nordwind

#фанфики #рекомендации #Снейп #листая_старые_страницы
Дополнение к коллекции: хорошие снейпофики на других сайтах

http://www.nasha-lavochka.ru/potter.htm
Несколько произведений:
Svengaly. Семь ночей, или Новые сказки Шахерезады. (Цепь приключений, юмор, буйная фантазия автора, хэппи-энд, кое-что для размышлений, отличный стиль… всё, что нужно для счастья. И Шахерезада тоже есть.) Здесь - хорошая рецензия на эту историю: http://macrology.diary.ru/p131395061.htm?oam#more1

Nereis. Призраки полудня. Орёл и крест. Сосуд для слёз (трилогия). (Очень хитро закрученный авантюрный сюжет – особенно во 2-й части. Философия. Познание себя. Сексуальная инициация… в традициях античности. Да, и весьма оригинальная машина времени.) Есть гетный сиквел - «Доппельгангер».
http://restricted.ruslash.net/Fanfics/apparitions.htm
http://restricted.ruslash.net/Fanfics/eagleandcross.htm
http://restricted.ruslash.net/Fanfics/vesseloftears.htm

Трейсмор Гесс. Мистеру Малфою. Синий бархат. Часы и письма (трилогия). (Снейп + Малфой-старший, Снейп + Малфой-младший. Любовь и алхимия, соединенные мотивом преображения… но не всем дано пройти последнюю стадию Великого Делания. Полноценное художественное произведение, блестящий стиль. Есть сиквел: «Последний выпуск».)
Трейсмор Гесс. Ultimo Ratio. (Необычное снарри. Необычный Гарри. Далекая от канона развязка. Как всегда у этого автора, секс описан через неожиданные метафоры.)
https://ficbook.net/collections/10479625
P.S. Сейчас тексты Трейсмор Гесс выложены на Фанфиксе под ником expellearmus

Цыца. В ваших зомби слишком много жизни. (1-я часть; 2-я читается на Фанфиксе. Трогательное низкорейтинговое снарри. Вполне традиционный расклад: оба героя маются переживанием своей «недостойности» - но чем-то подкупает.)
https://hpfiction.borda.ru/?1-20-0-00003037-000-10001-0
https://snarry.borda.ru/?1-8-0-00001244-000-0-0

XSha. Антиквар. (Старый фик, но великолепный. Смутно напоминает «Мастера и Маргариту»: в современную Москву заявляются эмиссары магического мира… Рассказ от лица НМП, который – себе на беду? – с ними столкнулся… и это один из лучших НМП во всем фандоме.)
http://www.snapetales.com/mythomania/stories/40.php

Just curious. Вспомнить всё. (Вполне вроде бы традиционное снарри, но драматично, эмоционально: в общем, захватывает.)
http://8gamers.net/fanfic/view/209272/

Sever_Snape. О любви к домашним животным (Милый, забавный мидик, где Снейп и Гарри обретают друг друга на почве вот того самого, на что указывает заглавие).
http://ab.fanrus.com/310706/dom_zhivotniye.php

Emily Waters: Быть Северусом Снейпом. (Смешная и по-своему убедительная история, которая объясняет, почему никогда не будет достигнуто согласие в вопросе о том, какой же Снейп - «настоящий».)
http://hp-fiction.borda.ru/?1-14-0-000000023-000-0-0

fadetoblack, поросенок М. Chanson à la russe. (Снарри-немагичка в декорациях российской деревни. Неожиданно - и, по утверждению авторов, незапланированно - накладывается на сюжет повести Л.Толстого «Отец Сергий». Динамично, остроумно, весело. Макси.)
https://ficbook.net/readfic/6959339

fadetoblack: Пингвин и мистер Поттер. (Смешное и трогательное снарри с героями-пингвинами.)
http://awards.ruslash.net/works/7714


На всякий случай - еще старое критическое эссе об образе СС:
https://studopedia.net/1_40493_bayronicheskiy-goticheskiy-geroy.html

#даты #литература #длиннопост

7 (19) ноября 1825 года в Михайловской ссылке А.С.Пушкин завершил работу над трагедией «Борис Годунов».
И год, и число (7 ноября) по отдельности несут в себе значимые для нас политические ассоциации. — «Бывают странные сближенья», — как выразился сам автор по поводу другого своего произведения — шуточной поэмы «Граф Нулин», написанной в том же Михайловском 14 декабря 1825 года — в тот день, когда на Сенатской площади в Петербурге разыгрывалась в лицах одна из ярчайших драм российской истории.
«Борис Годунов» — не летопись и не исторический труд: это произведение художественное. И Годунов как литературный персонаж не тождествен историческому Годунову (как исторический Сальери не есть Сальери из «Маленьких трагедий»). Действительно ли Годунов был виновен в том, в чем его обвиняла молва, — этого вопроса Пушкин не ставит и не решает: у него другие задачи. «Тьмы горьких истин нам дороже…»
Толчком для создания трагедии послужили Х и ХI тома «Истории государства Российского» Н.М.Карамзина, вышедшие в 1824 году. А в художественном плане пьеса Пушкина близка к историческим хроникам Шекспира, с их соединением стихов и прозы, трагического и комичного.
Другое отличие от классической трагедии: «Борис Годунов» не завершался со смертью протагониста. Следом за ней происходят события огромной важности — и происходят уже без Годунова и помимо него. Собственно, власть над происходящим он теряет именно тогда, когда принимает власть над царством.
Объяснение этого парадокса подводит к одной из главных идейных посылок трагедии.
Пьеса начинается с согласия Бориса принять державу. Но представлено это событие очень нетрадиционно. Ни сам Борис, ни упрашивающие его патриарх и бояре на сцене не присутствуют. Вместо этого — толпа народа, сначала на Красной площади, а затем у Новодевичьего монастыря. Изображены притом даже не первые, а последние ряды этой толпы: им ничего не видно — да, в общем-то, и все равно, и они механически повторяют действия стоящих впереди:
Это равнодушие, послушная готовность подхватывать суфлируемые «сверху» реплики: «О Боже мой, кто будет нами править? / О горе нам!» — та часть вины, которая лежит на народе. Другая ее часть — на Борисе; притом он принимает ее сознательно.
Образ Годунова незадолго перед тем привлек и внимание поэта-декабриста К.Ф.Рылеева, в своих «Думах» трактовавшего этот персонаж в нужном ему духе, как мученика государственной идеи, ради которой он приемлет и терзания совести, и осуждение народа:
У Пушкина Годунов сложнее — и по характеру, вероятно, ближе к своему прототипу.

Исторический Борис Годунов поднялся до трона из опричников Ивана Грозного. Его положение при дворе упрочил сначала брак с дочерью царского любимца Малюты Скуратова, а затем брак его сестры Ирины Годуновой с царевичем, впоследствии государем Федором Иоанновичем. При молодом и простодушном Федоре Годунов, в качестве ближайшего родственника, стал и его другом, и опекуном, и фактическим правителем государства. Помимо Федора, между Годуновым и престолом осталось только одно препятствие — маленький царевич Дмитрий Иоаннович.
В 1591 году Дмитрий при туманных обстоятельствах погиб в Угличе. Молва упорно обвиняла в этой смерти Годунова, который после кончины Федора Иоанновича, последовавшей в 1598 году, принял царский венец. Фактически власть давно уже находилась в его руках, а сейчас перешла к нему и формально, так как род Мономаха с потомками Ивана Грозного прекратился. К версии убийства Дмитрия склонялся и Карамзин, добавляя, что в болезненном Федоре Годунов видел «явную жертву скорой естественной смерти» и не спешил, тем более что «как в течение всей жизни, так и при конце ее Феодор не имел иной воли, кроме Борисовой».
У Карамзина акцент сделан на властолюбивых устремлениях Годунова. Пушкин же принимает во внимание и общий характер государственной ситуации, который не мог не быть ясен Борису, столько лет стоявшему у трона. Ни слабый здоровьем и юродивый Федор Иоаннович, ни наследующий ему и тоже болезненный ребенок не могут быть реальными носителями власти. Она станет предметом спора честолюбивых бояр (трагедия и начинается рассуждениями князей, что они — царской «Рюриковой крови»). Бог весть, сколько бед ожидает Русь, пока этот спор будет тянуться! Так чем быстрее он кончится — тем лучше! Власть ведь все равно кому-то достанется, так почему бы не ему, Борису? Так и для всех будет лучше — ведь он самый опытный и мудрый политик, следовательно, и лучший правитель.
Добиваясь венца, Годунов рассчитывает этим актом объединить свой личный интерес с государственным. «Единое пятно» на его совести (так он его называет в пьесе) — смерть царевича.
Смыкание политической и моральной проблематики трагедии происходит именно в этой точке. Убийство — грех для человека. Но для правителя, который несет ответственность за судьбу государства и других людей, — будет ли оно грехом, если его ценой предотвратятся более страшные беды: раздор, мятежи, возможно, гибель тысяч?
В «Борисе Годунове» сформулирована теория «маленького зла», ценой которого предполагается купить общее благо, — будущая теория Раскольникова («да ведь тут арифметика…»). Как арифметическую задачу решает ее и Годунов.
Но арифметика не срабатывает — ни в том, ни в другом случае. В уравнении возникают неизвестные и не учтенные величины.
Предтеч героев Пушкина и Достоевского можно найти уже в Евангелии. На совете иудейских первосвященников и фарисеев, тревожащихся о судьбе народа, на который Иисус может навлечь гнев римлян, Каиафа говорит: «лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб» (Иоан., ХI, 50).
Возможно, всё дело в том, кто именно этот «один человек»? Или нет?
Годунов получает власть и действительно употребляет ее на полезные для государства дела, но начинания его бессильно падают, оборванные цепочкой фатальных неудач: голод, пожары; глухое возмущение «черни», на которую царь жалуется после тщетных попыток привлечь ее на свою сторону:
Наконец над страной нависает зловещая тень Самозванца и предводимых им польских дружин.
Борису кажется, что виной всему неблагодарность народа и череда роковых случайностей («Мне счастья нет»). Если бы Пушкин держался того же мнения, это прикрепило бы трагедию к романтической традиции: герой, противостоящий, с одной стороны, толпе, с другой — враждебному року. Однако весь строй пьесы показывает, что от начала к концу развертывается цепь тесно связанных причин и следствий.
Пушкинские строчки легко становились своего рода формулами русской жизни, и «Борис Годунов» не стал в этом плане исключением: и «мальчики кровавые», и «еще одно, последнее сказанье», и «народ безмолвствует»… Среди них и восклицание Годунова: «Тяжела ты, шапка Мономаха!»
Его неявный смысл (с явным все понятно) связан с событиями, отраженными, в частности, в одном из первых русских исторических романов — «Клятва при Гробе Господнем» Н.А.Полевого (1832). Исходная точка его сюжета — завещание Владимира Мономаха, который передал великое княжение в обход существующего установления («лествичного права») своему сыну, а не брату; а его сын — своему.
В результате вместо одного законного носителя власти появляется несколько претендентов, у каждого из которых имеются какие-то свои права. Василий Косой и его брат Димитрий Шемяка восстают против великого князя Василия Темного — и вот уже русская земля охвачена междоусобной распрей. Даже единократное нарушение закона влечет тяжкие, со временем усугубляющиеся последствия; а попытки насильственного восстановления насильственно же нарушенной справедливости, в свой черед, влекут за собой новое зло.
Пушкинский Годунов — наследник Мономаха не по крови, а по духу — повторяет его роковую ошибку.
И теперь над Борисом тяготеет троякий суд: Бога, истории и его собственной совести. В той или иной мере все это — отражение народной ненависти, которая видит в нем мало что узурпатора — убийцу.
Неурожаи, стихийные бедствия, внезапная смерть жениха царевны Ксении могут, конечно, рассматриваться как вмешательство провиденциальных сил, казнящих грешника. Но ни одно царствование не протекало безоблачно. Подлинно зловещими эти события делает отношение к ним народного мнения, которое видит здесь перст Божий и, следовательно, возлагает ответственность на Бориса («Кто ни умрет, я всех убийца тайный…»). Наконец это обвинение звучит и в открыто брошенной Годунову реплике Юродивого: «Нельзя молиться за царя Ирода — Богородица не велит».
Если голос Юродивого — голос народа и Бога (не случайно его партия стала одной из центральных в опере М.П.Мусоргского), то летопись Пимена — приговор народа и Истории. Летописец Пимен появляется в трагедии единственный раз (сцена «Ночь. Келья в Чудовом монастыре») — и только в этом качестве:
Григорий, которого рассказ Пимена и подвигает на его отчаянную затею, подводит итог:
Наконец, сам царь с горечью признается себе, что не достиг ни блага для Руси, ни счастья для себя самого: «Ни власть, ни жизнь меня не веселят…». Он мог бы устоять под тяжестью всех упреков, если бы обрел поддержку в сознании своей правоты, — но собственная совесть тоже свидетельствует против него. Со ступеней трона навстречу ему поднимается окровавленный призрак мальчика с державой и скипетром в руках:
Современник Пушкина И.В.Киреевский писал, что в трагедии царствует «тень умерщвленного Дмитрия». Она придает силу Самозванцу, который сам по себе — ничто перед Годуновым. У Отрепьева есть свои достоинства: он предприимчив, храбр, набрался кое-какого воинского опыта, — но это всего лишь авантюрист, и он стремится использовать обстоятельства в своих интересах, в сущности, так же, как это до него сделал Борис — только уже без мыслей об «общем благе» (искренность которых у Бориса проверке не поддается).
Отрепьев лишь повторяет его поступок и его логику: почему бы и не я? Более того, он много проигрывает Борису и опытом, и характером. Удача всего предприятия ставится под удар его опрометчивой откровенностью с честолюбивой красавицей, задумавшей увлечь царевича: «Я не хочу делиться с мертвецом / Любовницей, ему принадлежащей!» Сама Марина находит его несдержанность жалкой:
Не странно, что и Годунов не верит поначалу в серьезную опасность:
Армия, с которой Самозванец движется на Русь, — жалкая и нестройная орда в сравнении с регулярными войсками Бориса. Но он одерживает одну победу за другой; города сдаются без боя. За него — его имя. Народ видит в нем мстителя за попранную справедливость, не задумываясь еще о том, что за спиной Лжедмитрия — иноземные рати и мрачный закон, согласно которому зло рождает зло.
В трагедию поэт вводит своего предка, Пушкина, и доверяет ему произнести очень важные слова — о силе, которой держится любое историческое движение:
Грех Бориса отнюдь не нуждается в непосредственном вмешательстве Провидения, чтобы навлечь кару на его голову. Он сам влечет ее за собой. Именно преступление Годунова лишило его поддержки подданных, породило фигуру Самозванца и открыло дорогу всем дальнейшим бедствиям. Интересно, что в трактовке Карамзина звучат как раз провиденциальные мотивы: внезапная смерть Бориса, как громом его поражающая посреди торжественного приема, видится карой Божьей, которая и решает исход дела:
«И торжество самозванца было ли верно, когда войско еще не изменяло царю делом; еще стояло, хотя и без усердия, под его знаменами? Только смерть Борисова решила успех обмана».
Напротив, у Пушкина смерть царя кажется едва ли не избавлением, потому что все свидетельствует о близком крушении.
В «Борисе Годунове» отход Пушкина от фаталистической концепции истории и личности выразился не только в обнажении естественной логики событий. Человеку в мире Пушкина дан свободный выбор, и, как правило, даже выбрав неверный путь, он еще получает возможность поправить свою ошибку.
Получает эту возможность и Годунов. Обсуждая с Думой планы усмирения Самозванца, он неожиданно выслушивает такое предложение от патриарха: перенести в Кремль мощи царевича Дмитрия, обнаружившие свою чудотворную силу.
В продолжение речи патриарха устанавливается общее смущение, а Борис «несколько раз отирает лицо платком», — гласит авторская ремарка.
Смущение Бориса вызвано не только страхом приблизиться к останкам своей жертвы. Сделать для народа явным их могущество значит, конечно, погубить Самозванца (если он не Дмитрий, то кто же он?), — но это значит также погубить себя. Силу чудесного исцеления, как правило, получают мощи невинноубиенного, мученика. Между тем официальная версия отрицала убийство царевича.
В этот момент Борис еще может спасти Русь признанием своего греха. Но он не в силах на это решиться. И тогда судьба его определяется окончательно.
Финал трагедии замыкает композиционное и сюжетное кольцо. Снова народ, толпящийся у Борисовых палат. Он шумно приветствует Самозванца. Дети Бориса — царевна Ксения и помазанный на царство после смерти отца Федор — томятся в заключении. Вдруг к ним заходит группа бояр и стрельцов. Из дома доносится крик — и замолкает. На крыльцо выходит Мосальский со словами:
К власти снова приходит убийца. Возмездие оборачивается кровавым фарсом и очередным преступлением.
Пушкин показывает логику обоюдной драмы власти и народа. Безвластие немыслимо; но власть искушает и развращает своего носителя, соблазняя его, казалось бы, неотразимыми доводами. Можно ли эффективно править людьми, строго блюдя нравственные прописи? В свою очередь, народу суждено убедиться, какие далеко идущие последствия имело его равнодушие в начале трагедии и как опрометчивы были надежды на скорое восстановление справедливости.
Грех Бориса, который виделся ему единичным, изолированным злом, долженствующим впоследствии загладиться мудрым управлением, приносит плоды и выходит из-под его контроля еще при его жизни. Его поступок создает, выражаясь юридическим языком, прецедент. Не только Отрепьев спешит повторить его успех: казуистическая логика, оправдывающая благовидными соображениями соблазн нарушения долга и закона, повторяется и в рассуждениях Басманова, которому доверяет войска молодой наследник Годунова. Ему предлагают переметнуться на сторону Самозванца «и тем ему навеки удружить».
Обдумывая это предложение, Басманов отталкивается от весьма прозаических и меркантильных соображений о его выгоде и безопасности. Его смущают мысли о позоре, который он навлечет на себя, и, чтобы их заглушить, он пускает в ход магическую формулу: «народные бедствия», которые как будто должна предотвратить его измена:

Дальнейшие исторические события, оставшиеся за рамками трагедии Пушкина, но ему и его современникам отлично известные, обнаруживают стремительное распространение волны, поднятой Годуновым.
Беды Руси не оканчиваются воцарением нового убийцы в 1605 году. В 1606 году он был в свою очередь убит заговорщиками. (Вещий сон о гибели — падение с башни — трижды снится Отрепьеву в трагедии Пушкина.) Но начало уже было положено. В 1607 году на сцену явился Лжедмитрий II, ставленник польско-литовской шляхты («тушинский вор»). Его убили в 1610 году. В 1611 году объявился Лжедмитрий III («псковский вор»), арестованный в 1612 году. Далее следуют печально известные события Смуты, многовластие; польское нашествие…
В конце концов Земский собор выбрал на царство 18-летнего отпрыска дома Романовых, со следующей знаменательной оговоркой: «Миша-де Романов молод, разумом еще не вышел и нам будет поваден».
Ценой огромных жертв Русь пришла к тому, от чего, как хотелось думать Годунову, он стремился ее уберечь. На троне оказался недоросль.
Труп Самозванца был сожжен, а пеплом символически выстрелили из пушки. Жутковатое стихотворение М.Волошина «Дметриус-император», написанное в конце 1917 года, преобразует варварский обряд в художественный образ умножения зла:
Но это было еще не все. Чтобы устранить дальнейшие возможные посягательства на престол, в 1614 году в Москве, у Серпуховских ворот, был публично повешен сын Марины Мнишек и Лжедмитрия II — трехлетний Ивашко.
Таким образом, трехсотлетнее царство Романовых тоже началось с убийства ребенка. За казнью «Ивашки Ворёнка» последовали новые самозванцы — «Иваны Дмитриевичи»…
Прецедентная связь этих событий с дальнейшим ходом истории присутствовала в сознании Пушкина: в «Капитанской дочке» Пугачев (самый известный из десятков самозванцев, выдававших себя уже за свергнутого Петра III) говорит Гриневу: «Разве в старину Гришка Отрепьев не царствовал?»
В общем, ни с «кармической», ни с детерминистской точки зрения не удивительно, что Романовым неважно сиделось на престоле: дворцовые перевороты, мятежи, теракты … пока наконец 19 июля 1918 года «круг» Романовых не замкнулся расстрелом всей семьи — опять же включая ребенка.
А «годуновская» тема и позднее будет привлекать русских авторов. Самым значительным явлением на этой почве стала драматическая трилогия А.К.Толстого: «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Федор Иоаннович» и «Царь Борис». Три последовательно сменившихся и ярко контрастных модели правления прямо-таки искушали и подталкивали к сравнению.

В «Смерти Иоанна Грозного» (1864) представлен финал царствования в свете своеобразной драматической ретроспективы. В одной из сцен Иоанн в тяжелый час приглашает для совета отрешившегося от мира схимника, и тот предлагает ему призвать на помощь верных воевод: Воротынского, Шуйского, Оболенского, Курбского… Но никого уже нет с Иоанном.
В заключение звучит имя царевича Ивана, вызывая дикую вспышку гнева: недавно погиб и царевич.
Тирания расшатывает почву под собственными ногами: опираться можно лишь на то, что тебе противостоит. При Иоанне остаются только самые трусливые, никогда не имевшие собственного мнения, — да дальновидные, себе на уме дипломаты вроде Годунова. Чудом уцелевший еще в этой бойне прямодушный Захарьин однажды дерзнет сказать это царю:
Весь незаурядный государственный талант Иоанна IV сводится на нет его нежеланием считаться с фактами, даже знать о них, если они не согласуются с его намерениями. — «Я так хочу», — излюбленная им, полнее всего выражающая его реплика; и это «хочу» адресовано не только людям, но и Богу. Слыша весть о поражении под Нарвой, он приказывает повесить гонцов и служить по всем церквам победные молебны: «Не могут быть разбиты / Мои полки! Весть о моей победе / Должна прийти!»
Между тем как Иоанн блуждает в этих маниакальных миражах, Годунов ненавязчиво и осторожно направляет события. Толстой дает развернутую интерпретацию его характера и мотивов в тот момент, когда звезда Годунова только начинает восходить (в пушкинской трагедии Борис появляется на сцене впервые уже царем). Годунов жаждет полной власти как средства доказать, что возможно с нею сделать. В какой-то момент его даже увлекает «прямой путь» Захарьина; но попытка открыть царю глаза едва не стоит ему головы. Свет правды Захарьина для практического ума Годунова — свет зимнего солнца, неспособного обогреть землю.
Трагедия недаром называется «Смерть Иоанна Грозного», хотя смерть приходит лишь с развязкой. Путь, избранный Иоанном, делает его обреченным. Последний продуманный удар — одним только словом — наносит Годунов, по сути, совершая убийство. Конец настигает Грозного за игрой в шахматы с шутом, и эта сцена символична. Привычно двигая людей, как пешки, царь неведомо для себя сам является пешкой для своего скромного приближенного.
Фигура Годунова вырастает по мере последовательного течения пьес, входящих в драматическую трилогию. Она поднимается всё выше и в списке действующих лиц. В первой драме имя Годунова затеряно где-то в его середине, и сам он — главный двигатель событий — предпочитает держаться в толпе. В последней — его имя выходит в заглавие. В центральной части трилогии Годунов упоминается в списке третьим, после царя и царицы. Он — «правитель царства».

«Царь Федор Иоаннович» (1868) — идейная и художественная вершина трилогии. Своеобразие ее, между прочим, и в том, что протагонист — лицо, практически бездеятельное (все продуктивные действия по-прежнему исходят от Годунова), но по-своему более интересное и трагическое, чем даже сам Годунов.
Федор Иоаннович — прямая противоположность своему грозному отцу. Было бы непростительной ошибкой (о чем предупреждал сам автор) видеть в нем личность жалкую и комическую, бесхарактерного простака, не знающего, что делать со случайно свалившейся на него огромной властью. Федор прежде всего — человек искренне верующий: не так, как Иоанн, терзаемый нечистой совестью и страшащийся ада, а как добрый христианин, исполняющий завет о любви к людям не столько страха Божия ради, сколько по склонности собственного сердца. И…
Добрый, чистый, благоговейно-религиозный Федор совершенно не способен государить: его прекрасные человеческие качества прямо препятствуют любой успешной политической деятельности. Способный видеть в вещах и людях только хорошее, Федор совершает не менее пагубные ошибки, чем Иоанн, подозревавший одно лишь дурное.
Драма, опять же, имеет в виду не создать портрет реального лица, а проверить на прочность старую утопию о добром и праведном царе. И с этой целью автор сознательно идеализировал исторического Федора Иоанновича — «слабодушного, кроткого постника», как он назвал его в своем комментарии. Однако Федор не превращен в бесплотного положительного резонера: ему не чужды человеческие слабости, ребячливость, наивность, нередко выставляющая его в смешном свете, маленькие тщеславные претензии. Тем не менее эти комические черточки, по замечанию Толстого, «не что иное как фольга, слегка окрашивающая чистую душу Федора, прозрачную, как горный кристалл. <…> Есть большая разница между тем, что смешно, и тем, что достойно осмеяния».
Интересно, что пьеса написана в один год с «Идиотом» Ф.М.Достоевского: оба автора одновременно выходят к изображению трагедии абсолютно прекрасного человека, шире — к теме трагедии добра. Федор — толстовская версия князя Мышкина.
Сюжетную основу драмы составляет открытая борьба Годунова с партией князя Шуйского, кипящая у подножия Федорова престола. Кроткий, незлобивый характер Федора превращает Шуйского в вождя заговорщиков («Ты слабостью своею истощил / Терпенье наше!»), а Годунова приводит в отчаяние: еще при Грозном он изощрился в искусстве направлять мысль и руку царя, — но чего стоит его умение при Федоре?
Доброта Федора не умиротворяет, а разжигает враждующие стороны. Трогательна надежда, с которой он берется примирить противников, и скромная гордость, когда он признается Борису, что не горазд в государственных делах, но смыслит больше его там, где «надо ведать сердце человека». В каком-то смысле он даже оказывается прав: потрясенный его смиренной готовностью сойти с престола, чтобы положить конец распрям, Шуйский восклицает: «Нет, он святой! / Бог не велит подняться на него!..»
Но добрые движения души не властны преломить общий ход событий. Ни Шуйский, ни Годунов не могут уже «разделать, что сделали» (как простодушно предлагает им царь).
Трагический нравственный конфликт пьесы образуется тем, что именно мягкость Федора толкает Годунова подослать убийц к царевичу Дмитрию, вокруг которого собираются враги, готовые на открытый мятеж. Чем ярче свет добра и любви, источаемый Федором, тем более сгущается вокруг него тьма. Дмитрий и Шуйский — жертвы Бориса, но оттого лишь, что доверяющий всем царь доверяет и ему. Ужасно прозрение, которое обрушивается на Федора в конце трагедии:
Крылатая формула Грибоедова «ум с сердцем не в ладу» своеобразно преломлена в сюжете трагедии. Федор хочет править «по сердцу», Борис — «по уму». Аргументы Бориса в этом споре сильны, но слабая логика Федора справедлива — и никакого спасительного средства примирить силу с нравственной правотой не находится.

Заключительная часть трилогии — «Царь Борис» (1869) — подсвечена воспоминаниями о пушкинской и рылеевской трактовках этого образа и о «доктрине Раскольникова» (роман Достоевского вышел тремя годами ранее):
Но скоро Борису суждено убедиться, что сойти с «пути кровавого» ему возможно, только отказавшись от плодов уже содеянного зла. Призрак убитого Дмитрия облекается в плоть Самозванца, движет на него иноземные полки, смущает народ, мерещится в бессонные ночные часы на престоле. Он должен признаться себе, что всё повторяется: как Грозный, он поставил страну перед угрозой распада, как Грозный, страдает от запоздалого раскаяния и призывает среди ночи для совета схимника, веригами искупающего свое былое соучастие в преступлении Годунова.
Каждая из пьес трилогии заключается словом героя, выражающим познанную им истину: но истины эти, при всей их значительности, носят все же частный характер. В полной своей сложности проблема, как видит ее автор, вырисовывается только при соположении этих заключительных реплик. Итог «Смерти Иоанна Грозного» подводится словами Захарьина: «Вот самовластья кара! / Вот распаденья нашего исход!» «Царь Федор Иоаннович» завершается отчаянным восклицанием: «Я — / Хотел добра!..» И, наконец, Борис, умирая, произносит:
Каждому герою представляется, будто он понял допущенную им ошибку. Но если рассматривать трилогию как целое — то где же верное решение, если зло рождается и «от зла», и от добра, и от «самовластья», и от безвластия, и от хитроумного лавирования?
Конечно, выбор есть всегда. Перефразируя высказывание одного современного исторического романиста, властителю дано выбирать между тремя видами опасностей: теми, какими грозит тирания, теми, которыми чреват идеализм, «и самыми грозными из всех — опасностями компромисса».

#цитаты_в_тему #история #политика

Вокруг идеи ДЕМОКРАТИИ.
Изначальное понятие о:

Демократия — это строй, не имеющий должного управления, но приятный и разнообразный.
***
Демократический строй нисколько не озабочен тем, кто от каких занятий переходит к государственной деятельности: человеку оказывается почет, лишь бы он обнаружил свое расположение к толпе.
Платон. Государство (360 г. до н. э.)

Тирания — монархическая власть, имеющая в виду выгоды одного правителя; олигархия блюдет выгоды состоятельных граждан; демократия — выгоды неимущих; общей же пользы ни одна из них в виду не имеет.
Аристотель. Политика (322 г. до н. э.)

Дурные люди будут всегда сожалеть о Нероне; надо позаботиться о том, чтобы о нем не стали жалеть и хорошие.
Корнелий Тацит. История (II в. н. э.)

Большинство — зло.
Диоген Лаэрций. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов (III в. н. э.)

(Потом тысячи на полторы лет о демократии как-то слегка забывают…)

Если бы существовал народ, состоящий из богов, то он управлял бы собою демократически. Но правление столь совершенное не подходит людям.
Ж.-Ж.Руссо. Об общественном договоре (1762)

…Всё это, видите ль, слова, слова, слова…
Иные, лучшие мне дороги права;
Иная, лучшая потребна мне свобода:
Зависеть от царя, зависеть от народа —
Не все ли нам равно?..
А.С.Пушкин. Из Пиндемонти (1836)

Было время, когда меня ужасно волновал вопрос, какие исправники благороднее: те ли, которые служат по выборам дворянства, или те, которые определяются от короны. Были тогда куроцапы оседлые, которые жили в своих гнездах и куроцапствовали в границах, указанных планами генерального межевания, и были куроцапы кочующие, облеченные доверием, которые разъезжали по дорогам и наблюдали, чтобы основы оседлого куроцапства пребывали незыблемыми. Ничего мы этого не понимали, потому что совсем не об том соловей нам пел. Мы стояли, как очарованные, и всё слушали и слушали.
Вообще, что касается земства, я, пародируя стих Лермонтова, могу сказать: люблю я земщину, но странною любовью. Каким образом и в силу чего Дракины и Хлобыстовские, с своими крепостными идеалами, вдруг явились в качестве представителей земли — этого я никогда выяснить себе не мог. Никаких деяний «благоразумной экономии», которые оправдывали бы их появление на арене земского хозяйства, они не совершили. При крепостном праве они были помещики, как все другие, то есть взымали денежные и натуральные дани, гоняли мужиков на барщину и т. д.
Но чуть, бывало, заикнусь в этом роде слово сказать, как уж со всех сторон вопиют: ах, что̀ вы! дайте же окрепнуть нашим молодым учреждениям!
М.Е.Салтыков-Щедрин. Письма к тетеньке (1882)

Демократия — это когда народ дубасит народ во имя народа.
О.Уайльд. Душа человека при социализме (1891)

Христос сказал: «Убогие блаженны,
Завиден рок слепцов, калек и нищих:
Я их возьму в надзвездные селенья,
Я сделаю их рыцарями неба
И назову славнейшими из славных...»
Пусть! Я приму! Но как же те, другие,
Чьей мыслью мы теперь живет и дышим,
Чьи имена звучат нам, как призывы?
Искупят чем они свое величье,
Как им заплатит воля равновесья?
Иль Беатриче стала проституткой,
Глухонемым — великий Вольфганг Гете
И Байрон — площадным шутом... о ужас!
Н.С.Гумилев (1910)

Господин всегда может подыскать два предмета, столь похожих друг на друга, что выбирать из них можно с завязанными глазами, не рискуя ошибиться, а подыскав, в виде отменной шутки он снисходительно позволяет своим рабам делать выбор самостоятельно.
Г.К.Честертон. Избиратель и два голоса (1912)

— Когда-то ссылались на гнусное право сильного. Ей-богу, не знаю, не гнуснее ли еще право слабого: оно расслабляет мысль в наши дни, оно принижает и эксплуатирует сильных. Можно подумать, что теперь великая заслуга быть болезненным, бедным, неумным, угнетенным и худший порок — быть сильным, здоровым, удачливым. И нелепее всего то, что сильные сами первые в это верят… Прекрасный сюжет для комедии!
Р.Роллан. Жан-Кристоф (1912)

В «социальном строе» один везет, а девятеро лодырничают…
И думается: «социальный вопрос» не есть ли вопрос о девяти дармоедах из десяти, а вовсе не в том, чтобы у немногих отнять и поделить между всеми. Ибо после дележа будет 14 на шее одного трудолюбца; и окончательно задавят его. «Упразднить» же себя и даже принудительно поставить на работу они никак не дадут, потому что у них «большинство голосов», да и просто кулак огромнее.
В.Розанов. Опавшие листья. Короб 1-й (1912)

Мир познанный есть искаженье мира,
И человек недаром осужден
В святилищах устраивать застенки,
Идеи обжигать на кирпичи,
Из вечных истин строить казематы.
М.Волошин. Путями Каина (1915)

Апостол демократии Ж.–Ж.Руссо верил в естественную доброту и благостность человеческой природы и думал, что она обнаружится во всей своей красоте, когда будет установлена форма народовластия. Нужно только снять оковы с народа, дать ему возможность выразить свою волю и по своей воле построить общество — и наступит совершенное естественное состояние.
Н.Бердяев. Философия неравенства (1918)

Религией Ада является патриотизм, а системой правления — просвещенная демократия. Я долго гадал, кто же выдвинул идею, что лучший способ получить разумное решение по любому умопостижимому вопросу — поставить его на всенародное голосование. Теперь знаю.
Дж. Б.Кэйбелл. Юрген (1919)

Потребители имеют право выбрать цвет своей машины — при условии, что она будет черной.
Г.Форд. Моя жизнь и работа (1922)

Свободная лиса в свободном курятнике.
Дж. Джойс. Улисс (1922)

При демократии одна партия все свои силы тратит на то, чтобы доказать, что другая неспособна управлять страной, — и обычно им обеим это удается.
***
Демократия — это теория, согласно которой простые люди знают, чего хотят, и должны получить это без всякого снисхождения.
***
Взгляд на мир, в соответствии с которым два вора украдут меньше, чем один, три вора — меньше, чем два, четыре — меньше, чем три… и так далее до бесконечности.
Г.Л.Менкен. Заметки о демократии (1926)

Теперь массы полагают, что они имеют право навязывать другим те банальные суждения, которые они высказывают в кафе, и придавать им статус закона. Сомневаюсь, что в истории были когда-либо времена, когда толпе удавалось так явно и неприкрыто задавать тон в общественной жизни, как в наше время. Поэтому я и говорю о сверхдемократии.
Средний читатель, которого никогда не интересовало, о чем пишет автор, если и читает его, то не для того, чтобы чему-то научиться, а, наоборот, чтобы вынести свой приговор, особенно когда написанное не совпадает с теми банальностями, которыми забита голова читателя. Характерным для нынешнего момента является то, что посредственность, зная, что она посредственность, имеет нахальство повсюду утверждать и всем навязывать свое право на посредственность.
Х.Ортега-и-Гассет. Восстание масс (1930)

Египтяне были примитивны: они не умели называть рабов господами и заставлять их голосовать.
Л.Селин. Путешествие на край ночи (1932)

В демократии честный политик может быть терпим только если он очень глуп. Ибо лишь очень глупый человек может искренне разделять предрассудки большей половины нации.
***
Могущество политика в условиях демократии зиждется на умении высказывать мнения, которые кажутся правильными среднестатистическому человеку.
Б.Рассел. Необходимость политического скептицизма (1932)

Не все белые люди способны выносить рабство — и, по-видимому, ни один человек не может вынести свободы.
У.Фолкнер. Осквернитель праха (1948)

— Напирать надо на «мы НАРОД». Если подчеркнуть слово «мы» — «МЫ народ», — то значки надо выбрасывать, понял?
Из фильма «Таксист» (1976), сцена предвыборной уличной агитации

— Птица свободы разобьет яйцо демократии о ваши головы!
Из фильма «Зорро, голубой клинок» (1981)

Посмотри, каковы результаты этой демократии. Раньше большие народы угнетали малые. Теперь наоборот. От имени демократии малые народы терроризируют большие... Теперь терроризированы не меньшинства: демократия ввела новую моду, и под гнетом оказалось большинство населения этой планеты.
М.Павич. Хазарский словарь (1984)

Мое мнение. Должно быть так: если чего-то не хватает у нас, в социалистическом обществе, то нехватку должен ощущать в равной степени каждый без исключения.
Б.Ельцин. Речь на XIX партконференции (1988)

Толпу легче контролировать, чем одного человека. У толпы общая цель. А цель индивида никому не известна.
Из фильма «Кафка» (1991)

Вера в обусловленность человеческих поступков разумом и свободой выбора, особенно же в таковую обусловленность политических предпочтений индивида, надо полагать, явилась следствием смешения понятий свободы и непредсказуемости. Водовороты в течении реки там, где она омывает опоры моста, в структурном отношении непредсказуемы, но никому не придет на ум объявлять их за это «свободными».
М.Уэльбек. Элементарные частицы (1998)

Диктатура — это «заткнись». Демократия — это «болтай-болтай».
Б.Вербер. Зеркало Кассандры (2009)

Идея Учредительного собрания, укомплектованного честно выбранными — в отличие от царской Думы — народными депутатами, представлялась чем-то вроде осуществления политической утопии; разумеется, в первую очередь свободной стране, где нет места эксплуатации и угнетению человека человеком, требуется парламент. Однако ж весь опыт Ленина, полученный как раз за полтора десятилетия махинаций с демократическими процедурами, жертвой которых нередко становился он сам, говорил ему о том, что на деле парламент — никакая не утопия, а инструмент, позволяющий харизматикам и демагогам навязывать свою волю склонным к внушению людям так, чтобы посторонним казалось это «честным».
Л.Данилкин. Ленин. Пантократор солнечных пылинок (2017)

Все грани самоуправления человеческой общности основаны на способности одних людей убеждать других в своей правоте. Те, кому это удается лучше, и есть демократические правители, приходящие к власти в результате лингвокосметических процедур.
В.Пелевин. Путешествие в Элевсин (2023)

#картинки_в_блогах #художники
Джереми Морелли — школьный учитель из Баварии и популярный цифровой художник (рисует с 2007 года).
У Морелли есть важные сквозные мотивы. Часто они переплетаются. Это дорога, дом и лес.
Дом в зелени (идиллический)

Дом, милый дом (загадочный)

#списки #статистика #фанфикс #ГП и прочие #фандомы

Читательский рейтинг фандомных персонажей.
ГП приходится рассматривать отдельно от прочих: он вне конкуренции, отчасти благодаря тому, что сайт изначально был ориентирован на него. И этот фандом — один из немногих, где установленную условную планку популярности (не менее ста фанатов) преодолели даже герои, в Энциклопедии обозначенные как второстепенные. Этим они почти исключительно обязаны усилиям фикрайтеров (мы все их знаем), за счет которых даже эпизодические злодейчики второго и третьего плана обрели обаяние и поклонников.
Выборочная проверка трехсот профилей показывает, что графу «любимые персонажи» (и всё остальное обычно тоже) заполняют не более 1–2% зарегистрированных пользователей, причем половина из них делает это вручную, а не выбирая из списка, — т. е. на статистике в разделе «Энциклопедия» это не отражается.
Таким образом, приведенные ниже данные имеют относительный характер: в абсолютных числах их надо умножить сразу на несколько десятков. Но результаты рейтинга в целом можно считать релевантными: по сравнению с данными четырехлетней давности они изменились только количественно — выросли в среднем на 17% (напротив первой десятки персонажей указана динамика прироста). Порядок следования при этом изменился минимально — и лишь в тех случаях, где разрыв между позициями был незначительным (поменялись местами Тонкс и Рон, Лили и Скорпиус, Джеймс и Забини, а также Слизерин и Нотт).

РЕЙТИНГ ПЕРСОНАЖЕЙ ГП на 25.10.25 (без ФТ):
1. Северус Снейп — 4612 (+18,8%)
2. Драко Малфой — 2703 (+13,7%)
3. Гермиона Грейнджер — 2648 (+16,9%)
4. Гарри Поттер — 2484 (+14,2%)
5. Сириус Блэк — 1490 (+15,9%)
6. Луна Лавгуд — 1449 (+16%)
7. Волдеморт — 1387 (+18,6%)
8. Люциус Малфой — 1213 (+12,4%)
9. Беллатриса Лестрейндж — 1158 (+15,6%)
10. Ремус Люпин — 793 (+19,8%)
11. Фред Уизли — 657
12. Регулус Блэк — 642
13. Джордж Уизли — 588
14. Нарцисса Малфой — 550
15. Рон Уизли — 494
16. Барти Крауч — 487
17. Нимфадора Тонкс — 479
18. Минерва Макгонагалл — 475
19. Антонин Долохов — 472
20. Альбус Дамблдор — 452
21. Невилл Лонгботтом — 431
22. Джинни Уизли — 426
23. Дафна Гринграсс — 359
24. Лили Эванс — 343
25. Флер Делакур — 325
26. Скорпиус Малфой — 322
27. Джеймс Поттер — 308
28. Блейз Забини — 301
29. Теодор Нотт — 301
30. Салазар Слизерин — 296
31. Альбус Северус Поттер — 232
32. Панси Паркинсон — 223
33. Рабастан Лестрейндж — 216
34. Билл Уизли — 214
35. Живоглот — 210
36. Виктор Крам — 201
37. Скабиор (Струпьяр) — 190
38. Оливер Вуд — 181
39. Аластор Моуди — 173
40. Родольфус Лестрейндж — 172
41. Маркус Флинт — 153
42. Вальбурга Блэк — 129
43. Астория Гринграсс — 127
44. Седрик Диггори — 127
45. Чарли Уизли — 125
46. Андромеда Тонкс — 115
47. Перси Уизли — 115
48. Лили Луна Поттер — 111
49. Мальсибер — 103
50. Абраксас Малфой — 102
51. Добби — 102
52. Филиус Флитвик — 102
53. Тедди Люпин — 101
54. Молли Уизли — 100

Привлекательность героев явно не зависит от их нравственной безупречности. Недаром из всех Основателей в список «Сто читателей-почитателей» пробился один Слизерин (который, кстати, и в книге, и в экранизациях представлен только своим именем), а такие абсолютно светлые персонажи, как, скажем, Спраут, Шеклболт или Хагрид, сюда так и не попали. Молли уступает Беллатрисе на 1057 позиций!
Эта же закономерность работает и в прочих фандомах. В топе чаще всего оказываются герои не просто могущественные и наделенные некими «скиллами», но притом еще с разной степенью социопатичности — от так называемых «сложных характеров» до открытых антагонистов включительно: они, как правило, более интересны — хотя бы своей относительной непредсказуемостью, а иногда и просто своего рода злодейской харизмой.
Показательно, что в устойчивом дуэте «Благих знамений» «светлый» ангел отстает от своего «темного» приятеля на целую сотню баллов. А в фандоме ВК в топ пробились и романтичный король-бродяга, и красавчики-эльфы, и сам Темный Властелин — но отнюдь не два главных героя, всамделе героических, однако не поддающихся романтизации, и без всяких суперспособностей.
Иногда экранизации оказываются популярнее первоисточника. Это хорошо видно на примере пары «Холмс и Ватсон». Она популярна именно в сериальной версии ВВС — книжный персонаж отстает от сериального аж на 679 позиций, а фильм Гая Ричи остается и вовсе за бортом. В фандоме «Волчонок» все любимые герои также относятся к сериалу, а не к оригинальной дилогии, где рейтинг вообще полностью по нулям.
Котики рулят: в топе не только Кот Нуар, который, как ни крути, протагонист («Леди Баг и Кот Нуар»), но и Живоглот; а также Чеширский кот и Бегемот, который обошел самого Воланда! (Но ни Мастера, ни Маргариты…)

СВОДНЫЙ РЕЙТИНГ ПЕРСОНАЖЕЙ ПРОЧИХ ФАНДОМОВ:
Локи Лафейсон (Вселенная Марвел) — 1125 (бог-трикстер №1)
Шерлок Холмс (ШХ-ВВС) — 833 (сыщик с нелегким характером)
Тони Старк, Железный человек (Вселенная Марвел) — 743 (супермен с ПТСР)
Геллерт Гриндевальд (ФТ) — 577 (антагонист)
Дин Винчестер (Сверхъестественное) — 554 (истребитель «нечисти», не склонный к законопослушанию)
Джек Воробей (Пираты Карибского моря) — 480 (пират с прибабахом)
Ньют Скамандер — 475 (ФТ) (чудак-ученый)
Майкрофт Холмс (ШХ-ВВС) — 465 (расчетливый, замкнутый и холодный «серый кардинал» с комплексом превосходства)
Мечислав Стилински, Стайлз (Волчонок, сериал) — 433 (детектив-любитель, друг оборотня)
Леголас (ВК) — 418 (эльфийский принц и вообще красавчик)
Джон Ватсон (ШХ-ВВС) — 402 (верный спутник ШХ)
Мориарти (ШХ-ВВС) — 391 (злодей-антагонист)
Трандуил (ВК) — 351 (король эльфов Лихолесья и тоже красавчик)
Энакин (Дарт Вейдер) (ЗВ) — 349 (легендарный джедай, перешедший на сторону Тьмы)
Джеймс Барнс, Зимний солдат (Вселенная Марвел) — 339 (наемный убийца с имплантированной памятью, психически нестабилен)
Десятый Доктор (Доктор Кто) — 336 (супермен с комплексом «вины выжившего»)
Тирион Ланнистер (ПЛИО) — 300 (версия шекспировского Ричарда III)
Вэй Усянь (Магистр дьявольского культа) — 297 (основатель дьявольского культа, восставший из мертвых)
Безумный Шляпник (Алиса в Стране Чудес) — 290 (личность, эксцентричная даже по меркам Кэрролла)
Мерлин (Мерлин) — 280 (волшебник, вынужденный скрывать свои способности)
Баки Барнс (Вселенная Марвел) — 273 (суперкиллер, страдающий от чувства вины)
Арья Старк (ПЛИО) — 269 (суперледи по мужскому образцу)
Кроули (Благие знамения) — 263 (падший ангел)
Наташа Романофф (Вселенная Марвел) — 263 (суперледи, тайный агент КГБ)
Какаши Хатаке (Наруто) — 261 (одаренный ниндзя, страдающий от ПТСР)
Кастиэль (Сверхъестественное) — 255 (мятежный ангел)
Стивен Роджерс, Капитан Америка (Вселенная Марвел) — 253 (больной юноша, выросший до супермена)
Стивен Стрэндж, Доктор Стрэндж (Вселенная Марвел) — 253 (бывший нейрохирург, ставший Верховным магом Земли)
Арагорн (ВК) — 250 (Бродяжник и Король)
Наруто Узумаки (Наруто) — 249 (супермен, бывший изгоем в собственной деревне)
Себастьян Микаэлис (Темный дворецкий) — 246 (демон-дворецкий)
Леви Аккерман (Атака титанов) — 244 (глава элитной боевой группы)
Питер Паркер, Человек-паук (Вселенная Марвел) — 242 (одаренный подросток-сирота, получивший сверхспособности)
Итачи Учиха (Наруто) — 242 (член вырезанного им же клана и преступной организации)
Сэмюэль Винчестер (Сверхъестественное) — 238 (интеллектуал; упрям и недоверчив)
Геральт (Ведьмак) — 233 (протагонист саги)
Чеширский Кот (Алиса в Стране Чудес) — 232
Румпельштильцхен, Мистер Голд (Однажды в сказке) — 231 (темный маг)
Лань Ванцзи (Магистр дьявольского культа) — 230 (скрытный, сдержанный и упрямый заклинатель)
Персиваль Грейвс (ФТ) — 220 (мракоборец-супермен)
Брок Рамлоу (Вселенная Марвел) — 219 (наемник-психопат и убийца)
Ганнибал Лектер (Ганнибал) — 219 (людоед-эстет)
Дерек Хейл (Волчонок, сериал) — 205 (оборотень, убивший своего дядю, вожак стаи)
Дейенерис Таргариен (ПЛИО) — 204 (последняя из Таргариенов, по прозвищу Мать драконов)
Фергюс Маклауд, Кроули (Сверхъестественное) — 198 (могущественный демон)
Доктор Хаус (Доктор Хаус) — 196 (гениальный врач со сложным характером)
Гробовщик (Темный дворецкий) — 187 («жнец душ» и директор похоронного бюро, сотрудничающий с преступным миром)
Злая королева, Реджина Миллс (Однажды в сказке) — 185 (мачеха Белоснежки)
Деймон Сальваторе (Дневники вампира) — 182 (закомплексованный вампир)
Бильбо Бэггинс (ВК и Хоббит) — 181 (авантюрист поневоле)
Джон Сноу (ПЛИО) — 181 (трагический герой)
Ванда Максимофф, Алая Ведьма (Вселенная Марвел) — 179 (враг Тони Старка)
Клинт Бартон, Соколиный Глаз (Вселенная Марвел) — 179 (снайпер-селфмейдмен)
Оби-Ван Кеноби (ЗВ) — 177 (непревзойденный рыцарь-джедай)
Ирен Адлер (ШХ-ВВС) — 169 («женщина» Холмса)
Куинни Голдштейн (ФТ) — 164 (волшебница с проблемами)
Сиэль Фантомхайв (Темный дворецкий) — 163 (мститель, заключивший сделку с темной силой)
Джеймс Хоулет, Росомаха (Вселенная Марвел) — 162 (мутант, способный к регенерации)
Азирафель (Благие знамения) — 161 (ангел-букинист, друг падшего ангела)
Гэндальф (ВК) — 159 (мудрый чародей, один из майяр)
Питер Хейл (Волчонок, сериал) — 157 (оборотень-мститель с комплексом неполноценности)
Одиннадцатый Доктор (Доктор Кто) — 157 (иррационален, проблемы с самооценкой)
Лестрейд (ШХ-ВВС) — 155 (компетентный детектив Скотланд-Ярда)
Саске Учиха (Наруто) — 155 (ниндзя, одержимый идеей мести)
Шерлок Холмс (ШХ, книги) — 154 (гениальный сыщик с вредными привычками)
Чуя Накахара (Великий из бродячих псов) — 150 (один из руководителей Портовой Мафии со сверхспособностями)
Цзян Чэн (Магистр дьявольского культа) — 149 (высокомерный и беспощадный глава ордена; истрeбляет следующих Путем Тьмы)
Кот Бегемот (МиМ) — 148 (шут Воланда)
Гавриил, Габриэль (Сверхъестественное) — 147 (беглый архангел в амплуа трикстера)
Гаара (Наруто) — 143 (главнокомандующий армией шиноби, ярый мизантроп)
Лидия Мартин (Волчонок, сериал) — 140 (банши)
Билл Шифр (Gravity Falls) — 140 (демон-треугольник, главный антагонист)
Санса Старк (ПЛИО) — 140 (сестра Джона Сноу, непроявленный варг)
Никлаус Майклсон (Дневники вампира) — 138 («неполноценный» оборотень, импульсивный и жесткий, с детства имеющий плохие отношения в семье)
Дазай Осаму (Великий из бродячих псов) — 137 (бывший член Мафии, сотрудник Детективного Агентства; безалаберный, загадочный и мечтающий красиво самоубиться)
Орочимару (Наруто) — 137 (антагонист, связан со змеями)
Люк Скайуокер (ЗВ) — 135 (герой-джедай)
Тор Одинсон (Вселенная Марвел) — 133 (асгардский бог грома)
Вэй Усянь (Магистр дьявольского культа) — 132 (преображенный мертвец)
Уилл Грэм (Ганнибал) — 132 (охотник за серийными убийцами)
Джейме Ланнистер, Цареубийца (ПЛИО) — 132 (брат-близнец королевы, с которой имеет инцестные отношения; зарубил короля, которого обязан был защищать)
Зуко (Аватар: Легенда об Аанге) — 131 (принц-изгнанник)
Люцифер (Сверхъестественное) — 128 (Сатана)
Уэйд Уилсон, Дэдпул (Вселенная Марвел) — 128 (международный наемный убийца)
Двенадцатый Доктор (Доктор Кто) — 126 (грубый и черствый; страдает частичной амнезией)
Шикамару Нара (Наруто) — 125 (ниндзя, ленивый интеллектуал)
Не Хуайсан (Магистр дьявольского культа — 125 (харизматичный лентяй-«незнайка», вечно пытающийся перевалить ответственность на других)
Ник Уайлд (Зверополис) — 125 (хитрый, циничный и обаятельный лис-мошенник, помощник офицера полиции)
Адриан Агрест, Кот Нуар (Леди Баг и Кот Нуар) — 124 (герой с суперсилой разрушения)
Эл Лоулайт, Рюдзаки (Тетрадь Смерти) — 124 (гениальный детектив, расследующий историю с Тетрадью)
Моргана (Мерлин) — 123 (темная колдунья, незаконная дочь короля)
Капитан Крюк (Однажды в сказке) — 122 (однорукий пират, жаждущий мести)
Девятый Доктор (Доктор Кто) — 120 (переживает чувство вины за исход последней войны)
Донна Ноубл (Доктор Кто) — 117 (спутница Десятого Доктора, страдает из-за стертой памяти)
Артур Пендрагон (Мерлин) — 117 (наследный принц Камелота)
Воланд (МиМ) — 116 (Сатана)
Эрик Ленгшерр, Магнето (Вселенная Марвел) — 115 (антигерой, лидер братства мутантов)
Саурон (ВК) — 115 (главный антагонист)
Карлайл Каллен (Сумерки) — 115 (добрый вампир, страдающий от своей вампирской природы и духовного одиночества; склонен к суициду)
Торин Дубощит (Хоббит) — 115 (король гномов)
Джаспер Хейл, Уитлок (Сумерки) — 113 (вампир-манипулятор)
Капитан Джек Харкнесс (Доктор Кто) — 113 (бессмертный, спутник Девятого и Десятого Докторов; агент Времени)
Ягами Лайт, Кира (Тетрадь Смерти) — 112 (присвоил себе право решать, кто достоин или недостоин жить)
Лань Сичэнь (Магистр дьявольского культа) — 112 (благонравный красавец)
Алиса (Алиса в Стране Чудес) — 112 (любознательная главная героиня)
Шурф Лонли-Локли, Безумный Рыбник (Лабиринты Ехо) — 112 (Мастер Пресекающий Ненужные Жизни, обладатель «перчаток смерти»)
Маринетт Дюпэн-Чэн, Леди Баг (Леди Баг и Кот Нуар) — 110 (героиня с суперсилой удачи)
Ривер Сонг (Доктор Кто) — 109 (спутница Доктора, воспитанная как убийца)
Молли Хупер (ШХ ВВС) — 108 (патологоанатом)
Элайджа Майклсон (Дневники вампира) — 106 (древний вампир, нетерпимый и требовательный; часто принимает сомнительные решения)
Криденс Бербоун (ФТ) — 106 (маг-обскур с неконтролируемым потенциалом, едва не разрушивший Нью-Йорк)
Якоб Ковальски (ФТ) — 106 (американский исследователь магического мира; маггл)
Сакура Харуно (Наруто) — 105 (ниндзя-медик, жена Саске)
Грелль Сатклифф (Темный дворецкий) — 104 («жнец душ», убийца)
Чарлз Ксавьер, Профессор Икс (Вселенная Марвел) — 105 (супергерой, научный гений и инвалид)
Хуа Чэн (Благословение небожителей) — 105 (князь демонов, Собиратель цветов под кровавым дождем)
Юрий Плисецкий (Юри на льду) — 105 (талантливый и амбициозный фигурист; очень груб)
Роза Тайлер (Доктор Кто) — 104 (спутница Девятого и Десятого Докторов, страдающая зависимостью от партнера)
Люси Певенси, Люси Отважная (Хроники Нарнии) — 101 (одна из четырех правительниц Нарнии)
Спок (Звездный путь) — 101 (получеловек-полувулканец; обладает разносторонними знаниями и навыками; контактный телепат, но людей понимает плохо; вспыльчив)
Се Лянь (Благословение небожителей) — 98 (наследный принц, благородный красавец, дважды изгнанный с Небес и проклятый)
Кайло Рен (ЗВ) — 97 (убийца джедаев, переметнулся на Темную сторону)
Сюэ Ян (Магистр дьявольского культа) — 97 (социопат, слетевший с катушек)

Среди этих фандомов по числу популярных персонажей уверенно лидирует «Вселенная Марвел» — третья по количеству фанфиков (после ГП и ориджиналов) и четвертая по числу подписчиков (сразу за ШХ-ВВС). Что, в общем, не удивительно, учитывая, что это мега-проект. Здесь аж 16 героев имеют более 100 почитателей, публично расписавшихся в любви.
Далее с большим отрывом следуют:
Доктор Кто, Наруто — 8;
Шерлок Холмс (ВВС), Средиземье Толкина, Магистр дьявольского культа — 7;
Фантастические твари, Сверхъестественное, Песнь Льда и Огня — 6;
Волчонок, Звездные войны, Темный дворецкий — 4;
Алиса в Стране Чудес, Мерлин, Однажды в сказке, Дневники вампира — 3;
Благие знамения, Ганнибал, Великий из бродячих псов, Мастер и Маргарита, Леди Баг и Кот Нуар, Тетрадь Смерти, Сумерки, Благословение небожителей — 2;
И фандомы, в которых одеяло читательской любви тянет на себя один-единственный герой:
Пираты Карибского моря, Ведьмак, Атака титанов, Доктор Хаус, Шерлок Холмс (канонный), Аватар: Легенда об Аанге, Зверополис, Лабиринты Ехо, Юри на льду, Хроники Нарнии, Звездный путь.

***
Для связности — ранее опубликованная статистика:
итоги флэшмоба о (не)любимых героях
предпочитаемые пейринги
топ включений в коллекции (≥100 раз) в соотнесении с рекомендациями
рейтинг фандомов по разным параметрам

#картинки_в_блогах #времена_года (и немного #ГП по случаю)

Джеймс Патрик Макинтош (1907–1998). Стобо-Кирк
Выдающийся шотландский живописец ХХ века родился в семье художника-любителя. Джеймс Патрик писал портреты и натюрморты, но известен прежде всего своими картинами сельской Шотландии.
Его стиль был традиционным, но он смело использовал цвет, как и некоторые оригинальные композиционные приемы. Так, на картине выше (1936) перспектива здания намеренно, однако едва уловимо искажена.

#литература #длиннопост
Нобелевская премия по литературе 2025 года присуждена венгерскому прозаику Ласло Краснахоркаи (род. 1954). На сей раз уважаемые академики в своем выборе решили отступить от любимого приема «мы такие внезапные».
Пока же на русский переведено далеко не всё им написанное. Три рассказа, два романа (переводы сделаны в 2018 и 2022 гг.); в 2024 г. вышла своеобразная «мультимедийная» повесть — и еще один роман готовится к выходу.
Биографию лауреата нетрудно найти в Интернете — нет смысла в сотый раз репостить одно и то же. Лучше расскажу о двух его романах, о том, с каких позиций и как они написаны.

#книги #котики
Тут много народу плотно сидит в теме, так что вот небольшая подборка разножанровых книг (не справочников), которые могут представлять интерес для котоманов.

Дорин Тови. Кошки в доме. Кошки в мае. М.: Изд-во «Дрофа», 2003.
Английская писательница (1918–2008), президент Клуба любителей кошек Западной Англии, автор ряда книг о кошках, относится к кошкам как к созданиям независимым, имеющим собственные взгляды и самостоятельную жизненную стратегию.
https://moreknig.org/nauka-i-obrazovanie/puteshestviya-i-geografiya/325529-koshki-v-dome-koshki-v-mae.html
Гвен Бейли. О чем думает ваша кошка? Секреты языка тела домашних животных. Изд-во «Арт-родник», 2004.
Автор — специалист по этологии, популярно описывает значение разных поз и поведения кошки. Много выразительных фотографий.
https://www.klex.ru/16zg
Человек человеку — кот. М.: АСТ, 2004.
Сборник отечественной «кошачьей» фантастики, куда входят рассказы как заслуженных, так и молодых авторов: А.Балабуха, Д.Биленкин, А.Борянский, Ю.Буркин, В.Васильев, Е.Власова, Д.Володихин, С.Вольнов, А.Громов, А.Зорич, Л.Каганов, В.Каплан, Л.Кудрявцев, Е.Лукин, С.Лукьяненко, О.Дивов, В.Михайлов, А.Плеханов, И.Федоров.
https://4etalka.ru/fantastika/nauchnaya_fantastika/506844/fulltext.htm
Елена Филиппова. С точки зрения кошки. СПб., Изд-во «Вектор», 2006.
На примерах из жизни: кошки в аспекте зоопсихологии. Автор — историк по образованию, писательница (псевдоним — Элфи Нигима) и художник.
https://avidreaders.ru/book/s-tochki-zreniya-koshki.html
Терри Пратчетт. Кот без прикрас. Изд-во «Эксмо», 2010.
Настоящий Кот и его повадки плюс фирменный авторский юмор. Пратчетт в представлении не нуждается.
https://libgen.gl/ads.php?md5=5fa20137d67f0712542b8eeb4ce21e37
Фред Геттингс. Эти мистические кошки. Изд-во «Энигма», 2013.
Известный искусствовед живо и популярно рассказывает об истории образа кошки в европейской культуре, о связанных с кошками представлениях и суевериях. Богатый иллюстративный материал.
https://www.klex.ru/17ce
или:
https://psv4.userapi.com/s/v1/d/lUptReCfl3U2VxMINsmeb3NH2OW1o1UA4dR5eTZA4dGUbLK-W3Q7Kh7ihbqa_5nNlx6UUJ4jf3jZXdYgObxtvUEwSOdUbXmkOm_J0ls2pVXLd6ts/Eti_misticheskie_koshki.pdf
Ниа Гулд. Главное в истории живописи… и коты! Стили и их яркие представители. М.: «Эксмо», 2019.
Подарочное издание — неплохой выбор для художников-кошколюбов. Остальным тоже интересно посмотреть. Забавные и гротескные примеры, как могли бы нарисовать кота (и всякие котовьи атрибуты) представители разных художественных стилей — от древних египтян до современных граффити.
https://libgen.gl/ads.php?md5=21cb0172ff2b50082f006f999356f0bf
Сергей Нечаев. Всемирная история глазами кошек. М., Изд-во «Аргументы недели», 2021.
О кошках — спутниках людей, оставивших след в мировой истории. Немало любопытных фактов. Автор — историк и популярный журналист, переводчик с французского.
https://www.klex.ru/1gtj
Котики&Детектив. Изд-во «Эксмо», 2023.
Главным героем каждого рассказа (детективного, как ясно из заглавия) является кошка. Авторы сборника — Я.Корбут, А. и С.Литвиновы, Е.Логунова, Е.Михайлова, А.Нурисламова, Г.Романова, Т.Устинова.
https://moreknig.org/detektivy-i-trillery/ironicheskiy-detektiv/350693-kotikiampdetektiv.html
Джонатан Лосос. От саванны до дивана. Эволюционная история кошек. Изд-во «Альпина Паблишер», 2024.
Научпоп. Как за последние несколько тысячелетий естественный и искусственный отбор сформировал домашнюю кошку — один из самых успешных биологических видов на планете. Автор — американский эколог и специалист по биоразнообразию.
https://libgen.gl/ads.php?md5=4372a8ed1b23035bc619c6df4e3edef1
Анна Гребенникова. Котики в мировой культуре. Как котики проникли не только в наши дома и сердца, но и в наши сны, сказки и заклинания. Изд-во «Бомбора», 2025.
Ну, в общем, в заглавии всё отражено. Автор — историк и социальный антрополог.
https://avidreaders.ru/read-book/kotiki-v-mirovoy-kulture.html?p=1#h2

#русский_язык #история и отчасти #писательство
Иногда у писателей (странные люди эти писатели, чего им только в голову не приходит) возникает идея вставить в свое творение фрагмент с дореволюционной орфографией.
Впрочем, традиция эта древняя и почтенная. Подтверждение от авторитета:
Но тут случается всякое. Вот автор — причем весьма известный! — пишет:

#юмор #цитата #ВК и др.
https://eressea.ru/library/humor/indexold.shtml
Взято из богатого раздела «Стёб», который входит в раздел «Библиотека» (фанатское творчество по Толкину), который входит в раздел «Тол-Эрессеа» (где много разных материалов — книги, фанфики, аналитика — по фэнтези: в основном тоже Толкин, но есть и другие авторы), который входит в раздел «Ссылки» (история, мифология, культура, литература, фэнтези, Толкин), который является частью сайта Миф.Ру — https://mith.ru/, — который построила Альвдис Н. Рутиэн, она же — А.Л.Баркова, профессор московского Института истории культур.
На сайте размещен разнородный материал. Например, в разделе «Аригато», посвященном культуре Японии, показано, как там на полях высаживают рис… в виде картин. Впечатляюще. Интересно, как бы у нас выглядела подобная практика: https://mith.ru/alb/orient/rice.htm

И вдогонку: сейчас в блогах нередко всплывает тема #ОЭ — вот тут А.Баркова в своем ЖЖ высказывается насчет эпопеи Камши вообще и Дикуши Окделла в частности:
Шумели КАМШИ ;))

#книги #литература #психология
Клаудия Хохбрунн, Андреа Боттлингер. Герои книг на приеме у психотерапевта. Прогулки с врачом по страницам литературных произведений. Изд-во «Альпина Паблишер», 2022.

Продукт сотрудничества литератора (в аннотации почему-то поименованного литературоведом — это все равно что путать корову с дояркой) и психиатра с 20-летним опытом работы в судебной психиатрии.
Ну что тут сказать. По части собственно литературы некоторые суждения очень субъективны, а оценки персонажей одномерны, но книжка на научность и глубину не претендует: это честная попса. Что до психодиагнозов — вероятно, специалист тоже найдет с чем поспорить. Местами забавно, когда персонажам, жившим сотни и тысячи лет тому назад, предлагают в качестве альтернативы «правильный» современный взгляд на их проблемы.
Но можно почитать ради любопытства: все-таки попытка посмотреть под непривычным углом зрения. (Я вот тоже так когда-то задавалась вопросом, какой диагноз можно было бы поставить некоторым литературным персонажам. Например, Оводу, у которого «отцовская фигура» так фатально соединила в себе образы Бога-Отца и злополучного кардинала Монтанелли. И у него точно были проблемы с проецированием на окружающих своих собственных ожиданий. А из «Прерванной дружбы» очевидно, что схема «сам придумал — сам обиделся» — это его регулярные грабли, чтоб получать ими по лбу…)

Авторы делают скромную оговорку насчет того, что ограничились западной литературой, ибо «людям свойственно в первую очередь уделять внимание тому, что было их духовной пищей и развлечением в детстве и юности», поэтому, мол, они не стали замахиваться на «сочинения великих русских классиков или же произведения азиатской и африканской литературы, мифы и сказания Океании…».
Честность подкупающая. Что Океания, что русские классики… и правда, с таким эксклюзивом связываться — себе дороже.
О содержании представление дают подзаголовки глав:

ЦАРЬ ЭДИП. Почему эмоционально зависимая личность может столкнуть в пропасть всю семью. История о дисфункциональной семье и самоисполняющихся пророчествах. Эдип — оболганный сын, Лай — безответственный отец, Иокаста — инфантильная мать. Верное решение с точки зрения семейной динамики <подразумевается, естественно, решение, предлагаемое авторами книги, а не то, что устроили герои>.
КОРОЛЬ АРТУР, или как женщины все портят. «Королева драмы» Мерлин и меч, торчащий из каменной глыбы. Круглый стол и крепкая мужская дружба. Фея Моргана: еще одна женщина, которая все портит. Мерлин — тот, кого трудно понять. Артур — герой без характера. Гвиневра — нормальная королева. Сэр Ланселот — знаток женской души. Что случилось бы, если бы Ланселот и Артур изначально смогли озвучить свои ожидания друг другу? <Вот интересно послушать, какие ж у них ожидания на тему Гвиневры… да еще друг от друга…>
РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА. Опьяненные любовью подростки. Скоропалительные решения и плохая коммуникация. Сколько-сколько им было лет? Ромео — образцовый нарцисс-неудачник. Джульетта — эмоционально нестабильная личность. Что случилось бы, будь у Ромео и Джульетты другое окружение? <Фанфик, я полагаю.> Величайшая история любви всех времен.
ВЕРТЕР. Дурной пример для молодежи. Эмо до того, как они вошли в моду. Что случилось бы, если бы Вертер вовремя обратился к психотерапевту? Что случилось бы, согласись замужняя Лотта удовлетворить сексуальные притязания Вертера? <А что, у него были такие притязания?!>
КАРЛ МАЙ. Мошенник и идеалист. Виннету, благородный индеец. Восточные романы: то же самое, но больше песка. Виннету — шизоидная личность. Хаджи Халеф Омар бен Хаджи Абул Аббас ибн Хаджи Давуд аль Госсара — настоящее отражение Карла Мая. Олд Шаттерхенд / Кара бен Немси: вопрос о человечности. Карл Май и расизм <ну, куда ж без темы расизма>.
ДРАКУЛА. Главная знаменитость среди нечистой силы. История о несчастной любви и зловещих замках. Мрачная романтика для внутреннего гота. Джонатан Харкер — добропорядочный бухгалтер. Дракула — князь ночи, которого долго не понимали. Мина — жертва любовного треугольника. Люси — страстная женщина. Доктор Сьюард — беспомощный психиатр. Доктор Абрахам Ван Хельсинг — психопат. Как выглядело бы решение, если бы все участники пришли на групповую терапию?
ШЕРЛОК ХОЛМС. История о гении и подонке. От Бейкер-стрит, 221-б до Рейхенбахского водопада: окончание с препятствиями. Когда наука еще умела решать все проблемы. Шерлок Холмс, аутист с синдромом Аспергера. Доктор Ватсон — врач, способный на сострадание. Джеймс Мориарти — темный двойник Холмса. Ирэн Адлер — далекий идеал.
ПРЕВРАЩЕНИЕ. Кошмар всех учащихся <не одним же нам страдать>. История о ползучей твари и чувстве, что ты здесь лишний. Грегор Замза — зависимо-избегающая личность. Семья Грегора Замзы глазами психиатра.
УНЕСЕННЫЕ ВЕТРОМ. Коммуникационные проблемы в эпоху Гражданской войны в США. История о женщине и ее необычных поводах выйти замуж. Скарлетт О'Хара — женщина, стремящаяся получить все. Эшли Уилкс, тряпка. Мелани: сила в сдержанности. Ретт Батлер — сорвиголова-индивидуалист. Почему у «Унесенных ветром» на самом деле не может быть продолжения <может-то может — и есть, — другой вопрос, стоит ли оно того>.
ПЕППИ ДЛИННЫЙЧУЛОК. Нахальная девчонка с соседней улицы. Девочка с длинным именем, которое не все могут выговорить. История с расизмом <ну вот, опять!>, или почему почти все теряет актуальность. Пеппи Длинныйчулок — первая хиппи. Томас и Анника — верные почитатели Пеппи. Роль взрослых в «Пеппи Длинныйчулок».
МОМО <да-да, именно «Момо», а не «Муму»>. Детская книга, которая на самом деле совсем не детская. История о путешествиях во времени с приключениями и размышления о деньгах и их ценности. Момо — неошибающийся, невинный внутренний ребенок. Серые господа — постоянное желание контролировать неконтролируемое. Магистр Секундус Минутус Хора — антидепрессант и союзник внутреннего ребенка. Почему Серые господа все же важны.
ИМЯ РОЗЫ. Средневековый Шерлок Холмс. Шерлок Холмс и смертельная «Поэтика». Вильгельм Баскервильский — инквизитор-филантроп. Адсон — молодой компаньон, совсем не похожий на Ватсона. Хорхе Бургосский — экстремист, не боящийся даже самоуничтожения. Принесла бы психотерапия пользу Хорхе Бургосскому?
ГАРРИ ПОТТЕР. Мальчик, покоривший планету. Семь лет школьной жизни — и магия. Гарри Поттер — любимый нелюбимый ребенок. Гермиона Грейнджер — заучка. Рон Уизли — один ребенок среди многих. Драко Малфой — мальчик, который хочет нравиться родителям. Северус Снегг — трагический герой. Сириус Блэк — крестный, который так и не стал взрослым. Альбус Дамблдор — личность, измученная угрызениями совести. Том Реддл, он же Волан-де-Морт, — еще один нелюбимый ребенок.
СУМЕРКИ. Сияние в чаще леса. Эдвард Каллен, профессиональный сталкер. Кто в доме хозяин. Белла Свон — гадкий утенок, который становится прекрасным лебедем. Эдвард — мужчина, истерзанный страхами. Джейкоб — вечный друг. Совершенный мир «сумеречной» вселенной.
ПЯТЬДЕСЯТ ОТТЕНКОВ СЕРОГО. Бестселлер, непонятно почему ставший бестселлером. Еще один сталкер. Байронический герой: почему многие женщины считают своим долгом его спасать. Кристиан Грей — эталонная проекция желания. Анастейша Стил — женщина, воплощающая свои дикие мечты. Почему «Пятьдесят оттенков серого» пользуются таким успехом <ну, графомания делу не помеха>.
Итоги и перспективы, или Вместо послесловия.

Если что-то заинтересовало — почитать можно, например, вот здесь:
https://homeread.net/book/geroi-knig-na-prieme-u-psihoterapevta-andrea-bottlinger#tx

#картинки_в_блогах #времена_года

Томас Фернли (1802–1842). Вид на Кронборг от Хельсингёра. Осень

#цветы_реала #мемуар #преподавательское и ученическое
Сидела я, сидела — вспоминала, что я такое поучительное могу рассказать из школьной жизни своей… Обидно же: у всех есть школьное воспоминание для Патронуса (ну, или для дементора), а у меня что?..
Короче, вот.
Из Омута Памяти: школьное воспоминание древних времен.

На отработку я нарвалась однажды.
Наша семья переехала, и так в 3-м классе я поменяла школу.
Несмотря на стандартную (тогда еще) программу, календарное расписание, конечно, немножко не совпадало. По литературе программа в новой школе отставала, и я по второму кругу стала проходить то же самое; зато по арифметике она ушла вперед.
Так я осталась без темы «сложные примеры». (Это та фиговина с круглыми, квадратными и фигурными скобками, которые надо раскрывать.)
На первой же контрольной этот провал обнаружился. И меня оставили после уроков, с прочими отстающими.

#даты #литература #длиннопост
Сегодня — столетний юбилей Аркадия Стругацкого.

Иногда авторы НФ и утопий увлекаются описанием технической картины мира будущего, расписывая свои всевозможные придумки.
Это может быть любопытно (прежде всего самому автору и не очень широкому кругу современников) как чисто интеллектуальное упражнение, но на долговечность такие произведения обычно не претендуют. Все-таки литература в первую очередь — рассказ о людях, а не о технике; да и устаревают все технические прожекты с потрясающей быстротой.
Герой «Понедельника…» Саша Привалов сталкивается с такой «технической» фантастикой:

#книги #история #длиннопост
Зои Лионидас. От погреба до кухни. Что подавали на стол в средневековой Франции. Изд-во АСТ, 2023.
Продолжение работы этого же автора «Кухня Средневековья: что ели и пили во Франции» (https://fanfics.me/message624979). Еще кое-что выписала:

#картинки_в_блогах #времена_года

Архип Иванович Куинджи (1842–1910). После дождя
«Для русской живописи необходимо было появление своего Моне», — писал А.Бенуа, имея в виду своего рода революцию в сложившейся живописной традиции.
Куинджи родился в Мариуполе в семье бедного грека-сапожника, чьи предки поселились на берегу Азовского моря в годы правления Екатерины Великой. Фамилия его в переводе с урумского означает «ювелир», «золотых дел мастер».

детская #литература #книги #списки
Подвернулся очередной книжный список, мимо которого я, конечно, не могла пройти — хотя бы потому, что симпатизирую его составителю.
50 ЛУЧШИХ ДЕТСКИХ КНИГ ПО МНЕНИЮ ХАЯО МИЯДЗАКИ
По всему видать, что Миядзаки тот еще интернационалист, не зацикленный на собственном культурном регионе.
В принципе, все рекомендованные им книги можно разделить на 4 группы:

КЛАССИКА — КНИГИ ДЛЯ ШИРОКОЙ АУДИТОРИИ И С ШИРОКОЙ ИЗВЕСТНОСТЬЮ:
«Сага о Нибелунгах», Густав Шалк <адаптация, само собой>
«Путешествие на Запад», У Чэнъэнь (1592)
«Рассказы Ляо Чжая о необычайном», Пу Сунлин (1679)
«Робинзон Крузо», Даниэль Дефо (1719)
«Три мушкетера», Александр Дюма (1844)
«Алиса в Стране чудес», Льюис Кэрролл (1865)
«Двадцать тысяч лье под водой», Жюль Верн (1870)
«Приключения Тома Сойера», Марк Твен (1876)
«Остров сокровищ», Роберт Льюис Стивенсон (1883)
«Приключения Шерлока Холмса», Артур Конан Дойл (1892)
«Жизнь насекомых. Рассказы энтомолога», Жан-Анри Фабр (1910)
«Маленький принц», Антуан де Сент-Экзюпери (1943)
«Волшебник Земноморья», Урсула Ле Гуин (1968)

ДЕТСКАЯ КЛАССИКА С ШИРОКОЙ ИЗВЕСТНОСТЬЮ:
«Конек-горбунок», Петр Ершов (1834)
«Серебряные коньки», Мэри Мейп Додж (1865)
«Маленький лорд Фаунтлерой», Фрэнсис Бёрнетт (1886)*
«Ветер в ивах», Кеннет Грэм (1908)
«Рассказы и сказки», Лев Толстой (1909)
«Таинственный сад», Фрэнсис Бёрнетт (1911)*
«Винни-Пух», Алан Милн (1926)
«Хоббит, или Туда и Обратно», Джон Рональд Руэл Толкин (1937)
«Двенадцать месяцев», Самуил Маршак (1943)
«Мы все из Бюллербю», Астрид Линдгрен (1947)
«Приключения Чиполлино», Джанни Родари (1951)
_________
*Фрэнсис Бёрнетт в советское время не переводилась, но потом вышло сразу 6 переводов «Таинственного сада» и 3 — «Фаунтлероя», так что должна быть на слуху.

ОТНОСИТЕЛЬНО МЕНЕЕ ИЗВЕСТНЫЕ У НАС ПРОИЗВЕДЕНИЯ (бесплатный и доступный без VPN источник):
• «Нихон рёики» (Японские легенды о чудесах), Кёкай (VIII–IX вв.):
Сборник буддийских легенд, преданий, притч, анекдотов, фантастических и нравоучительных историй.
https://4etalka.ru/starinnoe/drevnevostochnaya_literatura/423130/fulltext.htm
• «Кольцо и роза, или История принца Обалду и принца Перекориля», Уильям Теккерей (1854):
Сатирическая сказка от автора «Ярмарки Тщеславия», действие которой происходит в вымышленных королевствах. Очень веселила меня в детстве и веселит до сих пор: юмор и фантазия на высоте!
https://bookscafe.net/book/tekkerey_uilyam-kolco_i_roza_ili_istoriya_princa_obaldu_i_princa_perekorilya-20299.html
• «Хайди, или Волшебная долина», Йоханна Спири (1880):
История маленькой сироты, живущей со своим дедом в одиноком домике высоко в горах Швейцарии. Она готова любить всех: сурового Горного Деда, мальчишку Петера, коз, горы, одинокого доктора, старенькую бабушку, больную подружку... Но больше всего она любит свободу.
https://1.librebook.me/heidi
• «Путешествие доктора Дулиттла», Хью Лофтинг (1922):
Дулиттл послужил прообразом для «Айболита» Чуковского. Но не более того: оригинал не является версией «Айболита» в прозе, хотя тоже повествует о приключениях доброго звериного доктора и его пациентов.
https://books-all.ru/read/284594-puteshestvie-doktora-dulittla.html
• «Ресторан У Дикого Кота», Кэндзи Миядзава (1924):
Сборник поучительных и лирических сказок на буддистской подкладке: мир как живое единство. На русском языке вошел в состав избранных сочинений Миядзавы «Звезда Козодоя».
https://moreknig.org/proza/sovremennaya-proza/129466-zvezda-kozodoya.html
• «Ласточки и амазонки», Артур Рэнсом (1930):
Две семьи с детьми обитают в Озерном крае: парусный спорт, рыбалка, походы, игры в войнушку и пиратство… Сто лет назад уже, однако!
https://librebook.me/swallows_and_amazons
• «Девять сказок», Карел Чапек (1932):
Сборник, куда входят: «Большая кошачья сказка», «Собачья сказка», «Птичья сказка», «Сказка водяного», «Разбойничья сказка», «Бродяжья сказка», «Большая полицейская сказка», «Почтарская сказка» и «Большая докторская сказка». Фирменный чапековский юмор прилагается.
https://knigavuhe.org/book/devjat-skazok/
• «Летающий класс», Эрих Кестнер (1933):
Повесть о нескольких днях из жизни немецких гимназистов, об их дружбе и ссорах, а также о том, что «правила» и «правильный поступок» — это не обязательно одно и то же.
https://moreknig.org/detskoe/detskaya-proza/251902-letayuschiy-klass-povesti.html
• «Норвежская ферма», Мария Гамсун (1933):
Автор — жена писателя Кнута Гамсуна, и в повести есть элементы автобиографизма. Четверо маленьких норвежцев (2 мальчика и 2 девочки) круглый год живут на ферме; вместо собак и кошек у каждого из них имеется по корове, а еще, конечно, книги и сколько угодно природы.
https://knigogid.ru/books/497834-norvezhskaya-ferma (с регистрацией!)
• «Долгая зима», Лора Инглз Уайлдер (1940):
Героине книги 14 лет. Действие происходит в Дакоте во время суровой зимы 1880–81 гг., продлившейся 7 месяцев. Снежные бури и заносы отрезают городок, где живет семья Лоры, от внешнего мира, и им приходится буквально бороться за выживание. Эта повесть тоже автобиографична.
https://moreknig.org/detskoe/detskaya-proza/46886-dolgaya-zima.html
• «Маленькая белая лошадка», Элизабет Гоудж (1946):
Фэнтези. Действие происходит в 1842 году. 13-летнюю сиротку отправляют в поместье на западе Англии в сопровождении гувернантки и собаки. Там она оказывается в мире вне времени, в окружении необычных людей и волшебных существ (например, белая лошадка — это единорог), узнает древнюю тайну — и, конечно, принимает на себя важную миссию. Любимая книга Дж. Роулинг в детстве.
https://bookscafe.net/book/goudzh_elizabet-malenkaya_belaya_loshadka_v_serebryanom_svete_luny-26241.html
• «Происшествие в Оттербери», Сесил Дэй-Льюис (1948):
Детективно-приключенческая повесть, герои которой — школьники. История, что началась с разбитого стекла, но плавно перетекла в поиски шайки преступников. Ну, еще и про дружбу и взаимовыручку, само собой. (Инвариант сюжета книги Э.Кестнера «Эмиль и сыщики».)
https://www.rulit.me/books/proisshestvie-v-otterberi-download-329024.html
• «Добывайки», Мэри Нортон (1952):
Сказочная повесть о маленьких человечках, тайно живущих рядом с людьми и «добывающих» у них разные нужные вещи, от еды до безделушек. Но однажды одна маленькая добывайка нарушила табу — не показываться хозяевам жилища на глаза…
https://moreknig.org/detskoe/skazka/207596-dobyvayki.html
• «Орел Девятого легиона», Розмэри Сатклифф (1954):
Начало исторической трилогии «Римская Британия». II век н. э. Молодой центурион Марк Аквила отправляется в дикие британские земли на поиски бесследно исчезнувшего римского Девятого легиона, которым командовал его отец.
https://libcat.ru/knigi/proza/istoricheskaya-proza/9896-rozmeri-satkliff-orel-devyatogo-legiona.html
• «Маленькая книжная комната», Элинор Фарджон (1955):
Сборник из 27 рассказов, большей частью сказочных. Название связано с библиотекой в доме детства писательницы, которая открывала «волшебные окна» в другие времена и места.
https://readli.net/sedmaya-printsessa-skazki-rasskazyi-pritchi/
• «Том и полночный сад», Филиппа Пирс (1958):
Фэнтези. 12-летний Том живет на карантине у тети и дяди. Однажды в полночь он выскальзывает из дома и оказывается в таинственном викторианском саду… Повесть о Времени и о прошлом, которое уходит, но остается в памяти.
https://libking.ru/books/child-/child-prose/594769-filippa-pirs-tom-i-polnochnyy-sad.html
• «Когда здесь была Марни», Джоан Робинсон (1967):
Замкнутая одинокая девочка (и снова сирота) проводит каникулы у моря — и там встречает свою первую настоящую подругу. На первый взгляд кажется, что у Марни всё благополучно, — но это только на первый взгляд. И существует ли Марни вообще?
https://biblioteka-online.org/book/kogda-zdes-byla-marni
• «Из архива миссис Базиль Э. Франквайлер, самого запутанного в мире», Элейн Лобл Конигсбург (1967):
12-летняя Эмма и ее младший брат проводят увлекательную ночь в музее Метрополитен и устраивают там своего рода детективное расследование.
https://libgen.gl/edition.php?id=3224087
• «Тисту — мальчик с зелеными пальцами», Морис Дрюон (1973):
Сказка про потенциального великого хаффлпаффца, весьма в духе Миядзаки. К чему бы Тисту ни прикоснулся, везде вырастают цветы…
https://moreknig.org/detskoe/skazka/127762-tistu-malchik-s-zelenymi-palcami.html

НЕ ПЕРЕВОДИЛИСЬ НА РУССКИЙ:
• «Соседи: История Джейн Аддамс», Клара Ингрэм Джадсон (1918–39). Биография основательницы чикагского центра социальной работы, который привлек внимание Америки конца XIX века к потребностям иммигрантов, рабочих и детей.
• «Летающий корабль», Хильда Льюис (1939). Фэнтези. Дети находят волшебный корабль норвежского бога Фрейра, на котором совершают рискованные путешествия в пространстве и времени.
• «Женщина, открывшая радий», Элинор Дурли (1939). Адаптированная для детей биография Мари Кюри.
• «Человек, который сажал лук-батун», Ким Со Ын (1953). Сборник корейских народных сказок в авторской обработке.
• «Принцы ветра», Мишель-Эме Бодуи (1956). Приключенческая сказка, сейчас практически забытая: информация отсутствует даже во французском сегменте Сети.
• «Нас было пятеро», Карел Полачек (1965). Веселые похождения пятерых мальчишек, живущих в маленьком чешском городке.
• «Фламбардз», Кэтлин Венди Пейтон (1969). Трилогия об очередной девочке-сироте, которая переезжает в обедневшее эссекское поместье, принадлежащее ее деспотичному дядюшке и двум его сыновьям. (Существует 13-серийная телеверсия 1979 года.)

Любовь литературы к сироткам сложилась задолго до ГП: ребенок, растущий без родителей, — и для сюжета козырный ход, и для возбуждения читательского сопереживания тож.
Заодно для наглядности — 20 популярных книг о сиротах (впрочем, часть из них совсем не детские):
Ч.Диккенс. Оливер Твист (1839)
Ф.Достоевский. Неточка Незванова (1849)
Дж. Гринвуд. Маленький оборвыш (1866)
Уйда (Л. де ла Раме). Нелло и Патраш (1872)
Г.Мало. Без семьи (1878)
Д.Григорович. Гуттаперчевый мальчик (1883)
М.Твен. Приключения Гекльберри Финна (1884)
Ф.Бёрнетт. Маленькая принцесса (1905)
Л.Чарская. Сибирочка (1908)
Л.Монтгомери. Аня из Зеленых Мезонинов (1908)
Э.Портер. Поллианна (1913)
Л.Пантелеев, Г.Белых. Республика ШКИД (1927)
А.Макаренко. Педагогическая поэма (1935)
Ж.Амаду. Капитаны песка (1937)
Л.Воронкова. Девочка из города (1943)
В.Катаев. Сын полка (1945)
А.Линдгрен. Расмус-бродяга (1956)
Э.Ажар (Р.Гари). Вся жизнь впереди (1975)
А.Приставкин. Ночевала тучка золотая… (1987)
Л.Сникет (Д.Хэндлер). Скверное начало (1999)

#картинки_в_блогах #художники #МиМ #Булгаков
Иллюстраторы «Мастера и Маргариты».
Их сотни, без преувеличения. Зарубежных тоже хватает, но наших, конечно больше. И они в целом как-то интереснее, на мой взгляд.
Всех обозреть невозможно — здесь то, что особенно впечатлило нестандартностью подхода. Художники, имеющие Художественные Идеи!
Подобрала разные сцены, но среди них немало повторяющихся эпизодов, ради возможности сопоставить различные трактовки.

Александр Костин (род. 1955)
1. Воланд в качестве свидетеля рассказывает компании на Патриарших Прудах, как в белом плаще с кровавым подбоем, — ну и так далее, по тексту, — выходит прокуратор Иудеи Понтий Пилат. И удаляется, судя по всему, в свое невеселое бессмертие.
2. Знаменитая сцена с «лунной дорожкой». И сверху смотрит Бегемот: «Не будем им мешать. И может быть, до чего-нибудь они договорятся».
3. И еще одно бессмертие: Мастера и его подруги.

#литература #писательство #длиннопост
На Фанфиксе есть немало «серий» самой разной степени связности. Но даже там, где связность, казалось бы, минимальная, срабатывает один интересный эффект.
Так что — на примере классики.
О ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ЦИКЛАХ, ОБ ЭМЕРДЖЕНТНОСТИ (вспомнила красивое слово, надо его вставить!) И О НИКОЛАЕ ВАСИЛЬИЧЕ ГОГОЛЕ

Как всем известно, у Гоголя есть три цикла повестей.
Два из них скомпонованы по очевидному — если не углубляться в содержание — принципу. Это место действия. «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Петербургские повести» («петербургскими» их вообще-то назвали критики — сам автор озаглавил эту книгу «Арабески»).
А вот «Миргород»… Как бы тоже место действия.
Но есть нюанс.
Этот цикл, в отличие от двух других, составлен из четырех абсолютно разных по жанру произведений, причем собственно в Миргороде происходят только события последнего из них:
• идиллия,
• героический эпос,
• фантастическая новелла на фольклорной подкладке,
• бытовая сатирическая повесть.
Все части цикла связаны контрастно-дополнительными отношениями. Темповое чередование напоминает симфонию:
• Adagio («Старосветские помещики»),
• Allegro maestoso («Тарас Бульба»),
• Scherzo («Вий»),
• Andante («Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»), с небольшой вспышкой оживления в кульминации и затуханием в финале.
Заглавие «Миргорода» выбрано явно не случайно: «мир — город». Оно создает два уровня смысла: 1) город, сам для себя равный миру; 2) мир, метафорически представленный в образе города. Притом имя не вымышленное, и в первом эпиграфе к циклу Гоголь это подчеркивает:
Перечисление солидных, полновесных сооружений как бы закрепляет реальность объекта. Далее следует второй эпиграф — «из записок одного путешественника»:
Бытовая частность в роли эпиграфа прямо трещит под грузом многозначительности. Комически-важная интонация усилена ассоциацией «дырка от бублика». Бублик — эмблема города, едва ли не его герб. Малое и великое, бытовое и возвышенное, ничтожное и значительное поставлены рядом, смешаны и вступают в разнообразные отношения — так Гоголь построил все четыре повести.
Плюс еще кое-что — тут оно не заложено автором сознательно, но так уж вышло: лейтмотив цикла — образ КРУГА. Геометрического бублика. Мир — город.
А еще с формулы Urbi et Orbi (Городу и Миру) начинались важные объявления в Древнем Риме и — позднее — папские энциклики. Свободные ассоциации у двух разных людей совпадают редко, так что об этом Гоголь тоже наверняка не думал при выборе заглавия (95% всех «тайных смыслов» читатели черпают в собственном вдохновении), но все равно получилось удачно. Как, собственно, и бывает у отличного писателя. Итак, что Гоголь имеет здесь объявить «граду и миру»?
Разрушение той нормы человеческого существования, которая утверждалась в качестве идеала циклом «Вечеров…».
Откуда приходит беда?

«Старосветские помещики» до отказа набиты гастрономией: кофе, коржики с салом, пирожки с маком, соленые рыжики, сушеные рыбки, каша, арбуз, груши, вареники с ягодами, «киселик», кислое молочко и «жиденький узвар с сушеными грушами» помянуты только в качестве закусок между основными трапезами.
И шокирующий парадокс: в этот прозаичнейший быт погружена самая преданная, неувядающая любовь. Та самая, которая — и в жизни, и в смерти. Которая у Ромео и Джульетты. Еще Белинский поражался смелости Гоголя, наградившего таким чувством ограниченных людей, ведущих ничтожную, бессмысленную жизнь, заполненную одной лишь едой: «Вы плачете о них, о них, которые только пили и ели и потом умерли!»
Даже отчества Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны совпадают, как у птенцов одного гнезда. Никто им не нужен, и даже детей у них нет — еще один знак существования бесплодного, но в то же время до краев заполненного друг другом.
Эта старосветская идиллия изо всех сил старается защитить себя, уберечь от опасностей внешнего мира. Гармоничная вселенная «Вечеров…» сужается здесь до размеров сада, окружающего помещичий домик. Бытие героев вписано в целую систему защитных концентрических кругов:
В замкнутом со всех сторон (и даже сверху) мире и время тоже кружит, как рыбка в аквариуме: вплоть до развязки это — настоящее неопределенное (своего рода русская версия Present Indefinite Tense), нигде на временной оси не закрепленное, бесконечно повторяющееся; абсолютно доминируют глагольные формы несовершенного вида и так называемые многократные глаголы: «говаривал», «закушивал» и т.п. Настойчиво крутятся словечки: «обыкновенно», «по обыкновению» и т. п.
Всё это признаки идиллии. Идиллия живет, пока она верна себе и не нуждается во внешнем мире: «ни одно желание не перелетает за частокол, окружающий небольшой дворик».
Но внешнему миру нет дела до пожеланий идиллии. Охранительные барьеры жалки до слез — своей ветхостью, своим чисто символическим характером. Столбики галереи, частокол, плетень — всё разваливается, избы пошатнулись; даже свод радуги — и тот «полуразрушенный»!
Автономия идиллии бесконечно уязвима, как и любое совершенство: хватит ничтожного толчка, чтобы она рухнула, первой же прорехи в магическом кругу. Такой прорехой оказывается обидно прозаическая дыра под амбаром, через которую дикие коты подманили серенькую кошечку Пульхерии Ивановны, «как отряд солдат подманивает глупую крестьянку».
Бегство кошечки в этом завороженно-неподвижном мире приобретает статус события, притом единичного, преобразующего циклическое время в линейное. И тут-то в повествование вторгаются глаголы совершенного вида, обозначающие законченное действие. Единожды двинувшись с места, время торопится наверстать упущенное: старички-помещики умерли, домик опустел, крестьяне разбежались.

В «Тарасе Бульбе» мотив круга реализован иначе. Это уже не хронотоп, а принцип организации системы персонажей.
Коллективный герой повести — братство запорожских казаков, объединенное идеей защиты отчизны и православной веры. «Вот в какое время подали мы руку на братство, — говорит Тарас. — Вот на чем стоит наше товарищество. Нет уз святее товарищества…»
Круг идиллии, согласно природе жанра, занимал оборонительную позицию. Но круг героического эпоса атакует.
Часто отмечают, что «Тарас Бульба» противопоставлен истории о ссоре двух Иванов: ничтожные Иваны — потомки героических запорожцев. Всё выродилось, опошлилось, и ржавое ружье (послужившее яблоком раздора) проветривается на заборе вместе с неношеным «синим козацким бешметом». А вот то ли дело — были люди в наше время! Школьная трактовка «Тараса Бульбы» преподносит его как утверждение патриотической идеи.
Но, как и в предыдущей повести, всё не так просто, иначе не был бы Гоголь реалистом. В «Старосветских помещиках» великое (любовь) соседствовало с ничтожным. Так же омрачена патриотическая идея в «Тарасе Бульбе» — уж не говоря о том, что пафосу «национально-освободительной борьбы», на что напирают все комментаторы повести, сопутствуют менее высокие мотивы: «пора бы погулять запорожцам» — и: «решились идти прямо на город Дубно, где, носились слухи, было много казны и богатых обывателей». (И старший современник Гоголя, «отец исторической романистики» Вальтер Скотт в одном из своих романов, посвященных бесконечным англо-шотландским войнам, делал то же наблюдение: «уважение к религиозным установлениям вскоре уступало место национальной вражде, подкрепленной пристрастием к грабежу».)
Козаки Гоголя жаждут прихода такого времени, «чтобы по всему свету разошлась и везде была бы одна святая вера, и все, сколько ни есть бусурменов, все бы сделались христианами!» А в стремлении к своей цели они не просто воинственны — они воинственны агрессивно, нетерпимы, жестоки (как, спору нет, и их противники).
Через всю повесть проходит тема преследования людей другого круга — «жидов», «ляхов». Когда в ответ на вопрос Тараса, много ли в городе «наших», еврей Янкель отзывается: «Наших там много: Ицка, Рахум, Самуйло, Хайвалох, еврей-арендатор…» — Тарас приходит в неподдельное негодование: «Что ты мне тычешь свое жидовское племя!»
А когда Бульба в кругу товарищей провозглашает тост «за всех христиан, какие живут на свете!» — при этом совершенно очевидно, что поляки-католики, с которыми Сечь ведет непримиримую войну, таковыми по определению не считаются.
Советская идеология, как, впрочем, и любая идеология, охотно множившая и подменявшая понятия, разделяла «хороший» интернационализм и «плохой» космополитизм по тому же простому принципу. Единство людей хорошо, когда оно практикуется в своем кругу; попытки распространить его на внешнюю среду изначально плохи, ибо тут же объявляются «непатриотичными», а то и вовсе изменническими. Роковым разделом является идеологическая либо государственная граница.
«Знаю, подло завелось теперь на земле нашей <…>; свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке…», — негодует Тарас. И здесь то же самое: осуждается не грех как таковой, а разрушение единства внутреннего круга — «свой своего».
Что уж говорить о финале повести, где «святой верой» и христианством даже близко не пахнет:
Такое положение вещей изначально заряжает повесть Гоголя глубоким внутренним конфликтом, ибо герои воспринимают себя в качестве ревнителей христианской идеи, т. е. идеи любви, терпимости и милосердия. Именно с этой стороны и оказывается уязвимым круг запорожского братства.
Как и в «Старосветских помещиках», разрыв происходит «изнутри»: Андрий, более впечатлительный, чем его отец и брат, потрясенный страданиями осажденных и любимой им девушки, жертвует любви товариществом и верностью — а им, в свою очередь, жертвуют кровной связью, родительской любовью: Тарас убивает своего сына как изменника.
Характерно, что в литературоведческих интерпретациях советской эпохи это убийство решительно оправдывалось — и оправдание его приписывалось также автору: Тарас = Гоголь. Вот типичное высказывание: «Хотя предательство выросло не на почве равнодушия, голого расчета, это не снимает с Андрия вины, даже не смягчает ее. Гибнет не человек, а подлая собака».
Тут опущено одно-единственное маленькое словечко, а оно многое меняет. «Пропал бесславно, как подлая собака», — с горечью говорит Тарас, глядя на мертвого сына.
Такое же передергивание совершалось и с противоположных, осуждающих позиций, когда критики (уже постсоветские) заявляли, будто повесть Гоголя насыщена «неистовым русским национализмом и обострившейся враждой к ляхам-католикам».
Бедный Гоголь. Так ли, сяк ли, а лепят из него то древнеримского Брута (Луция Юния, казнившего своих сыновей-заговорщиков), то великодержавного шовиниста. Впрочем, критиков не то чтоб трудно понять: конъюнктура, сэр!
В «Тарасе Бульбе» много смертей. Но не они сами по себе трагичны — ни ужасная гибель Андрия, ни героическая и мученическая смерть его брата и отца.
Трагично непримиримое противостояние равновеликих идей; трагичен выбор, перед которым оказываются люди и который невозможно совершить без уничтожения некой абсолютной ценности. Дамблдоровская дилемма «между легким и правильным» и рядом не стояла, потому что нет в «Тарасе Бульбе» выбора ни легкого, ни — что еще страшнее — правильного. Мир, в котором любовь и сострадание могут быть реализованы только через предательство, а справедливость — только через сыноубийство и геноцид, — это мир, возможно, великолепный в замысле, но искаженный в его реализации.

«Вий» в миргородском цикле на первый взгляд выглядит приблудившимся из «Вечеров…» — словно автор не успел включить его в первую свою книжку и ничтоже сумняшеся отправил во вторую. Однако универсум этой повести, в отличие от диканьского, дисгармоничен и нестабилен.
Герой «Вия» как бы включен в два мира сразу: дневной всецело принадлежит низменной житейской прозе; ночной — мир страшной и ослепительной легенды. Сами имена героев-семинаристов звучат диссонансом, диковатым сочетанием победных римских труб с деревенской гармошкой: философ Хома Брут (простонародная форма имени Фома + прославленный тираноубийца), ритор Тиберий Горобець (имя императора + укр. «воробей»); сюда же — «богослов Халява». Это тоже знак надлома.
Мотив круга здесь реализован непосредственно в сюжете и принимает на себя главное его напряжение: ночью в церкви Хома Брут читает псалмы у гроба ведьмы-панночки.
Кульминация повести — попытки темных сил прорвать магическую защиту. Но и в этом случае они остаются безрезультатными, пока не происходит встречное движение изнутри, всего лишь намек на капитуляцию. Хома не в силах совладать с собственным любопытством, хотя понимает его пагубность (Д.С.Лихачев отмечал, что если святые в иконографии чаще всего изображались анфас, то Иуда и бесы повернуты в профиль к зрителю — именно ради предотвращения визуального контакта):
Согласно догмату о свободе воли, демонические силы не могут завладеть человеком, не получив на то его внутреннего согласия: только оно и разрывает круг. В этом смысле поддавшийся искушению Хома — сам свой собственный убийца. Нечистые духи даже не успели прикоснуться к нему: «вылетел дух из него от страха».
И в финале рассказчик подтверждает:
Такая «удвоенная» развязка (после ужасной смерти героя — комичные рассуждения про верный способ нейтрализации ведьм) отвечает общему пафосу двойственности бытового и волшебного в «Вие».
Сюжет всех трех повестей, таким образом, строится на мотиве разрыва круга, которым обозначают свою сферу автономности и полновластия частные жанры: идиллия, героический эпос, волшебная сказка. Барьер не выдерживает, и в жанр вторгаются, разрушая его, не свойственные ему проблемные повороты, ставящие под сомнение его «родные», постулированные по умолчанию аксиоматические ценности. В классической идиллии в принципе не мог бы возникнуть вопрос об осмысленности чисто частного существования, как в классическом эпосе — вопрос о цене верности и героизма; а классическая волшебная сказка не должна завершаться гибелью протагониста («Колобок» не в счет!).
Один из литературоведов (И.А.Есаулов) видел в «Миргороде» мифопоэтическую «модель деградирующего в своем развитии мира». В «Старосветских помещиках» представлен (через призму незлой авторской иронии) золотой век; в «Тарасе Бульбе», где есть место для вражды и убийства, — серебряный век; в «Вие», где герой имеет врага в себе самом, — медный век. И, наконец, четвертая повесть — век железный.

В «Повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» происходит нечто неожиданное.
Перед нами опять замкнутый на себя хронотоп: на сей раз это мир бытовой повести, обладающий собственным, тщательно прописанным пространством и собственным летоисчислением, которое заявлено с первых же строк, с панегирика иван-иванычевой бекеше:
Очевидно, дата исторического путешествия Агафии Федосеевны используется как точка отсчета вместо Рождества Христова: «до» и «после»; Киев для миргородцев куда более важен (и, во всяком случае, более известен), чем какой-то там Вифлеем. А мимоходом отпущенное замечание про откушенное ухо добавляет и новые исторические вехи. И какая неподражаемая интонация: с одной стороны — памятное событие, а с другой — как бы и вполне нормальное: ну откусили ухо и откусили — дело житейское…
Позиция повествователя двоится — простодушные восторги рассказчика, видящего Миргород прямо раем земным, ничуть не скрывают авторской насмешки:
Здесь возникают, во-первых, превращенные мотивы «Старосветских помещиков» (обогатившись гоголевским сарказмом), во-вторых — в ретроспективе — совсем уже травестированные пейзажи «Вечеров…», где самые вдохновенные страницы были посвящены описанию Днепра, по чьим берегам «толпятся» прибрежные леса с полевыми цветами, не в силах наглядеться на его светлые воды.
Лужа как бы задает масштаб мира четвертой повести; а где лужа, там и свиньи, — и свинья действительно скоро появляется, чтобы похитить донос Ивана Никифоровича на Ивана Ивановича. Впрочем, и к двуногому населению города вполне можно применить определение Городничего из «Ревизора»: «свиные рыла вместо лиц».
И, конечно, как не вспомнить снова «Тараса Бульбу». Там бьются за веру, за честь и свободу — здесь собачатся из-за бурой свиньи и ломаного ружья. Там из-за любви идут на смерть и предательство — здесь сожительствуют с бабами, «похожими на кадушки».
Живут миргородцы точно на другой планете, и отзвуки внешних событий доходят до них лишь в виде мифа, внушающего подозрение, будто реален только Миргород, а за его пределами — пространство фикций. Поговаривают, будто три короля объявили войну «нашему царю», чтобы заставить его принять турецкую веру. В этой форме до Миргорода дошли слухи о войне с Францией, Пруссией и Швецией.
И…
Бытовой повести удается то, что не удалось ни идиллии, ни эпосу, ни даже сказке. Она сохраняет эту свою обособленность благодаря полнейшему, ничем непоколебимому равнодушию. Помните эпический — с цицероновскими периодами — донос Ивана Ивановича?
Здесь бесподобно всё: от стиля международного ультиматума до легкости, с которой обзывалка превращается в преступное посягновение на устои державы («посрамление чина»). Неизменно прекрасна и логика: «не-гусачество» Ивана доказывается через его дворянское происхождение (а дворянство — через церковную запись о дне рождения и крещении). Как если бы герой вполне мог быть гусаком, не будь он дворянином.
И спустя два года после ссоры Иванов происходит великое событие: городничий дает ассамблею, на которой предпринята безуспешная попытка помирить бывших приятелей.
…А теперь прибавьте эти «два года» к дате доноса, указанной выше.
В самые трагические дни войны 1812 года обыватели поглощены перипетиями дурацкой ссоры. Не существует ни России, ни Наполеона — весь мир города Миргорода заключен в пределах провинциальной дырки от бублика.
И именно этот мир не несет в себе никакого нравственного оправдания: в нем нет ничего живого, осмысленного, значительного. Нет места конфликту ценностей, потому что нет самих ценностей: есть мертвый застой, гниение.
Время уже не просто замыкается в кольцо, как это было в «Старосветских помещиках», а вообще как бы истаивает: «С этого дня палата извещала, что дело решится завтра, на протяжении десяти лет».
Спустя долгие годы рассказчик — проездом в здешних краях — видит, как догнивает этот закупоренный мирок, по-прежнему сохраняя статус-кво. Образ повествователя к этому моменту выскальзывает из-под личины наивного миргородского мещанина, теряет комические краски и сближается с образом автора: «Скучно на этом свете, господа!»

И вот наконец дошло до красивого слова «эмерджентность». В теории систем — наличие у системы свойств, не присущих ее компонентам по отдельности.
И в литературе целое — в данном случае цикл — так же не исчерпывается суммой своих частей. «Миргород» — демонстрация принципиальной обреченности любой утопии. Она рано или поздно ассимилируется внешним миром, предпосылки к чему заключаются в людях, ее населяющих. Утопия уязвима изнутри больше, чем извне, — осуществляется ли прорыв из-за страха перед переменами («Старосветские помещики»), из-за стремления к выходу либо захвату «внешнего» пространства («Тарас Бульба») или просто благодаря слабодушию героя («Вий»).
Последнюю повесть цикла населяют мертвые души: в этом случае импульса к ассимиляции нет. И здесь утопия застывает, коллапсирует — и… превращается в антиутопию.
Позже Гоголь попытался найти выход в воскрешении «мертвых душ», но судьба его замысла общеизвестна. Если бы и удалось ему воскресить чичиковых и плюшкиных, то участь того прекрасного нового мира, который им предстояло создать, выглядела более чем сомнительной в свете логики «Миргорода». Очевидно, к моменту завершения работы над вторым томом Гоголь уже отчетливо это чувствовал, что могло послужить одной из причин уничтожения уже написанного текста.

#цветы_реала #русский_язык
Привычка делать утреннюю гимнастику под разнообразную музыку приводит к тому, что временно ничем полезным не занятая голова — а попробуйте в такт прыжкам и отжиманиям умные думы думать! — начинает задаваться дурацкими вопросами.
На сей раз я зацепилась за строчку из знаменитой песни «На безымянной высоте». Надо сказать, что исполнители довольно ясно выпевают все звуки — так что даже безударные звучат четко. Не то чтоб я их прицельно регистрировала, но тут уж не услышать трудно. И стало мне интересно: а как эта строчка звучит у других певцов?
Дай-ка, думаю, гляну: на что ж нам Интернет даден?
Силы небесные, да кто бы знал, что столько народищу пело / поет эту самую песню! Ладно бы женщины, но ведь и дети малые.
Ну, кое-кого из них я помню, конечно. Но 90% исполнителей... Ужас как я отстала от эстрадной жизни. В общем, имена и фамилии — по данным сайта «Музыка Mail.ru». Может, и переврали где.
Грант под это исследование, пожалуй, получить не удастся, — опубликую-ка его на Фанфиксе. Итак, что показали результаты расследования на тему: «НЕ vs НИ на всенародном певческом референдуме»?

— поют: «и как бы трудно НИ бывало, / ты верен был своей мечте».

— поют: «и как бы трудно НЕ бывало, / ты верен был своей мечте». Название последнего ансамбля — «Завтрашний День» — звучит прямо пророчески: НЕ и в самом деле слышится в 1,7 раза чаще.

А варианты есть?
Есть!!
Ядвига Поплавская & Александр Тиханович, Максим Кукнерик & Анатолий Анцупов, а также группа «Челси» поют вразнобой.
Хор Академического симфонического оркестра Санкт-Петербурга поет «и как бы трудно НИ бывало»… в основном.
Адилет (Шайлобек-Тегин) вместо этой роковой строчки просто повторяет «но только крепче мы дружили»; к аналогичному фокусу прибегает и Рашид Алиев (но это, похоже, и вовсе тролль: сложно поверить, чтоб у человека до такой степени не было ни голоса, ни слуха).
Звезды эстрадной и оперной сцены Эдуард Хиль, Владимир Трошин, Евгений Нестеренко и Борис Штоколов… благоразумно пропускают этот куплет вообще.
А Виктор Степаков (SoLiD) — самый хитрый.

В качестве контрольного образца выступила песня Р.Паулса «Старинные часы».
19 певиц и певцов убеждены, что ход времени неудержим: «И время НИ на миг не остановишь».
А вот 26 исполнителей, во главе с дорогой Аллой Борисовной, уверены, будто на миг — но только на миг! — можно: «И время НЕ на миг не остановишь». (Доктор Фауст в восхищении!)
Разница менее значительная, но в целом тоже в пользу НЕ.
Не знаю, можно ли отсюда вывести какую-либо мораль. Разве что — выбор большинства — не всегда правильный выбор. Но это звучит как-то недемократично.

И бонусом: в песне соблазнительницы из «Бриллиантовой руки» — «Помоги мне» — Наташа Королева (урожд. Порывай) выдает интересный фонетический эффект.
В «помоги» и «гибнет» у Наташи при первом использовании каждого слова звучит «Г» [ɡ], а при повторе, когда оно произносится с особенным надрывом, — совершенно четкий южнорусско-белорусско-украинский [γ]: почти «помохи» и «хибнет» (с жестким Х) — так называемый «фрикативный Г».
У Аиды Ведищевой — исконной исполнительницы, а также у Нины Бродской и Ольги Пирагс во всех случаях — однозначно [ɡ].
Мне прям сразу вспомнился второй курс универа и диалектологическая практика. И заодно профессор Генри Хиггинс из «Пигмалиона».
Для справки: в русском языке фрикативный Г считается фонетической нормой только в словах «Господь / Господи», «ей-богу» и… «бухгалтер». А также «ага», «ого» и «о-го-го».
Бухгалтера в этом месте могут гордо приосаниться: о-го-го!

#книги #ex_libris #Дамблдор
По следам вчерашнего обсуждения АД по поводу фанфика Покой и воля (Книга I)
И вообще тема «БИ профессора Дамблдора» всплывает периодически, так что я вспомнила одну подвернувшуюся книжку.

Ирвин Хайтман. Гарри Поттер: Дамблдор. Жизнь и ложь прославленного директора Хогвартса. М., 2022.
Как любая последовательная серия аргументов, эта работа плохо поддается пересказу, и лучше ее прочитать, чем полагаться на чьи-то попытки обобщения.
И.Хайтман в своих построениях исходит из двух разных посылок, против которых вероятно, мало что можно возразить.
Первая — констатирующая. Имидж — оружие Дамблдора, не менее важное, чем его магические таланты, и было бы странно ожидать, что он от этого оружия откажется:
Вторая посылка, так сказать, методологическая: она напоминает, что́ необходимо учитывать для объективной оценки действий директора:

Узловые точки каждой книги цикла, выделяемые Хайтманом:
• ГП и ФК: как защиты Философского камня связаны с намерениями Дамблдора? И чего — а также какими путями — он надеялся достичь в истории с Камнем и Зеркалом?
• ГП и ТК: что и когда Дамблдор узнаёт о хоркруксах? Каким образом он мог сдержать свое обещание помогать «всем, кто доверяет и просит о помощи»?
• ГП и УА: между Северусом и Сириусом. Какие проблемы Дамблдор навлек на себя своим «антислизеринским» настроем.
• ГП и КО: каким образом Грюму-Краучу удалось провернуть свой маскарад? И почему настолько нелепый и запутанный план с воскрешением смог сработать?
• ГП и ОФ: что и когда Дамблдор узнаёт о шраме Гарри? Пророчество как дамблдоровская «обманка».
• ГП и ПП: полная перестройка планов БИ в связи с тем фактом, что Дамблдор схлопотал смертельное проклятие от кольца Гонтов. Серия вариантов, связанных с хоркруксами и Дарами, на случаи, если Гарри выживет — и если он не выживет. В чем была слабость планов Дамблдора? Зачем он спровоцировал Гарри на поиск Даров Смерти, которые в итоге не так уж и понадобились?
• ГП и ДС: о роли семейных тайн в формировании характера Дамблдора. Каково было его настоящее отношение к Гарри? Почему директор до конца не открыл ему правды о необходимости финального самопожертвования, поручив это Снейпу и сильно рискуя тем, что Гарри так и не получит эту информацию? Мог ли (и собирался ли) Дамблдор организовать убийство Поттеров или хотя бы попустительствовать ему, чтобы получить нужного ему ребенка из пророчества?

И заключительная параллель между сказкой о Дарах Смерти — и Волдемортом, Снейпом и Гарри, которые выступают в ролях братьев Певереллов, получивших Дары. В роли Смерти тут парадоксальным образом оказывается сам Дамблдор, так или иначе послуживший гибели каждого из троих. Как в действительности работают Дары, и насколько истинны видения, которые посылает Воскрешающий Камень?
Предупреждение:
Где пока можно читать и скачать бесплатно (платно есть много где):
https://bookzip.top/80533-garri-potter-dambldor.html

P.S. И еще — не в тему, но чтоб дважды, как говорится, не вставать:
Недавно также мелькало в блогах имя Rakugan.
Если кому-то, кто легкомысленно не обзавелся привычкой сохранять нужные файлы, потребуются ее собранные в одном пока легкодоступном (без VPN) месте фанфики, то это место — вот тут:
https://hazard.rusff.me/viewtopic.php?id=92