Долгая беседа (джен)

По улице Пушкина, по пешеходной дорожке, шагал молодой человек. Ну, не то чтобы совсем молодой, не мальчик уже, но молодой, да. Одет сей молодой человек был вполне прилично. Клетчатый тёмно-зелёный пиджак, бежевые вельветовые брюки, лаковые штиблеты и широкая кепка. На шее — питерская удавка насыщенного фиолетового цвета. К тому же человек этот был высок, даже можно сказать, долговяз. На плече у него присутствовала сумка, ровно такая, чтобы в неё влезла пачка листов пергамента или несколько свитков, положенных один на другой,

Ступу он оставил на стоянке ступ, в Михайловской роще. Нет, конечно, можно было привалить её к дому, который был пунктом назначения. Красный такой дом сталинской постройки на улице Северный городок. Но как-то не очень правильно было бы свалиться на головы магловских мамашек, гуляющих с колясками во дворе утром.

Пройдя через двор, где на лавочке возле детской площадки сидели несколько мамочек и что-то бурно обсуждали, он подошёл к подъезду, возле которого тем же занимались две бабульки. Бабушки мгновенно уставились на пришельца прицелами глаз. Входя в подъезд, он расслышал: "К Нюське, видать, она таких малахольных к себе таскает".

"И ничего я не малахольный, — подумал Андрей, с улыбкой ловя себя на непонятной обиде. — Ух ты, ёжкина головёшка, и с чего? Нюська опять же какая то..."

Андрей поднялся на третий этаж. Покрутив головой, обнаружил на стене возле угла небольшой барельеф, изображавший раскидистое дерево. Барельеф всплывал из стены, когда на него пристально посмотришь, будто играл с пришельцем. Достав палочку, Андрей аккуратно постучал по кроне дерева. Прошла пара секунд — и в кроне открылся глаз, ярко-голубой и явно магический, а откуда-то, будто отовсюду, послышалось негромкое: "Кто там?"

— Э-эм... да... Простите, — Андрей снова покрутил головой, озираясь. — Ну, да, я Андрей Волков, корреспондент.

— Вам назначено? — спросил голос.

— Нет, но обо мне должны были предупредить.

— А Аня Волкова вам не родственница, часом?

Андрей быстро перебрал в памяти имена сестёр и племянниц.

— Нет такой, — честно сознался он.

— А-а, входите, молодой человек, — проговорил голос, а кирпичная кладка подъезда стала раздаваться в стороны, образуя проход, за которым открылась явно старинная дверь. Замок щелкнул, и дверь, распахнувшись, пропустила визитёра в довольно большую прихожую. В которой, впрочем, никого не было.

— Входите, Андрей, и уж извините старика за неточность, — произнес хозяин, крепкий ещё, но явно древний старик, оказавшийся почти за спиной Андрея, на лестнице, спирально уходящей куда-то наверх.

— Здравствуйте, — Андрей коротко наклонил голову в знак приветствия.

— Входите, входите. И вправду, извините, что вас запутал невзначай, Аня — это для меня, а для вас, Андрей, видимо, баба Аня.

— Бабуля, а-а... Вы знакомы?

— Да, — старичок заговорщически хихикнул, — довелось, знаете ли, поработать, после того, как пробудилась. Ну, заходите, заходите, поболтаем. И разрешите представиться, Дубровник Фрол Игнатьич, к вашим услугам.

Андрей знал, естественно, к кому шёл, но не ожидал, что один из первых преподавателей того самого Ударного Рабочего Отряда Парапсихологов будет выглядеть так... э-э-э... молодо? Нет, скорей, бодро. Причём на пенсию этот дед вышел совсем недавно, уже из Томской Магической Гимназии — увы, новые времена. А до конца второй Великой Войны он служил ещё и в страже, параллельно с преподаванием. Вот же кадры были...

Поднявшись вслед за хозяином по винтовой лестнице на второй этаж, Андрей оказался в довольно широком коридоре, отделанном, как и прихожая в староанглийском стиле: с панелями тёмного дерева, полосатыми обоями, бронзовыми с патиной ручками на шкафах, пуфом, обтянутым полосатой тканью на манер обоев.

— Андрюша, э-э... простите, можно вас так называть? — вперив хитрые буравчики глаз в гостя, спросил хозяин дома.

— Да пожалуйста, — ответил Андрей, понимая, что Фрол Игнатьич прикидывает, как относиться к гостю.

— Ну и хорошо, — проговорил Фрол Игнатьич, кивнув каким-то своим мыслям, — пройдём в библиотеку, там, думаю, будет вполне удобно пообщаться.

И, повернувшись, зашагал в одну из дальних дверей, которая открылась перед хозяином дома. Шагнув через порог библиотеки, Андрей даже замер в лёгком замешательстве. Библиотека представляла собой смешение собственно библиотеки, гостиной и оранжереи. При этом само помещение было необычным. Справа от входа стояли книжные стеллажи, ряды книг уходили высоковато для обычной комнаты стандартного дома, метров на восемь, никак не меньше. Прямо перед стеллажами с книгами стояла старинная конторка с лежащей на ней открытой книгой и парящей в воздухе парой свечей. Работать за конторкой полагалось, видимо, стоя. Слева у стены стоял диван, обитый тканью в такую же тёмно-зелёную и бежевую полоску с бронзовым орнаментом, как и обои на стенах. Рядом, образуя круг, стояли два кресла с такой же отделкой. А между диваном и креслами — стол. На довольно большом пне, стоящем корнями вверх и отполированном до блеска, лежал круг толстенного стекла. Левее дивана, в углу находился высокий шкаф со стеклянными дверками. На нижней полке Андрей увидел сосуд, похожий на хрустальную конфетницу, очень широкую и на невысокой ножке, всю увитую бронзовой лозой. "Конфетница" не была пустой, в ней что-то колыхалось и отблескивало, будто подсвеченное изнутри, а под поверхностью этого чего-то всплывали и опускались обратно на глубину странные тени.

Но самое интересное стояло прямо перед Андреем. Это был дуб. Да, да, самый, казалось бы, обычный дуб. В квартире. Посажен сей дивный экземпляр был в клумбу, находившуюся в полукруге высоченных стрельчатых окон. Ствол дуба был обхвата в два, дуб был раскидист, но ветви и торчащие из мха и травы корни вполне вписывались в габариты библиотеки. Толстенные ветви, простираясь над диваном и вокруг дивана, при этом не создавали неудобств. Да и стеллажи с книгами совершенно не загораживали. А ещё дуб, видимо, спутал времена года. На его ветвях одновременно распускались одни листья и увядали другие, выпускались вислые крупные серьги соцветий и рядом же созревали жёлуди. Опавшие листья тут же прятали под мох и траву какие-то личинки. Шмелёвки обметали соцветия маленькими кисточками, собирая пыльцу в чашечки от желудей. Часть пыльцы переносилась на другие соцветия, а оставшееся уносилось куда то в крону. В общем, жизнь бурлила и в корнях, и в кроне. "Хочу такое же... Ну, может, не дуб, а что-то другое, но вот так же".

В чувство Андрея привёл громкий стук — один из желудей, упав, стукнулся о край клумбы и, отскочив от камня, покатился по полу. В тот же миг из небольшого дупла, в паре метров от пола, выглянула любопытная мордочка, бусинки глаз нашли упавший жёлудь, и к добыче спустился шустрый бурундук. Пару раз стукнув жёлудем об пол, полосатик потряс им возле уха и с довольным чириканьем утащил добычу к большой корзине, стоявшей на полке над батареей отопления. Видимо, для просушки. Повернувшись и увидев хозяина дома с гостем, бурундук встал столбиком, глядя на людей с удивлением, мол "припёрлися тут", и, кажется, даже одну бровь приподнял. Простояв так несколько секунд, зверек шустро прыснул в своё укрывище в дупле.

— Хозяйственные, — проговорил Фрол Игнатьич, — ни крошечки не пропадает.

В этот момент где-то наверху сверкнула радужная вспышка и раздался резкий хлопок перехода портала. Андрей, задрав голову, наблюдал за крупным вороном, который кружился под потолком библиотеки. Ворон тем временем, спикировав, уселся на подставку на конторке, видимо, специально для него приспособленную, и, кося одним глазом на гостя, протянул хозяину дома когтистую ногу с притороченной к ней запиской.

— На, — сказал-каркнул ворон, и Фрол Игнатьич, забрав письмо, развернул его и пробежал глазами. Тут же чиркнул что-то на этом же листке и отдал ворону.

— Отнеси ей и на словах передай, "всё в порядке, сейчас чай пить будем", — проговорил старик странным голосом, пристально глядя ворону в глаза. Ворон подпрыгнул с подставки и метнулся к верхнему левому стеклу центральной рамы. Радужная вспышка, хлопок сработавшего портала — и всё.

— А удобно, если знать, куда ворон полетит, — сказал Андрей.

— Смотря к кому лететь, в то стекло и влетать. Всё ближе, чем своим ходом до Евгоры.

— А-а, так вы его к бабушке отправили?

— Ну да, и записка от неё, беспокоится, добрался ли и не обидел ли кто дитятку, — ответил Фрол Игнатьич, хихикая.

— Да-а, бабуля, она такая бабуля, — пробормотал Андрей, малость смущаясь.

В этот момент внизу дилинькнул колокольчик, хлопнула входная дверь и раздалось цоканье каблучков по керамике пола прихожей.

— Де-ед, де-еда, я дома, — возгласил звонкий девичий голос.

— Да слышу, егоза, поднимайся, — ответил Фрол Игнатьич. Послышались шаги на лестнице, и в библиотеку ворвалась девушка небольшого роста с миловидным и просто усыпанным солнечными поцелуйчиками лицом. В светло-карих глазах плясали чертенята весёлого любопытства. А причёска... ну-у, она походила на большой и огненно-рыжий одуванчик, который к тому же просто не мог стоять, не двигаясь.

— О, привет, — сказала она, увидев Андрея. — Дед, у нас гость, познакомь.

Она на ходу чмокнула Фрола Игнатьича в щёку.

— Привет, — Андрей махнул приветственно рукой, — я Андрей.

— А я тебя знаю, — провозгласила егоза. — Ты в Китежском училище в стенгазете печатался. Я читала, ничего так. Я двумя классами младше.

— А, я вижу, лицо знакомое, — сказал Андрей, вспоминая невысокую девчонку с длиннющей рыжей косой, доходившей до нижнего края форменной юбки, — смотрю, причёску изменила.

— Ага, решила поменять имидж, — она продемонстрировала несколько якобы модельных поз.

— Ага, такую красоту угробила, — с явным сожалением проговорил Фрол Игнатьич.

— Де-ед, ну не начинай, а? — заканючила девушка, изображая смирение и быстро-быстро моргая рыжими ресницами. — Это же просто волосы, надо будет — отращу обратно. Пламена, — без перехода представилась она, протянув руку, которую Андрей аккуратно пожал.

— Ты, Пламенка, нам чайку сваргань, — сказал Фрол Игнатьич. — Ну, и к чаю чего-нить.

— Ладно, сейчас, — проговорила Пламена, спускаясь по лестнице. А через пару-тройку минут она вернулась во главе процессии из парящих за ней чайника, двух чашек и большого круглого разноса из бересты с приличного размера горкой различных печенек.

— Сама-то с нами посидишь, — спросил Фрол Игнатьич внучку, — или намылилась куда?

— Не, с вами сидеть не буду, — ответила девушка, — вы умные беседы вести начнёте, а мне мой мозг жалко, я в него музыку складываю через ушки.

С этими словами она развернулась на каблучках и прямо испарилась на глазах, напоследок показав язык. Странно, что не рыжий.