Мирный человек (джен)

Для истинного сибарита, такого, как Гораций, цена имела мало значения, когда речь шла о его удовольствии. Зельевар, известный далеко за пределами родной Англии, бывший учитель доброй половины нынешних волшебников, он никогда не кичился своим положением в обществе и связями, с неизменной теплотой принимая на своих вечерах и выходцев из самых богатых семей и безродных сирот, его интересовали люди, а не их багаж. И потому друзей у Горация было много, а врагов — не было.

До возрождения бывшего ученика он был в том уверен.

Собственно, назвать Тома врагом было бы в корне неправильно. Пусть Гораций и был не последним человеком в волшебном мире, против Тома Риддла он бы никогда не посмел выступить. Изнеженный старик, любитель комфорта и даже роскоши, он не имел ни единого шанса в противостоянии с великим Тёмным Лордом. Как домашний кот против мантикоры.

Иногда Гораций задумывался, что бы он смог противопоставить бывшему ученику, не дай Салазар им придётся столкнуться, и с горечью констатировал, что может только сдаться или погибнуть. И зависеть решение его судьбы будет вовсе не от него самого, а исключительно от Тома.

И именно поэтому он прятался, отказывался возвращаться в Хогвартс, не хотел отдавать Альбусу, а затем и Гарри воспоминания о Томе, пытался исчезнуть после смерти Дамблдора…

Но ему нравилось учить юных волшебников. После года пряток от двух могущественнейших магов современности, когда приходилось ютиться в чужих домах и бояться не только эмиссаров Тёмного Лорда, но и банального возвращения хозяев, он больше не желал такого существования. Возвращение хоть и было сопряжено с риском, позволило ему снова блистать, устраивать званые вечера, наслаждаться уютом своих апартаментов и питаться лучшими блюдами мировой кухни не в ресторанах, а прямо в своей гостиной — домовики помнили доброту Слизнорта и с радостью были готовы удовлетворить его самые изысканные просьбы.

Коллеги-Пожиратели надолго выбили Горация из колеи. МакГонагалл, Флитвик и другие учителя год за годом наблюдали, как факультетское соперничество трансмутирует в настоящую вражду, день за днём следили, чтобы позиция семьи не отстаивалась студентом в школе. И даже Снейп, — или, пожалуй, тем более Снейп — очень талантливый мальчик, даром что полукровка, который с первого взгляда не понравился Горацию ещё в далёком семьдесят первом году, — носящий метку и назначенный директором не за заслуги перед школой, а исключительно за полезность Тому, не пугал Горация так, как Кэрроу — жестокие и не слишком умные дети, выросшие в озлобленных взрослых. Он боялся лишний раз выйти из своих комнат, лишь бы не пересекаться с Кэрроу. Прозрачные холодные глаза навыкате казались неживыми, и ощущать на себе тяжесть их взгляда было почти физически неприятно…

Но в октябре опасения Горация развеялись как дым, когда бывшие ученики мимолётом, кажется, даже не придав значения своим словам, прямо назвали его любимым учителем. Гораций не знал, как реагировать на это признание, смешался под хмурым взглядом МакГонагалл, пробормотал нечто невнятное и ретировался.

Он был мирным человеком, учёным и учителем, и война была последним, в чём он бы хотел оказаться замешанным. Но она уже стояла за порогом, стучала в окно, смотрела через глаза детей, чьи родители давно определились со стороной, ухмылялась со страниц «Пророка». Сбегать было поздно, прятаться бессмысленно, оставалось только признать перед собой, что выбирать нет нужды — Гораций давно выбрал сторону: не умом, а сердцем.

Том и Гарри — два его самых ярких ученика. Зло и добро. Разум и интуиция. Гораций искренне скорбел, когда понял, что Том пошёл по кривой дорожке, но и не подумал помешать — он был учителем, не родителем. Гарри тоже был сиротой, но хоть судьба и сталкивала его с дороги к свету, ставила подножки, старалась запутать, Гарри не поддавался. И Гораций знал, что должен поддержать мальчика, помочь ему победить.

Больше всего на свете он любил жить в своё удовольствие, и сейчас правильные мысли лишь прикрывали это желание. Гораций Слизнорт не хотел несчастий и лишений, и потому готов был встать на одну сторону, чтобы победить другую — ту, что мешала ему наслаждаться жизнью.