I'll Fight (гет)

Хогвартс-экспресс совершенно не изменился с того момента, как Драко Люциус Малфой сел в него в первый раз.

Он гудел, вибрировал под ногами, пах солнцем и клубящейся золотыми облаками пылью, был таким же раздражающе-красным. Обещал закрутить смеющихся подростков в водоворот искрящейся магии.

Обещал, но не закрутил.

Драко даже несколько попыток ему дал!

Вышел из занятого в ещё пустом поезде купе, чтобы потолкаться в галдящей толпе. Он ловил чью-то сбежавшую кошку, дразнил полоумную от старости сову Панси, а этим и саму Панси, пытался говорить на нейтральные темы с Забини и с таким очевидным отрывом проиграл Винсенту в поедании шоколадных лягушек, что...

Блядь, Крэбб!

Драко смотрел другу детства в глаза, чувствуя, как шоколад приобретает вкус плесени... Едва удерживая себя, чтобы не выплюнуть его прямо на стол, Драко сбежал.

Отчаяние на вкус, как плесень.

* * *

Как тебе ощущения, парниша? На первом курсе ты ехал здесь, зная, что ты король этих чертогов! Как тебе теперь сидеть в толчке, трясясь от осознания отсутствия собственной значимости? А?

Он с усилием проводит ладонью по лицу.

В дверь третий раз за двадцать минут кто-то ломится.

— Я сейчас руку тебе, дятел ебу… — он распахивает дверь. Да сколько можно, найдите себе свою уборную-бункер! И осекается. За дверью вовсе не непонятливый пацан, а ошалевшая от «приятной» встречи девчонка.

Ну, не совсем девчонка. Грейнджер.

А он тут растрёпанный, злой и с тлеющей в пальцах сигаретой. Именно на неё-то она и переводит свой взгляд от его лица.

Как будто смотреть больше не на что!

— Малфой! Какого черта ты здесь делаешь?!

Он заглядывает ей за спину. Пусто. Ну конечно, это же самый последний вагон. От того-то он так и бесился, даже тут кому-то приспичило.

Он расслабляется, опираясь на дверь.

— Привет, Грейнджер. Какой-то несчастный ребёнок не смог пописать и нажаловался тебе, что его не пустили?

Она смущается. Серьёзно?! Драко затягивается и хихикает одновременно, и получается какое-то бульканье.

— Это было полтора часа назад. И тут постоянно шумела вода, поэтому нет ничего удивительного, что я подумала: что-то случилось, и...

— Прибежала спасать?

Грейнджер подбирается, вздёргивает нос.

— Но вижу, что ошиблась. И потуши сигарету. Иначе я буду вынуждена сообщить твоему декану.

Он выдыхает дым ей в лицо и улыбается.

— Пошёл ты!

— Сама ты пошла! — орет Драко вдогонку.

Выкидывает в форточку сигарету, полощет рот.

* * *

Панси гладит его волосы с таким усердием, будто от этого зависит вся её жизнь. Видок у неё полоумный и какой-то блаженный. Драко руку на отсечение не побоялся бы дать, что она на грани истерики. Они познакомились раньше, чем научились складывать звуки в слова.

Он не ответил этим летом ни на одно её письмо. Хотя это, наверное, и не нужно было, она наверняка смогла прекрасно представить его «чудесные» будни самостоятельно. Панси не хотела бы ни одного подтверждения своим мыслям.

Зачем тебе погружение в реальность, если ты так усиленно бежишь от неё, да? Прости, Паркинсон, но сейчас будет, блядь, очень неприятно.

Но пару минут назад он увидел чёртов шанс.

Да, у него нет выбора. Да, он просто не может не делать то, что от него требуется. Но ведь ему может кто-то и помешать, верно?

Кто-то, кто носит кроссовки, прячется под мантией-невидимкой и очень хочет засунуть свой ебучий нос не в своё дело.

— Ну что, Забини, — голос всё равно подрагивает от напряжения, как бы Драко ни пытался придать ему беспечность, — что нужно этому Слизнорту?

Придётся потерпеть, Поттер. Драко по-ребячески надеется, что придурок в самой неудобной позе на свете.

Разговор хочется затянуть.

Драко готов разобрать всю биографию Лонгботтома. Давайте, это интересно! Панси вон слова говорит, видите?

Чертов Блейз не в духе, пиздит про Пожирателей слишком быстро.

А ему бы только с мыслями собраться!

Блядь.

Он пытается выдавить смешок, выходит херово.

Превратись в слух, Поттер.

Драко надеется, что думает достаточно громко, а вслух говорит:

— Я о чем: может, в будущем году меня и не будет в Хогвартсе, так какая мне разница, как ко мне относится толстый старикан, обломок дряхлого прошлого?

Панси перетряхивает. Она убирает пальцы от его волос, они застывают перед лицом, напряженными и полусогнутыми веточками. Драко хочется сказать, чтобы закрыла уши.

Он несёт всю эту херню, пытаясь придать голосу самодовольство и гордость. Его почти выворачивает наизнанку. Ухмылка примерзает к губам ледяной маской.

В сузившихся глазах Блейза мелькают изумление («Какого черта, Малфой?») и злость, превращающие его речь в саркастическое шипение, но всё же он как-то понимает, что говорить.

Крэбб с Гойлом смотрят на него так, будто он проклят и благословлён одновременно. А Панси просто в ужасе.

Простите.

Хогвартс так удачно оказывается совсем близко.

* * *

Он отправляет Панси, протягивавшую ему свою руку.

Вот этого Поттер точно видеть не должен был! Злость накатывает волнами высотой со школьные башни. Сшибает его.

— Петрификус тоталус! — он был, чёрт возьми, прав! Поттер грохается на пол прямо ему под ноги.

Да!

Уебок пялится на него. И Драко просто не успевает усмирить свой порыв, и в следующую секунду Поттер брызжет кровавым фонтаном из сломанного носа.

Возможно, это было лишнее, но он потратил весь свой контроль на голос и мысли, не уследив ещё и за телом.

Он набрасывает на очкарика мантию-невидимку и выходит, не забыв наступить ему на руку.

В том, что удачливый мальчишка выберется, Драко не сомневается.

* * *

— Что ты там устроил?.. О, Мерлин, кто это?! — потерянно восклицает Панси громким шёпотом.

Паркинсон прекрасно знает, кто такие фестралы и что они возят кареты. Но вот теперь она знает и то, как они выглядят, а с таким не поздравляют.

Так что Драко просто пожимает плечами и тянет её к карете.

Она собиралась спрашивать совсем о другом, и Драко корит себя за то, что рад, что она отвлеклась. Даже если она только испугалась ещё больше.

* * *

Большой зал играет с ним ту же шутку, что и чёртов паровоз.

Он смотрит на парящие свечи, на усеянный звёздами потолок. Оглядывает набитое учениками помещение. Сознание затапливает потребностью в лёгкости, в защищённости, в детстве. Они ему сейчас просто необходимы.

Практически не отрываясь, Блейз прожигает в нём дыру взглядом с самого момента его безумных откровений. Забини вытряхнет ему всю чёртову душу, и он это знает. Он зачем-то указывает на свой нос и морщит его. Машинально.

Начинает без разбора накладывать всё, что появляется, как спасение, на столах. Люди, определённо, практикуют заедание стресса. Возможно, ему это подойдёт. Драко всеми руками «За».

Все что угодно подойдет, когда хочешь, чтобы руки перестали трястись, глаза метаться из стороны в сторону и грудная клетка, наконец, стала достаточно большой для вздоха.

Он дышит, как будто у него припадок!

Совершил ошибку.

Драко понял это сразу, как адреналин начал отпускать. Сначала думай, сначала долго думай, очень долго думай, а только потом делай. И никак и никогда иначе. И он додумался нарушить это священное правило. Как будто ему одиннадцать.

Драко замечает приподнявшуюся со стула МакГонагалл, лихорадочно оглядывающую стол Гриффиндора.

Какой же он долбоёб!

Руки становятся мокрыми и холодными.

Приходит осознание, что этот ужин может стать последним его праздничным ужином в Хогвартсе. Да и где-либо вообще. Ну, кроме Азкабана, конечно. Оно как ушат ледяной воды, который выливается на него, замораживая кровь. Заставляя застыть, как статуя, с пальцами, сжимающими воздух рядом с ручкой чайной чашки. Он не просто сломал нос школьному недругу. Не просто рассказал парню байку, от которой Поттер должен был бы перевозбудиться и обделаться, понестись к Дамблдору после пира и рассказать о том, что слышал. И директор не вызовет Драко в кабинет, чтобы накормить сладостями и придумать, как ему хотя бы не позволить родителям умереть и, желательно, выжить самому.

Всё будет совсем не так. Героя уже хватились и, конечно же, найдут, если уже не нашли.

Они обнаружат его в закрытом купе с задёрнутыми шторами и под мантией-невидимкой. В луже крови и всего такого несчастного, что просто не смогут удержаться, чтобы не повесить виновника. И Поттер, подпрыгивая на месте, радостно выложит всё на блюдечке.

Он сломал нос ебучему Гарри Поттеру, герою всей магической Британии, предварительно рассказав немного чудесных моментов личной биографии. Блядь, это было совсем не то, что происходило между ним и очкариком раньше. На что он вообще дальше мог рассчитывать?

В него вольют веритасерум, и он, как певчая птичка (или как камикадзе), будет петь всё ту же чудесную историю. Разве что можно будет не притворяться, что в восторге от этого, а правдиво визжать от ужаса. Орать так, чтобы сорвать связки. Чтобы точно быть услышанным. Чтобы все наконец поняли всю серьёзность ситуации!

Драко почти готов вскочить с места и завопить. Чтобы все затихли, в немом удивлении уставившись на него.

Потому что Драко определённо есть что сказать всем этим людям.

ЧТО ОНИ — ГРЁБАНЫЕ ИДИОТЫ! В его доме! В его родном доме, где он сделал свой первый вдох, в доме, где каждый камушек пропитан его жизнью, в этом доме грёбаный-блядь-Волдеморт! Он там! Он убивает в его доме! ОНИ убивают у него в доме! ОНИ там! Они заставляют его убить! На его руке ебучая метка!

Он в чёртовых тисках, и он обречён, и он не знает, что делать дальше. Он хочет, чтобы это прекратилось. Чтобы не думать о том, через сколько после его провала умрёт мать и через сколько они с отцом умрут вообще. Чтобы не думать, сколько осталось самому. Ему абсолютно плевать, насколько чистокровно магическое общество, плевать на жизнь «в подполье», банковские счета и прочую херню.

Ему вообще плевать на что угодно, лишь бы этот пиздец закончился и прошёл страшным сном. Пальцы вцепляются в край стола, готовые стать опорой для рывка, и так и замирают, сведённые гневом и болью.

Поттер протискивается в зал практически крадучись, а потом наращивает скорость, будто за ним гонится стая дементоров. Втискивается между дружками, и... ничего не происходит. В зал не врываются авроры, крики «Держите Малфоя!» не начинают звучать со всех сторон. Его руки не сковывают магические путы.

Очкарик оказался даже самонадеяннее и дурнее его самого. Решил сам разобраться? Так вперёд, шрамоголовый сукин сын! Забирай лавровый венок себе.

Ничего не вышло, и теперь главное — сделать хотя бы похоже на так, как надо.

Чай становится вкуса чая, а не мыльной воды, которой ощущался всё это время. Драко готов написать целую книгу о том, какой Поттер идиот. Он пытался, дал возможность, а теперь снимает с себя ответственность.

Ему действительно не одиннадцать, ему шестнадцать.

Но что такое пять лет?

* * *

Когда дверь комнаты захлопывается за спиной, он всё ещё не может поверить. Вообще ни во что.

На его груди значок старосты, и Драко переводит глаза от отражения и обратно.

Определённо, это он. Его глаза и волосы. Осунувшееся лицо, сжавшиеся в кулаки ладони и вот эти вот туфли, которыми чуть не уничтожил свою жизнь. Драко опирается на выступ над камином, стаскивает обувь и закидывает её в огонь. Пламя вздымается, и ему становится легче.

Он отворачивается от зеркала, оглядывая комнату. Она просторная и погружена в полумрак. Драко заставляет себя думать о том, чтобы переставить кровать поближе к дальней стене с заколдованным окном и развернуть. И сотворить диван.

С парнем из отражения не хочется иметь ничего общего.

В тексте использованы оригинальные диалоги из книги Роулинг «Гарри Поттер и Дары смерти», и автор не претендует ни на чью интеллектуальную собственность.