Ни единой петлёй не солгав (джен)

Молли, пытаясь скрыть неловкость, не знала, куда деть руки. Она то вытирала их о подол фартука, то хватала вещи со стола и комода, перекладывала их, всеми силами стараясь унять дрожь.

— Да что же мы на пороге! — слишком громко произнесла она, сдёргивая со стульчика рубашонку Билла. — Проходи!

Тереза Пруэтт наклонилась, перешагивая через узкую приступочку-ступеньку со своей поклажей, и на долю секунды опустила взгляд на дощатый пол. Этого мгновения Молли хватило, чтобы немного прийти в себя, а Терезе — справиться с комком в горле. Но глаза её всё же предательски блестели, когда она вновь подняла голову.

— Я вот… Проходила мимо… В общем…

Молли прекрасно понимала, что нужно было сильно постараться, чтобы проходить мимо Оттери-Сэнт-Кэчпоул, тогда как ты живёшь в пригороде Лондона, но сейчас ей это было совсем не важно.

Она отбросила в сторону рубашонку сына и кинулась матери на шею.

— Я так скучала… — только и смогла произнести Молли.

Тереза же ничего не говорила, а только крепко прижимала к себе свою дочь. Вернуло обеих на грешную землю угрожающее подвывание: двухлетний Билл, решив, что маме угрожает опасность, включил сирену тревоги.

Молли, вытирая на ходу слёзы, кинулась к камину, возле которого на коврике сидел малыш, и подхватила его на руки.

— Ну что ты, родной? Испугался? Это твоя бабушка.

Тереза осторожно сделала пару шагов вперёд и протянула руки. Билл отвернулся и прижался к матери, уткнувшись рыжей головёнкой ей в грудь. Молли поцеловала сына в макушку и села на табурет, жестом предложив матери расположиться на соседнем.

Они говорили и говорили. И не могли наговориться. Молли рассказывала про свою жизнь с Артуром, про Нору, докучливых гномов и свои огородные успехи; Тереза — про поместье, новости родственников и близких знакомых.

Проснулся Чарли, подав голос из детской с претензией на немедленное внимание. Молли вскочила и унеслась к младшему сыну. Когда она вернулась, Билл сидел на коленях у Терезы, а та, держа в руке его крохотную ручку, напевала ему старинную песенку про семейство пальчиков. Каждый раз, когда она, в такт песне, хватала его то за один пальчик, то за другой, он радостно вскрикивал.

— Гидеон с Фабианом обожали в детстве играть с отцом, — улыбнулась Тереза. — Как же быстро летит время.

— Это они сказали тебе наш адрес? — спросила Молли, присаживаясь рядом с Чарли на руках.

— Да, — кивнула Тереза. — Я рада, что они не послушались и не прекратили общаться с тобой. Виделись все эти годы. Молли… Ты прости меня…

— Нет, это ты прости меня. Но… Я люблю Артура и…

— Не надо, родная. Я была не права.

После третьей чашки чая, когда и Чарли, и Билл сладко посапывали в своих кроватках, Тереза поставила на стол старую корзинку для рукоделия.

По преданию, она не имела права передавать корзинку дочери раньше, чем у той родилась бы собственная дочь, но Тереза чувствовала, что её дни сочтены. Она угасала. И она не имела права прервать эту удивительную семейную традицию, которая длилась не одно столетие. А ещё она любила Молли и всей душой просила прощения у мироздания за то, что не поддержала когда-то дочь, желая настоять на своём.

* * *

Давным-давно среди облаков существовала на свете чудесная страна, где дворцы превращались во флотилию кораблей, а диковинные цветы, размером с мельничные колёса, становились пальмовыми рощами. Фея Моргана, владычица мира иллюзий, меняла облик своих чертогов в зависимости от настроения.

Иногда фея, принимая различные образы, спускалась в мир людей. Она следила за ними, за их помыслами, и гнев её или благосклонность были воздаянием за их поступки. Часто она брала с собой старую корзинку из ивовых прутьев, которая не вызывала ни у кого подозрений. Моргана могла достать из неё то, что было необходимо, а простодушные магглы верили, что на самом деле только что видели между широких щелей корзинки именно этот предмет.

Так и случилось однажды, в те далёкие теперь уже времена, что Моргана в образе старушки встретилась с Элизой⁽¹⁾. Фея угостила девушку волшебными ягодами, показывающими истинную сущность человека. Доброта Элизы покорила сердце феи; чистота души её походила на хрустальный родник, что журчал в лесной глуши. Элиза страстно желала помочь своим братьям, и Моргана явилась той во сне — подсказала, как снять заклятье злой мачехи.

Эта история могла закончиться весьма печально, но, по счастью, Элиза, приговорённая к сожжению, смогла связать одиннадцать рубашек из крапивы и накинула их на братьев. Лебеди обернулись прекрасными принцами, лишь только у самого младшего на месте руки осталось белоснежное крыло — Элиза не успела довязать рукав последней рубашки.

Король Персиваль и Элиза зажили душа в душу, а когда у них родился первенец, радости короля не было предела, и он устроил пир на весь мир.

Однако вскоре Элиза слегла, сражённая лихорадкой. Король страшно горевал и бросил клич во все концы, что отдаст полцарства тому, кто сумеет исцелить его Элизу. Многие врачеватели и знахари приходили во дворец, но королева таяла с каждым днём.

Однажды на мосту через ров, что окружал королевский замок, показалась древняя старуха. Она была такой согбенной, что казалось, разговаривала не со стражниками, а со своими башмаками, когда попросила разрешения пропустить её в покои короля. Странную старуху хотели было прогнать, но передумали: всё же проводили в замок и представили королю. Король, посеревший от горя, позволил отвести старуху к Элизе, когда узнал, что она целительница.

Оказавшись в спальне королевы, старуха первым делом раздвинула тяжёлые шторы на окнах, впустив в комнату солнечный свет. Элизе показалось, что шторы раздвинулись сами собой, но она была настолько слаба, что даже не удивилась. Золотистые волосы её рассыпались по подушке, на бледном, почти прозрачном лице проступали веснушки, а в глазах вдруг зажёгся огонёк узнавания.

— Я знаю, кто вы, — прошептала Элиза. Она была так слаба, что едва могла говорить.

— Откуда же, дитя моё?

— Вы — владычица облачного замка. И однажды вы мне помогли вернуть братьям человеческий облик, — ответила Элиза и прикрыла глаза, окончательно обессилев от этого короткого разговора.

Моргана, когда повстречала Элизу в лесу, была совсем в другом обличье, однако она поняла, что чистое сердце девушки видит насквозь.

— Что ж, — произнесла она и превратилась в прекрасную юную принцессу. — Я не часто помогаю людям. Тем более — магглам. Но ты необычная, Элиза. Люди боятся волшебства, не понимая, что истинное чудо заложено в сердце. Твоё сердце полно любви и добра. На-ка, съешь вот это.

Моргана достала из старой корзинки, которую держала на руке, спелые ягоды.

Элиза послушно открыла рот, позволив Моргане положить ей на язык несколько штук.

Слава о целительском искусстве Морганы обошла все окрестные страны — ей было совсем не сложно поднять на ноги любого больного. Но, покорённая добротой Элизы, Моргана решила сделать ей ещё один подарок. Она помогла ей сесть на кровати — та чувствовала себя практически здоровой, только очень слабой — и поставила ей на колени свою корзинку. Элиза заглянула внутрь и с удивлением обнаружила, что никаких ягод там нет и в помине. Вместо них на дне лежал клубок пряжи не то серого, не то синего цвета. А может, и коричневого — заливающий комнату свет пускал солнечных зайчиков между прутьев корзинки, и от этого казалось, что клубок меняет цвет.

— Это пряжа из той крапивы, которую ты не успела спрясть, чтобы довязать рукав последней рубашки. Пока корзинка будет считать тебя своей хозяйкой, волшебная пряжа будет оберегать всю твою семью от хворей и напастей, защищать от злых чар. Придёт время, ты передашь эту корзинку своей дочери, а та, после — своей.

Элиза смотрела на Моргану и не могла произнести и слова от потрясения. Она протянула руку к клубку, и внезапно он стал золотым. Будто маленькое жаркое солнышко прыгнуло в ладонь Элизы, тёплоё и живое, а потом скатилось на дно корзинки, став буро-зелёным клубком. Элиза расслышала стук, повторяющий ритм ударов её сердца. Две деревянные спицы деловито постукивали друг о друга, паря прямо в воздухе, над корзинкой. Вот уже показался край вязаного полотна, и неутомимые спицы принялись вывязывать ряд за рядом чулочной гладью, меняя изнаночные петли на лицевые.

Король, встревоженный затянувшимся визитом старухи, решил проверить, всё ли в порядке с королевой. Ворвавшись в покои жены, он не мог поверить своему счастью: его Элиза выглядела абсолютно здоровой! У зеркала стояла потрёпанного вида корзинка с торчащими из неё спицами. Никакой старухи в спальне не было…

Возможно, в сердце Элизы было много волшебства, ведь она верила в чудо, а может, это талисман на счастье — старая корзинка с вязанием — как-то повлиял на происходящее, но дочь Элизы и Персиваля родилась волшебницей. Сначала Персиваль ужаснулся, когда увидел, как его ненаглядное чадо — а Агнесс была единственной сестрой своих семерых братьев — взглядом заставляет крутиться серебряную погремушку у себя над колыбелькой. Но потом, когда Агнесс исполнилось одиннадцать лет, её отцу пришлось признать, что маги существуют на самом деле. Впрочем, это совсем другая история…

Пришло время, и Элиза исполнила волю Морганы. А та больше ни разу не являлась перед её взором. Как-то пару раз королева замечала подле себя странных старушек, но те исчезали ровно в тот момент, когда она желала заговорить с ними. Наверное, Моргана просто желала убедиться, что дела Элизы складываются неплохо. Её семеро сыновей стали уважаемыми людьми; старший из них — Олаф — унаследовал трон. А единственная дочь после окончания магической школы чародейства и волшебства полностью отдалась душой миру, к которому теперь принадлежала. Когда у Агнесс родилась дочь, Элиза передала ей заветную корзинку со словами о том, что настоящее волшебство кроется не в заклинаниях и зельях, но в умении быть рядом с близкими, в искусстве отдавать себя родным и бескорыстно любить.

Семейный талисман-оберег сменил множество хозяек, пока однажды не оказался во владении Терезы Пруэтт, получившей корзинку от матери своего мужа Перси. Никто уже и не помнил происхождения корзинки; позабылась история самоотверженной Элизы, собиравшей крапиву своими нежными руками, чтобы помочь любимым братьям.

* * *

Молли стояла, полностью погрузившись в свои мысли. Дети все давно были устроены, жизнь подходила к закату — она понимала это. Могилка Фреда давно стала тем местом, где можно было просто подумать, поразмыслить, остановить бег времени, успокоиться. Фред так и остался навсегда юным, но сейчас, спустя десятилетия, Молли понимала, что его смерть была лишь страницей в её с Артуром истории. Да, чёрной, печальной, горькой, но — страницей, которую они спустя много лет всё же смогли перелистнуть. Артур недавно ушёл к Фреду, присоединился к большинству. Внуки делали свои первые самостоятельные шаги. Время… лечило? Нет, но теперь визиты Молли сюда были наполнены попытками найти гармонию, понять некие истины, а не тем рвущим душу отчаянием, которое было когда-то.

Лето вступало в свои права, буйная растительность укрывала соседние могилы, но здесь, на холмике Фреда, не росло ни единого стебля крапивы, словно они считали неуместным загораживать земляной холм. Молоденькие побеги тут же исчезали, как срезанные невидимой рукой.

И Молли знала причину.

Тереза, появившись на пороге Норы с корзинкой для рукоделия тогда, когда Чарли ещё был совсем младенцем, поведала Молли семейную легенду.

Оберег, амулет, покровитель, пропитанный магией любви Элизы, собиравшей голыми руками крапиву ради спасения любимых братьев и не чувствовавшей ожогов.

Клубок в корзинке менял цвет в зависимости от настроения хозяйки, но зачастую Молли видела, что он становился бурым, тёмно-зелёным, малахитовым, похожим на жгучую крапиву.

Клубок её жизни размотался в тонкую ниточку. Нить, соединяющая петлями её судьбу с жизнью Артура и детей, а потом и внуков, подходила к концу.

Значит, пора передать корзинку Джинни.

Лили-Луна Поттер когда-нибудь примет эстафету у своей матери. Чтобы однажды передать её дальше.

Откуда появлялась пряжа в волшебной корзинке? Как волшебный клубок, оставаясь неизменно маленьким, мог давать жизнь новому и новому полотну цветного вязания?

Молли знала ответ.

Она, как и Тереза, Агнесс, Элиза и другие, тайком распускала свою жизнь. Ни единой петлёй не солгав.

1) Элиза — персонаж сказки Г. К. Андерсена "Дикие лебеди".

Вернуться к тексту