Вопрос лояльности (джен)

Как. Же. Ему. Это. Надоело.

Рабастан Лестрейндж снял очки и устало потёр переносицу. Зрение у него испортилось в тюрьме, и испортилось как-то на редкость погано: один глаз стал хуже видеть вдаль, другой — на близком расстоянии. Так что стёкла в очках пришлось делать разными, и, может быть, поэтому, но глаза у него от долгой напряжённой работы уставали и начинали болеть, а мост отвратительно давил на переносицу, от чего к концу дня у Рабастана начинал ныть ещё и нос. И виски. И даже уши.

Он отложил очки и потянулся, запрокинув голову. В шее что-то хрустнуло, и продолжало хрустеть, пока он медленно водил запрокинутой головой из стороны в сторону. Когда хруст, наконец, прекратился, Рабастан выпрямился и встал, отодвинув тяжёлое кресло. Десять вечера. Давно пора домой, а у него ещё полно работы.

Чем дальше — тем сильней ему казалось, что в министерстве больше не работает никто, кроме двух десятков человек, большая часть из которых это министерство и захватывало. Зачем, спрашивается? Чтобы здесь дневать и ночевать? В самом деле, он уже всерьёз подумывал о том, чтобы поставить здесь нормальную кровать. А что? Кормили в здешней столовой вполне прилично, душ был в Аврорате и у ликвидаторов — зачем ему вообще отсюда уходить? Тем более что утром всё равно нужно было возвращаться, чтобы…

Чтобы — что?

Нельзя работать с теми, кто работать не желает. Этот тезис представлялся Рабастану аксиомой до того момента, когда Лорд отправил его вот сюда — в отдел магического транспорта.

— Это очень важно, Рабастан, — торжественно провозгласил Лорд. — Ты ведь понимаешь сам, насколько.

Рабастан, конечно, понимал, но интересней это понимание работу для него не делало. Тем более что сотрудники желанием работать не горели и от него шарахались — и это он понимал тоже. Он и сам бы от себя шарахался на их-то месте… ещё бы: один побег из Азкабана чего стоил. Да и то, за что они всей семьёй туда отправились… О, Рабастан их понимал — но ему-то что с этим было делать?

Вопреки расхожему мнению, работать с теми, кто тебя боится, во-первых, неприятно, а во-вторых — неэффективно. Его же это ещё и крайне раздражало: они что же, полагали, что он сейчас на них накинется и… что? Откусит нос? Перегрызёт им горло? Изнасилует?

А ведь транспорт — штука тонкая. Особенно каминная сеть, для поддержания которой в нормальном состоянии требовались хорошие специалисты. А хороший специалист — это специалист, прежде всего, спокойно занимающийся своим делом. А не шарахающийся от своего начальства.

И вообще, если посмотреть на всё происходящее, так скажем, в комплексе… разве они с братом этого хотели? Когда вступали в ряды Организации? Они ведь были не сопливыми мальчишками — они приняли решение сознательно, решив, что Тёмный Лорд и вправду сможет дать Британии то, в чём страна нуждалась — но это точно не имело никакого отношения к тому, что здесь сейчас творилось. Нет, Рабастан, конечно, был весьма признателен Лорду за их освобождение из Азкабана — но это никак не меняло того факта, что сейчас по его милости Британия летела в пропасть.

Они с Родольфусом ещё в Азкабане пришли к выводу, что сделали ошибку — возможно, даже не тактическую, а намного более серьёзную. Всё же общество волшебников было слишком мало для того, чтобы между реформами и гражданской войной выбирать второе. Их было слишком мало — не вообще, а в соотношении с магглами. Управлять которыми было, вероятно, и неплохой идеей, но крайне непродуманной.

А главное — они все, бес знает, почему, допустили принципиальную ошибку. Ведь если они собирались магглов подчинять себе, логично было делать ставку, прежде всего, именно на магглорождённых — как на тех, кто знает магглов, и кто чувствует себя в их мире как в родном. И именно маглорождённых следовало бы привлекать к себе.

А не наоборот.

Потому что сама по себе идея насаждения главенства чистокровнейших семейств представлялась Рабастану (и Родольфусу, но сейчас он был один и рассуждал сам по себе) довольно… оскорбительной. Нет, уважение — вещь, разумеется, приятная, но ведь если нечто приходится утверждать силой — значит, само по себе оно существовать не может, верно? Это всё равно, что заставлять любить: есть, конечно же, и Амортенция, и много иных зелий, да и Империо, как демонстрирует история их собственной семьи, вполне рабочий вариант — но разве все они дают на выходе любовь? Нет, подчинить себе, конечно, можно — но между подчинением и искренней поддержкой лежит пропасть. И она тем глубже, чем сильнее подчинение.

И принуждать кого-то к уважению — абсурд. Пожалуй, даже больший, чем принуждение к любви — впрочем, в этой материи Рабастан разбирался слабо. Но логика и опыт наблюдений подсказывали, что обе эти категории и принуждения не сочетаются. И принуждать кого-то уважать себя — по сути, значит расписаться в собственной бездарности и слабости.

И именно это они все сейчас и делают.

Не говоря уже об этой идее «кражи магии», от которой у Рабастана до сих пор глаз дёргался — тот, который лучше видел вдаль. Почему никому из её авторов не пришла в голову простая мысль о том, что если это в принципе возможно, то ведь так любой волшебный род можно обвинить в том, что они, на самом деле, магглы, попросту укравшие когда-то чужую магию, Рабастан не понимал. Когда он впервые услышал об этом на собрании у Лорда, он едва не рассмеялся — но, к счастью, не успел. Однако же удерживать серьёзное выражение лица ему до сих пор стоило определённого усилия.

А ведь дальше станет только хуже, размышлял он, медленно прохаживаясь по своему кабинету. Тенденция вполне понятна — он что, историю не знает? Знает. Грязнокровки вот-вот кончатся — ну сколько их вообще? А ведь по бумагам арестовано уже в три раза больше, чем было запланировано. Потом придёт черёд и полукровок — сначала родившихся от грязнокровок, затем — и следующего поколения, или же рождённых от браков с магглами. Простая логика: если грязнокровки магию украли, то они владеют ею незаконно и незаконно передали её своим детям. Так? А значит, что следует сделать с этими детьми?

Вот то-то и оно.

А дальше… дальше нет предела совершенству, как любит говорить Родольфус. В конце концов, в любой семье в каком-нибудь колене да попадутся полукровки — ну, может, кроме Блэков. Хотя они ведь тоже не только на самих себе женились — обычно браки у них были куда более нормальными. А значит, у их супругов… ну и так далее.

Волшебников не так уж много — они все быстро кончатся. А маятник не остановится — по крайней мере, до тех пор, пока другой его конец в руках у Лорда.

Рабастан поглядел на дверь, запечатал её фамильным заклинанием и с наслаждением улёгся прямо на толстый шерстяной ковёр, что сам же и принёс сюда из дома. От вечного сиденья за столом у него ныла спина — и полежать на твёрдом очень помогало. Да и вообще, ему с детства нравилось валяться на полу.

Идти домой? Нет? Он не пошёл бы — глаза б его не видели невестку, — но Родольфус… которому, пожалуй, было объективно хуже, чем ему. Хотя как посмотреть, конечно… Родольфусу, по крайней мере, не приходилось иметь дело с дрожащими от страха идиотами. С другой стороны, если Рабастан просто уставал и маялся от нудных болей к концу дня, Родольфус пострадал во время той дурацкой операции по поимке Поттера куда серьёзней и так и не поправился пока. Нет, чувствовал себя он уже лучше, но всё-таки падение с метлы, да ещё это заклинание, полностью снять которое не удалось даже Тёмному Лорду, не позволяли Родольфусу даже толком встать. Ходить уже он, правда, мог, но тяжело хромая и недолго.

Хотя…

Сказать по правде, Рабастан подозревал, что Родольфус не особенно торопится встать на ноги. Нет, он, разумеется, лечился, честно исполняя все рекомендации целителей, но… впрочем, дальше Рабастан старался даже и не думать. Меньше знаешь — дольше проживёшь, эта высказанная когда-то Долоховым истина сейчас была верна как никогда. Но даже если так, о брате Рабастан и вправду беспокоился: если тот и несколько преувеличивал симптомы, он же не разыгрывал их полностью. И головные боли его в самом деле мучили — это Рабастан попросту видел.

И даже думать себе запретил о разных заклинаниях и зельях, имеющих подобные эффекты.

Однако что-то он отвлёкся. Он же собирался кое-что обдумать. Как, всё же, некстати Снейп этим летом убил своего работодателя! Теперь Дамблдора больше не было — зато был Яксли. Который завтра снова будет распекать его, Лестрейнджа. И почему Яксли никто тут не отравит? Ведь боятся же. И ненавидят. Нет, не все — но ненавидящих достаточно. Как будто сложно эльфа подослать… хотя, пожалуй, сложно. А местных на такое не уговорить. Эх, мечты… к тому же, если убрать Яксли, в министерство придёт хаос. Не первозданный, но им хватит и вторичного. Кем Лорд его заменит? Опыт — исторический — опять же говорил, что в такое время тот, кто идёт на смену, всегда бывает хуже предыдущего.

Опять же, Тикнесса придётся передать кому-то…

Но так ведь тоже невозможно.

И Дамблдора нет…

Конечно, Рабастан терпеть не мог этого бородатого манипулятора. Но, что скрывать, с ним можно было иметь дело. А теперь? Как всё же неудобно, когда у твоего противника нет лидера!

Но позволить всему идти так, как оно шло, тоже было невозможно. Рабастан поёрзал, стараясь дотянуться уставшей поясницей до ковра. В Мунго сходить, что ли? Не за зельями, а за массажем. Или же в бордель? Они там мастерицы… говорят… нет. Он скривился. Нет, конечно, в борделях нет ничего дурного, но… нет. Что же ему делать-то? Нет, не с массажем — в целом? Маятник раскачивался всё сильнее, и времени осталось не так много: уже сейчас грязнокровок искали буквально по лесам, и то егеря почти что никого не находили. А ещё один вид Малфоя наводил на мысли крайне неприятные — а ведь он, по сути, не был виноват в проваленном задании. Ну, если подумать. Самому-то Лорду что мешало прийти тем вечером в Отдел тайн и забрать пророчество? Кроме… страха? А ведь это очень скверный знак. Трусливый лидер — это вообще беда, а уж если у лидера ещё и есть идея-фикс…

Они покойники.

Все.

Вопрос лишь во времени и очерёдности. И кто станет первым — вопрос сложный, и Рабастан бы отнюдь не поручился, что это будет именно Малфой. Там, конечно, младший есть, но толку от него? Понятно, Малфой-мэнор и при нём останется доступен для Лорда в качестве личной резиденции — но финансист из Драко как дипломат из Беллы. А деньги нужны всем, и Лорд не исключение.

Деньги. Ещё одна головная боль, о которой Рабастан и хотел бы — да не мог не думать. В их с братом паре он всегда выступал в роли финансиста и вообще практика — брат всё же больше был теоретиком — а уж с тех пор, как Родольфус заболел, все эти вопросы и вовсе перешли в исключительное ведение Рабастана. И он чем дальше — тем сильней был озадачен тем, как сделать так, чтобы его невестка их не разорила бы в своём стремлении «служить великой цели». А ведь какой удачной им когда-то казалась мысль породниться с Блэками…

Но что себя ругать — что сделано, то сделано. О прошлом думать бесполезно — думать следует о будущем. И, кстати, сколько времени?

Он повернул голову и поглядел на стоящие на каминной доске часы в виде… нет, не того ужаса, который сейчас Яксли активно распространял по кабинетам, а обычные часы с круглым белым циферблатом и тёмным корпусом. Классика.

Почти одиннадцать.

Пора…

Рабастан поднялся и, одним широким взмахом палочки убрав все бумаги в ящик стола, запер его, сунул ключ в карман, снял с двери заклинание и вышел. Снова запер дверь — на сей раз самым обычным, министерским заклинанием: в конце концов, он не обязан использовать семейные на службе — и неторопливо пошёл к лифтам. Коридоры были уже полутемны и пусты, и Рабастан так и не встретил никого, хотя, как ему показалось, краем глаза видел пару раз какие-то фигуры. В лифте он поднимался в одиночестве, и также без какой-либо компании вышел через один из официальных входов — и, лишь отойдя от министерства шагов на триста, аппарировал.

А потом ещё раз.

И ещё.

Поплутав немного, Рабастан, наконец, остановился у исписанной магглами стены в грязном тупичке и, наколдовав зеркало, принялся уже почти привычно изменять черты лица. Его нос слегка подрос, кончик уплощился, приобретая характерный вид «утиного», губы стали полней, а над верхней выросли светлые короткие усы. Лицо стало круглее и полнее, глаза сдвинулись, расходясь чуть дальше и меняя форму, и Рабастан со вдохом снял очки. Нет, в целом, он мог обходиться и без них, но… ничего. Темно — в темноте никто не обратит внимания, если он себя вдруг выдаст. Он смотрел, как его тёмно-рыжие волосы приобретают соломенный оттенок и похожую структуру, и как уши подрастают и становятся разлапистей, крупней и хрящеватей.

Готово.

Трансфигурировать тело было проще, а одежду — и подавно, и через пару минут в грязном тупике стоял невысокий немного полноватый мужчина лет, наверное, тридцати с немного взлохмаченными светлыми волосами в неприметной скучной мантии. Он ещё раз оглядел себя в зеркало, уничтожил его — и снова аппарировал.

И снова.

Наконец он оказался возле небольшой реки и, оглядевшись, присел на крупный валун и уставился на воду.

Ли Джордан, которого, сбиваясь с ног, искали егеря и новый, ощутимо поредевший Аврорат, и которому Рабастан уже четвёртый месяц аккуратно, но довольно щедро сливал полезную для его программы информацию, как всегда, опаздывал.

Рабастан, конечно, понимал, что это даже не полумера, а намного меньше, но пока не мог придумать ничего другого, чтобы, так сказать, прикрыть тылы. Он, конечно, намеревался поспособствовать изъятию маятника из рук Лорда и надеялся, что их с Поттером встреча этому поможет, но не собирался возвращаться в Азкабан. Ни один, ни с братом. А значит, следовало позаботиться о доказательствах лояльности к возможной новой власти — а за старые грехи их амнистировали.

А дважды за одно и то же никого не судят.