Странная жизнь (гет)

— Северус! — позвала она, но Снейп даже не обернулся.

Сердито чеканя шаг, он направился в подземелья.

— Северус! — снова воскликнула она и пустилась вдогонку.

Ей пришлось пробежать за ним немного, но потом все же удалось схватить его за рукав, на что Снейп резко скинул ее руку и еще решительнее устремился вперед. Гермиона снова поймала ткань его сюртука и на этот раз смогла чуть замедлить его стремительный шаг. Северус обернулся и посмотрел на нее с неприязнью.

— Что это вообще было? — гневно потребовала она.

— Насколько мне известно, ты уже высказала свое ошибочное мнение, хотя тебя никто и не спрашивал, — нахмурившись, ответил он резким тоном. — К тому же ты сама все видела, зачем задавать глупые вопросы?

— Ты не можешь так с ней поступить!

— Еще как могу, — огрызнулся он. — Я не только директор в школе, я еще ее отец и могу делать с ней все, что пожелаю!

— Подумай, каково ей будет! Над ней будут насмехаться! А ведь ей только шестнадцать лет. Зачем так унижать? — ответила Гермиона и, немного помолчав, добавила: — А ведь ты обещал, что всегда выслушаешь мои доводы.

— Мне нет нужды слушать ваши глупые заявления, мадам. Кроме того, именно вы не обладаете здесь никакими правами: вы всего лишь её мачеха и просто профессор, даже не декан.

— Ты поклялся, — со слезами в голосе возразила Гермиона. — Ты поклялся, что всегда хотя бы выслушаешь мое мнение, когда дело касается твоей дочери.

— Глупое обещание, данное мной исключительно для того, чтобы задобрить тебя. Уверяю, у меня и в мыслях не было позволить тебе испортить жизнь моему единственному ребенку этими твоими новомодными подходами к воспитанию.

В его словах было столько всего обидного, что Гермиона не знала, что именно причинило ей наибольшую боль. Она почувствовала, как на глаза навернулись слезы.

— Ну что же, поздравляю, именно твое воспитание испортит ей всю жизнь. Ты понимаешь, что поступаешь подло? Она возненавидит тебя. Совсем скоро она станет совершеннолетней, окончит школу и не пожелает с тобой общаться. Доволен?

— Не говори глупостей! Она забудет это происшествие через пару дней. В конце концов, мы говорим всего лишь о Люпине.

— Да? Чтобы ты знал, его отец — герой в моих глазах!

— Да? То есть из-за героического родителя ты поставишь под удар ее благополучие?

— Я не это имела в виду, ты прекрасно меня понял. Не надо переворачивать мои слова с ног на голову!

— Не надо тут устраивать истерики! Она умная девочка и поймет, что наказание соответствует проступку и вообще ради ее же блага.

— Из-за твоего заклинания у нее на лбу написано «шлюха»! — возразила Гермиона.

— Ничего, это не навсегда, — парировал Северус.

Гермиона замолчала, пытаясь успокоиться. Она надеялась, что сможет произнести следующие слова ровным тоном.

— Ты просто ужасный человек. Ужасный, ты хоть понимаешь это? Ты эгоистичный, жестокий, лицемерный, ненавидишь всех и вся. Вообще не понимаю, почему я вышла за тебя замуж.

— Не беспокойся, для меня это тоже загадка. Никогда не думал, что ты будешь такой занудой. Поверь, проще и дешевле было бы нанять проститутку пару раз в неделю. Секс с ней был бы куда лучше! — ответил в отместку он.

Вся ссора была сплошной глупостью. И не только ссора, вообще вся их совместная жизнь, его представления о мире и о ней. Все его слова, которые он не хотел говорить, но, тем не менее, говорил. Его непробиваемое упрямство.

Гермиона остановилась и напомнила себе, что глупо плакать из-за слов, которые он на самом деле не хотел ей сказать.

— Понятно. Что же, не смею вас больше беспокоить, профессор Снейп. Увидимся в Большом Зале за завтраком.

Он не спросил, куда она направилась, а у Гермионы хватило силы духа не оборачиваться. Она медленно пошла по направлению к своим комнатам, ведь ей как профессору они полагались по штату. Хотя она там бывала довольно редко и проводила большую часть в комнатах у Северуса. Вернее в их совместных комнатах. У директора школы были приличные по размеру апартаменты, и они там устроились с большим удобством. Гермиона надеялась, что за время их ссоры там ничего не изменится, и когда она все-таки вернется, предпочтительнее после его извинений, то найдет все на своих местах. Последний раз, когда они поругались, он так напился, что практически в щепки разнес кровать и комод. Это было не самой ужасной потерей, ведь все можно было починить заклинаниями, но то, что он так себя повел, расстраивало Гермиону неимоверно.

* * *

Директор Снейп нашелся в Большом Зале за завтраком. Конечно, где же еще ему было быть. Он сидел за преподавательским столом и пытался испепелить ее взглядом поверх баночки с джемом.

«Чудесно», — подумала Гермиона.

— Профессор Грейнджер, — выплюнул Снейп, когда она села, и Гермиона невольно поморщилась. Стоило им поругаться, как Северус всегда называл ее по девичьей фамилии.

— На самом деле меня зовут профессор Снейп, — парировала Гермиона.

— Это еще неизвестно, — не сдался Северус.

Гермиона бросила на него уничижающий взгляд, но ничего не сказала.

Дальнейший завтрак проходил в полном молчании. Перед Гермионой стояла чашка с кофе, а рядом лежал ломтик хлеба с джемом. Она обвела глазами студентов, собравшихся в Большом Зале, и заметила в правом, самом дальнем, углу Кадди, которая сидела в одиночестве. Рядом стояло несколько стопок книг. Даже издалека Гермионе было видно, что Кадди в подавленном настроении: она сидела, вжав голову в устало опущенные плечи. Удивительно, как дочь и отец были похожи. Гермиона точно знала, что когда-то и Северус так же униженно прятался в отдаленных углах Большого Зала. Не менее удивительно было и то, что в подобной ситуации как нельзя более кстати пришлось бы проявление сочувствия и сострадания, однако именно эти чувства так трудно было продемонстрировать. Порочный круг, да и только!

Гермиона постаралась не сильно раздумывать над этим парадоксом и продолжила разглядывать студентов. Посредине стола гриффиндорцев, окруженный друзьями, от души смеялся Альбус Поттер. Гермиона приложила руку к плоскому животу и почувствовала легкий укол сожаления. Когда-то она мечтала, что ее дети буду расти вмести с детьми Гарри. Она отмахнулась от этой мысли и решила, что скоро напишет другу письмо, вот только дождется, когда они помирятся с Северусом. Гермионе не хотелось рассказывать о последних ужасных событиях, но и притворяться, что все в порядке тоже не было желания. Поэтому было лучше подождать, пока все и правда наладится.

Гермиона продолжила разглядывать студентов. Тедди Люпин еще не появлялся в Большом Зале, видимо опасался за жизнь и здоровье. Гермиона нехотя призналась, что, возможно, он был не так уж неправ в своих страхах. Мари-Виктуар сидела в кругу подружек. Гермиона прекрасно понимала, что испытывать антипатию к ученице было неправильно, но ничего не могла с собой поделать, ведь та была так похоже на Флер. Конечно, война изменила ее, но не сильно. На протяжении последних семи лет в глубине души Гермиона гордилась, что Кадди превзошла Мари-Виктуар не только в учебе, но и в популярности среди своих одноклассников.

Боковым зрением Гермиона заметила какое-то движение в дверях. Повернув голову, она увидела, что в Большом Зале наконец-то появился Тедди и направился к Кадди. Гермиона улыбнулась и посмотрела на Северуса. Он так сильно вцепился в ножку бокала, что костяшки его пальцев побелели. В глазах загорелась ярость. Он тоже увидел мальчишку.

Тедди сел напротив Кадди, и от его прямой спины веяло решительностью. Гермиона видела, что они о чем-то напряженно разговаривают, но слов, конечно, не могла разобрать. Но вдруг, неожиданно, обстановка разрядилась: плечи Кадди расслабились, и она снова стала похожа на саму себя, всегда такую легкую и грациозную. Быстро поднявшись из-за стола, они с Тедди зашагали к выходу, крепко держась друг за друга. Гермиона осталась довольна увиденным. Она верила в Тедди и не ошиблась в нем. По крайней мере, об этом ей было не нужно волноваться. Одного взгляда на мужа стало достаточно, чтобы понять: другие проблемы никуда не делись.

* * *

Кадди с ужасом думала о предстоящем завтраке. Она бы с радостью его пропустила, но от голода подвело живот. Поэтому, оказавшись в Большом Зале, она не стала садиться со своими друзьями, а спряталась в самом дальнем углу, отгородившись от остальных книгами, словно это могло защитить ее от перешептываний и двусмысленных взглядов. Вчера выдался ужасный вечер. Ей пришлось возвращаться в спальню Когтеврана одной, зная, что Тедди больше никогда не будет с ней разговаривать. Отец ее, скорее всего, ненавидел или, еще хуже, думал, что она такая же шлюха, какой была ее мать. К тому же Кадди подозревала, что вчера он поругался с Гермионой, а это было нечестно: мачеха точно не заслужила такого отношения, особенно сейчас.

А сегодня все, наверно, усугубилось. Отец сидел за преподавательским столом один, без Гермионы, а это определенно означало, что вчера они поссорились, и теперь Гермиона переехала в свои комнаты. Кадди по опыту знала, что ссоры, после которых Гермиона съезжала или когда Северус вынуждал ее это сделать, были самыми противными, и примирение после них наступало нескоро. Кадди чувствовала себя ужасно, ведь во всем была виновата именно она.

Другие представители факультета Когтевран бросали на нее сердитые взгляды. Вчера вечером, когда она вернулась, они еще ничего не знали, но сегодня утром уже имели прекрасную возможность убедиться в том, что произошло нечто ужасное: волшебные часы растерял почти все свои сапфиры. Школа полнилась слухами: один хуже и грязнее другого. И хотя они произносились свистящим шепотом, Кадди удалось уловить несколько слов.

Плотно сжав губы, она постаралась притвориться, что не слышала, как ее называли шлюхой, рассказывая, будто ее застали в недвусмысленном положении. Ее это задевало. Во-первых, они просто целовались, а во-вторых, это было их личное дело. И все же она ничего не сказала. У всех тех, кто шептался за спиной, была неуемная фантазия, и до Кадди даже долетело слово «беременность». Гермиона наконец появилась за завтраком, и Кадди болезненно поморщилась, видя их напряженный обмен словами с Северусом, который не отличался ни теплотой, ни добротой. Неожиданно она подумала, что многое отдала бы, чтобы снова оказаться в том времени, когда ей было всего десять лет. Вот бы провести там денек или хоть пару часов. Она вспоминала, как танцевала на свадьбе, окруженная новой семьей, что приняла ее и укрыла теплом и заботой, словно одеялом, как раз тогда, когда ей было особенно плохо и одиноко. Отец любил ее и даже ей улыбнулся, Гермиона обращалась с ней, как с дочерью, и все кругом было наполнено нежностью. Семейная идиллия. Сейчас же она снова чувствовала себя нелюбимой, изгоем, но теперь это было гораздо больнее, чем когда-то в детстве, ведь ей было с чем сравнивать.

Но в то же время чувство вины пересиливало чувство жалости к себе. С жалостью к себе она как-нибудь бы справилась. Но стыд и вина невыносимо давили на нее. После своего проступка она не чувствовала себя вправе подойти к своим друзьям, ведь это бы означало, что она ждет с их стороны сочувствия.

Слишком увлеченная своими печальным мыслями, Кадди не заметила, как Тедди пересек Большой Зал и сел напротив.

— Что делаешь? — громко спросил он, четко выговаривая слова, и Кадди вздрогнула от неожиданности.

— Завтракаю, — ответила она, удивленная, что он разговаривает с ней при всех, да еще почти что нормальным тоном.

— В самом дальнем углу, в одиночестве? — спросил он, покачав головой

— Да, а что? — ей представлялось, что все и так было понятно, поэтому эти расспросы казались странными.

— Ничего, а почему?

Его слова походили на камни. Не копья или стрелы, а камни, которые падали с глухим стуком и выводили ее из себя.

— А сам-то ты как думаешь? — спросила Кадди, теряя терпение, не понимая, чего он добивался. — Никто меня не любит. За одну ночь наш факультет лишился почти всех баллов, и все из-за меня. Меня все ненавидят, — наконец прошипела она, довольная, что последние предложение ей удалось сказать недрогнувшим голосом.

— Я не ненавижу тебя, — резко ответил он.

— Замечательно, иначе это было бы лицемерием, — ответила она, чувствуя, что скатывается в истерику.

Сначала Кадди полагала, что он не пожелает с ней разговаривать, но ошиблась. Сейчас она поняла, что сама была не готова для этого разговора.

— Кадди, — произнес он, словно ожидая чего-то.

— Тедди, — передразнила она его.

— Кадмиум Снейп! — продолжил он.

— Теодор Люпин! — в тон ответила она, чувствуя, что ей ужасно хочется поцеловать его.

— Я ни о чем не жалею, — сказал он.

— Что? — недоуменно переспросила она, не совсем понимая, о чем он говорит.

— Ну их, пусть они сердятся, — пожал плечами Тедди, — мы не сделали ничего такого, чего бы не делали они все. И на самом деле я не против повторить. Я не стыжусь ни тебя, ни наших отношений.

Его взгляд был полон решимости, словно он глазами мог передать ей все свои чувства и мысли, и Кадди охватило чувство вины из-за того, что этот открытый, прекрасный парень влюбился именно в нее, в то время как мог выбрать любую другую девушку. Девушку, у которой жизнь была более простой и понятной, и родители которой приняли бы его с распростертыми объятиями. Он совершенно точно этого заслуживал.

— Гермиона в положении, — наконец произнесла Кадди. — Это ее тест нашел вчера отец и подумал, что это был мой. Именно поэтому он так рассвирепел. А теперь они поссорились и не разговаривают, и Гермиона даже не может ему объяснить, что произошло. И во всем виновата я. А ты просто чудо!

Кадди чувствовала себя немного глупо, что она так распереживалась, даже до слез. Но Тедди воспринял это абсолютно нормально. Приподнявшись, он поцеловал ее в лоб. А потом полностью встал из-за стола, одной рукой взял бутерброд, а другую потянул Кадди. И вот уже через секунду они покинули Большой Зал, крепко держась друг за друга, ни о чем больше не печалясь. Вскоре они оказались за пределами зала и взглядов ее родителей. Здесь они могли быть собой, и Кадди поняла, что хоть она и не думала, что он снова заговорит с ней, но именно с ним ей хотелось говорить.

* * *

Кадди как-то удалось пережить два урока и длинную перемену, но под конец ее мужество была на исходе. Другие студенты все так же шептались и показывали на нее пальцем, а слухи настоятельно убеждали, что она ожидает тройню, к тому же от разных отцов. Смеяться над этой чепухой, не чувствуя надежного плеча Тедди, не получалось. Она пыталась себя утешить тем, что слово «шлюха», аккуратно выведенное на лбу, постепенно исчезало. К тому же последним уроком стояли зелья с Гермионой.

Кадди зашла в кабинет последней, надеясь, что Гермиона к этому времени уже велела ученикам прекратить перешептываться. В этом случае Кадди не пришлось бы выслушивать новую порцию слухов о себе. Ожидания оправдались, и Кадди тихонько проскользнула в самый дальний угол класса, в котором стояла полная тишина. Студенты, конечно, очень любили своего преподавателя по зельям, несмотря на то, что Гермиона была строгим учителем. Став профессором в Хогвартсе, она наконец получила возможность установить свои правила, и, в отличие от Гарри или Рона, студентам приходилось им следовать. В некотором роде она напоминала Северуса, хотя ни один из них никогда бы этого не признал.

Гермионе всегда удавалось разделять свои личную и профессиональную жизни, и никто не смог бы обвинить ее в том, что должность преподавателя в Хогвартсе досталась ей только благодаря удачному замужеству. Сегодня было все как обычно: Гермиона даже не посмотрела в сторону своей падчерицы. Кадди знала, что мачеха просто старалась держаться профессионально, не имея в виду ничего личного, но все равно было почему-то обидно. Кадди хотелось, чтобы Гермиона пожалела ее, и чтобы вся эта дурацкая ситуация в миг разрешилась. Глупое желание, ведь сейчас начались занятия по зельеварению, и Гермиона была преподавателем, а не ее приемной мамой.

Урок медленно тянулся без особых происшествий. Гермиона и Кадди не обменялись даже парой слов. К счастью, другие ученики тоже помалкивали и не шептались за ее спиной. От этого Кадди было немного легче. К концу занятия, не особенно стараясь, Кадди закончила свое ставшее прозрачно-голубоватым зелье. Гермиона наконец заговорила:

— Молодцы, хорошо потрудились. Уверена, что на экзаменах вы все хорошо справитесь. Мисс Снейп, будьте добры, раздайте работы ученикам. Все свободны.

Кадди знала этот приемчик и даже ждала его. Когда она подошла к Гермионе, та протянула ей стопку ученических работ и еле слышно, не шевеля губами, шепнула: «Останься после урока».

Кадди приняла стопку и стала раздавать ее своим одноклассникам, которые быстро собирали свои вещи. Когда у нее в руках осталась всего пара свитков, то в классе пара замешкавшихся учеников поспешно запихивали учебники в плотно набитые сумки. Кадди притворилась, что тоже занята сборами, и наконец они с Гермионой остались наедине. Хлопнула дверь, закрывшаяся за последним учеником, и, подняв голову, Кадди увидела Гермиону, которая заключила ее в крепкие объятия.

— Мне так жаль, Кадди, — прошептала она. — Ты как, ничего?

Та кивнула головой, борясь с желанием разрыдаться в объятиях женщины, которая могла бы, да нет, должна была быть ее матерью.

— Прости меня, Гермиона. Ему не следует на тебя сердиться, особенно сейчас и особенно

из-за меня.

— Ну что ты, Кадди, ты ни в чем не виновата. Конечно, вы с Тедди могли бы найти местечко получше для романтического свидания, но ведь в вашем возрасте такое поведение в порядке вещей. Просто он слишком бурно на это отреагировал.

Гермиона дотронулась до волос падчерицы и сдвинула челку в сторону.

— Уже немного побледнее стало?

— Да, самую малость, — кивнула Кадди.

— Боюсь, если я попытаюсь удалить надпись, то станет только хуже, — ответила Гермиона, поджав губы.

Нахмурившись, она медленно провела палочкой около лица Кадди, а потом трансфигурировала забытый кем-то учебник в зеркало и протянула его Кадди. Челка теперь достигала самых бровей, и надписи было почти не видно. Конечно, все прекрасно знали, что она там, но все же так это было менее очевидно.

— Конечно, я не парикмахер, но думаю, так будет лучше, — сказала Гермиона, как всегда преуменьшая свои достижения.

— Очень здорово получилось, — Кадди постаралась улыбнуться как можно более счастливо.

— Другие ученики сильно тебя допекают?

— Терпимо, — ответила, покачав головой, Кадди. — Они, конечно, ведут себя как идиоты, но все же понимают, что это неправда. Тем более что слухи совсем уж безумные. Да и Тедди рядом, — продолжила она, улыбаясь. — Но, с другой стороны, я чувствую себя ужасно виноватой, что из-за меня наш факультет лишился стольких баллов за одно мгновение. Мы не успеем набрать их опять, а ведь у нас были такие хорошие результаты! К тому же еще эта отработка с Филчем.

«И еще, мне ужасно страшно попасться отцу на глаза», — мысленно закончила Кадди.

— Мы с Гарри и Роном теряли и больше за один присест, так что не очень переживай, — ответила Гермиона, улыбаясь. — Твой отец тоже, бывало, выставлял себя дураком. Кстати, а отработка у тебя со мной, ты разве не знала?

— Как? Он ведь ясно сказал, что неделя у Филча, — удивленно возразила Кадди.

Гермиона покачала головой и хитро улыбнулась.

— Существует правило, которое разрешает профессору зельеварения потребовать отработку студента старших классов у себя, если необходима помощь с пополнением запасов школьной аптеки. А Поппи как раз пожаловалась, что бодроперцовое зелье заканчивается. И новая порция костероста не повредит. И вот, пожалуйста. Твой отец, конечно, будет рвать и метать, но он и так взбешен.

— Ага, я так понимаю, что мой рабский труд начинается в восемь вечера?

Гермиона покачала головой. Любая отработка была рабским трудом, только в этом случае от неё была польза для школы.

— Правильно понимаешь, а теперь иди, Тедди наверно тебя уже ждет. Увидимся за обедом.

Кадди робко, но искренне улыбнулась и покинула комнату, а Гермиона тяжело вздохнула. Она очень любила Северуса, но у него уже давно вошло в привычку осложнять все вокруг.

* * *

На самом деле любить Северуса Снейпа был совсем непросто даже в те дни, когда между ними не было никаких ссор, что уж говорить про те моменты, когда они ругались. Всегда что-то мешало. В самом начале их отношений поблизости маячил призрак Лили. Потом Кадди переехала к ним жить. Но больше всего им мешал характер Северуса, в особенности его болезненная гордость. Гермиона знала, что значится в списке где-то под номером четыре, но полагала, что его сердце достаточно большое, чтобы хватило на всех. К тому же Северус все равно не мог жениться ни на Лили, ни на дочери, ни на своей гордости. Поэтому поневоле среди жен Гермиона оказалась первой.

Но даже если забыть о его прошлом, все равно любить Северуса было довольно сложно. В глубине души он был очень чувствительным человеком, хотя сам бы в этом никогда не признался. И именно поэтому он прятал все свои переживания как можно дальше. Он был умным, с нетерпением относился к некомпетентности и абсолютно не выносил чужую глупость. Добавьте к этому цинизм, смешанный с пессимизмом, и вы получите полную картину. В результате требовалось найти к нему особый подход, да так, чтобы он сам об этом не догадался, иначе стальные ворота захлопывались, и доступ в святая святых вам был заказан.

Несмотря на это, Гермиона как-то справлялась. И пусть она была далеко не первая в списке его приоритетов, он все равно ее любил, и этого было достаточно. Все началось с дружбы, которая переросла в более тесные отношения, закончившиеся женитьбой. Она отдавала ему всю себя без остатка. Он также давал ей все, что у него было, и хотеть чего-то большего было бы просто глупо.

Конечно, далеко не все было гладко в их отношениях. Например, на годовщину гибели четы Поттеров неизменно, каждый чертов год, он смотрел на нее так, словно она заняла чужое место. Для Гермионы это было невыносимо. К тому же в какой-то момент мать Кадди чуть не погибла от передозировки наркотиками и попала в больницу. Кадди приехала к Северусу, и так в их жизни появилась маленькая девочка, чье поведение и эмоциональное состояние были далеки от идеальных. Гермиона все понимала, она прекрасно знала, что до их отношений у Северуса была своя жизнь. Но все это знание никак не делало теплее пустую кровать, в которую Гермионе пришлось лечь в гордом одиночестве.

* * *

Снейп, конечно, не обрадовался, когда выяснилось, что Кадди удалось избежать отработки у Филча, который вел себя так, словно Гермиона похитила его фамильное серебро. Но это не имело значение, ведь в правилах было написано черным по белому, в каких случаях профессор зельеварения мог требовать себе помощи, на что Гермиона не преминула указать. Поэтому в восемь вечера того же дня Гермиона вместе с Кадди расположились в лаборатории и принялись за приготовление бодроперцового зелья.

— Дорогуша, ты ведь прекрасно понимаешь, что ни в чем не виновата. Если бы я считала наказание заслуженным, то не стала бы вытаскивать на свет божий эту старинную поправку к правилам, — сказала Гермиона, как только дверь в лабораторию закрылась.

— Я знаю, — кивнула головой Кадди, — но все же не думаю, что смогла бы выдержать неделю с Филчем. Он все время бормочет себе под нос, что я ни на что не гожусь, или еще что похуже, потаскушка, например.

Гермиона поморщилась. Иногда она ненавидела Филча все душой.

— А ты сама как? Ведь и вы с ним поругались, — заметила Кадди.

— Со временем все успокоится, — ответила Гермиона, пожав плечами.

— Но ведь ребенок... — начала Кадди.

— Ну рано или поздно он все поймет, — ответила Гермиона как можно более спокойным тоном, хотя сама была ни в чем не уверена.

— Ты ребенка в школе будешь растить?

Гермиона покачала головой. По крайней мере тут она хорошо все обдумала и точно знала ответ.

— Нет, я уже все решила. Мне, конечно, очень нравится моя работа в Хогвартсе, но я бы хотела проводить с ребенком как можно больше времени, как когда-то с тобой. Поэтому я хочу открыть аптеку на постоянной основе. Похоже, квартира на втором этаже окажется слишком маленькой, но у нас достаточно времени, чтобы подготовиться. Поможешь нам подыскать подходящий дом этим летом?

Кадди, с одной стороны, был приятно, что ее включают в семейные заботы, но, с другой стороны, хотелось свободы.

— Мне кажется, что после окончания Хогвартса мне захочется пожить отдельно, — осторожно сказала она.

— Ты собираешься снять квартиру? Возможно, совместно с кем-нибудь? — поддразнила Гермиона.

Кадди наклонила голову, продолжая молчать. В памяти всплыли слова Тедди о том, что может быть, скорее всего, они возможно, в качестве экономии денег, наверное, могли бы, вероятно, снять квартиру на двоих.

— Может быть, — ответила она.

Гермиона понимающе улыбнулась и принялась раскладывать ингредиенты для зелья. В лаборатории повисла тишина, и Гермиона с Кадди молча работали, пытаясь представить, какое будущее их ждет. Минут через тридцать Кадди прервала молчание.

— Думаешь, я могла бы помогать тебе в аптеке? Не навсегда, просто пока я еще не разобралась, чем именно хочу заниматься после школы. Я не жду, что ты сделаешь меня партнером, просто я могла бы делать какую-то простую работу. Обещаю, что ничего не испорчу.

Она слышала в голосе падчерицы искренность и какое-то отчаяние, от чего у Гермионы защемило в груди. Кадди никогда не говорила, что хотела бы работать в аптеке. Скорее всего, сейчас это просто пришлось к слову. Но тем не менее было ясно, что она ожидала отказа, подозревая, что Северус никогда не согласиться на такую авантюру, и от этого Гермионе было очень обидно.

— Конечно же, почему нет? — тихо сказала Гермиона. — Я была бы очень рада, если бы мы работали вместе. К тому же после рождения ребенка помощь мне определенно понадобится. Я понимаю, что это временное решение, но также понимаю, что иногда очень трудно понять, что именно ты хочешь делать в жизни, и даже если возможности не ограничены, все равно сделать выбор непросто. Хотя у тебя, моя дорогая, получится все, за что бы не взялась. А квартира над аптекой пусть будет твоей. В любом случае, я бы использовала ее в лучшем случае как склад.

На лице Кадди разом отобразились всевозможные эмоции: радость, надежда, благодарность, предвкушение и совсем чуть-чуть грусть.

— Спасибо, Гермиона.

— Не о чем говорить, правда.

— Мои самые счастливые воспоминания о детстве связаны именно с аптекой.

— Да? — спросила Гермиона, нахмурившись.

— Думаю, мне было лет восемь. Это точно произошло уже после того, как я стала жить у папы, но еще до того, как вы поженились. Я сидела на полу, а воздух был просто насыщен магией. Это было так волшебно. За окном была весна, и каждый день был наполнен счастьем. По утрам мы завтракали вместе с папой овсянкой, и он мне давал почитать газету. А потом он шел на работу в аптеку и брал меня с собой. Иногда по дороге мы заходили или в магазин приколов, или за мороженым. А по вечерам мы вместе готовили ужин, а потом приходила ты, и мы все садились за стол. И я просто обожала бывать в аптеке! Помню, я рвалась тебе помогать, и ты давала мелкие поручения, от чего я сама себе казалась очень важной. А ты рассказывала о том, как варить зелья, и вообще общалась со мной как со взрослым человеком. Мне моя жизнь казалось просто сказкой.

Гермионе было необыкновенно горько, что воспоминания о самых простых, каждодневных вещах были для Кадди самыми яркими. Очевидно, что жизнь с матерью была далека от идеальной, мягко говоря. Но расспрашивать падчерицу о подробностях Гермиона не решилась и вместо этого весело сказала:

— Мне очень нравилось, когда ты работала со мной в аптеке.

Кадди улыбнулась, и у Гермионы полегчало на душе.

Около десяти вечера, незадолго до отбоя, пришел Тедди, чтобы проводить Кадди в башню Когтеврана. Гермиона быстро убралась в лаборатории, взяла свежесваренное бодроперцовое зелье, отнесла его мадам Помфри в лазарет и в гордом одиночестве отправилась к себе в комнаты.

Гермиона не сказала всей правды своей падчерице. У той и так было достаточно оснований для переживаний, жизнь семнадцатилетней девушки временами была нелегка. Но в тиши своих комнат Гермиона предалась грустным размышлениям. Она понятия не имела, как помириться с мужем. Гермиона не считала, что сделала что-то неправильно, а значит и извиняться было не за что. А Снейп был слишком гордым, чтобы извиниться самому. В то же самое время ей было просто необходимо с ним примириться. Ей очень хотелось рассказать ему о своей беременности, которая стала настоящим чудом.

За все двенадцать совместных лет, семь из которых они были женаты, Северус и Гермиона никогда не прибегали к противозачаточным средствам. Когда прошло два года после свадьбы, а беременность не наступила, они слегка удивились, ведь в те времена сексом они занимались всегда и везде, но не очень обеспокоились и просто стали заниматься любовью еще чаще. Однако и через три года ничего не изменилось, и вот тогда они отправились к колдомедику.

Как выяснилось, причина была в Гермионе.

После всевозможных тестов и анализов, целители пришли к выводу, что, несмотря на годы пренебрежения к своему здоровью, пыточные проклятья и сомнительные зелья, проблема крылась не в Северусе, а в ней. А если быть совсем точным, то во всем были виноваты чертова Беллатриса Лестрейндж и заклинание Круциатуса. Наверное, в ту ночь что-то сломалось внутри Гермионы. Целители пытались объяснить, что намерения этого заклинание было мучить, но не убивать, и поэтому оно так повлияло на функции организма, но после того как ей сказали, что шансы на здоровую беременность меньше двух процентов, Гермиона перестала их слушать.

Тогда они решили, что «не перестанут пытаться забеременеть». Снейп от расстройства растерял все красноречие и хотел сказать, что не стоит сдаваться, ведь два процента больше, чем ноль.

Видимо, он оказался прав.

А сейчас, из-за дурацкой ссоры, Гермиона не могла поделиться с ним радостью. Ей так хотелось отправиться в магазин за детской одеждой и приняться изучать списки потенциальных имен. Но в то же время ей хотелось, чтобы Северус тоже принимал во всем этом участие. На протяжении многих лет они смотрели на своих друзей, которые с легкостью рожали детей, и тайно им завидовали, страдая от того, что сами не могли достичь того, о чем так мечтали. Правда, у Северуса уже была дочь, но ему не удалось принять участие в ранних моментах ее жизни, и эта беременность была бы первой, где он смог бы пережить все с самого начала. Гермиона с нетерпением ждала каждого нового момента и надеялась, что и Северус сможет разделить это счастье с ней.

Проблема была в том, что ей не хотелось ждать слишком долго.

* * *

Профессору зельеварения не полагались большие апартаменты. У Гермиона была маленькая кухонька, в углу которой примостился столик с двумя стульями, большая комната совмещала в себе функцию гостиной и кабинета и вела в скромную спальню. Места здесь была значительно меньше, чем в квартире над аптекой, где они жили с Северусом после женитьбы, и где к ним присоединилась Кадди. С другой стороны, места здесь было гораздо больше, чем в квартире, в которой жил Снейп, после того как продал дом в Тупике Прядильщиков.

Гермиона никогда не ночевала в комнатах Снейпа. По его настоянию она обратилась в Хогвартс, когда освободилось место профессора зельеварения. Это было в конце первого курса Кадди. Тогда же Северуса вновь назначили директором. В начале учебного года все семейство Снейпов переехало жить в замок, а дом в Косой аллее, который Гермиона купила много лет назад и на первом этаже оборудовала аптеку, пришлось закрыть. Она была рада такому повороту событий, ведь до этого она провела целый год практически одна в этом доме, и порой ей было ужасно одиноко. Северус навещал ее только несколько раз в неделю и определенно догадывался о ее чувствах.

Они сразу стали жить в покоях, отведенных директору. Там имелась большая кухня, две спальни, гостиная и столовая. Когда Снейп мельком осмотрел комнаты профессора зельеварения, то, усмехнувшись, сказал, что уменьшительный суффикс, приставленный к слову кухня, это на самом деле вежливый способ указать на очевидное: убогий размер помещения. Апартаменты директора были намного больше, чем квартира над аптекой, но все равно были очень уютными и подошли идеально.

Свои же комнаты показались сейчас Гермионе крошечной тюрьмой. Спать не хотелось, а заняться было нечем, все ее вещи и книги остались у нее, то есть у него дома. Даже расхаживать взад-вперед было невозможно. Из-за небольшого размера комнаты Гермиона нарезала маленькие круги, от чего вскоре закружилась голова.

Наконец к полуночи она заснула, но вскоре проснулась из-за того, что услышала его гулкие шаги в коридоре, несмотря на то, что от двери ее отделяло некоторое расстояние. Она замерла на мгновение, но стука так и не последовало, тогда Гермиона кинулась к двери и открыла ее. В коридоре никого не было, но она могла поклясться, что видела уголок черной мантии, мелькнувшей за углом. Может быть, она все придумала?

Если бы Гермиона увлекалась азартными играми, то побилась бы об заклад, что он приходил мириться. В конце концов они поссорились почти два дня назад. С одной стороны, она была рада, ведь еще вчера она попыталась проникнуть в их комнаты с той же целью, но не смогла войти из-за сменившихся охранных заклинаний. Но, с другой стороны, ей было грустно, что он не решился постучать, вернее, что ему не позволила сделать это собственная гордость. А о каком примирении могла идти речь, если их разделяла запертая дверь?

* * *

Комнаты директора Хогвартса были необъятными. Здесь имелись столовая, библиотека, гостиная и две спальни. Несколько больше квартиры над аптекой, в которой тоже была библиотека, любимое место всей семьи.

Сейчас он ненавидел этот простор.

Лучше всего здесь было на каникулах, когда Кадди переезжала к ним жить из спальни, расположенной в башне Когтеврана, и вся семья из трех человек проводила время вместе. А летом они на несколько месяцев возвращались в Косую аллею, открывали аптеку и жили над ней. За год до того, как Гермиона поступила на место профессора зельеварения, Снейп страшно страдал от того, что ему приходилось делить время между Кадди и Гермионой. Если он ночевал в Хогвартсе, то спал один в холодной кровати, а если оставался ночевать с Гермионой, то переживал за Кадди, оставшуюся в Хогвартсе, и квартира над аптекой казалась ему подозрительно тихой. Вновь собраться всем под одной крышей удалось только на Рождество. Гермионе тоже не нравилось проводить дни без Кадди, да и Северус приходил только каждую вторую ночь. Поэтому после некоторых размышлений он решил, что единственный выход — это перевезти Гермиону в Хогвартс. Он настоял, чтобы она согласилась на должность профессора, и таким образом проблема решилась.

На следующий учебный год они въехали в комнаты директора, и все устроилось чудесным образом. Он имел возможность видеть Гермиону и Кадди каждый день, а по ночам спать в теплой и уютной кровати. Все были счастливы.

Ну почти, потому что иногда они ссорились. Снейп знал, что порой бывал жестоким и не всегда любил Гермиону так, как она того заслуживала, хотя всегда скучал по ней. Он о многом сожалел в жизни. В частности, он сожалел, что иногда кричал на нее. А сейчас они были в ссоре почте двое суток, он повел себя как последний дурак, и вообще, было гораздо легче поругаться, чем потом подойти и помириться.

* * *

— Гермиона! — позвал Гарри, просунув голову через камин.

Гермиона вздрогнула, уронила джем на тост и поморщилась. Раз Гарри появился в ее комнатах, то определенно знал, что произошло.

— Привет, Гарри! Позавтракать не хочешь?

Пропустив ее вопрос мимо ушей, Гарри сердито уставился на Гермиону, которой это выражение лица показалось ужасно знакомым. Определенно, они со Снейпом проводили слишком много времени вместе.

— Интересную корреспонденцию я вчера получил от Кадди и Тедди.

Гермиона снова поморщилась, но все же смогла спокойно произнести:

— Да?

— Но самое интересное, что ты не сказала мне ни слова, — продолжил Гарри.

— Извини меня, просто… — начала Гермиона.

— Ты ведь знаешь, что можешь поделиться со мной абсолютно всем? — спросил он.

— Конечно, я знаю…

— Ты можешь мне полностью доверять.

— Да, но мне хотелось дождаться такого момента, когда было бы нечего доверять.

Гарри на минуту замолчал.

— Гермиона, — после паузы произнес он таким тоном, словно она была малым ребенком.

Она нервно заломила руки, но потом, почувствовав себя глупо, положила их перед собой.

— Гарри, я знаю, что могу поделиться с тобой всем чем угодно, но я надеялась, что все наладится, и я просто смогу упомянуть это в разговоре, как незначительное событие. Что-то вроде: «Хорошая сегодня погода, Гарри. Ах да, на днях мы поругались с Северусом, но все уже позади. На выходных мы заглянули в Эдинбург и обнаружили там чудеснейшую книжную лавку». Но на самом деле мы поссорились уже неделю назад, и если я тебе все расскажу, то ссора эта станет официальной проблемой, от которой будет трудно спрятаться. А мне так хочется притвориться, что все это просто ерунда.

Друг явно не знал, что делать, но тут камин осветился еще более ярким пламенем, и вот Гарри уже стоял в комнате в полный рост и обнимал Гермиону.

— Прости меня, Гермиона, если я могу как-то помочь тебе, ты только скажи.

Она покачала головой.

— Когда-нибудь Северус перестанет злиться, и мы помиримся. Просто я так устала, — пробормотала она.

Гарри поцеловал ее в лоб и, сжав напоследок, отпустил.

— Да уж, пожалуйста, миритесь скорее, а то мне придется вызвать его на дуэль, и я, по правде говоря, опасаюсь, что он победит, — пошутил Гарри, и Гермиона улыбнулась.

— Гарри, я настаиваю, никаких дуэлей. Мне не хочется обзавестись погибшим другом и мужем-уголовником, — поддразнила она.

Гарри широко улыбнулся:

— Все обойдется.

* * *

После визита друга Гермиона почувствовала, что настроение значительно улучшилось. Чего нельзя было сказать о Северусе. К полудню он снял еще пятьдесят баллов с Когтеврана и, казалось, прибывал в прескверном расположении духа. До Гермионы дошли слухи, что он еще раз прилюдно накричал на дочь, когда натолкнулся на ту в коридоре: она направлялась на очередные занятия, держа Тедди за руку. Поэтому, когда вечером падчерица ворвалась в кабинет Гермионы, та ожидала, что Кадди будет рассержена, но не настолько.

— Иногда мечтаю, чтобы ты была моей родной мамой, а он был бы отчимом! — воскликнула она. — И какого черта ты вообще вышла замуж за этого урода?!

Гермиона вздохнула и решила сосредоточиться только на первой части тирады.

— Кадди, он тебя очень любит, даже если иногда не может это правильно выразить. Когда ты только переехала к нему жить, мы едва не расстались, — Гермиона для пущей убедительности покивала головой, заметив удивленно расширившиеся глаза Кадди. — Да-да. Он очень о тебе беспокоился и сказал, что если я тебя не приму, то мы не сможем быть вместе. К тому моменту мы уже обручились, и мне пришлось вернуть ему кольцо. До этого он каждую ночь проводил у меня, но потом эти частые встречи прекратились. Он очень переживал, что ночью ты случайно зайдешь в нашу комнату и увидишь что-нибудь неподобающее. И уже после того как стало понятно, что ты ко мне хорошо относишься, и что я тебя просто обожаю, он у тебя спрашивал разрешения на женитьбу со мной. Он меня, конечно, любил, но именно ты — центр его Вселенной.

Гермиона наклонилась и дотронулась до кончика носа Кадди.

— И это правильно, так и должно быть.

— Да, я знаю, что он меня любит, — вздохнув, согласилась та, — просто с ним иногда так сложно.

— Вы помиритесь, я не сомневаюсь. Северусу трудно принять, что его маленькая дочка совсем выросла, что она интересуется мальчиками и совсем скоро будет жить отдельно. Он злится из-за того, что больше не может спрятать тебя в самом дальнем углу аптеки и обеспечить тебе безопасную и счастливую жизнь.

— Мне нравится самый дальний угол в аптеке, так же, как и счастливая и безопасная жизнь. Но еще мне нравится Тедди Люпин, очень нравится, — призналась Кадди, застенчиво улыбнувшись.

* * *

Пару дней спустя Гермиона сказала Кадди:

— Если будет девочка, то мне хотелось бы назвать ее Шафран.

Она так и не стала изучать списки имен, но ведь мечтать никто не мог ей запретить.

— Да? Красивое имя, — задумчиво ответила Кадди.

— Мне тоже так кажется. А еще я подумала, что в некотором роде оно подойдет под твое имя. Во-первых, оба имени представляют практически один и тот же цвет⁽¹⁾, а во-вторых, и то, и другое является ингредиентом для зелий.

Кадди почувствовала, что у нее перехватило дыхание, и она отчетливо осознала то, что давно уже понимала в глубине души: Гермиона хотела, чтобы она была частью семьи. Гермиона любила и принимала ее. Любила ее как дочь, несмотря на то, что сама скоро наконец станет матерью. Однако вслух Кадди ничего не сказала. Она не хотела обижать Гермиону тем, что до этого сомневалась в искренних чувствах.

— Иногда ты выдаешь что-нибудь такое, и я забываю, что на самом деле ты мне неродная, — наконец произнесла Кадди.

Это признание застало Гермиону врасплох. Она продолжала молча стоять и только постучала пальцами по столу. По правде говоря, она очень хотела быть матерью Кадди. Та ужасная женщина не заслуживала такую дочь. Всякий раз, когда Кадди представляла их с Северусом как своих родителей, Гермиона чувствовала легкое волнение.

— Я всегда, всегда буду жалеть, что я тебе не родная мама. Я тебя очень люблю и горжусь тобой, и уверена, что ты будешь прекрасной старшей сестрой.

Кадди улыбнулась и, смутившись, повернулась к котлу с зельем.

* * *

— Профессор Снейп? — осторожно позвала Гермиона, вступая в его офис.

— У меня нет времени на пустую болтовню, профессор Грейнджер, — огрызнулся тот.

— Профессор Снейп, — поправила Гермиона, — по крайней мере, до конца семестра, — загадочно закончила она.

— Ясно, — отозвался Северус и холодно посмотрел на нее.

— Не думаю, что ты понимаешь. Я останусь миссис Снейп, но не буду профессором в Хогвартсе.

По его лицу было нельзя догадаться, о чем он думал, хотя его взгляд стал не таким свирепым.

— Хочешь уволиться? — наконец спросил он.

— Да. Я доучу этот семестр, но не вернусь в сентябре. Насколько мне известно, принято, чтобы уходящий профессор помогал с поиском новой кандидатуры на свое место, и я безусловно сделаю, что смогу.

— Также принято, что увольняющийся профессор предупреждает руководство за более длительный срок, — резко заметил Снейп.

— Не больше двух месяцев, а до конца семестра осталось три, — парировала Гермиона.

— И почему же, извольте сказать, вы, профессор Снейп, решили уйти? — спросил он свысока.

Гермионе очень хотелось все ему рассказать, но не при таких обстоятельствах.

— А это вас не касается, директор, — коротко и вежливо ответила она.

— Понятно. А с мужем вы посоветовались? — продолжал допытываться Северус, принимая эту глупую игру.

— Мой муж находится в отъезде по делам, — отозвалась Гермиона.

— Неужто? — поинтересовался он, приподняв бровь.

— Видите ли, у него очень сложная работа, и иногда он весь в ней растворяется. Но тем не менее он всегда ко мне возвращается, а я его всегда жду, — произнесла Гермиона, смотря ему прямо в глаза.

Северус тоже смотрел на нее, и Гермиона знала, что его охватили разные эмоции: гнев, раздражение, обида, любовь. Она продолжала смотреть ему в глаза.

Северус первым отвел взгляд.

— Вам стоит уйти, профессор Грейнджер, — пробормотал он.

Она кивнула и направилась к выходу. Он был еще не готов для откровенного разговора, и заставлять было бессмысленно. У двери она обернулась. Северус все еще сидел за столом, в руках у него был зажат пергамент с ее просьбой об увольнении, а взгляд был устремлен куда-то вдаль.

— Снейп. Всегда, — опять поправила она, надеясь, что он все поймет правильно.

* * *

Он не мог спать. Не мог спать и не мог находиться в их комнатах. Если бы было можно, то он бы с удовольствием оказался кем-то еще, но это были бесполезные мечтания. Поэтому ему ничего не оставалось, как бродить ночью по притихшему замку.

Где-то примерно через неделю после их разговора об увольнении он услышал шаги в темном коридоре. Снейп прибавил шагу, надеясь поймать припозднившегося студента. Может быть, это была его дочь? Но он ошибся.

— Гермиона? — произнес он, от удивления позабыв, что они поругались.

— Здравствуй, Северус, — отозвалась она.

Глаза ее были припухшими, словно она недавно плакала.

— Что ты здесь делаешь в такое время?

— Не могла уснуть.

— И я не смог.

Ни тот, ни другая не сказали того, что на самом деле подумали: они не смогли уснуть в одиночестве, друг без друга. Северус смотрел на Гермиону без злобы или раздражения, и она знала, что он все прекрасно понял. Никто не решился сделать первый шаг, но совершенно неожиданно оказалось, что они шли рядом. Она придвинулась к нему, а он притянул ее к себе.

— Прости меня, я был несправедлив к тебе и к ней, — быстро выговорил Снейп, словно ему было невыносимо прожить еще хоть одно мгновение с грузом вины. — Я просто не хотел…

— Ш-ш-ш, — произнесла Гермиона.- Я знаю, знаю. Ты просто не хочешь, чтобы она вырастала, не хочешь, чтобы он причинил ей боль. Тебе кажется, что ты в одиночку несешь всю ответственность из-за какой-то биологии. Но я тоже ее люблю. И я понимаю, что ты боишься допустить ошибку и поэтому не выносишь, если я в чем-то не согласна с твоим воспитанием, потому что это только лишний раз подтвердит твою ошибку. Но это не так. И еще я знаю… знаю, что ты меня любишь всем сердцем, так же, как и я тебя, — закончила Гермиона.

Снейп прерывисто то ли всхлипнул, то ли выдохнул, уткнувшись ей в шею.

— Ты не пришла домой ночевать, — наконец произнес он.

Гермиона не слышала в его голосе ни обиды, ни упрека. Она знала, что именно он имел в виду, даже если он сам не мог облечь это в слова: он боялся, что она никогда больше не придет домой. Что ей не хотелось туда возвращаться, не хотелось возвращаться к нему.

— Я попыталась, — прошептала она в ответ. — На следующий же день, но ты поменял охранные заклинания.

Гермиона почувствовала, как напряглось его тело. Он позабыл, что ослепленной яростью сделал такую глупость.

— Прости меня, совсем вылетело из головы.

— Кадди очень на тебя похожа, — вздохнув, ответила Гермиона. — Так же, как и ты, боится полюбить кого-нибудь. После любого спора или ссоры вы сразу решаете, что все кончено, что вас отбросят за ненадобностью. И мне особенно больно потому, что я понимаю, откуда у вас такие страхи. Лили обращалась с тобой ужасно. То же самое можно сказать и по отношению к матери Кадди, ведь она всегда пренебрегала дочерью. Но я люблю тебя и ее, а ты любишь нас, и Кадди тоже нас любит. И никто никуда не собирается уходить. Никогда. И Тедди Люпин, похоже, с нами надолго, — помолчав, закончила Гермиона.

Она старалась пошутить, но на самом деле ей было совсем не смешно. Вместо этого она расплакалась, а Снейп прижал ее к себе еще ближе.

— Я люблю тебя, Северус, даже когда ты ведешь себя невыносимо, — едва слышно закончила она, уверенная, что он все понял.

Снейп не знал, что ответить, не знал, что именно можно сказать этой женщине, которая понимала и принимала все его чувства даже тогда, когда он сам толком не мог их объяснить.

— Пойдем домой, любовь моя, — ничего более оригинального в голову Снейпу не пришло.

Но Гермиона прекрасно поняла все то, что он хотел ей сказать.

* * *

Спустя какое-то время, когда они уже лежали в кровати, Гермиона, которую слишком переполняло счастье, чтобы уснуть, повернулась к мужу и сказала:

— Можно задать вопрос?

Снейп приоткрыл один глаз, хотя Гермиона была уверена, что он еще не спит.

— Можно подумать, мои протесты тебя остановят, — протянул он.

— А почему ты завел отношения с Джейси?

Гермиона не выносила это имя.

Снейп мысленно застонал. Ну почему на ее вопросы всегда так сложно ответить?

— Потому, что она мне не напоминала о Лили. Совсем.

Гермиона смотрела на него внимательно и выжидающе, и он понимал, что она надеялась на продолжение истории.

— С момента знакомства с Лили все женщины, которые попадались мне на жизненном пути, либо напоминали ее, либо были настолько малоинтересны, что я не обращал на них внимания. Когда я первый раз увидел Джейси в одном из кафе, то все произошло, как в романтическом кино. Я был страшно удивлен и в то же время счастлив, что она не походила на Лили. Это было что-то новенькое. Я был заинтригован, и мне захотелось узнать ее поближе.

Снейп заколебался на секунду, но закончил:

— Так же успеху способствовало и то, что она была доступна.

— А на меня ты тогда почему обратил внимание?

Северус знал, что она спрашивает из простого любопытства, не желая подловить его или в чем-то обвинить, но продолжать этот разговор ему все равно не хотелось.

— Джейси не напоминала мне Лили, и мне это нравилось. Лили мне напоминает тебя, и это мне нравится еще больше. Я иногда сравниваю ее с тобой, а не наоборот. Когда я осознал, что эталоном являешься именно ты, то понял, что отношусь к тебе по-особенному, хотя тогда еще не понял этого до самого конца, — он замолчал, почувствовав, что она заплакала. — Гермиона?

— Просто я всегда думала, что Лили для тебя на первом месте.

— С того момента, как я осознал, что люблю тебя, на первом месте оказалась именно ты.

— А как же «всегда»?

Оба они знали, что речь шла о разговоре с Дамблдором, который Гермиона видела в воспоминаниях Северуса. Снейп поморщился. Тогда он сказал Альбусу, что чувствовал, но с тех пор многое изменилось, включая его патронуса.

— Благодаря тебе все стало другим, — искренне ответил он.

— Я люблю тебя, — сказала Гермиона, не в силах произнести длинную фразу.

Снейп прижал к себе жену покрепче и, когда она наконец перестала всхлипывать, спросил:

— Ты все еще хочешь уволиться?

— Я могу быть либо твоей коллегой, либо женой. Я выбираю последнее.

— Я обещаю… — начал Снейп голосом, в котором сквозила вина и отчаяние.

— Есть еще одна причина, — перебила его Гермиона.

— Да? — удивленно спросил он, приподнимая бровь.

Гермиона решилась:

— Помнишь, что ты мне сказал, когда нашел тест на беременность и заметил, как Тедди и Кадди обнимались?

— Мне очень жаль, что я…

— Ты не знал, что означали эти цвета и полоски.

Он недоуменно посмотрел на нее, не понимая, куда она клонит.

— Не знал и не смог найти инструкцию, — честно признался он. — Было непонятно, отрицательный он или положительный, все эти розовые и синие цвета. Однако был совершенно ясен один неприятный факт: кому-то из студенток понадобился тест.

— Чтобы ты знал, розовый означает беременность. И студентки тут не при чём.

Снейп резко приподнялся, опираясь на локоть. Он хотел что-то сказать, но подходящих слов не нашлось, да и во рту пересохло. Гермиона чуть улыбнулась и стала терпеливо ждать, когда Северус обретет дар речи.

— Гермиона, что ты имеешь в виду? — наконец дрогнувшим голосом смог спросить он.

— Я в положении, Северус, — нежно целуя его, отозвалась Гермиона.

Его лицо приобрело нейтральное выражение, и Гермиона знала, что ему было страшно обмануться, он боялся поверить в чудо, а потом испытать боль потери.

— Но ведь это невозможно, — тихо сказал он.

— Нет, это было маловероятно, но все же возможно.

— Ты у… уверена? — заикнувшись, уточнил Снейп.

Гермиона улыбнулась.

— Абсолютно уверена. Во-первых, я сделала тест, тот, который ты нашел, и он оказался положительным. А во-вторых, я обратилась к мадам Помфри, и она подтвердила беременность. Я на третьем месяце.

Северус неожиданно страстно поцеловал ее. Его рука пробралась под ночнушку и погладила едва наметившийся живот, где рос и развивался их ребенок.

— Мы будем самой счастливой семьей, — пообещал он.

— Мы и так самая счастливая семья, — отозвалась Гермиона.

* * *

— Профессор Снейп? — спросила Кадди, входя в кабинет.

Она бы предпочла быть где-нибудь еще, но как студентка не могла не явиться на вызов директора.

— Можешь обращаться ко мне «отец», — мягко ответил Северус.

— Я подумаю, — огрызнулась Кадди.

Неожиданно Снейп рассмеялся лающим смехом, и Кадди не знала, испугаться ей или разозлиться еще больше.

— И что смешного я сказала? — зло поинтересовалась она.

— Как раз сегодня утром Гермиона сказала мне, что мы с тобой очень похожи, но только сейчас я понял, насколько она права, — объяснил он.

Как-то раньше он не обращал внимания, что многие слова и повадки дочери являются точной копии его собственных, и только, увидев перед собой его фирменный оскал в исполнении Кадди, осознал их сходство.

— Ты говорил сегодня с Гермионой? — спросила Кадди, тут же позабыв о гневе.

— Да, — улыбнулся он.

— То есть вы помирились? — с надеждой продолжала расспрашивать она.

— Да, — снова согласился Снейп. — И я хотел бы помириться с тобой. Извини меня, Кадди, — сказал он.

— Хорошие отцы такого не делают, — сказала не готовая к миру Кадди и приподняла челку.

Северус обнял дочь и большим пальцем провел по надписи на лбу. Надпись была уже не такая яркая, но ее все еще было отчетливо видно. Кадди почувствовала, как ее коснулась теплая волна магии, и поняла, что волшебные чернила исчезли без следа. Снейп поцеловал ее в лоб и легонько оттолкнул от себя.

— Прости меня, я был не прав, — тихо ответил он.

— Ты действуешь не по формуле, — как бы между прочим заметила Кадди.

— В каком смысле? — недоуменно спросил Северус.

— Ну, когда я была маленькая и делала что-то не так, ты меня сначала наказывал, а потом требовал, чтобы я просила прощение. После этого я должна была объяснить, где была не права, что сделаю, чтобы такого не повторилось, и каким образом исправлю содеянное. Например, когда я играла с мячом в аптеке и разбила несколько пузырьков с оборотным зельем, ты мне дал его рецепт, я пошла к Гермионе, извинилась, пообещала так больше не делать, а потом помогла ей приготовить новую порцию. А теперь твоя очередь.

— Хорошо, — согласился Снейп, тяжело вздохнув. — Я был неправ, когда накричал на тебя, наложил заклинание и опозорил перед всеми. В будущем я приложу все усилия, чтобы не забывать, что ты уже выросла, и буду оценивать твои поступки с точки зрения взрослого человека. Надпись я уже удалил, а сейчас крепко-крепко обниму тебя.

Кадди засмеялась и кинулась отцу в объятия.

— Ты еще перед Тедди должен извиниться.

— Не наглей, — зарычал Снейп, но все же поцеловал дочь, а она снова рассмеялась.

* * *

Всего через несколько месяцев Кадди закончила Хогвартс. При других обстоятельствах Северусу было бы непросто осознавать, что на следующий год дочь не вернется в школу, зная, что и Гермионы здесь не будет. Однако он легко решил это проблему, написав заявление об уходе.

Едва узнав новость о беременности Гермионы, он решил, что делать ему в замке нечего. По правде говоря, преподавание никогда ему не нравилось. Сначала он остался на должности профессора потому, что не имел другой профессии и не знал, чем себя занять. Потом Кадди поступила в школу, и он остался уже ради нее. Теперь же в Хогвартсе не будет ни дочери, ни жены. Поэтому Снейп принял единственно возможное и правильное решение. Он уволился.

Им удалось найти дом в Годриковой впадине, неподалеку от того места, где жила семья Поттеров. В доме нашлась прекрасная комната, в которой можно было обустроить детскую. Также там имелась библиотека и подвал, где Северус задумал оборудовать лабораторию. И хотя Кадди собиралась жить в квартире над аптекой, в новом доме нашлось место и для ее личной комнаты. И дочь, и Гарри с женой с нетерпением ждали появления ребенка, наперебой предлагая свою помощь.

Несмотря на все это, покидать Хогвартс было нелегко, особенно для Кадди, которая провела в школе значительную часть своей жизни. Но еще необычней было самостоятельно жить в квартире, где она выросла, и спать в супружеской кровати своих родителей. Ей казалось, что это все было понарошку, и что в любую минуту в комнату мог войти отец и, приподняв бровь, поинтересоваться, что именно она делала в его спальне.

Но на самом деле родители приходили только для того, чтобы поработать в аптеке, и Кадди постепенно стала осознавать, что совсем уже выросла. Каждое утро она самостоятельно открывала аптеку, к десяти приходили родители, а потом уходили домой часов в шесть вечера. А Кадди работала еще два часа и только в восемь закрывала аптеку. В общей сложности дела шли хорошо, хотя нельзя было сказать, что толпы покупателей осаждали их двери. Тедди поступил в школу авроров, но, когда не был на тренировках, жил в квартире вместе с Кадди. По ее мнению, беременность Гермионы пришлась как нельзя кстати, ведь отец так был занят предстоящим рождением ребенка, что не обращал внимания на то, что его старшая дочь в открытую жила вместе со своим парнем. От этого Кадди проникалась каким-то особым, теплым чувством по отношению к своей будущей сестре, словно уже сейчас они заключили пакт и пообещали отвлекать родителей от шалостей друг друга и прикрывать друг дружку, если понадобится.

Многое изменилось после той ужасной ночи. Северус больше не ссорился с Гермионой. Он не ссорился с Кадди и нормально разговаривал с Тедди. Вообще казалось, что его настрой значительно улучшился, и он стал гораздо спокойнее и счастливее.

Кадди знала, что со стороны они казались необычной семьей. Мужчина, который много лет любил давно погибшую женщину. Молодая женщина, бывшая его студенткой и ставшая женой, которой врачи предрекали бездетность и ошиблись. Девушка, которая провела первую часть своей жизни с матерью, использовавшей любой предлог для того, чтобы забыться в наркотическом дурмане. Но совсем не это было главным и определяющим в их жизни, ведь эти несколько фактов не могли раскрыть сущность их семьи, какой бы странной она ни была. Ведь, несмотря на все это, они были одной семьей. Как и любые другие родственники, они иногда ссорились, но их всегда объединяла любовь. Они были такими, какими были. И они были счастливы вместе. И ничто не могло этого изменить.

---

1) Дочь Снейпа зовут Кадмиум. Это металл Кадмий, и он серебристо-белого цвета. Однако на его основе делают краски, и вот тогда, в зависимости от соотношений сульфида кадмия с сульфидом цинка, получаются разные оттенки желто-красно-оранжевого. Шафран тоже оранжевого цвета.

Вернуться к тексту