История Канхи: индийские приключения Сиэля (джен)

Охотник Балдео как раз закончил историю о том, как Белая Королева захотела выстлать тигриными шкурами все полы во всем своем дворце, главном из десяти тысяч принадлежащих ей дворцов, чтобы даже последняя грязная кухарка на ее кухне ходила как царица по спинам владык джунглей, а потому сахибы со всей Индии бросили маршировать и строить железную дорогу, и стали нанимать лучших охотников и проводников для великой охоты на тигров, а Балдео хоть и был тогда куда моложе, но уже тогда был лучшим из охотников Индии, можно сказать, царем охотников...

Словом, он как раз закончил эту историю и раскуривал трубку, чтоб дать рту отдохнуть от разговоров, а слушателям, наоборот, заговорить, споря между собой, сколько в рассказе правды, а сколько для красного словца приукрашено, когда к собравшимся подошел Пришлый Канха и махнув рукой приветственно по новой моде, подцепленной у слуг сахибов, направился прямо к Балдео.

Пришлым Канху звали потому, что он совсем недавно пришел в соседнюю деревню, надеясь там узнать, нет ли в гарнизоне доброго сахиба, которому нужен ушлый "бой", поскольку прежний сахиб Канхи сгорел от лихорадки, едва успев с Канхою расплатиться. Балдео питал к Канхе симпатию потому, что тот был по складу человек дороги, которого вперед зовет сердце и нет на свете ничего дороже странствий. А еще тем, Канха уважал стариков — пьянству и повесничанью с молодежью предпочитал посидеть под деревом и послушать их разговоры и рассказы, а еще тем, что на оставшиеся от покойного сахиба деньги щедро одаривал тех стариков табаком и сладостями.

Правда, на этот раз по всему виду Канхи было ясно, что он пришел не слушать, а говорить. Так и случилось.

— Здравствуй, царь охотников, друг мой Балдео, величайший из рассказчиков, здравствуйте и вы, добрые люди! — полным нескрываемого огорчения голосом, в котором к тому же слышались нотки праведного негодования. — Послушайте, какая со мной случилась история!...

И дальше поведал собравшимся, что раз в Гарнизоне на каждое место "боя" по три желающих, то решил он пойти в Барсану, наняться к тамошнему сахибу Сиэлю Фантомхайву, который хоть и самодур, но в скупости его еще никто не мог обвинить. И вот пришел он к дому сахиба и стал ждать, когда сахиб выйдет на веранду пить чай, чтоб к нему обратиться. А на веранде стоял этот сын свиньи и пьяного раджпута, этот лентяй и пакостник Акил по прозвищу "Сучий потрох", ожидая, когда ему нужно будет за чаем сахибу прислуживать. И вот попросил Канха по хорошему, представить его сахибу, чтоб Канха получил добрую работу, а Сучий Потрох, когда сахиб вышел чай пить, не то что не представил, а еще и подгадил. Стал Барсанский сахиб требовать Канху показать какое-то письмо от прежнего сахиба, а Канха возьми и скажи Сучьему потроху, мол, какое письмо, помер прежний сахиб, черти в ад забрали и на том свете кочергой в жопу жарят. А тот возьми и переведи это сахибу на сахибский. И тот Барсанский сахиб обиделся за соотечественника и прогнал Канху, мол, нет письма, нет работы. А Сучий потрох еще вослед возьми и скажи, мол, пусть черти на том свете покойному сахибу выходной дадут, чтоб он письмо написал, а то без письма его теперь ни один сахиб не наймет.

Закончив свой невеселый рассказ, Канха перевел дух и посмотрел на Балдео. Но Балдео не спешил с ответом, давая слушателям — почтенным старикам и старухам, а также пришедшим отдохнуть от работы слугам деревенских богачей вдоволь поругать потерявшего совесть лентяя Акила из Барсаны, который с тех пор как устроился в дом к сахибу Сиэлю совсем забыл что такое работа, только знай сахибу чай греет и деньги с того получает за то что спит целыми днями. А ведь скоро таким манером разбогатеет и начнет над честными людьми куражиться, при деньгах-то...

Наконец, выкурив трубку, Балдео громко сказал:

— А что, есть ли тут кто, кому Канха не дарил доброго табачку?

Собравшиеся дружно загудели, что Пришлый Канха хороший малый, каждый тут курил его табак, ел его сладости, да и выпивкой Канха их уже не раз за свой счет побаловал, хоть недавно в этих краях появился. Словом, славный малый Канха, хоть и пришлый, нельзя просто так оставить, что его обидели, может, сделать что можно, или собраться вместе в потемках, а того Акилу хорошенько п р о у ч и т ь...

Балдео усмехнулся и снова возвысил голос:

— А есть ли тут кто, не слышавший, что Старик Балдео, лесной человек, все еще может добыть любую дичь, на какую ему приходилось охотится?

Собравшиеся снова согласно зашумели.

А Канха поднял руку в превозносящем жесте:

— Друг Балдео, ты не только лучший из рассказчиков — ты царь охотников! На кого же ты решил охотиться на этот раз?

Балдео хитро прищурился, наслаждаясь всеобщим вниманием и интересом, а затем значительно произнес:

— Сейчас Балдео встанет и пойдет в гарнизон, а когда вернется, расскажет, как приходилось ему охотиться на и на письма сахибов, иные из коих писем стоили всех денег всех окрестных деревень! А Канха пойдет в гарнизон и своими глазами увидит, что старик Балдео еще может добыть письмо, если захочет!

После чего закинул на плечо верное ружье, поднялся на ноги и важно пошел прочь размашистым шагом.

— Великий охотник Балдео! — догнал его воспрявший духом Канха и весело прищурился. — За простой табачок вынул из сердца бедного Канхи стрелу печали и возлил на рану масло радости! Воистину, теперь я готов поверить, что ты можешь спуститься в ад и договориться с самими чертями, чтоб те отпустили покойного сахиба написать письмо для бедного Канхи!

— Индия велика, откуда такому юнцу знать, с кем только не приходилось договариваться старику Балдео! — гордо расправил Балдео усы и приосанился на ходу. — Черти покажутся пустяком. Приходи слушать и однажды услышишь историю, как Балдео помог на исходе восстания аскетов Генералу Гловеру договориться с князьями раджпутов!

Канха распахнул свои раскосые глаза пошире, показывая, как он поражен, и воздел руку в жесте восхищения.

— Великая история и великий рассказчик! Но скажи скорее, как мне отблагодарить тебя, добрый мой друг Балдео, за то, что ты делаешь для скромного Канхи? Что я могу доброго сделать для тебя за твою великую услугу?

Балдео насмешила его торопливость, но он нарочито сурово сдвинул брови и назидательно произнес:

— Как старший брат все сделает для младшего, как Балдев все сделает для Канхи...

Он сделал паузу, чтоб тот понял, что речь идет о самих Балараме и Кришне и оценил красоту и значимость удачной игры слов, а затем продолжил:

— ... так и Балдео, старый охотник, лесной человек, сделает все для тебя. Ты же будешь смотреть своими глазами, слушать своими ушами, запомнишь все это в сердце, и потом, может быть, однажды расскажешь о том, как видел охоту на письма! А теперь резвее чем языком шевели своими ногами, чтоб придти в гарнизон до заката!

"Гарнизон", а также "гранезон", "сахибятник" и "пьянь шатомая", как называли ее в окрестных деревнях местные жители, был старой княжеской крепостью и селом вокруг нее, в которых располагался гарнизон британской армии. Это место служило своеобразным культурным центром, куда первым делом прибывали новые люди, куда стекались и откуда расходились новости, где почти каждый день был как сельская ярмарка и где можно было достать привозимые сахибами редкости и деликатесы.

Заранее радуясь тому, какое важное впечатление он произведет на Пришлого Канху, охотник Балдео повел его прямиком в саму крепость, где его хорошо знали как лучшего проводника через джунгли, сотрудничающего с британскими военными не первый десяток лет.

Спросив, как полагается, о здоровье хозяина дома, в данном случае начальника над крепостью, доброго сахиба полковника Джефри Брайдона, а также его драгоценной дочери миззи сахиб Китти, и ее жениха, будущего полковничьего зятя, доблестного сахиба капитана Буна, выслушав сплетни за парой трубок табака, а также передав слугам сахибов приветы от родственников и родителей из дальних лесных деревень, Балдео поймал за плечо "боя" той самой миззи сахиб Китти — молоденького парнишку по имени Шука, который, послушав сплетни как раз собрался улизнуть дальше по своим делам.

— Ну, что, не забыл еще твой отец, как старик Балдео в разлив реки провел его, его лошадь и ехавшую на лошади молодую Саджиду в ашрам к мудрецам, чтоб те выгнали из ее тела змеиный яд?

Шука вздрогнул и закивал так, что казалось, у него сейчас отвалится голова:

— Матушка Саджида и мой милый любимый папа никогда не забудут этого, о мудрый дедушка Балдео! Не отведи вы их тогда к мудрецам, не быть бы на свете ни мне, ни моим братьям и сестрам!

— Хорошо. — Балдео прижмурился, на краткий миг перенесясь в воспоминаниях в тот грозный день, когда по грудь клокочущей мутной воде двое изможденных мужчин пытались провести на другой берег дрожащую от страха лошадь с умирающей женщиной на спине.

— Так вот, раз ты знаешь эту историю, тебе будет не в тягость сослужить старику Балдео, лесному человеку, легкую службу.

Шука подобрался, изображая всем видом живейшую готовность бежать хоть на край света по поручению Балдео — сказывалась работа у сахибов "боем".

Балдео усмехнулся:

— Мы сейчас с другом Канхой пойдем отдыхать у моего доброго приятеля — повара Нарендры. А ты нам принесешь туда — запоминай, глупая твоя голова, и не вздумай ничего забыть — сахибской бумаги и сахибских чернил, дорогой конверт британской почты, стальное перо, сургуча с лихвой, а еще у Ловкача Бабура попроси "удачу". Скажи, она нужна Балдео для доброго дела.

Шука шевельнул пухлыми губами, запоминая необходимое, и бросился прочь.

— А расскажи мне, глупому юному Канхе, о какой удаче шла речь? — блестя глазами от любопытства спросил Пришлый Канха, отправляясь за Балдео следом вкушать плодов поварского гостеприимства.

— Увидишь. — усмехнулся в усы старый охотник. — Своими глазами увидишь "удачу", не каждому это удается, только имей терпение.

Успело совсем стемнеть, когда Шука наконец явился, принеся узелок со всем необходимым. Балдео степенно, наслаждаясь тем, с каким уважением на него смотрели Канха, Шука и повар капитана Буна Нарендра, разложил по столу бумагу и письменные принадлежности, сделал светильник поярче, и сказал:

— Сейчас, от лица твоего умирающего сахиба, лежащего на смертном одре, я буду писать письмо Барсанскому сахибу Сиэлю Фантомхайву письмо, именуемое сахибами "Референс Леттер", что значит поручительное. Что твой сахиб как джентельмен поручается за тебя своей честью перед другим джентельменом, что ты хороший слуга, служил ему верой и правдой, не продал и не предал, а теперь будешь также служить и другому сахибу.

Нарендра и Шука со знанием дела кивнули, а вот Канха, по юношеской своей горячности, не удержался и, наклонившись над столом, взял в руки принесенный Шукой конверт.

Глаза Канхи расширились явно от восхищения тонкой гайдзинской работой, нежным цветом бумаги и водными знаками.

— У миззи сахиб Китти спер. — похвастался перед ним Шука, задрав курносый нос.

Но тут же опасливо добавил:

— Только конверт потом лучше вернуть. Я его в клочки порву и к ее попугаю в клетку кину, скажу, это он испортил. А то как бы не заметила и не взгрела меня наша Мисс Китти!

— Мозгов вам с тем попугаем одинаково отмерено. Только он умнее. — беззлобно проворчал Балдео.

А Наренда хохотнул над шуткой, ибо, как известно, мудрого попугая Кришны звали Шукой, но был он, если судить по легендам, поумнее своего тезки "боя" Мисс Китти.

— Как звали твоего сахиба, друг Канха. — строго напомнил им о деле Балдео.

Канха на миг замялся, видно, припоминал подробнее.

— Винсент Фантомхайв. — наконец сказал он.

— А. Значит, родственник Барсанского сахиба Сиэля. — Балдео кивнул. — Это хорошо. Значит так...

Он наклонился и очень красивым почерком — он потратил многие месяцы своей жизни, упражняясь в изображении сахибских букв неотличимо от того, как их пишут сами сахибы, когда хотят произвести друг на друга впечатление — вывел на листе первую фразу, степенно диктуя вслух:

— Ит из ёр трежер перент Винсент Фантомхэв.

— Это значит, пояснил он для зрителей. — "Я, твой драгоценный родственник Винсент Фантомхайв." Хм. Фантом... хэв... Значит, "имеющий призрак" по сахибски. Одухотворенный человек, значит. Так вот...

Он снова склонился над листом.

— Филинг май ёрли трагик дес...

И подумав, уточнил в круглых скобках — мёрдер.

— Это значит, "находясь на смертном одре и предчувствуя скорую кончину"...

Балдео поднял глаза и посмотрел в пламя светильника, перебирая слова сахибского наречия.

— "...ай райт ю эбоут зыс гуд янг калор мен — пишу я тебе, значит, об этом добром юноше-индусе". Давай, Канха, говори теперь, что ты умеешь делать и как на своего сахиба работал.

Канха радостно кивнул и стал перечислять, как готовил чай, приносил его сахибу, будил того по утрам, бегал по поручениям и чистил одежду.

— "Хи кен гуд мейк ти, мейк бринг ти, ран эвэй, ран э лонг вей" — диктовал сам себе Балдео. — Канха, ты ведь по сахибски два слова связать умеешь? Хорошо. Значит пишем "понимает по английски"... это будет... хм "андестенд ер харт май свит". Одежду чистить... да-да, это, следовательно "мейк шаур то ёр тюник энд коат". По утрам будил и завтрак готовил... "вейк ю ап виз ти энд кофи"...

Балдео сделал паузу, припоминая все, что знает о Барсанском сахибе Сиэле. Слуги говорили, что тот любит чай, выглядеть щеголем, чистить свой пистолет, а еще чтоб утра сразу двое слуг марафетили ему до блеска обувь на каблуках. Прямо чтоб сразу двое одновременно каждую туфлю чистили и к его выходу было все готово, иначе быть грозе.

Балдео вздохнул и дописал:

— "Энд клин ёр экспенсив кристал шуз."

— А разве Кристал это не сахибское женское имя? — перебил ход его мыслей любопытный Шука.

— Тьфу, дурная твоя голова, точно любой попугай умнее тебя! — ругнулся сердито охотник Балдео, встопорщив усы. — Имя — это Кристина, что значит, посвященная Белому Богу! А кристал — это значит "блестящий и сверкающий, как зеркало". Любит он, чтоб у него обувка блестела, целая коробка черного блеска для этого из самой Британии привезена им, "гутаГлин" называется. Канха вот с этой гута-глиной скоро познакомится, как работать начнет.

Фыркнув еще раз над невежеством юного "боя" мисс Китти, он сказал:

— На этом твой сахиб прощается — " виз зис ай кисс ёр айз" — и письмо кончается...

— Э, погоди! — спохватился вдруг Канха. — А как же с чертями-то! Подгадил мне тот Сучий Потрох, перевел мои слова сахибу Сиэлю, может, можно в письме написать, что это не я сам придумал, а мой сахиб Винсент перед смертью так говорил?

— Тьфу, Канха, должен будешь! Вот теперь точно должен будешь! — Балдео с сожалением глянул на красивые сахибские письмена, но подвинул к себе новый лист, переписал все до слов про "кристал шуз" и надолго задумался, как бы похитрее, а главное, правильно, написать про чертей.

— "Ай вери скэр оф май мени-мени синз". — наконец написал он. — Думаю, значит, со страхом, о своих многочисленных тяжких грехах и дурной карме. И о чертях. Это будет "энд синк эбоут терибл кристиан девилс". Хм. И во сне... да, именно, и во сне — "энд ин май илнес дримс зей тэйкед ми даун инто зе Хел" — снилось мне во сне как они утаскивали меня в Ад. "...энд шоу ми биг колдрон" — показывали мне там большой котел, в котором будут меня варить и... хм... Нет, как ни крути, а не станет один джентельмен другому про кочергу и жопу писать. Кто тебя только за язык тянул, Канха, бедовая твоя голова...

Балдео основа поглядел в пламя светильника и пошевелил усами в раздумьи, а потом махнул рукой.

— "энд мени азер сынгс". Это значит — много что еще показывали. Мда. А теперь можно и заканчивать — "виз зис ай кисс ёр айз энд рест ин пис ин май мёрдер бед." Написал, значит, сие, простился и упокоился.

Он подождал, пока чернила письма высохнут, старательно и придирчиво осматривая свое творение в поисках ошибок или недочетов, но в итоге нашел его совершенным. Взял так приглянувшийся Канхе конверт, убрал в него письмо и развернул лежащую среди письменных принадлежностей неприметного вида тряпицу, извлекая из нее спрятанный до поры предмет.

— Гляди, Канха, гляди своими глазами и не говори потом, что не видел, как выглядит у д а ч а!

Канха наклонился, разглядывая вещь в руках у Балдео и широко распахнул глаза:

— Это... полковая печать!

— Нет, не она. — усмехнулся Балдео, грея сургуч и запечатывая конверт. — Государыня Полковая Печать живет у доброго сахиба полковника Брайдона в покоях. А это ее младшая сестра — "Удача", местными мастерами изготовленная. Все двери, которые государыня Полковая Печать закрыла, ее младшая сестра открывает!

— А за теми дверями — виски, табак, деньги, ткани, порох, сахар... — прижмурился от удовольствия повар Нарендра, вспоминая, сколько всего они увели прямо из под носа у сахибов. — Большая удача — открыть такие двери хоть раз, а, юноша?

— Большая! — покачал головой в восхищении Канха, тоже представляя, как все-таки славно живется ловким людям при гарнизоне.

Балдео, который считал, что знает цену богатству, а потому его не ищет, хотя мог бы жить не хуже иных сахибов, посмотрел на Канху с усмешкой и протянул ему конверт.

— А это вот твоя "большая удача", друг Канха. Держи ее крепко, да помни, что твой сахиб перед смертью сказал тебе, что это "референс леттер" и беречь его надо пуще глаза, а ты от вида Барсанского Сахиба Сиэля так оробел, что не решился сразу ему показать твою главную память о покойном добром господине Винсенте.

— Спасибо, царь охотников, величайший из рассказчиков, добрый мой друг Балдео! — Канха взял письмо двумя руками и прижал к груди.

Казалось, он так тронут, что вот-вот утрет невольные слезы.

Это совсем растопило сердце охотника Балдео.

— Ну-ну, должником будешь... — проворчал он, вставая из-за стола. — Как хорошо заживешь — не забывай старика Балдео, лесного человека, приходи другой раз как и раньше послушать его истории...

— Непременно приду и лучший табак в Индии принесу для твоей трубки... — Канха обнял Балдео в порыве чувств. — Всем сам расскажу, как искусен Балдео в охоте на письма — от дохлого сахиба с того света письмецо достать может!...

Шука и Наренда усмехнулись шутке и стали поскорее прибирать со стола следы потусторонней корреспонденции.

В качестве эпилога следует сказать, что Пришлый Канха получил работу в доме Сахиба Сиэля, но вот чувства Сахиба Сиэля, когда он получил дамский конверт с полковой печатью и письмом от его покойного отца Винсента которому христианские дьяволы в болезненных снах показали большой котел и много что еще, неописуемы.