Китайские будни (джен)

Итак, вот он и наступил — даже и в Китае теперь — год Дракона. Долетел-таки и до Поднебесных просторов. Обретающие Внутренний Покой многочисленные её жители наконец-то сообразили, что пора бы уж и новому году начаться. Да, странное это было ощущение последних недель — общее ожидание Нового года, этого самого главного праздника, хотя сам-то ты его уже отметил вовсю пару недель назад. Эдакий день сурка, что ли, уникальная возможность встретить праздник дважды — а на самом деле и трижды, с нашим-то Старым Новым годом. Причём не только встретить его самому, но и прочувствовать всеобщее его ожидание и отмечание.

В чём же оно выражается в Китае? Самое первое, что удивляет и бросается в глаза — практически вымерший город. Все магазины закрываются в день праздника — по-нашему, как 31 декабря, в пять вечера. По пустынным улицам ездят редкие общественные автобусы да проносятся ошалевшие собаки. Самое странное в этом то, что и в домах практически нет света. Огромный многоквартирный дом на шестнадцать этажей, а горят в нём только три окна. Так я и не поняла, куда делось четырехмиллионное население нашего маленького провинциального городка. То ли они спят все перед Новым годом, то ли отмечают его под кроватью, укрывшись одеялами. То ли уехали к родственникам в далёкие горные деревни. Последнее, кстати, вполне может быть, потому что билетов ни на поезд, ни на автобус, ни на самолёт на эти новогодние дни не достать. Ни в какой конец этой задумчивой огромной страны.

Ну, и конечно — фейерверки. Видевший новогодние салюты в Китае не сможет уже радоваться им ни в какой другой стране. Думаю, здесь считается, что каждый житель должен запустить в новогоднюю ночь хотя бы один сноп огня. А лучше все двенадцать, на каждый месяц будущего года. А поскольку жителей в Китае сами знаете сколько...

Для нас вот фейерверк — это что-то конечное, минуты на две-три опоздал, и уже всё пропустил, ничего не увидел. А как вам фейерверк, который длится с десяти утра одного дня до одиннадцати утра следующего? Не прекращаясь ни на минуту? Иногда порознь, иногда одновременно в самых разных концах города? Начиная с нищих окраин, где люди живут в домиках-сараюшках из картона, заканчивая новыми фешенебельными районами с одинаковыми небоскрёбами и небольшими приземистыми виллами-близнецами.

Огни взметались над крышами Старого города, над заводами и реками. Их пускали с середины мостов и просто с балконов. Тут нужно сказать, что только в новогоднюю ночь мне стал понятен смыл многочисленных запрещающих табличек, развешенных в лесистых парках этого города. Как у западных людей обычно пишут — курить запрещается, здесь с той же примерно частотой и категоричностью написано «фейерверки запрещены». Для местных жителей фейерверк — это что-то столь же привычное, как для нас сигарета.

Курят, надо, кстати, сказать, китайцы намного меньше нашего, я за два с лишним месяца видела курящих раз десять всего, и то в основном дедков. Зато эти последние могут курить где угодно: в автобусе, в магазине. Впрочем, из-за необычайной приверженности китайцев к сквознякам эта прискорбная привычка не создаёт особых проблем — клубы дыма немедленно уносятся морозным ветром.

В новогоднюю же ночь иногда начинает казаться, что каждый житель нашего маленького четырехмиллионного захолустного, практически полудеревенского городка запускает фейерверки не только за себя, но и за всех своих умерших родственников. Вот, кстати, ещё один новогодний обычай — в буддистских храмах перед Новым годом в больших закопчённых печах сжигают ритуальные деньги для умерших родственников. Эти деньги продаются огромными пачками, их заворачивают в красную бумагу, поджигают в храме от большой свечи, а потом торжественно несут во двор и осторожно запихивают в печку.

Больше всего мне понравилось, что деньги эти можно посылать родственникам на тот свет в самой разной валюте. От старинных юаней до современных; хочешь в гонконгских долларах, хочешь — в евро. Ну, мечтал, например, твой дядя уехать в Америку и стать миллионером, дак ты теперь на Новый год ему с удовольствием можешь прислать миллион долларов. Пусть себе на том свете радуется!

Мы, белые обезьяны, конечно, ничего в фейерверках не понимаем. Вот вы думаете, что главное в фейерверке? Вот-вот, разноцветные огоньки там, цветные весёлые искры... а это всё — побочный эффект. Самое главное в фейерверке — это грохот. Потому и запускать их лучше всего днём, когда больше народу может этим грохотом насладиться. Обычно пару-тройку раз за день кто-нибудь да и запустит в небо фейерверк. Оно и здорово: побочного эффекта, всяких там искр, почти и не видно, зато шума и грохота — хоть отбавляй. Поэтому самый крутой фейерверк — без побочного эффекта, никаких тебе искр: в небо просто запускается гудящая стрела, воющая, как сбитый самолёт. На самой высокой точке полёта она разрывается неимоверным грохотом, так и не дав ни одной искорки.

Исходя из вышесказанного, где, как вы думаете, лучше всего запускать фейерверк? Ну, это ж так просто — в гараже, конечно! Желательно пустом. Нет, не потому, что машин жалко, просто в пустом помещении гула получается больше. Ну, или в крайнем случае на лестничной площадке. Или хоть во дворе-колодце. Главное, чтобы эхо было погромче да подольше!

Вечерний город под Новый год похож на поле боя. Улицы усыпаны пустыми гильзами из-под фейерверков, обёрточной красной и золотистой бумагой, горками пепла. Маленькие улицы полностью перегорожены. В них рядами, батарея за батареей, поставлены ракетницы. Оттуда когда по очереди, когда одновременно вылетают в небо со страшным грохотом разноцветные стрелы. Тут же огромные бенгальские огни с полчеловека ростом, шипя и поскрипывая, сыплют в разные стороны искры. При этом народу на улицах почти нет — так, пара десятков человек. Причём все они абсолютно серьёзны, ни тени улыбок или веселья, они просто выполняют трудную работу, возложенную на них народом и партией — они должны на целый год вперёд отпугнуть от города злых духов.

Эх, на месте тех духов я бы удрала из этих мест раз и навсегда! Шум стоит такой, что даже если говорящий с тобой человек кричит что-то прямо в ухо, ты вряд ли его услышишь. И так практически весь день. Может быть, от подобной канонады духи просто оглохли и летают теперь, глухие и грустные, вокруг пылающего разноцветными вспышками города. Впрочем, такой грохот даже глухой услышит — земля слегка вздрагивает под ногами от каждого очередного салюта, и лицо овевают вибрации раскиданного шипящими, гудящими ракетами воздуха. В полутёмных окнах спящих домов отражаются сотни всполохов.

Днём мы заходим в центральный универмаг. То же странное зрелище: народу почти нет, только какие-то разрозненные тихие покупатели-отщепенцы забежали на минутку. Девчонка с длинными косами в шапке набекрень покупает вырезные новогодние картинки на окна. Это такой круг из красного картона или полиэтилена размером с большой поднос, на нём изображены драконы, цветы, цапли и соловьи. Эти украшения наклеивают на двери, стены и окна, как у нас бумажные снежинки.

Ещё две девицы в полушубках и сапогах мехом наружу забежали купить по два кувшинчика водки и, стыдясь общественного осуждения, экстренно запихивают эти кувшинчики к себе в карманы. Водка здесь продаётся в удивительно красивой посуде. Что-то среднее между кувшинчиком и фарфоровой вазой, молочно-белой, с тонкими синими рисунками по стенкам: китайские плакучие ивы, горбатые мостики, птицы и драконы. На самом кончике горлышка торчит золотая пробочка, подвязанная красной лентой.

Потом в магазин забредает какой-то грустный незадачливый отец, в спешном порядке закупающий перед праздником пачку памперсов и искусственного молока, а также большую бутыку кока-колы, видимо, для злобной жены.. Ну и мы, белые обезьяны, не понимающие ничего в отмечании китайского Нового года. Мы покупаем привычную еду: рис, вино, грибные пельмени, сушёную хурму, ветчину и редкий по здешним меркам деликатес — буханку сладкого хлеба.

У нас в России к Новому году наряжают ёлку. А здесь, поскольку это всё же праздник наступающей весны, новогодним деревом становится цветущая не то слива, не то вишня — тоненькое деревце, практически без листьев и всё в розовых цветах. Такие деревья специально выращивают в оранжереях, потому как в естественной природе цвести они будут несколько позже. Всю предновогоднюю неделю город был заполнен разнообразным транспортными средствами от трёхколёсного мотороллера и велосипеда с прицепом до громоздких грузовиков, развозящих эти деревья. Здесь вся сложность заключается в том, что дерево не рубится, а так и везётся, и продаётся в кадке с землёй. Потом, возможно, его высаживают обратно в землю или просто ставят в углу двора, где оно и растёт себе преспокойно до будущего года. Оно и правильно: если миллиард китайцев срубит себе по деревцу к Новому году...

Впрочем, если вы не можете себе позволить купить цветущее красновато-розовыми воздушными цветками чудо-дерево, вам не возбраняется просто нарядить ближайший апельсиновый кустик. Или хотя бы первый попавшийся под руку кактус. Украшения для всех одни: небольшие красные карточки из бумаги. На них — золотистые иероглифы пожелания, розовые птицы, красные рыбки и микки-маусы.

Ещё одним новогодним обычаем является узнавание судьбы. Под многочисленными деревьями города на маленьких табуреточках усаживаются прорицатели: длиннобородые старики, бритоголовые тибетские монахи в серо-синих рубахах с коричневыми штанами, задумчивые лохматые тётки и очкастые пожилые мужчины в разнообразных шапочках. Вокруг них разложены разные таблички с иероглифами и схематические изображения фигуры человека с цифрами на ней. Подсевшим к ним и заплатившим мзду гражданам они начинают красноречиво рассказывать их будущее, то шумно размахивая руками, то переходя на задушевно-тихий шёпот.

Впрочем, иногда мне кажется, что предсказать судьбу китайца не так уж и трудно: здесь все живут согласно определённой роли, твёрдо следуя общепринятой схеме и веками сложившейся традиции. Так что, вполне вероятно, Новый год здесь отмечается так же, как тысячу лет назад, и будет таким же точно спустя ещё сотню лет.