Про косы и камни (гет)

— Так что, говоришь, лесопилка дальше по дороге? — Уже отойдя на несколько шагов, переспросил Олаф.

Эрик, морфальский крестьянин, в повозке которого Олаф проехал добрую часть пути, скорчил непонятное лицо.

— Да не надейся ты лучше, не шибко-то там гостей привечают… — казалось, он хотел добавить что-то ещё, но был перебит.

— Не волнуйся, батенька, разберёмся. Прощайте!

Не дожидаясь ответа, Олаф отвернулся и зашагал по древней лесной дороге на Маркарт. Эрик еще несколько мгновений смотрел ему вслед, прежде чем буркнуть что-то в духе: "Ну и разбирайся сам", — и повернуть коня в сторону своего лесного хутора на Илиналте.

Солнце стояло в зените. Осень в этот год выдалась долгая и тёплая, и, несмотря на то, что уже минула середина месяца Начала Морозов, снега еще не было. Утренний туман давно рассеялся, и бледно-голубое небо дышало сырой морозной свежестью. Владения Морфал — болотистый край, здесь пихты, кедры и ели росли в изобилии. Густой тёмно-зелёной стеной они стояли вдоль дороги, перемежаясь редким жёлтым кустом ольхи или алым рябиновым деревцем.

Целью Олафа была заброшенная сторожевая башня, каких в разоренном войной Скайриме было много. Башня почему-то стояла в некотором удалении от дороги и едва виднелась за верхушками деревьев, так что Олаф едва не пропустил зарастающий поворот. Был бы Олаф на месте своих древних предков, он бы постарался поставить башню прямо на дороге. А получилось так, что строители из давних времён способствовали тому, что всякой швали всегда было где укрыться.

По дороге из Морфала Эрик рассказывал, что башня пришла в запустение совсем недавно — еще лет двадцать назад в ней располагался гарнизон. И тем не менее, в окружающем лесу Олаф не смог разглядеть и намёка на то, где ранее могли располагаться хозяйственные постройки, без которых не обходится ни одно укрепление.

За несколько шагов до того как покинуть пределы леса, Олаф остановился. Он положил дорожный мешок на землю, а затем надел поверх стёганного подшлемника стальной конический шлем с кольчужной бармицей. Затем он достал из ножен меч и замер. Прислушавшись на секунду, Олаф услышал лишь шум ветра в ветвях да стайку пуночек, недавно вернувшихся из северных владений Скайрима. Над вершиной башни виднелся блеклый дымок.

— Эй, тут кто-нибудь есть? Покажись, Соратники здесь! — изо всех сил крикнул Олаф, не покидая леса.

Через недолгое время над башней ожидаемо показалась фигура в черном балахоне, которая, тоже ожидаемо, сходу запустила сгусток огня в сторону, где стоял Олаф. По уму, в таких случаях ему следовало бы загодя достать из мешка тетиву, натянуть ее на лук и дожидаться появления фигуры из башни уже готовым к стрельбе на поражение. Стрелы, тетива и, собственно, простенький лук в наличии имелись, но подобный принцип работы претил Соратникам вообще и Олафу в частности. Да и к тому же бывали случаи, когда Соратникам по ошибке или по злому умыслу заказывали безобидных, в общем-то, людей. К несчастью, этот случай был не из таких.

Как только силуэт мага показался над башней, Олаф сместился в сторону, за дерево, и, лишь увидев вспышку магического пламени, зигзагом бросился к башне. Хоть расстояние и было небольшим, башня располагалась на возвышенности. Кто-то другой мог бы запыхаться во время подобного броска, но не один из Соратников, лучших воинов Скайрима. Пока он бежал, рядом взорвался еще один магический снаряд. Олаф подбежал к башне не с фронта, а чуть со стороны, так, чтобы в него нельзя было выстрелить из дверного проема или бойницы над ним. Дверей у башни не было, но в дверном проеме на каменном полу что-то искрилось и переливалось фиолетовым цветом. Прикрывшись щитом, мужчина перепрыгнул через очевидную ловушку, и еще в полете столкнулся со скелетом-лучником. Удар пришелся на окованный сталью дубовый щит. Столкновения с массой высокого и крепко сложенного закованного в броню норда скелет не перенес и рассыпался по косточкам. Олаф побежал вверх по ступенькам винтовой лестницы, но на втором этаже его ждал скелет с мечом и щитом. К счастью, подобные твари бывали не слишком сообразительны, а создающие их маги не слишком разбирались в искусстве боя, так что стоял скелет прямо над лестницей. Олаф воспользовался этим, перерубив сходу скелету ноги, а следующим ударом добил бестолкового защитника некроманта.

Оставалась вершина. На вершине башни своего часа ждали очередная магическая ловушка (на это Олаф бы поставил свои доспехи) и сам хозяин башни. Не замедляясь, Олаф побежал дальше наверх. Кровь уже стучала в висках. Прежде чем подняться достаточно, чтобы показать свою голову, он снял с левой руки щит и бросил его вверх в лестничный проём, оглушительно при этом крикнув. Над головой сверкнула молния, подброшенный щит упал обратно, но Олаф не обратил на него внимания. Он, резко ускорившись, взлетел на площадку крыши и бросился на готовившего следующее заклинание мага. Один удар — и голова неудачника-некроманта отделилась от туловища.

Олаф опустил руки, оглядел с вершины башни окружающие леса, закинул голову назад и расхохотался. В такие мгновения виды на родной Скайрим всегда самые лучшие.

Еще несколько минут он просто стоял и смотрел в чистое осеннее небо. Кин, как и всегда, была прекрасна. Наконец, запах крови вернул Олафа в окружающую реальность.

У его ног лежал человеческий труп. Посреди площадки тлели угли в кострище, над которым висел котелок с непонятным варевом. Кроме прочего, на площадке имелись стол и табурет. Голова валялась чуть в стороне. Наверняка этот человек был бретонцем, но никакого желания разглядывать отрубленную башку у Олафа не было. Что удивительно, тело колдуна было достаточно крупным и не истощенным. Недавно в профессии, видимо. Среди “бывалых” магов-отшельников здоровяков не бывало практически никогда. Диета из могильного духа и похлебки из муки и человечины не способствовала физическому здоровью, равно как и духовному. Олаф вздохнул и присел над трупом. Клинок пришлось вытирать о подол черной мантии. Странная привязанность магов-отщепенцев к этому типу одежды всегда приводила Олафа в недоумение. Он не верил в байки, что это принцы даэдра принуждают своих последователей так одеваться — а в том, что и этот некромант был даэдрапоклонником, Олаф не сомневался. Слишком характерный запах стоял в башне, слишком свежими были кости скелетов.

Больше времени терять не хотелось, поэтому Олаф взял со стола две тетрадки с записями покойного — передать при случае в Коллегию, им интересен бред сумасшедших магов. Магическую ловушку, конечно, можно было бы разрядить отрубленной головой, но проще и безопасней было снова её перепрыгнуть. На лестнице он подобрал свой щит, а затем спустился дальше. На втором этаже под кроватью стоял сундук, в котором среди теплых вещей нашлись три рубина, около тридцати золотых септимов, несколько камней душ, а также пара черных камней душ. Олаф брезгливо поморщился — редкостная мерзость, однако черные камни душ тоже взял. Их положено было передать придворному магу для последующего уничтожения. Душам покойных, энергия которых пошла на чары утепления для мантии ублюдка-колдуна или иной какой его прихоти, уже не помочь.

Вернувшись к оставленному дорожному мешку, Олаф снял шлем, упаковал найденные предметы и присел перед дорогой. После боя его всегда тянуло на воспоминания. Молодых соратников на такие задания отправляли вдвоем, с наставником. Он бывал и младшим, и старшим товарищем, однако в этот раз действовал один, действовал нагло, рискованно — Олаф знал это, однако таких боев у него за плечами было десятки. Несмотря на то, что никто нигде и никогда целенаправленно не готовил “темных магов”, подавляющее большинство из них вело себя абсолютно одинаково, как имперские чиновники — по инструкции. И все же Олаф помнил каждый свой бой.

Олаф вздохнул, встал, закинул на спину мешок и пошагал на север дорогой, которая всегда короче и приятней — дорогой домой. К этому дню Олаф не ночевал в Йоррваскре уже около двух месяцев — к осени Соратники развивали бурную деятельность по очистке Северного Королевства ото всякой нечисти и швали — в это время вместе с торгующими крестьянами приходило больше всего контрактов, а на зиму дела не отложишь — зимой по Скайриму путешествовать не хотелось вообще никому. Тем более, путешествовать пешком, ведь по некоторым причинам у Соратников были сложные отношения с лошадьми.

Дорога, несмотря на всю свою древность (говаривали, что каменные дороги между столицами владений проложил сам Тайбер Септим), была достаточно ровной, а потому скучной. Олаф не любил владение Морфал с его вечными туманами, сырыми и темными лесами. Казалось, что здесь всегда таится какая-то мрачная и загадочная опасность, казалось, что людей здесь пропадает больше, чем в любом другом владении Скайрима. Дорога была пустой, лес — молчаливым, а солнце медленно, но верно катилось к горизонту. Олаф развлекался тем, что прислушивался к шорохам, наслаждался лесными запахами и пытался отличить запах пихтовой смолы от еловой, что, в общем-то, было совершенно бесполезным занятием.

Точно к закату Олаф вышел к поляне, через которую к Илиналте бежала речка, и на которой стояли лесопилка, дом, стайка и какой-то навес. За домом лежал штабель бревен. От лесопилки пахло смолой, от дома — дымом, от стайки — навозом, а от навеса — рыбой и кровью. Местность была потрясающе красивой, небо — закатно-алым, а в Илиналте отражался появившийся на востоке Массер. В жухлой траве виднелись натоптанные тропинки.

Олаф подошел к дому и постучался в дверь. Вскоре дверь открылась, и на порог вышла женщина в юбке и кожаной жилетке. Это была молодая нордка со светлыми волосами и глазами редкого янтарного цвета. Её простые прямые черты лица можно было бы найти красивыми, если б не два крупных рваных шрама на лице, один — под глазом, а другой — на подбородке.

— Боги мои, у нас гости! — женщина улыбнулась. Голос ее был ясный и радостный. — Меня зовут Херт. Заходи.

— А я — Олаф. Да благословят боги этот гостеприимный дом! — Олаф растаял в улыбке. Женщина с таким голосом могла иметь какое угодно лицо и оставаться в его глазах красоткой.

— Будь как дома, путник, я ни в чем не откажу, — Херт лукаво подмигнула. — Раздевайся и садись за стол, я сейчас накрою.

Олафу не надо было повторять дважды. Он снял и поставил слева от входа щит и мешок, снял подшлемник, латные рукавицы и ножны с мечом и принялся расшнуровывать нагрудник. Херт нарезала сыр, хлеб и лук, разлила по двум мискам мясную похлёбку и поставила на стол бутылку с мёдом и две кружки. Закончив с бронёй, Олаф сел за стол.

— И часто у тебя бывают гости? — поинтересовался он у хлопочущей хозяйки.

— Мы принимаем гостей, когда можем, однако сейчас на дорогах немного народу. Война не способствует путешествиям.

— А с кем же ты живёшь, красавица? Не одна же ты управляешься с лесопилкой и скотиной, — в очередной раз натолкнувшись на непонятное "мы" в устах хозяйки, Олаф решил расставить точки под Охт.

Херт села за стол напротив и разлила мёд по кружкам.

— Мы — это я и хозяин лесопилки, Херн. Мы только что отгрузили крупную партию досок на продажу, и Херн ушел на охоту. Думаю, он вернётся не скоро. А ты охотник, Олаф?

Олаф кивнул. О да, он был охотником.

— Давай выпьем за охоту!

Херт в два глотка осушила свою кружку. Олаф справился в один. Херт достала ещё бутылку, и Олаф на секунду задумался, какую обиду мог иметь на эту женщину Эрик, местный крестьянин. По крайней мере гостеприимство было выше всех похвал. Только обида может заставить человека сказать про Херт, что она "не шибко-то гостей привечает". Однако Олаф тут же отбросил эти мысли.

Херт смотрела, как проголодавшийся Олаф сметает снедь со стола, доливала мёд и улыбалась.

— Откуда и куда идёшь? Не страшно путешествовать одному? — Херт глазами указала на оружие и доспехи, стоящие у стены.

— Страшно, милая, жуть как страшно, — в тон ей отвечал Олаф. — Иду из Морфала в Вайтран.

— А что ж такому видному мужчине не хватает, что он аж в Вайтран пешком пошел?

— А не хватало мне, милая, ласки да тепла очага, — Олаф отставил миску и положил свою руку на руку Херт.

— Ну ты что, дурной? Зачем тебе Вайтран? У меня тепло, да и думаю, по сердцу тебе я пришлась, а?

— Да как тебя увидел, так хоть тут оставайся. И что ж теперь мне, дурню, делать? — рука Херт была холодной.

— Ко мне присядь: и к ласке, и к огню поближе.

Херт перехватила руки Олафа и слегка потянула на себя. Между ними был стол, и Олаф поспешил обойти это препятствие.

— Вижу, был я глуп, собираясь в Вайтран, когда надо мне не дальше твоей кровати!

— Так чего ты ждёшь, глупый? Скорее!

Херт обняла Олафа за плечи и приникла к его губам. Олаф подхватил ее на руки и понёс к кровати.

Разгоряченный Олаф не почувствовал холода белой кожи груди Херт, когда расстегнул пуговицы жилетки. Разгоряченный мёдом, он горел таким жаром, что его хватало на двоих. Обнаженная Херт своей стройностью была подобна берёзе, а Олаф был крепок словно ясень. Вдвоём они двигались, тесно обнявшись, и среди сотни поцелуев Херт увлеклась: она укусила любовника в шею.

И тут-то события понеслись вскачь, породив байку, над которой еще долгие годы Соратники вечерами хохотали в Йоррваскре.

Дверь дома широко распахнулась, и внутрь одним широким шагом зашёл хозяин лесопилки, Херн. Многое он был готов увидеть, но не это. Глаза его на миг расширились, а затем яростно сверкнули багрянцем.

Нагая Херт пронзительно закричала и отскочила к стене, тщетно пытаясь спрятаться в углу. Человека, которого она только что собиралась выпить, уже не было.

В хозяйской кровати на задние лапы поднимался волк высотой в две сажени. Глаза его были налиты кровью. Разума в них не было ни капли, лишь ярость.

Тут Херн совершил роковую ошибку — взялся за топор и кинулся на оборотня, когда следовало бежать без оглядки. Первый удар по шее чудовища был нанесен с ужасающей силой и точностью, однако так и остался последним. Тот, кто только что был человеком по имени Олаф, играючи выбил боевой топор из рук хозяина дома, прыгнул на мужчину, опрокинув, прижал к полу и вгрызся в грудь, пытаясь достичь сердца. Рана, нанесенная не серебряным оружием, затягивалась.

Херт тем временем применила вампирскую способность к поглощению жизни, но ей не хватило сил и времени. Не могло хватить.

Оборотень бросил безжизненное тело мужчины и бросился на ту, с кем минуту назад делил постель. Одного удара гигантской лапой хватило, чтобы оторвать вампирше голову.

Оставшееся в живых чудовище тяжело дышало. Оно осмотрело единственную комнату разгромленного дома, опустилось на четвереньки и кинулось к выходу.

Осиротевший дом был весь в крови, утварь в нём размётана, а трупы хозяев валялись на дощатом полу.

Среди просторов морфальских лесов раздался протяжный, печальный вой. Красный Массер висел над зеркалом Илиналты.