Практическая теория (гет)

Кому-то может показаться, что первый поцелуй — это самое сложное, но это не так. Хотя, наверное, у всех бывает по-разному, но лично у него всё вышло само собой, словно яблоко долго зрело и наконец упало с ветки. Конечно, Рон мечтал не о таком первом поцелуе с Гермионой, обстановка была та ещё, нервы ни к чёрту, земля словно горела под ногами, но это случилось — внезапно, спонтанно, немного нелепо, совсем не сексуально, слегка тревожно — и всё же очень сладко. Этот порыв Гермионы он не забудет никогда: её вспыхнувшие огнём глаза на усталом, осунувшемся лице. Была б его воля, он бы долго не отпускал её, и всё же в суете и спешке имелись свои плюсы и минусы: можно ничего не говорить после, просто остановиться, обменяться понимающими взглядами и побежать дальше — делать то, что положено, что должно. Остаться голодным, не насыщенным теплом и любовью по-настоящему. Остаться в предвкушении и… вот оно, то, что мучило и царапало изнутри — в страхе, что это может никогда больше не повториться.

Рон не сомневался, что второй поцелуй будет для них самым важным — если он, конечно, состоится. Тогда, возле Выручай-комнаты, Гермиона была взволнована, на грани. Он что-то сказал про эльфов, и это заставило её забыть о битве, об ужасе, царившем вокруг. Он не успел ничего сообразить, не смог поцеловать её как положено. Ему показалось, что с этим поцелуем наконец пропала неловкость, которая была между ними последние… месяцы? Годы?

Но наутро неловкость вернулась, и, хотя не время было думать о глупостях, когда они пошли все вместе, втроём, отсыпаться в гриффиндорскую спальню мальчиков, Рон с тоской посмотрел на тонкую фигурку Гермионы, представляя, как было бы хорошо обнять её, прежде чем забыться сном. Гермиона даже не подумала свернуть в спальню девочек — они сдвинули вместе несколько кроватей и упали на них, не раздеваясь.

— Мерлин, у меня в голове такая каша, что я никогда не смогу уснуть, — проворчал Гарри и тут же отключился.

— Ты в порядке, Рон? — спросила Гермиона, прикрывая глаза и прячась под одеяло. Она уснула, не дожидаясь ответа.

Рону ужасно хотелось накрыть её потеплее и прижать к себе, чтобы поверить, что они выжили. Она жива, цела и рядом с ним, стоит только руку протянуть. Он протянул руку, накрыл её ладонь и погрузился в тревожный сон. Дверь спальни открывалась, кто-то заходил и выходил, звучали приглушённые голоса, а Рон спал и видел сон не о битве, не о пропоротом клыком василиска крестраже, не о неподвижном Гарри на руках у Хагрида — он видел глаза Гермионы, её лицо рядом со своим; он чувствовал её руки на своих плечах, её губы на своих губах. Во сне он хватал её и прижимал к себе сильнее, не отпускал…

— Рон, пора спускаться, — раздалось над ухом.

— Гермиона, — вырвалось у него прежде, чем он пришёл в себя.

— Прости, это всего лишь я, — сказал Невилл, — всех ждут внизу, будет общий сбор.

Рон сел на постели и огляделся. Комната опустела, Гарри и Гермиона явно встали многим раньше него, потому что на кровати, где заснул Гарри, сейчас лежали горой чьи-то вещи.

— А где все?

— Спустились, — ответил Невилл, стараясь не глядеть Рону в глаза. — В большом зале всё ещё лежат… погибшие, кто-то должен сказать слово, а потом все разъедутся по домам.

— А Гарри и Гермиона? — спросил Рон, чувствуя, как реальность наваливается на него холодным, липким покрывалом.

— Внизу. Ты бы переоделся, Рон. Вон там много вещей, точно не знаю, чьих. Найди что-нибудь чистое, если хочешь…

Рон кивнул, но не стал переодеваться, лишь натянул ботинки, машинально пригладил волосы и быстро умылся.

Кого искал его взгляд, когда он спустился в Большой зал? Не лучшего друга, не маму, не Джинни, не свою семью. Он не успокоился, пока не увидел её — сосредоточенную, грустную, спокойную, стоящую радом с Кингсли — тот задавал вопросы, она неуверенно отвечала, качая головой.

— Оставьте Гарри в покое, хотя бы ненадолго, — услышал Рон, подойдя поближе. — Конечно, мы всё расскажем, в подробностях, но пока… Дайте ему прийти в себя! Вы что, не понимаете?

— Прости, Гермиона, мы всё понимаем, но это крайне важно — люди должны знать правду, разобраться в том, что произошло.

— Произошло то, что все видели, — сказал Рон, становясь рядом с Гермионой. — Гарри победил Волдеморта, его больше нет.

— Да, но Пожиратели ещё есть, и неизвестно, что они могут предпринять.

— Я думаю, ничего. Они ничего не будут делать — по крайней мере, сейчас, — неуверенно сказала Гермиона и с отчаяньем посмотрела на Рона. — Рон, ты же не отпустишь Гарри ни в Министерство, ни на Гриммо, он поедет с тобой в Нору?

— Конечно, — Рон кивнул и испуганно огляделся. Вряд ли он мог кого-то не отпустить, но решение было принято. Зал выглядел, как… как бывшее поле боя, что уж тут говорить.

— А вы, мисс Грейнджер? Может быть, вы ответите пока на наши вопросы?

— Она тоже поедет с нами в Нору, — решительно сказал Рон, — все вопросы потом. А если вы имеете что-то против, поговорите с моей мамой.

Кингсли кивнул и бросил мрачный взгляд на семью Уизли, собравшуюся в центре зала возле длинного подиума, на который успели водрузить тела погибших. Одним из этих тел был Фред, но думать об этом у Рона не было никаких сил.

— Сочувствую, Рон, — Кингсли тронул его за плечо и отошёл в сторону.

— Мы должны и дальше быть вместе, — сказала Гермиона, беря его за руку, и Рон впервые после начала разговора посмотрел ей прямо в глаза. От таких слов боль в груди схлынула, уступая место надежде. — Гарри, я, вся твоя семья. Все, кто остались.

— Да, конечно…

Она имела в виду совсем не то, что Рон подумал, и он почувствовал себя дураком. И всё же Рон сжал её руку, чтобы вместе пойти в сторону остальных Уизли, представляя, что она — часть его семьи.

— Ты должен быть сильным, Рон.

— Хорошо.

— Твоя мама… Она немного не в себе, — горько сказала Гермиона, и Рон решительно ускорил шаг.

Ему не хотелось отпускать руку Гермионы, но это пришлось сделать, чтобы обнять по очереди всех, кто сочувствовал ему и его семье — это были долгие объятия скорби, во время которых Рон почти ничего не чувствовал, кроме усталости и нереальности происходящего. Где они? Это не Хогвартс, это какие-то руины. Кто это? Это не его брат, это неподвижное тело, которое не может быть Фредом. И остальные, лежащие на подиуме — это были не Тонкс с Люпином, а незнакомые мужчина и женщина с безжизненными лицами, бесцветными волосами… Мама ощупала его несколько раз так, словно хотела проверить, все ли его кости целы. Это был не голос Кингсли — тихие, горькие слова утешения лились словно из ниоткуда, исчезая в хаосе разрушенного зала. Лишь более уверенные воодушевляющие слова благодарности за победу слегка отрезвили его, а потом все, кроме авроров, стали отправляться по домам.

Им предстояло переместиться в Нору через уцелевший камин в кабинете МакГонагалл, но только без Молли. Она наотрез отказалась оставить тело Фреда, которое должны были транспортировать вместе со всеми сначала в Лондон, а потом, после проверки на заклинания, домой. Будет дознание, виновных найдут и накажут… Артур отправился вместе с Молли, и, в итоге, в Нору переместились все, кроме родителей и Фреда. Даже Перси был там. Они совсем немного посидели в гостиной, выпили кто чаю, кто тыквенного сока, и разошлись по комнатам, пытаясь не говорить о том, что произошло.

Под вечер Джинни и Гермиона приготовили что-то вроде ужина, а потом, как во сне, было возвращение Молли, Артура и молчаливого Фреда. Они обсудили похороны, пытаясь найти утешение в спасительной повседневной суете, и о чём всё это время думал Рон? О том, где она и что с ней. Гермиона тихо разговаривала с Джинни, оставив мрачного Гарри на Рона, но их беседа не клеилась — слова казались лишними. Рон просто похлопал Гарри по спине и сказал:

— Ты молодец, что решил воскреснуть. Иначе нам было бы тяжко…

Гарри кивнул, печально нахмурился и с тоской посмотрел на Джинни.

Похороны героев прошли организованно и сопровождались речами, которые Рон совершенно не запомнил. Билл и Флер взялись опекать Джорджа, Артур и Чарли поддерживали Молли, а им троим — Гарри, Рону и Гермионе — дали возможность тихо стоять и молчать рядом с Джинни, которая держалась молодцом и не проронила ни слезинки.

На быстрых и неловких поминках Рон тоже помалкивал, пытаясь не думать о том, что будет дальше. Ещё несколько дней ушло на разговоры с Кингсли и другими сотрудниками Министерства, которые отвечали за освещение информации в прессе и налаживание порядка, на интервью газетчикам, на наведение порядка в Норе — а потом Рон словно проснулся. Жизнь продолжалась, и в этой жизни рядом с ним, в его доме, были его лучший друг — и она.

Когда сил скорбеть и вспоминать уже не осталось, они втроём стали потихоньку оживать и строить планы. Они твёрдо решили не расставаться до конца июня и не принимать серьёзных решений, они несколько раз встретились с Невиллом, Луной, Ханной и остальными, для них каждый день находились дела дома или в Министерстве. Спустя две недели после битвы — Рон точно запомнил этот рубеж — он вдруг осознал, что готов жить дальше и больше всего на свете хочет снова поцеловать Гермиону.

Вообще-то до этого в его жизни было немало поцелуев, но та, которую хотелось целовать, всё ещё не проявляла желания сделать это снова, и Рон с каждым днём отчаивался всё больше. Гермиона много времени проводила с Джинни: они постоянно о чём-то шептались и находили себе бесполезную с точки зрения Рона работу. Гарри и Джинни время от времени отправлялись вдвоём на Гриммо, не приглашая никого с собой, и тогда Гермиону захватывала Молли, желая непременно поделиться с ней старыми и новыми рецептами блюд и долгими историями из детства Рона и остальных. Молли не хотела отпускать Рона куда-либо надолго и постоянно спрашивала, куда он идёт, зачем и скоро ли вернётся. Это напрягало и немного пугало его. Рон винил себя в чёрствости, но постоянная опека мамы после того, как он давно отвык отчитываться перед ней в своих поступках, действовала ему на нервы и порой доводила до отчаянья.

— Дай ей время, — сказал как-то Гарри, после того, как Молли заглянула к ним в комнату перед сном и долго расспрашивала, хорошо ли они себя чувствуют. — Дай ей поверить, что ты в порядке, Рон.

И вот как раз в тот день, когда после битвы прошло две недели, Нора с утра почти опустела и только Молли осталась хлопотать по хозяйству, Рон предложил Гермионе сходить на пруд. Заверив Молли, что они прогуляются всего часик и будут предельно осторожны, они вместе с Гермионой пошли по заросшей травой тропинке в сторону холмов, а потом к пруду, где стояла слегка перекошенная, с детства знакомая Рону беседка.

Он взял Гермиону за руку, как только они вышли за дверь, и ему было плевать, что Молли могла их увидеть — Рону ужасно хотелось сдвинуть всё с мёртвой точки и показать всем, что его больше не волнуют условности. Ему хотелось держать за руку Гермиону, даже если она наотрез откажется с ним целоваться. Не то чтобы Рон собирался об этом просить, но он об этом мечтал и думал уже несколько дней. Второй поцелуй. Будет ужасно, если он так и не случится…

Они дошли до беседки и сели рядом на кривую скамейку, которую пришлось как следует очистить от грязи.

— Вот так сидишь, и кажется, что ничего этого не было, правда? — сказала Гермиона, оглядывая отцветшие яблони. — Ты потерпи, дай ей время.

— Кому?

— Маме.

— А, ну да. Гарри тоже так сказал. Хотя иногда мне кажется, она готова поставить на меня заклинание слежения.

Гермиона перевела взгляд на Рона и нахмурилась.

— Она несколько месяцев не знала, что с тобой, у неё был повод волноваться.

— Конечно. Я всё понимаю, — Рон виновато почесал затылок, — но отчего-то чувствую себя… в паутине.

— Перестань, — она грустно улыбнулась, — твои родители рядом, и это главное. В отличие от моих.

Он сразу понял, как глупо и эгоистично с его стороны было жаловаться на материнскую гиперопеку.

— Прости, Гермиона! Я как-то не подумал… Давай прямо завтра начнём их искать. Поговорим с папой, пусть он свяжется с австралийским министерством, пусть помогут и…

Она остановила его прикосновением руки.

— Я вчера поговорила об этом с Кингсли.

— Правда? — воскликнул Рон.

— Австралийский аврорат уже помог, их нашли всего за пару дней.

— Они в порядке?

— Кажется, да, — взволнованно выдохнула Гермиона.

— Tак это же здорово! — Рон схватил и сжал её ладони. — И что дальше?

— Я поеду в Австралию.

— Когда?

— Как можно скорее.

— А без тебя никак? Австралийский аврорат не… — он умолк на полуслове.

— Снять заклинание могу только я.

— А у тебя получится?

Гермиона опустила взгляд.

— Я не знаю, Рон. Я постараюсь, конечно, но… — её голос звучал неуверенно. — Когда я накладывала заклинание, то не думала, что всё затянется так надолго! — она болезненно поморщилась. — Ну почему я ни с кем не посоветовалась? Можно было найти другой выход, попроще. Наверное… Без изменения памяти. Я не знала, что стереть воспоминания гораздо проще, чем вернуть.

Рон вздохнул.

— Ты должна потренироваться.

— На ком?

— Да хотя бы на мне…

— Ты что, с ума сошёл?

— Ну, можно стереть одно маленькое воспоминание, а потом попробовать его вернуть — а что такого?

— Нет, — она решительно помотала головой, — ни за что. Кингсли меня проинструктировал и немного потренировал. Думаю, справлюсь.

— Ну, если Кингсли… Конечно, справишься.

— А еще вчера, после встречи с Кингсли, я ходила домой.

Рон глянул на неё с укором.

— Мы же решили, что пока этого делать нельзя. Дом должны проверить как следует, до него скоро дойдёт очередь. Вдруг там остались ловушки?

— Я не заходила внутрь, просто посмотрела со стороны, но меня заметила соседка, миссис Керк, и стала расспрашивать про родителей. Я несла какую-то чушь про командировку… Рон, — её голос дрогнул, — я почти не верю, что мы сможем вернуться в свой дом, к обычной жизни.

Рон и сам в это не очень верил, но ему было важно хоть как-то приободрить её.

— Главное, они живы. Если бы ты не сделала то, что сделала, если бы они остались в Англии, их бы не пощадили. Они бы погибли — ты же видела списки погибших и пропавших без вести… Ты спасла им жизнь. Так что не вини себя.

Гермиона сосредоточенно закусила губы, Рон подвинулся к ней поближе и обнял её. Она уткнулась лицом ему в плечо и шмыгнула носом. Они молча сидели какое-то время, думая каждый о своём.

— Ты поедешь со мной в Австралию? — вдруг спросила она, поднимая голову. Её глаза блестели от подступивших слёз.

— Эм… Что? — удивился Рон. — Ну конечно. А когда?

— Завтра.

— Если мама меня отпустит, — добавил он детским голосом, и они оба тихо рассмеялись. Кажется, впервые после битвы — это был настоящий смех, который пришлось сдержать, потому что радоваться всё ещё казалось неприличным.

— Я попрошу твою маму, чтобы она тебя отпустила, и пообещаю, что ты будешь хорошо себя вести, — Гермиона вытерла ладонью глаза и улыбнулась.

— Но я планирую вести себя ужасно, — сказал Рон и поцеловал её.

Не ожидавшая такого поворота Гермиона удивлённо замерла на несколько секунд, и Рон уже собирался свести всё к шуточному дружескому поцелую, как вдруг она ответила, обхватив его за талию руками, — сначала осторожно двигая губами, потом с вдохновением, горячо и самоотверженно, как умела только Гермиона — смело и с самоотдачей. Рон думал, что сойдёт с ума от счастья, когда это случится, а теперь его голова, наоборот, работала как часы — он смотрел и слушал, контролируя себя, боясь что-то сделать не так. Он не смел распускать руки, и просто прижимал Гермиону к себе, продолжая сидеть с ней рядом на скамейке, вполоборота. И лишь когда она, ненадолго оторвавшись от поцелуя, пересела к нему на колени, Рон поверил в себя и дал волю эмоциям: она была такая тонкая и хрупкая, но в то же время сильная, и горячая там, под блузкой; у неё была гладкая, нежная кожа на спине — Рону невыносимо хотелось опустить руки ниже спины, но он не решался, зато он гладил её спину, и Гермиона не возражала. У неё были мягкие, сладкие, но решительные губы, им хотелось дать отпор — нет, им нужно было дать отпор — не просто приласкать языком, а раскрыть, слегка прикусить, нужно было пробраться сквозь них в не менее сладкий рот, встретить языком её язык. Она прижалась к нему сильней и вдруг тихо, еле слышно застонала, и Рон почувствовал, как возбуждение заполняет каждую клеточку его тела — этот тихий звук удовольствия, сладкий, неконтролируемый, словно пронзил его острым желанием увидеть и почувствовать всё её тело, узнать, что оно скажет в ответ на его ласки, на его поцелуи в других местах. В тихой эйфории они целовались и покачивались, не смея оторваться друг от друга, медленно сползая к краю кривой скамейки — и вдруг проклятая скамейка наклонилась и с громким хлопком перевернулась, сбрасывая их на мокрую, грязную землю.

Рон тихо выругался, подал Гермионе руку и помог ей встать. Они были с ног до головы перепачканы песком и тиной.

— Не ударилась? — спросил он.

— Немного, — Гермиона потёрла локоть, окинула Рона быстрым взглядом и рассмеялась, прикрывая рот ладонью. — Где моя палочка? — она потянулась к сумочке, свалившейся на пол беседки. — Надо тебя почистить, Рон. Иначе все подумают, что мы тут неизвестно чем занимались…

Она произнесла заклинание, тщательно проверила свою и его одежду — Рон почти не помогал, лишь поднял руки и пару раз повернулся по её просьбе, — затем поправила свои волосы и удовлетворённо спрятала палочку обратно в сумочку. На минуту Рон вдруг почувствовал страшную неловкость — будто Гермиона стала другой, и ему нечего теперь ей сказать.

— Это очень символично — с небес прямо в грязь, ты не находишь? — сказала она весело улыбаясь, и неловкость тут же ушла.

С небес. Это было чудесное слово.

— Ты и грязная хороша, — невпопад сказал Рон, беря её за руку, — Грязная Гермиона… Ой, я не то имел в виду, — попытался оправдаться он.

— Грязная Гермиона? — переспросила она.

— Ты самая лучшая, Гермиона! — с этими словами Рон поскользнулся и снова едва не свалился. Она придержала его за руку и усмехнулась.

— Хочется грязи?

Он почувствовал прилив смелости.

— Я бы сделал с тобой столько грязного, что ты и не представляешь.

— Да? А что ты умеешь? — вдруг спросила она.

Рон слегка опешил от прямолинейности вопроса, и его смелость как ветром сдуло.

— Пока ничего.

— Это хорошо, — ответила Гермиона, и они пошли вдоль пруда, взявшись за руки. — Будем учиться вместе.

Рон не мог поверить, что их разговор свернул в эту сторону. Кажется, она только что спросила у него, занимался ли он раньше сексом, а он ответил, что нет. Учиться вместе?

— Никогда не чувствовал такой жажды к учёбе, как сейчас, — признался он. — Наверное, ты захочешь начать с теории, да?

Она пожала плечами.

— Ну, теорию я давно изучила.

— Правда? Ты читала книги про… про грязные отношения?

— Ну, раз мы их так называем… Естественно. А ты нет?

— Я только картинки смотрел, — соврал Рон. Впрочем, чтиво о сексе, которое ему попадалось в последние несколько лет, было не в счёт. — Но ты должна мне всё рассказать, с подробностями, — насмешливо добавил он.

— Хорошо, но не сейчас, ладно?

— Буду ждать, когда ты назначишь время урока. Приду без опозданий и буду самым внимательным учеником. Мы будем изучать… грязь. Кто бы мог подумать?

— Вообще ты напрасно недооцениваешь грязь! — серьёзно воскликнула Гермиона. — В ней много интересного. Семена, споры, микроорганизмы… Там прячется неизведанная жизнь, которую невозможно увидеть.

— Ну, мы же с тобой о другой грязи, — поспешно прервал её Рон. Меньше всего ему хотелось выслушать лекцию по Гербологии. — Кстати, в ней тоже прячется неизведанная жизнь — удивительно, правда?

Они прошли дальше вдоль берега и остановились под ивой. Рон представил, как они вместе сидят над книгой, в которой нет ничего, кроме неприличных подвижных картинок, а Гермиона рассказывает ему, кто и в каком веке придумал эти изощрённые ласки — и почувствовал, как горят его ладони, совсем недавно трогавшие её голую спину под блузкой. Он посмотрел на её ноги в свободных джинсах — длинные, стройные, с тонкими щиколотками. Глянул на её раскрасневшееся лицо, на слегка распухшие от поцелуев губы.

— Рон, в чём дело? Почему ты так смотришь?

— Я поеду с тобой в Австралию.

— Звучит немного угрожающе…

— Я никогда не стал бы угрожать тебе, — тихо сказал он.

— Ты же не думаешь, что я тебя боюсь?

Он усмехнулся. Конечно, нет. А вот он иногда её побаивался, хоть ни за что на свете не признался бы в этом.

— Мы постараемся сделать всё, как нужно. У нас отлично получится! — пообещал он.

— Ты о моих родителях?

— Ну да. А ты про что подумала?

— Ни про что…

Они молча стояли, изучая гладь воды, местами затянутую тиной.

— Раньше мы тут купались, — сказал Рон, — а сейчас этот пруд больше похож на грязную лужу.

— Грязную?

Они переглянулись и в который раз рассмеялись.

— А можно я ещё раз тебя поцелую? — спросил Рон.

— Даже не знаю, — она неуверенно отступила, — если обещаешь, что в этот раз я не покалечусь.

Он притянул её к себе, обнял за талию, посмотрел в глаза. Оказывается, это так просто — взять её за руку, прижать к себе, и теперь он сможет делать это так часто, как пожелает — точнее, как она пожелает.

— Мы лучшие друзья с детства — это немного странно, да? — спросил Рон.

— Вовсе нет. Просто теперь мы будем дружить по-другому. Вот так, — она обхватила ладонями его голову, приподнялась на цыпочки и поцеловала его.

Рон не успел опьянеть от поцелуя, как прямо за спиной у Гермионы возник мамин Патронус и испугал его до чёртиков:

— Рон, Гермиона, все собрались к ужину, где вы ходите? С вами всё в порядке?

— Кажется, нам пора домой, — сказала Гермиона, отстраняясь. — Нам нужно, чтобы у твоей мамы было хорошее настроение, иначе она тебя не отпустит в Австралию.

Они быстро дошли до поворота к Норе, и на краю тропинки Рон остановился, снова быстро обнял Гермиону и поцеловал её в щёки, подбородок и губы.

— Они сразу поймут, что мы целовались, — сказала Гермиона.

— А ты нахмурься, — предложил Рон.

— Не поможет, — они шагали, соблюдая дистанцию, — по Гарри и Джинни сразу видно, как бы Гарри ни хмурился.

— Правда? — удивился Рон, замедляя шаг. — Они целуются?

— Постоянно, — Гермиона пожала плечами. — Ты что, не знал? Твои родители заметят, особенно твой папа.

— Ну и пусть. Им что, жалко?

— Не знаю, — она сердито нахмурилась.

Рон усмехнулся.

— Не перестарайся, а то все начнут спрашивать, не обидел ли я тебя.

Они уже почти дошли до задней двери в дом, когда Гермиона сказала:

— Уверена, ты никогда не обидишь меня.

Он расплылся в улыбке и решительно распахнул дверь в Нору. За столом и правда собралась вся семья, включая Перси, Чарли, Билла и Флер. Джордж и Артур сидели по обе стороны от Молли, а Гарри и Джинни напротив них.

— Ну что, молодежь, нацеловались вдоволь — или вам, как всегда, помешали? — громко спросил Джордж с мрачным лицом, которое сохранялось у него последние две недели.

Молли схватила полотенце и тихо хлопнула его по спине.

— Зачем ты смущаешь Гермиону? — она указала рукой на два свободных места, которые случайно оказались во главе стола. — Мойте руки и садитесь, дорогие мои. У нас сегодня курица и пироги с капустой — помнишь, Гермиона, я тебе рассказывала рецепт.

Гермиона кивнула, они с Роном послушно вымыли руки и сели за стол.

— Рон, можешь и шею почистить, — сказал Джордж и впервые за долгое время улыбнулся, — у тебя там трава.

К счастью, его уже никто не слушал, потому что Чарли продолжил прерванный рассказ про драконов — только Гарри, сидящий слева от Рона, криво усмехнулся и подмигнул. Рон провёл по шее рукой, ничего не обнаружил и сердито глянул на Джорджа. Тот пожал плечами и положил себе большой кусок курицы.

— Очистил раньше, молодец. Это была проверка. Старый трюк!

— Ничего там не было, что ты… — начал Рон, но Гермиона пнула его под столом и вежливо улыбнулась.

— Передай мне, пожалуйста, пирожок.

Он выполнил её просьбу и, схватив вилку правой рукой, опустил левую руку Гермионе на колено. Это было настолько волнительно — трогать её колено — что у Рона даже пропал аппетит. Он неохотно ел пирожок с капустой, незаметно от всех поглаживая под столом ногу Гермионы от колена до верхней части бедра, чувствуя себя при этом одновременно и героем, и преступником. Это была самая странная и самая приятная трапеза в его жизни. Когда его ладонь случайно свернула на внутреннюю часть бедра, Гермиона вздрогнула и искоса посмотрела на него, но руку не сбросила, отчего Рон окончательно осмелел и стал медленно гладить её бедро с внутренней стороны, от коленки вверх и обратно. Чарли перестал рассказывать про драконов и теперь расспрашивал Гарри о том, как тот сразился с хвосторогой на Турнире Трёх Волшебников. Это были не самые приятные воспоминания для Гарри, но он взял себя в руки и довольно бойко рассказал о том, как ему удалось добыть яйцо.

— Рон, передай мне ещё пирожок, пожалуйста, — попросила Гермиона.

Ему пришлось приостановить поглаживания, чтобы потянуться за пирожком, и тут он почувствовал, как под столом рука Гермионы легла ему на колено. Он чуть не подавился, но с невозмутимым видом передал ей пирожок и притворился, что внимательно слушает Гарри. Тот уже рассказывал про песни гриндилоу. Рука Гермионы поползла вверх, потом вниз, потом снова вверх, на этот раз выше, чем следовало…

— Ро-он? Ты что, оглох? — раздался у него над ухом голос Джинни. — Ты слышал гриндилоу, когда висел под водой?

— Э… нет, я же спал, — пробормотал Рон, приходя в себя. — А ты, Гермиона?

— Я тоже нет, — ответила она и убрала руку.

Они снова переглянулись и едва заметно улыбнулись друг другу, и Рону мучительно захотелось немедленно узнать хоть немного грязной теории… Понравилась ли Гермионе его рука на коленке? Что она чувствовала, когда он трогал её бедро изнутри? Испытывает ли она такое же горячее желание, как и он? Что она делает со своим желанием, когда терпеть становится невыносимо? От этих мыслей он чувствовал себя немного оглохшим и отупевшим, как от огневиски.

— Джинни, дорогая, принеси десерт, — попросила Молли, выводя Рона из оцепенения. — Рон, с тобой всё в порядке? У тебя больной вид.

— Я в порядке, мама, — он придал голосу побольше убедительности и добавил про себя, глядя в тарелку: «Мне не по себе, потому что я хочу её, и теперь я в шаге от того, чтобы сбылись мои самые грязные мечты, я хочу видеть её голой и трогать её, и чтобы она трогала меня, я хочу, чтобы она стонала, как в беседке, только громче…» Разозлившись из-за собственной глупости, он тихо выругался и поднял голову, радуясь, что никто за столом не вздумает прочитать его мысли. А вот ему ужасно хотелось прочесть мысли Гермионы. Сможет ли она подождать до Австралии — или ей так же невыносимо хочется его обнять?

Гермиона накладывала себе десерт и о чём-то тихо переговаривалась с Джинни, из чего Рон сделал вывод, что выдержка у Гермионы была железная. Он тоже положил себе пудинг и вдруг вспомнил картинку в одном из журналов, который был спрятан под подоконником в их спальне в Хогвартсе. Рон с Гарри узнали о нём на третьем курсе, когда Ли Джордан проиграл им пари и выдал скрывающее заклинание.

— Начните с пятой страницы, — с умным видом сказал он, — и всегда прячьте на место, вы тут не одни. За выдачу учителям наказание, как на странице семь.

Журнал был настолько неприличный, что Рон и Гарри никогда не смотрели его вместе. На седьмой странице была всего лишь порка, а на пятой — всего лишь девушка, но то, что она делала палочкой, потрясло Рона до глубины души. А ещё там были цитаты опытных любовников — в основном, нецензурные — но запомнились почему-то не они, а более поэтичные. Первая, прочитав которую, Рон обомлел: «Я кончил в её подвижный, скользкий рот». Вторая, от которой надолго зажигалось воображение: «Я вошёл в её сочное, тугое междуножье». Сколько бы он потом ни смотрел колдографий и журналов, сколько бы ни слушал скабрезных историй однокурсников, наполовину разбавленных враньём (про секс с девчонками в туалете и даже про мадам Розмерту), ничто так не впечаталось в его юную память, как те две фразы и страница номер пять.

Мамин десерт был хорош. Когда все стали подниматься из-за стола, Гермиона повернулась к Рону и тихо спросила:

— Может, поговорим с твоими родителями?

— О чём? — спросила Молли.

И как она умудрялась всё слышать?

— О моих родителях, — пояснила Гермиона. — Я хотела бы посоветоваться с вами и с мистером Уизли.

— Конечно! О, оставьте всё, оставьте, — Молли махнула рукой в сторону Билла и Флер, которые начали убирать посуду со стола, — я потом всё сама уберу. Артур, пойдём в гостиную! Гермионе нужно с нами поговорить.

Остальные разбрелись кто куда, а Рон, Гермиона и старшие Уизли направилась в гостиную, сели на диван и кушетку и напряжённо умолкли. Первой тишину нарушила Молли.

— С ними всё в порядке?

— Да, австралийские авроры их нашли.

— Поздравляю! — воскликнул Артур. — И что теперь?

— Как что? Конечно же девочке нужно отправляться в Австралию, это же невыносимо — столько времени ничего не знать о близких… Когда ты поедешь? — спросила Молли у Гермионы.

— Как можно скорее. Кингсли сказал, что поможет организовать портключи и камины. Нужно будет сделать восемь остановок, и только последняя — в Австралии.

— Франция, Турция, Узбекистан, Индия… — сказал Артур. — Маршрут проверенный, не беспокойся. Рон, ты тоже едешь?

Рон чуть не подпрыгнул на месте. Он-то уже обдумывал убедительную речь с аргументами и даже лёгким шантажом, но ничего подобного не понадобилось.

— Конечно!

— И это правильно, — воскликнула Молли, — Гермиона сама не справится, ей понадобится помощь. Артур, отправляйся вместе с ними!

Гермиона немного изменилась в лице, Рон тихо кашлянул и приготовился возразить, но Артур опередил его.

— Меня не отпустят с работы, дорогая. И я нужен вам дома. Я напишу кому следует, им помогут. У Томаса Холлидэя двоюродный брат переехал в Австралию, можно с ним договориться…

— Ничего не нужно, спасибо, — уверенно сказала Гермиона. — Мне уже сообщили адрес. Осталось только вернуть им воспоминания.

Возникла неловкая тишина, которую не рискнула нарушить даже Молли. Артур неуверенно кашлянул.

— Тогда тебе нужно потренироваться. То, что я скажу, должно остаться между нами, но… — он многозначительно обвёл всех троих взглядом, — мне приходилось применять и стирание, и восстановление памяти. По работе, — уточнил он, заметив удивлённо-возмущённое выражение лица Молли. — Это не так уж сложно. Главное, чтобы человек смотрел тебе в глаза.

— Я помогу, — добавил Рон. — Например, скажу: «Мистер и миссис Грейнджер, посмотрите на эту девушку», а ты всё сделаешь.

— Только их теперь зовут мистер и миссис Уилкинс, — заметила Гермиона.

— Сегодня мы как следует потренируем заклинание восстановления, — добавил Артур. — Но теория и практика — две большие разницы.

— У Гермионы всё отлично и с тем, и с тем, — уверенно заявил Рон.

— Важно, чтобы ты не боялась, — продолжил Артур. — Запомни, у тебя будет только одна попытка, если хочешь, чтобы всё прошло идеально.

— Что значит «идеально»? — с сомнением спросила Гермиона.

— Это значит, они вспомнят всё, что было стёрто из памяти, и не забудут ничего из своей жизни в Австралии.

— Мне немного страшно… Но не из-за самого заклинания, а из-за того, что будет потом.

— Ты им всё объяснишь, и они простят тебя, дорогая, — произнесла Молли и решительно встала. — А сейчас идите и тренируйтесь, а мы с Роном поговорим о том, что делать, если неправильно сработал портключ или случился расщеп.

— Мам, — начал было Рон, но Артур тоже встал, похлопал его по плечу и сказал: — По-моему, это отличная идея. А потом я тоже поговорю с тобой о безопасности.

Рон закатил глаза и косо глянул на Гермиону. Он очень наделся, что это не будет «та самая беседа», которую отцы, краснея и заикаясь, проводят со своими выросшими сыновьями. Он был уверен, что сам во всём разберётся.

— Я расскажу, к кому обратиться в австралийском аврорате, — пояснил Артур, — чтобы вас поселили в хорошей гостинице.

И они с Гермионой вышли во двор.

Молли долго и подробно рассказывала Рону то, что он и так уже знал. Делая вид, что слушает, и регулярно кивая для убедительности, он мысленно уже перенёсся в лучшую гостиницу Австралии, где их поселят с Гермионой. Рон думал о том, сколько дней и ночей они там проведут, прежде чем решат вопрос с восстановлением памяти, и о том, что случится, когда они по-настоящему останутся наедине и никто им не сможет помешать.

— Рон, почему ты не отвечаешь? — сердито проворчала Молли. — Ты влюблен в неё, да?

Рон машинально кивнул, а затем пробормотал:

— Мама, о чём ты?

— Мой мальчик, — тихо всхлипнув, Молли попыталась прижать его голову к своей груди — для этого Рону пришлось согнуться, а ей встать на цыпочки.

— Тогда береги её, а она будет беречь тебя. Я же вижу, что она от тебя без ума.

— Это вряд ли, мама, — ответил Рон, чувствуя, как теплеет лицо. — Спасибо, что отпускаешь меня.

— Ты должен ей помочь. В трудные минуты важно быть рядом. Но возвращайтесь целыми и невредимыми!

— Конечно, — он смущённо отстранился и сжал её руку. — Мы будем осторожны.

— И веди себя хорошо, Рон. Не спеши. Не делай того, к чему она не готова, — многозначительно добавила Молли.

— Конечно.

— Сразу же свяжитесь с нами через камин, как только доберётесь.

— Конечно. Может, ты нам приготовишь с собой что-нибудь вкусное?

— Конечно!

Они оба тихо рассмеялись.

— Мам, всё будет хорошо.

Она кивнула и отправилась искать кухонный фартук.

Рон подошёл к окну, чтобы посмотреть, как проходит тренировка. Гермиона и Артур стояли посреди лужайки и что-то обсуждали. Кивая головой, она время от времени поднимала палочку и выписывала ею в воздухе замысловатые круги. Теория и практика в действии. Какое-то время Рон присматривался, чтобы тоже всё запомнить — мало ли что? — но потом отвлёкся на вид Гермионы со спины. Её тело было тонким и округлым в нужных местах, и даже её подмышка под поднятой рукой казалась ему необыкновенно привлекательной.

— Ну что, Ронни, — раздался за спиной голос Чарли, — вот и вы с Джинни выросли. Даже не верится. И тебе последнему предстоит испытать радость секса.

Рон ничего не ответил, мучительно пытаясь представить, как это он умудрился отстать от Джинни.

— А она ничего, — добавил Чарли. — И без ума от тебя.

Рон снова промолчал — с Чарли можно было молчать, прекрасно понимая друг друга.

— Говорят, ты едешь в Австралию?

Рон кивнул и снова посмотрел в окно. Он был уверен, что в Австралии ему понравится.

— Надеюсь, тебя не нужно учить защитным заклинаниям — ну, в смысле…

Рон давно выучил оба и очень надеялся вскоре применить их на практике.

— Ладно, удачи, — Чарли похлопал его по спине. — Хотелось бы, чтобы наша семья не уменьшалась, а росла.

— Присмотри тут за мамой и Джорджем, пока меня не будет, — наконец сказал Рон.

— Кажется, ты и правда вырос.

Чарли вышел из комнаты, а Рон продолжил смотреть в окно, думая о том, как было бы неплохо, если бы Гермиона и Гарри стали частью его семьи. Сейчас это казалось ему возможным и в теории, и на практике.