Все пути ведут в Кингс-Кросс (гет)

— С днем рождения, Гарри, — донесся до него голос.

Гарри недовольно поморщился. Неужели утро? Он ведь только что заснул. И кровать — до чего же она жесткая и грубая. Бетонная плита какая-то, а не постель. Каждый день рисковать жизнью на должности аврора, чтобы не иметь возможности даже отдохнуть нормально, — какие-нибудь напыщенные чистокровки вроде Малфоев непременно отпустили бы по этому поводу пару гадких шуточек.

Он с трудом разлепил глаза. Действительно, ночь позади: все вокруг было залито холодным утренним светом. Но почему так плохо видно? Словно в тумане, ей-богу. Гарри проморгался, но лучше не стало: белый туман равнодушно клубился, заполняя все окружающее пространство. И еще кровать… Не было никакой кровати, только лишь каменные плиты станции Кингс-Кросс под ним. Память забилась загнанным зверьком, беспорядочно подсовывая ему картины прошлой жизни в неуклюжей попытке спрятать главное.

— Что такое? — хрипло пробормотал он. — Я снова здесь? Я умер во сне?

— Ты и не жил, Гарри, — мягко ответил ему голос, который он не слышал целую вечность.

Из тумана неторопливо вышла высокая фигура в мантии, остановившись поодаль. Гарри нерешительно поднялся на ноги и сделал шаг навстречу.

— Профессор Дамблдор? — пробормотал он, вглядываясь в безмятежное лицо человека напротив. — Я… не понимаю. Все эти годы…

— Их не было. Ты видел то, что случится, если ты покинешь это место.

Гарри нерешительно улыбнулся.

— Что ж… Тогда все неплохо. Мы одержим победу.

— Конечно, вы победите. После того, что вы уже сделали, поражение Волдеморта — вопрос времени. Но что потом?

— Вы же это видели, полагаю, — пожал плечами Гарри. — Мой шрам… Он не болел девятнадцать лет. Все было хорошо.

— Шрам — еще не вся жизнь, Гарри.

Гарри вдруг почувствовал раздражение. К чему он ведет? Ну да, его жизнь сложно назвать счастливой. Тяжелая работа, временами — изнурительная, и всегда опасная. Тягостные воспоминания. Неудачный брак… Да, здесь и сейчас он может признаться себе в этом. Но это жизнь. Реальная жизнь совсем не похожа на детскую сказку, и он давно прекратил ждать от судьбы большего.

— Я не знаю, какого ответа вы от меня ждете, профессор Дамблдор, — сказал он наконец.

— Еще не поздно что-нибудь изменить, — грустно улыбнулся тот из-под очков. — Ты всю жизнь был моим секретным оружием. Я взял маленького мальчика и превратил его в смертника. Мне нет нужды оправдываться: ты знаешь все о моих мотивах. Повторись все вновь, я не поступил бы иначе. Но ты еще можешь переиграть ту часть своей жизни, которая относится к тебе лично. В том числе и ту, которая осталась в прошлом.

— Как?

— Помнишь моменты тягостных сомнений? Все эти минуты, когда ты выбирал из нескольких возможностей, не решаясь отдать предпочтение любой из них? Увы, ты не сможешь вернуться в прошлое, вооруженный своими нынешними знаниями, и сразить врагов до того, как они поймут, что происходит. Но ты можешь подтолкнуть самого себя в момент тяжелого сомнения. И чем тяжелей был выбор, тем проще будет на него повлиять.

— Но как же… Вы говорили, что прошлое изменить невозможно!

— Так и есть. Но в этом месте вся твоя жизнь — просто чистая возможность, как будущая, так и прошлая. По-настоящему реально лишь то, что здесь, сейчас. Книга твоей жизни уже написана, но еще не опубликована, и ты все еще в силах внести финальные правки. В сущности, ты не меняешь прошлое, а выбираешь подходящее.

Гарри задумался. Многое ли он может изменить в таких условиях? Он не столь уж часто сомневался, действуя больше по наитию, нежели вследствие какого-то рассудочного выбора. Почти обо всех его самых важных решениях можно сказать, что он не мог поступить иначе, а раз так, значит и отменить их уже не получится. Но если покопаться в памяти как следует… Помедлив, он кивнул:

— Что для этого нужно сделать?

* * *

Жизнь расстилалась перед ним сияющим орнаментом: каким-то образом он понимал смысл того, что видит, хотя эти переплетенные в пустоте и горящие золотым огнем нити, непрестанно пульсирующие в невероятно сложном ритме, меньше всего напоминали картины прошлого, какими он их запомнил. Он без труда дотянулся до одной из них — не пальцами, но одним только разумом, — и заскользил вдоль нее подобно лодке в русле быстрой горной реки.

Весь этот год, предшествующий падению Темного Лорда, — что он может здесь изменить, не вызвав катастрофу? Все, что они делали тогда, лишь раз за разом спасало им жизнь, нередко — за мгновение до верной гибели. Но дальше…

Похороны Дамблдора. Что-то мучительно сжалось в несуществующей груди. Что изменилось бы, выживи директор? Даже пораженный проклятием, он мог бы прожить еще несколько месяцев, а то и целый год. Быть может, тогда и битва за Хогвартс не была бы настолько кровавой, и не погибли бы все эти люди, смерть которых множеством глубоких ран легла на его воспоминания.

Драко Малфой. Если во время их короткой схватки поразить негодяя не Сектумсемпрой, а чем-то помощнее, так, чтобы его школьный враг уже никогда не смог подняться, тогда Пожиратели Смерти не проникнут в Хогвартс, и Дамблдор останется жив. Вот только он не сможет подтолкнуть себя на убийство Малфоя, потому что эта возможность ему и в голову не приходила. То, что Сектумсемпра оказалась опасным атакующим заклинанием, для него самого явилось неожиданностью. Но если не атаковать вовсе, если вообще не выдавать своего присутствия…

Он не заметил, как отстраненное наблюдение сменилось участием. Вот он, вжавшись в стенку, слушает слезливые причитания Драко, с трудом удерживаясь от того, чтобы выскочить из своего укрытия.

— Я не могу этого сделать, — ныл Малфой. — Не могу… Не получается… А если не сделаю поскорее, он сказал, что убьет меня.

— Но Драко, — увещевала его Плакса Миртл, — может быть, тебе сделать что-то другое, чтобы тебя пощадили…

— Что я сделаю?! — завизжал Драко, заставив Гарри поморщиться. — Проклятый Исчезательный шкаф…

Он осекся, но было уже поздно: планы врага отныне раскрыты. Остается лишь уведомить Дамблдора. Гарри мысленно усмехнулся и отстранился от происходящего, что немедленно погрузилось во тьму, пронизанную золотыми нитями. И еще дальше — к той точке вне пространства и времени, где ждет его возвращения умерший Альбус Дамблдор. Белый туман привычно застил взор, но на этот раз что-то изменилось: странные события всплывали в памяти — события, которых не должно там быть.

— Неплохая попытка, Гарри, — сказал Дамблдор. — Конечно, ты не мог предвидеть всех последствий… Ты помнишь, что случилось после твоего изменения?

— Нет… То есть да. Я рассказал вам о том, что Малфой готовит диверсию с использованием Исчезательного шкафа. Вы приняли меры, и когда Пожиратели Смерти вышли из Выручай-комнаты, их уже ждали.

— А дальше?

— Вы не погибли, но… — пробормотал Гарри и только теперь окончательно вспомнил. — В стычке был убит Северус Снейп. Без его зелий проклятие свело вас в могилу через два месяца. Мы так и не смогли найти меч Гриффиндора. Сражение за Хогвартс не состоялось. Мы с Гермионой и Роном попали в засаду и… — Он умолк и опустил голову. — Что я наделал!

— Ничего, Гарри. Это ничего. Все, что ты сейчас помнишь — не более, чем возможность. Ты можешь попытаться снова.

— Наверное, нужно найти что-нибудь раньше.

— Все время твоей жизни у тебя в распоряжении.

* * *

Гарри не мог понять, скользит ли он над темной поверхностью или падает в колодец собственного прошлого. События проносились мимо огненными волокнами, отвечавшими на прикосновение мгновенным каскадом воспоминаний. Дальше. Еще дальше. В произошедшем с Дамблдором не было его ошибки, ошибка была раньше.

Вот и Отдел Тайн. Битва, стоившая жизни Сириусу — последнему, что осталось от его семьи. Если бы он только не кинулся, очертя голову, в Министерство, а проявил осторожность… Колебался ли он, принимая это решение? Конечно. Отчаянию всегда сопутствует сомнение. Поток событий замедлился, и Гарри нырнул в горящую сеть, растворяя в ней свое сознание, пока причудливое сплетение нитей не исчезло, уступив место мрачным кронам Запретного леса.

— Надо возвращаться в замок, — услышал он слова Гермионы, и в них сквозила безнадежность.

Он с трудом удержался от заготовленного ответа о том, что Сириусу угрожает скорая гибель, что надо срочно лететь в Лондон и штурмовать Министерство. Борьба с собой оказалась почти безнадежной, а сомнение — ничтожным. На какой-то миг ему показалось, что вмешательство не удалось, и сейчас история покатится по привычным рельсам. Но вместо этого он услышал собственные слова:

— Да. Ты права. Мы ничем не поможем Сириусу, действуя наобум — только сами погибнем. Нужно связаться с Орденом Феникса. Если Сириус еще жив, они смогут его спасти.

Рон и Гермиона удивленно посмотрели на него: должно быть, взвешенные рассудочные суждения казались им нехарактерными для того Гарри, каким он был когда-то. Что ж, возможно, этот однажды сделанный трудный выбор послужит отправной точкой для его изменения, он утратит толику импульсивности и станет мудрее. Остается лишь узнать, к чему привело его вмешательство.

Запретный лес заволокло туманом, и голоса друзей смолкли, рассеялись в безграничной пустоте. Туман наступал со всех сторон, и вместе с ним что-то перестраивалось в его памяти, принимало все более четкие очертания и обрастало плотью.

Дамблдор, неслышно вышедший из тумана, ничего не спрашивал: только выжидательно смотрел на него взглядом, в котором безграничное терпение переплелось с состраданием. Сердце Гарри упало. У него должно было получиться! Он ведь принял разумное решение, поступил, как взрослый волшебник, а не взбалмошный юнец. Что могло пойти не так? Он зарылся в воспоминания, пытаясь восстановить события тех дней.

— Мы не отправились в Министерство, — медленно сказал он. — Вместо этого туда отправился отряд Ордена Феникса, прекрасно понимая, что это ловушка, приготовленная для меня. Спешки не было, облава на Пожирателей Смерти оказалась отлично подготовленной, поэтому обошлось без потерь, и Сириус Блэк остался в живых. Большинство врагов, включая Беллатрису Лестрейндж, отправились в Азкабан. Директор, но это же была потрясающая победа! Я ведь правильно поступил, верно?

— Что было дальше, Гарри? — спокойно спросил Дамблдор.

— Волдеморт… Волдеморт не рискнул объявиться собственной персоной, поэтому… министр магии Корнелиус Фадж так и не поверил в возвращение Темного Лорда.

Воспоминания хлынули на него нескончаемым потоком цвета крови. Долорес Амбридж вернулась на пост директора Хогвартса и приняла решение об исключении Гарри Поттера, Рона Уизли и Гермионы Грейнджер. Министерство так и не пало, вместо этого став легальным орудием Темного Лорда. Произошло несколько замен в высших эшелонах власти, но большинство продолжали занимать свои посты — официально. Поговаривали о целой сети ментального контроля: работники Министерства нижнего звена клялись, что не раз замечали мутный взгляд одержимого в глазах очередного власть имущего. Меньше, чем через год радикальное изменение законодательства поставило маглорожденных вне закона, и тогда…

— Нет. Не может быть. Мы же не могли допустить этого! — воскликнул Гарри, закрыв лицо руками.

— И снова в этом нет твоей вины. Порой к катастрофе ведет череда правильных поступков, Гарри, и каждый из них — разумен и обоснован. Ты помнишь, чем все закончилось?

— На дом Гермионы напали, когда мы с Роном пытались вытащить ее из города. Вначале погибли ее родители. Рон попытался отвлечь огонь на себя, чтобы дать нам с Гермионой уйти, но Беллатриса… Ее вновь вытащили из Азкабана. Она ударила Авадой и убила Рона на месте. Мы выбрались из дома, но там нас ждал Долохов. Швырнул в меня заклинанием, и Гермиона… — Его голос дрогнул. — Она прикрыла меня собой. Я выбрался из-под ее тела, и там уже стоял Волдеморт… улыбался. А потом — только зеленый огонь, и… станция Кингс-Кросс. Профессор Дамблдор, лучше все оставить, как было. Каждым изменением я делаю только хуже.

— Сложно рассчитывать на успех с двух попыток. Теперь ты вооружен знанием не только о том, что было, но и о том, что могло быть. Сделай выводы и попытайся снова.

Гарри обреченно кивнул.

— Я попробую.

* * *

«К катастрофе ведет череда правильных поступков». Эта мысль засела у него в голове и не желала уходить, пока он погружался все дальше и дальше в бурлящую тьму, пронизанную пылающими жилами ветвящейся хронологии. Дамблдор прав: маленькая победа может стать причиной поражения в большой войне. Порядочность и человечность — не гарантируют успеха в битве, не этот ли урок пытался преподать ему старый профессор? Когда-то Гарри гневно ответил бы, что не нуждается в победе такой ценой. Но на его глазах только что погибли лучшие друзья. Дважды.

Он вдруг вспомнил, что уже сталкивался с такой ситуацией раньше. Намного раньше — когда они с Седриком Диггори бились за первенство в жестоком состязании трех школ магии. Не прояви он тогда благородство, Седрик бы выжил, и не являлось бы его мертвое лицо в кошмарах Гарри на протяжении последующих лет. Все, что для этого требуется, — вести себя так, как требовали все его инстинкты в те краткие мгновения, отделявшие его от победы. На этот раз Гарри почти не заметил свое погружение в хронологию, мимолетно удивившись, насколько быстро изменение собственной истории стало для него привычным и естественным.

— …Бери Кубок! — услышал он собственные слова, уже зная, каким будет ответ.

— Нет, — твердо сказал Седрик.

Гарри ясно ощутил борьбу в душе того, кем он был тогда. Он так близок к заслуженному триумфу! Еще немного — и он выходит из лабиринта с Кубком в руках, слышит рев толпы и видит восхищение в глазах даже тех, кто совсем недавно презирал его. Но Седрик — разве не заслуживает он победы в той же степени? Гарри яростно надавил, склоняя волю прошлого себя в нужную сторону, и ощутил мгновенное удивление, окрашенное брезгливостью, когда ему легко удалось добиться своего.

— Хорошо, — сказал он, кратко кивнув, и зашагал к своему призу, призывно сияющему в тени стен лабиринта.

Кубок отозвался на прикосновение, рванув его сквозь пустоту и вой ветра. Ощущение было настолько знакомым, что, рухнув на каменный пол Кингс-Кросс вместо сырой земли кладбища, он какое-то время в прострации смотрел перед собой. На этот раз память не спешила отвечать на его мысленные запросы, и он с трудом поднялся, отыскав взглядом стоящего на прежнем месте Дамблдора.

— Что случилось? — спросил он. — Не могу вспомнить…

— Седрик выжил, — спокойно ответил Дамблдор. — И оттого его душа не была исторгнута палочкой во время вашей дуэли с Волдемортом, когда сработало Приори Инкантатем. Без ее помощи ты погиб там же, на кладбище. Мне жаль, Гарри.

— Почему любое мое вмешательство делает хуже? — тихо спросил Гарри.

— А ты как думаешь?

— Не знаю. Такое может быть только в том случае, если улучшать нечего. Но я не мог с первого раза прожить свою жизнь наилучшим образом, верно?

— Верно. Но кто сказал, что ты единственный, кто пытался все исправить?

Гарри замер, тщетно пытаясь ухватиться за эту мысль. Он не единственный, кто возвращался назад, корректируя прошлое. Только поэтому они смогли победить там, где все, казалось, было против них, раз за разом выживая вопреки всякому здравому смыслу. Только поэтому он не в силах что-либо исправить: кто-то уже исправил все, что только было возможно. Кто-то?.. Он медленно поднял голову, встретившись взглядом с Дамблдором, на лице которого застыла улыбка, почти неотличимая от болезненной гримасы.

— Вы? — прошептал Гарри.

Дамблдор кивнул и со вздохом опустился на скамью.

— Тысячи… Тысячи раз я возвращался назад, переживая эпизоды своей жизни снова и снова, чтобы в итоге оказаться здесь, оценивая свои достижения. Я погибал десятками способов, а страна то представала кровавой диктатурой Пожирателей Смерти, то обращалась в руины, или же победа достигалась настолько высокой ценой, что это не оставляло мне иного выбора, кроме как вернуться снова. Лучшее, чего мне удалось достичь, — это бросить в огонь тебя, Гарри, и тем самым победить.

— Поэтому вы дали мне попробовать? Чтобы я сам понял, что лучше невозможно?

— Нет, Гарри, не поэтому. Я дал тебе попробовать, чтобы у тебя получилось.

— Как? Что я могу улучшить после всех этих тысяч…

— Пожалуй, ты не очень внимательно слушал меня. Я сказал, что ты можешь изменить ту часть своей жизни, которая относится к тебе лично. Вместо этого ты трижды попытался спасти других людей. Это делает тебе честь, но неудивительно, что ты не преуспел, пытаясь повторить мою работу. Попытайся еще раз. Попробуй улучшить что-нибудь для себя, ибо я верю, что ты заслуживаешь лучшего.

— Я стал вашим оружием раньше, чем родился, — пожал Гарри плечами. — Все в моей жизни — часть войны. Вряд ли я смогу что-то исправить и не разрушить при этом все прочее.

— Конечно, сможешь.

Вместо ответа Гарри привычно нырнул в прежний колодец прошлого, с мрачной меланхолией глядя на проносящиеся мимо сплетения золотистых жил. В чем смысл? Его судьба, все эти мучительные выборы, которые он когда-либо сделал, всегда были всего лишь большой игрой Дамблдора против могущественого противника, и свободы у него — не больше, чем у ферзя, которым можно пожертвовать ради окончательной победы.

И все же где-то в промежутке между ходами у него была своя жизнь — или просто ее прозрачная тень. Была радость, никак не связанная с победой над врагом. Были друзья — именно друзья, а не просто союзники в битве. Была любовь. Золотые нити равнодушно проносились мимо, исчезая в бесконечной пустоте за спиной.

* * *

Он сам не понимал, какой точки пространства и времени стремится достичь. Где-то дальше, чем трагедия с Седриком. Там, где Волдеморт еще не успел навсегда отравить его жизнь своим присутствием, но не слишком далеко. Был один эпизод, когда он едва не поступил иначе…

Нет, Чжоу Чанг — симпатична, слов нет. Пожалуй, даже красавица, он может признать это и спустя все эти годы. Но тогда, приглашая ее на святочный бал, был ли он искренен с самим собой? Пустота отозвалась на его мысли и послушно вытолкнула Гарри в реальный мир.

— …Этим так называемым противоядием, Поттер, — едко отчитывал его профессор Снейп, — вы даже тролля прикончите на месте. Где главный компонент?

— Простите, профессор. Я задумался…

— На занятиях по зельеварению допустимо задумываться только о том, что вы делаете. Минус десять баллов Гриффиндору.

Когда занятие закончилось, Гермиона с озабоченным видом подошла к нему.

— С тобой все в порядке, Гарри? Ты сам не свой.

— После встречи со Снейпом иначе и не бывает, — ухмыльнулся Рон.

— Все в порядке, Гермиона, — рассеянно отозвался Гарри. — Ты знаешь…

Сейчас! Сейчас он скажет, что встретится с ними за ужином. Сам же, расставшись с друзьями, пойдет ловить Чжоу, чтобы пригласить ее на бал. Чжоу откажет, и ничего не изменится — его собственная жизнь останется при нем.

— Я тут подумал, — выдавил из себя Гарри с бешено бьющимся сердцем, — может быть… ты хотела бы пойти со мной на бал?

Рон разразился приступом кашля. Гермиона замерла, подняв на Гарри взгляд широко раскрытых глаз.

— Что? — переспросила она. — Ты имел в виду…

— Гермиона, я хочу пригласить тебя на святочный бал, — повторил он более твердо и даже попытался сопроводить свои слова уверенной улыбкой, что ему удалось лишь отчасти.

Она продолжала смотреть на него, не говоря ни слова, словно он сказал нечто за гранью ее понимания. Потом краска бросилась ей в лицо.

— Гарри, я… — пробормотала она, опустив взгляд. — Я не думала, что ты когда-нибудь пригласишь меня.

— Но ты согласна?

Рон, увидев на потолке нечто исключительно интересное, тихо двинулся в сторону. Не превратил ли он только что лучшего друга в смертельного врага?

— Я не могу, — еле слышно сказала Гермиона, опустив глаза. — Меня уже позвали. Трижды. И я… согласилась. Виктор Крам…

И снова ничего не меняется, только Рон еще долго не простит ему этих поползновений. Он как можно спокойней кивнул и, круто развернувшись, отправился прочь. Надо вернуться и попробовать раньше, пока она еще не ответила согласием Краму. Возможно, тогда все получится.

В мрачной задумчивости он уже прошагал добрую сотню футов, когда чья-то рука ухватила его за локоть.

— Гарри! — услышал он голос Гермионы. — Подожди.

— Да? — растерянно обернулся он к подруге.

— Я согласна.

— Согласна?..

— Я пойду с тобой на бал.

— Но ты ведь уже… Крам будет чертовски зол.

Против воли он расплылся в блаженной улыбке.

— Ну и черт с ним, — беспечно ответила Гермиона и рассмеялась. — Извинюсь. Он же знаменитость, легко найдет замену.

— Рон, думаю, тоже не обрадуется.

— Гарри, — все еще улыбаясь, покачала она головой. — Рон всегда знал, что ты мне… В общем, он поймет.

Свершилось. Он вмешался в прошлое, и что-то пошло иначе. Остается лишь вынырнуть в пустоте над поверхностью хронологии и обсудить с Дамблдором достигнутые результаты. Его время истекло… Но он все еще медлил, не силах оборвать вмешательство. Почему бы и нет, в конце концов? Все пути ведут в Кингс-Кросс, и рано или поздно он очнется там, в этом туманном мареве, порожденном его собственным сознанием. К чему тогда спешить?

— Прогуляемся немного? — произнес он, и не смог понять, кому принадлежали эти слова: тому Гарри, в чью жизнь он вмешался, или тому, который временно поселился в его теле.

Да и в чем разница? Он вступил на чужую территорию, и будущее отныне было одинаково туманным для них обоих. Они вышли во двор, и выглянувшее из-за туч зимнее солнце вспыхнуло расплавленной медью в густых волосах Гермионы. Теперь все будет иначе. Та же война, те же сражения, те же смертельные враги и гибель друзей, но сама жизнь изменится до неузнаваемости. Дамблдор был чертовски прав.

Он не вернулся ни в тот день, ни в следующий. Время тянулось, и он переживал заново то, что с ним уже было когда-то, но не узнавал своей жизни. Рон, глядевший на него волком пару дней, неожиданно оттаял и однажды утром, едва Гарри разомкнул глаза, вдруг выдал:

— Ты молодец. Давно пора было. Она… лучше всех.

— Это точно. А ты пригласил кого-нибудь? — спросил Гарри, с запозданием поняв, что это, должно быть, бестактно.

Рон кивнул, через силу улыбнувшись.

— Иду с Падмой. Хорошая девчонка. И я ей вроде бы нравлюсь.

Как странно, что некоторые изменения в хронологии расходятся, словно круги на воде, затрагивая жизни тысяч людей, а другие — угасают, оставаясь никем не замеченными уже через несколько дней. Какая цепочка невероятных случайностей привела к тому, что Рон вновь оказался в паре с Падмой? Должны быть какие-то глубинные законы, управляющие этим узором причин и следствий. Возможно, Дамблдору и удалось разобраться в них, но ему, Гарри, оставалось только жить и наблюдать их действие.

Гермиона пришла в той самой небесно-голубой мантии, которую он запомнил, и вела себя так, словно носила ее всю жизнь. Гарри — напротив: когда он повел Гермиону на первый танец, то дважды запутался в полах собственного наряда. Дело, однако, было совсем не в мантии. В горле стоял комок размером с драконье яйцо, а гулко бухающее сердце пыталось пробить дыру в грудной клетке. Неужели все это происходит с ним? Неужели раньше было иначе? Выскочившие на сцену «Ведуньи» в драных мантиях взяли первые ноты.

— Наша песня посвящается всем влюбленным в этом зале, — произнес солист. — Держитесь друг за друга. Делитесь своим теплом.

Гермиона, лукаво улыбнувшись, положила его руку себе на талию и шепнула:

— Успокойся. Это просто танец.

Он уже слышал эту песню, и не раз, но теперь она приобрела совершенно иное звучание. Гарри готов был поклясться, что «Ведуньи» каким-то образом знали о его вмешательстве в прошлое.

Танцуй — в последний раз:

Смотри — последний шанс.

Любовь в твоих руках —

Ты слишком долго жил в мечтах.

Слишком долго. Может быть, время не имеет такого значения для Дамблдора или Фламеля, но он, Гарри, молод, и каждый день для него — целая жизнь. Слишком долго он играл свою роль смертника, и теперь, когда завершился его полет камикадзе, у него не осталось ничего. Настало время исправить это. Он прижал к себе Гермиону, следуя непривычным движениям танца, и почти физически ощутил, как затягиваются раны искалеченной судьбы.

Верь в силу волшебства —

Не ранят — нет! — его слова.

Не дай ему уйти.

Ответ на все

В ее глазах — прочти.

Ее глаза сияли. Сама Гермиона, казалось, тоже светится, будто сошедшая с небес звезда. Может быть, так работали чары, пронизывающие зал, но ему не хотелось об этом думать. Неловкость ушла из его движений, он перестал мучительно вспоминать последовательность шагов и просто кружился в медленном танце, не обращая никакого внимания на раскрывших рты окружающих. И этого он был лишен все прошедшие годы?

Что, если это закончится? Какая-нибудь глупость, нелепая ошибка, и этот танец так и останется просто танцем, а их робкий подростковый роман даже не начнется. Может быть, правы те, которые считают, что в любви не следует спешить, но скажите это тому, кто ждал годами, теряя остатки надежды. Ему нечего бояться: все самое худшее уже было, и не единожды.

И вот — последний шаг.

Она согласна. В бездну страх.

Пусть трудно, но в отваге суть —

Не дай моменту ускользнуть.

Не прекращая движения, Гарри наклонился и поцеловал ее в губы. Он не слышал ни ропота ошарашенных голосов вокруг, ни едкого замечания Снейпа, ни презрительных разглагольствований Малфоя о нравах грязнокровок. Он слышал только потрясенный шепот Гермионы:

— Что с тобой сегодня, Гарри? Ты сам на себя не похож.

— Хочешь, чтобы я стал прежним?

— Еще чего!

— Я похож на себя, Гермиона. Возможно, впервые в жизни я — тот, кто я есть.

«Ведуньи» призывали верить в силу магии, оттого Гарри едва расслышал тихий голос, доносившийся из бесконечной дали, от которого вдруг повеяло смертным холодом и пустотой:

— Хорошее изменение, Гарри. Хочешь знать, к чему оно привело?

— Нет, — прошептал он и привлек к себе Гермиону. — Я знаю, что все сделал правильно.

Изменение продолжалось, и он не прерывал его.

* * *

— С днем рождения, Гарри, — услышал он и с трудом разлепил глаза, тут же сощурив их от яркого утреннего света.

Никакого тумана. Он лежал на чистой мягкой постели, и память неуклюже ворочалась, подсовывая его сознанию взаимоисключающие картины. Что-то коснулось его руки, изгнав спутанность сознания. Гарри перевел взгляд влево. Жена положила голову ему на плечо, не торопясь выбираться из-под одеяла, и он, протянув затекшую руку, нежно погладил ее по волосам.

— Ты даже не представляешь, какой безумный мне приснился сон, Гермиона, — сказал он.