Наконец-то пришёл.
Миновало немало лет.
Погляди, как разросся вдоль берега очерет…
Вожделение стало с годами острей да злей.
Не раскладывай яства и в кубки вина не лей:
суетой не сумеешь прикрыть безоглядный страх —
чую запах его, точно горький угар костра —
нагрузили с три короба лжи про озёрных дев.
Поразмысли-ка сам, отдели болтовню от дел.
Помнишь, отроком ночью хотел напоить коня —
и уснул, утомлённый, у старой ветлы в корнях?
Сторожил вороной, грозно фыркал, копытом бил...
Ветер не́жили в кронах раскидистые дубы,
миловался туман с красноталом у кромки вод,
разносил по округе любовное колдовство.
Знаешь, милый, как пусто и холодно там, на дне?
Только нет никого горячей,
никого верней,
чем бессмертная фейри, пустившая в сердце свет —
не дрожи, человек,
не молчи.
На призыв ответь.
Я ждала — ты взрослел.
Ворожила цветные сны.
Солнце падало за́ реку яблоком наливным,
киноварный рассвет выливался в янтарный день.
Возмужал, закалился…
умаялся, поседел.
В глубине,
в тихом омуте
нет ни забот, ни бед,
чёрный — чёрен там,
белый — бессменно бел.
Невесомая,
стройная,
гибкая, что лоза,
уведу за собой, и не будет пути назад —
лишь ступи на тропу, схоронённую в камышах.
Забывай,
забывай,
забывай, как дышать.