Шёпот ветра (джен)

Говорят, судьба похожа на игру.

Говорят, на шахматы — много думаешь, часто не решаешься, бережёшь "своих", воюешь с чужими. Входишь пешкой, выходишь королевой — и только тогда понимаешь, что ты глубоко на чужой территории.

Говорят, на шашки. Снова свои и чужие. Враги и друзья. И порой, когда кто-то делает ход, тебе просто приходится шагнуть в ловушку — хоть сто раз ты её видишь. Потому что ты не можешь не сделать этот ход. Потому что иначе это уже будешь не ты. И снова есть шанс выйти в дамки. И снова это всегда будет чужая территория.

А ещё говорят, что на карты. Красный день — любовь и обман, червлёная искренность (неужели нет любви без чревоточин?) и бубновая хитрость, радостная, весёло-хулиганская, цыганская обманка с оборотной стороной каторги. Круговорот неутомимо-рыжей, огненной энергии солнечной лисицы, великой обманщицы, присвоившей себе солнечный символ — колобок из сказки (этакий FireFox задолго до Интернета). Чёрная ночь — заострённая пика агрессии и страха, как на высоком заборе — "Стой, кто идёт?" — ночь покушающихся и покушаемых. Крест веры, чёрное одеяние монахов, кресты шпилей на фоне тёмного звёздного неба. Крест отчаянья, последнего пристанища, кладбища, жест рук, стремящихся защититься. Крест двух крайностей, за обеими из которых стоит смерть. И зелёное поле небытия — "зеро" красно-чёрной рулетки сменяющихся дней-ночей. Энтропия. Безвременье.

Судьба-лото — бочонок случайности. Складываешь из них судьбу, ставишь галочки: родился-учился-женился-работал. Заполнено, заполнено, заполнено, заполнено! Не успел — проиграл: "да вам же уже за тридцать, ребёночка рожать давно пора, если получится, конечно — а то потом поздно будет...", "слушай, а у твоего одноклассника уже собственное дело..." Вытаскиваешь другие бочонки, но они не нужны — план-то не выполнен. Кому нужны твои прозрения, твои успехи, твоя любовь, если у них не те номера, что на твоей карточке? "Это, конечно, здорово, но как же быть с... (женитьбой, продвижением по службе, детьми)?"

* * *

Моя судьба тоже игра. Только гораздо проще. Это игра в крестики-нолики. Нолик — движение по кругу, постоянство, пустота, круговорот мелочей без выхода.

Время играет в нолики. В энтропию. В то, что оно всё перемелет круглым жерновом, каменным нулём, зацепкой из шестерёнок, катающих секунды по кругу.

А я играю в крестики. В отказы: "судьба — это история отвергнутых альтернатив". В перекрёстки. В дороги. В выбор. В координатную сетку измерений. В стрелу выходящую из нуля, но не возвращающуюся в ноль. В безвозвратность. В заколоченные окна и двери. Я играю в пересечение неба с землёй. В крест веры. В крест страдания. В крест оконного переплёта, за которым каждый день другой пейзаж. Только то, что закончилось по-другому, чем начиналось, вообще было. Только то, что закончилось — было, потому что круг не имеет начала и конца.

Мои перекрёстки — это и чужие могилы. И бегая, как в колесе, от одного дня к другому, нарезая круги по круглой земле, я думаю — на их могилах стоит крест. И это неспроста. Не только потому, что их смерть перечеркнула часть меня самой. Но и потому, что они вышли из игры раньше, чем "нули" победили в их жизни.

В моей жизни всё больше крестов. Но есть и нули. Чем дольше живёшь — с каждым годом, с каждым днём иногда (необязательно ждать до седых волос, чтобы это понять) — тем больше встречаешь не только гибель, но и деградацию.

Я не хочу, чтобы на моей могиле поставили ноль.