дворике и чуть не навернувшись со ступеньки.

Церковный колокол снова звонит и это означает, что Тобиас безнадежно опаздывает... Эйлин же что-то говорила о назначенной встрече с кем-то там...

Торопливо, впопыхах здороваясь со знакомыми, Тобиас кидается к дому. Вот уже показывается и синяя калитка такого же таунхауса, как и у родителей Мелани — пристанища Тобиаса и Эйлин в последние семь лет. Петли жалобно скрипят ("Надо бы смазать", — в который раз подумалось Тобиасу), и Тобиас взбегает по каменным, сбитым ступеням к двери. Он не успевает постучать, как она распахивается: Эйлин всегда угадывала его приход каким-то седьмым чувством... Которому, впрочем, было одно объяснение — если бы Тобиас нашел в себе силу в него поверить.

— Ты опоздал, — холодно говорит Эйлин.

Невысокая, но из-за стройности кажущаяся выше, с чуть длинноватым носом и прямыми черными волосами она смотрелась и без того строго, а сейчас выражение ее лица и вовсе не сулит Тобиасу ничего хорошего.

— Прости... Я... Отец Мелли снова запил, пришлось проводить ее домой, ну и... — Тобиас проходит за женой в дом и тут же осекается.

В их маленькой гостиной, с двумя довольно обшарпанными креслами и чуть кособоким столом, с маленьким стеклянным сервантом, места было довольно мало. И сейчас его все занимает... кажется, это был "кринолин" — иного слова и не подберешь — незнакомой Тобиасу дамы. Длиннолицая, в летах, но несомненно бывшая в прошлом красавицей, темноволосая дама сидит в одном из кресел и двумя пальцами, отставив мизинец, изящно держит в руках одну из чашек, которые были у Снейпов в доме.

— Вот, — после неловкого молчания произносит Эйлин, — это он... Мой муж, Тобиас... Тобиас Снейп.

Дама смотрит на Тобиаса, словно на насекомое.

— А это, — продолжает Эйлин, — Адальберта Принц, моя... двоюродная тетушка.

Тобиас в изумлении таращится на даму. Сама по себе ситуация из ряда вон выходящая: дело в том, что он еще ни разу не видел родственников Эйлин. Он знает, что она была поздним и единственным ребенком и ее родители погибли от несчастного случая (взрыв каких-то там зелий или что-то типа того). И, разумеется, у них были родственники, но... но никто из них раньше не общался с Эйлин.

"У нас случились разногласия, — рассказывала она, — Меня, "несчастную сироту", решили срочно выдать замуж... А когда я отказалась — самым решительным образом, едва не отравив жениха... жаль, что едва... Когда я отказалась, меня прокляли и вычеркнули с семейных гобеленов. С тех пор я не могу нормально колдовать".

Слова ее насчет колдовства, Тобиас, конечно, воспринимал скептически. Еще с первых дней их знакомства Эйлин поведала ему, что она — ведьма, так, мол, повелось в их роду. Тобиас тогда расхохотался: в наш ли просвещенный век верить в ведьм?! Но Эйлин, кажется, была уверена, что раньше обладала влиянием на потусторонние силы, и Тобиас, со временем, привык к ее причудам. Правда, его немного настораживало, что она вбивала это в голову и сыну, Северусу — а мальчонке ведь уже шестой год, уже понимает, что к чему (смышленый, надо сказать, малый).

— Ну что ж, Эйлин, дорогая, — дама, Адальберта Принц, степенно поднимается из кресла. — Было приятно провести с тобой время.

На Тобиаса она уже больше не смотрит.

— И подумай над моими словами, — бросает на прощанье она, направляясь к двери, которую Эйлин с неприятным Тобиасу подобострастием распахивает перед ней.

Как только дверь за гостьей захлопывается, Тобиас тут же спрашивает:

— Что ей было нужно от нас?

Но Эйлин смотрит все так же холодно и даже чуть враждебно:

— Ты опоздал! — снова говорит она. — Как ты мог?! Я ведь тебе всю неделю напоминала, что...

— Ты не сказала, что придет твоя родственница! — защищается Тобиас. — Если бы я знал — я бы обязательно пришел пораньше, хотя бы из любопытства!

— То есть, если я тебя прошу, то ты исполнять это не обязательно, а вот из любопытства?.. — понимает его слова по-своему Эйлин, и швыряет на пол полотенце, которым она протирала ополоснутую чашку. — Это было важно для меня! — восклицает она со злостью. — Это было так важно!

— Да что же было важно? Что она хотела? Или... что ты хотела от нее? — искренне недоумевает Тобиас.

Эйлин вдруг падает в кресло, еще недавно занимаемое дамой, и начинает рыдать. У Тобиаса сжимается сердце, он бросается к ней:

— Что? Прости... Я не хотел... прости, прости меня!

Она рыдает и, между рыданиями, поясняет: семья, кажется, хочет примириться с ней.

Тобиас не знает, радует ли его эта новость или вызывает досаду.

— Твоя семья? Те люди, которые хотели выдать тебя, шестнадцатилетнюю, за старика?! И рассердились, когда ты отказалась?

Эйлин, шмыгая носом, поправляет:

— Мне было семнадцать... Я уже закончила школу и... у меня было не так уж и много перспектив. Я... Они могли бы вернуть мне мои силы!

Тут уже досада переполняет Тобиаса: несомненно, она говорит об этой дурости, о так называемых "волшебных силах", которых, конечно же, не существует!

— Лин, перестань же! Ты опять за свое! Сколько раз я тебе объяснял суть процессов живой и неживой природы! — возмущается он. — И вообще... с чего это им, твоим родичам, вздумалось тебя прощать?

— Не знаю... — качает головой она. — Но... они пригласили меня в гости...

Тобиас хмурится:

— Послушай... Я знаю, Лин, это для тебя важно. Хорошо, давай сходим к ним, посмотрим, что да как.

Эйлин смотрит на него настороженно:

— Тоби... Они... Я думаю... То есть, они пока пригласили только меня.

Тут уже Тобиас сердится не на шутку:

— Что значит, только тебя?! Я твой муж, я имею право сопровождать тебя, куда угодно!

Она кусает губы в нерешительности:

— Но... Я могла бы сходить сначала одна и... если они согласятся потом принять тебя...

— Согласятся принять меня?! — взрывается Тобиас. — Ты с ума сошла?! Да кто они такие?! Зачем они тебе вообще нужны?!

Эйлин снова принимается рыдать, Тобиас наворачивает круги по маленькой комнате... Он вдруг вспоминает об ужине — желудок тут же сводит спазмом... Конечно же, оказывается, что ужин еще не готов, и недовольство все больше охватывает Тобиаса. Эйлин суетится у плиты, вкусные ароматы успокаивают... За стол Тобиас садится уже почти в благодушном настроении, хотя, конечно, о посещении Эйлин в одиночестве ее родственников по прежнему не может быть и речи.

Из соседней комнаты выглядывает Северус. Во время ужин Тобиас успевает переброситься с сыном парой фраз, но Северус больше отмалчивается и смотрит исподлобья...

"Никак, подслушал нашу ссору, — с сожалением думает Тобиас. — Да и не мудрено — мы так шумели".

Надо бы поговорить с сыном, но Тобиаса ждет еще проверка тетрадей и подготовка к завтрашнему уроку. К тому же, завтра придут чинить окна в школе, надо составить предварительную смету. Да еще и подготовить речь, с которой он думает обратиться к мэру, насчет пристройки к школе — тогда можно будет набрать еще детей и, может, нанять второго учителя...

— Северус, иди спать, — гонит сына в постель Эйлин.

Тобиас не слышит ее, склонившись под лампой над тетрадями.