Знаменательная встреча (джен)

Застывший взгляд, скорбно опущенные уголки губ, равнодушие — так Джордж провёл почти месяц. Он не выходил из комнаты, не притрагивался к оставляемым перед дверью подносам с едой, ничего не делал и не произнёс ни слова. В Норе все скорбели, но ни один человек не испытывал такого всепоглощающего горя, как он, ни один не лишился половины души в тот вечер, когда Министерство пало, Пожиратели смерти напали на Нору, а Фред был убит.

Для Джорджа мир разлетелся вдребезги. Было «до» — вместе с Фредом, но никакого «после» не появилось. Он не понимал, как можно жить дальше, зачем. Для него больше не имели значения ни война, ни семья, ни что-либо другое. Джордж Уизли умер вместе с братом и отказывался признавать, что жизнь может продолжаться.

Постоянный плач матери выматывал и уничтожал на корню саму возможность справиться с горем. Билл с Флёр хотя и задержались после свадьбы на похороны, всё же переехали в свой новый дом. Рон как исчез во время нападения вместе с Гарри и Гермионой, так и не давал о себе знать. И в какой-то момент Джордж просто ушёл — молча, не простившись, не собрав вещи, он просто вышел из комнаты, спустился на первый этаж и, слыша, как мать возится на кухне, вышел за дверь. И пошёл. Просто пошёл вперёд — без цели, без намерения, желая лишь остаться в одиночестве и не слышать никого и никогда.

Из апатичной бездумности его вывел дождь. Лето в этом году выдалось ненастным, но если первые месяцы Джордж провёл за придумыванием новых приколов в лаборатории их с Фредом магазинчика, то август в памяти не отложился. Вроде шли дожди… Джордж поднял лицо к небу и несколько минут стоял не шевелясь, позволяя каплям бить по щекам и векам. Дождь смывал горе, скорбь, словно универсальный растворитель он очищал душу. Над головой загремел гром, и насквозь мокрый и продрогший Джордж будто очнулся.

Он потерял самое дорогое, что было в его жизни, брата, и его смерть обесценила всё оставшееся. Джордж вовсе не желал мести, не собирался подороже продать ставшую бессмысленной жизнь, у него вовсе не осталось желаний — даже намерения присоединиться к брату. В его груди ещё билось сердце — одно за двоих, но не осталось страха.

— Что дальше, брат? — беззвучно прошептал он потрескавшимися губами и аппарировал в Косой переулок.

* * *

Здание «Волшебных Вредилок» стояло заколоченным и со стороны казалось таким же заброшенным, как и другие магазин поблизости. Косой переулок вообще представлял собой печальное зрелище — мало кто желал рисковать жизнью и выходить на работу, когда в любой момент на пороге могли появиться Пожиратели смерти. И всё же между «Вредилками» и другими домами была разница — владения Уизли были обитаемы. Хотя желание жить у Джорджа отсутствовало, умирать он тоже не хотел, и потому не стал лениться с наложением защитных чар. В лаборатории многое пришло в негодность за время его отсутствия, но даже легчайшего разочарования он не ощутил, уничтожая результаты их общих трудов. Ничто не имело смысла, ничто не вызывало отклика в пепле, что остался от его души.

Осунувшийся, похудевший и почерневший от горя, он сходил с ума, видя принадлежавшие брату вещи, и потому в какой-то момент ему показалось хорошей идеей избавиться от всего, что напоминало Фреда. Стало легче. И Джордж продолжил целенаправленно уничтожать всё, что вызывало воспоминания. Любимая чашка — Эванеско! Вторая кровать — Экспульсо! Лаборатория — Бомбарда Максима! Разрушения приносили облегчение, позволяли выпустить скорбь, очистить разум, и на место горю пришли иные мысли — правильные. Джордж стал выходить из дома, чтобы купить продукты, ранним утром его можно было увидеть гуляющим по пустынным в предрассветный час улицам магического квартала… И в конце концов одна из таких прогулок привела к закономерному итогу.

— Про комендантский час, что, не слышал?

Голос не звучал угрожающе, но даже если бы звучал, Джордж всё равно отреагировал бы спокойно — в нём не осталось страха.

— Слышал, — пожал плечами он, оборачиваясь и без интереса смотря на облачённого в тёмную мантию мужчину.

— Но проигнорировал? Не боишься оказаться в камере, как и положено нарушителю?

— Да мне плевать, — дёрнув уголком рта в намёке на усмешку, он развернулся и продолжил путь.

— Эй, парень, если хочешь умереть, скажи прямо, а нарушать правила — плохая идея.

Джордж снова остановился и с зарождающимся интересом посмотрел на мужчину. Впервые за долгое время он не стремился вернуться в пустой дом и готов был вступить в диалог.

— Нарушать правила — совсем недавно это было смыслом моей жизни.

— А что изменилось?

— Меня больше нет.

— О как, — присвистнул незнакомец, сбрасывая капюшон и открывая лицо.

Не без интереса Джордж всмотрелся в правильные черты и почувствовал поднимающуюся из живота дрожь. Он знал эти прозрачные серые глаза, эти глубокие морщины, эти густые брови и высокий лоб. Но знал лишь по плакатам, совсем недавно развешанным по стенам домов Косого переулка, лично — на его счастье — видеть этого человека ему раньше не доводилось.

— Узнал, — констатирующе кивнул Долохов и улыбнулся. Не зловеще и не зло, просто улыбнулся. — Я тебя тоже узнал, рыжик. И я тебе так скажу: потерять близнеца — ужасно, тебе наверняка кажется, что у тебя вырвали сердце, жить больше незачем и проще отправиться следом за ним. Может, ты и прав, я не тот, кто имеет право судить. Но не решай с горяча. Дай себе время примириться с потерей. Вдруг желание убить меня окажется сильнее желания умереть самому?

— Это вы убили Фреда? — глухо спросил Джордж, сжимая кулаки.

— Без понятия. Сражение же шло, чья Авада нашла цель, уже не узнаешь. Но давай будем считать, что я. — Долохов вдруг подмигнул и широко улыбнулся: — Месть — не самая плохая причина жить, уж поверь.

— И вы… просто отпустите меня? Зная, что когда-нибудь я приду по вашу душу? — не поверил Джордж.

Долохов развёл руками.

— Почему бы и нет? Живи. Молодые не должны искать смерти, рыжик. Пусть мы враги, бесславного конца тебе я не желаю. А если мне суждено умереть от твоей руки, что ж, я не сочту такую смерть постыдной. Так что, встретимся ещё? Или ты сам на себя руки наложишь?

— Встретимся. Обязательно встретимся! — пообещал Джордж, а внутри что-то будто лопнуло, затопив его злостью, болью, страхом… и желанием жить.

— Ну, вот и договорились. А теперь беги домой, малец, негоже нарушать правила.