Дорогая, это не еда! (гет)

Арагог вполне неплохо устроился в Запретном лесу. После бегства из Хогвартса он облюбовал себе местечко в самой чаще и уже очень скоро раскинул там свою сеть. Ему было просторно: почти все сколько-нибудь разумные обитатели леса боялись и обходили его жильё далеко стороной. Арагог мог бы рассказать им, что боятся они зря, по крайней мере, те из них, что покрупнее. Он любил добычу помельче, и хотя, конечно, в любом случае не отказался бы от свежатинки, всё же предпочитал не охотиться на большую дичь. Большая дичь слишком сильно дрыгалась и слишком сильно рвала сеть. Ловить зайцев и прочую мелюзгу было намного удобнее.

Единственным лесным жителем, который не боялся Арагога, был шмель-вампир. Шмеля и самого боялись, и не зря: при желании он мог убить почти кого угодно. Но, конечно, не Арагога. Шмель не охотился на акромантула, акромантул не охотился на шмеля, и оба они находили друг друга весьма приятными собеседниками.

Арагог привык жить именно так: свободно и уединённо, общаясь только со шмелём да с приходившим изредка Хагридом. Но однажды в его размеренной жизни наступили перемены.

Вернувшись после очередного обхода своих владений, Арагог узрел небывалое: рядом с его сетью, крупной и тщательно выплетенной, намечалась другая — пока помельче, а в центре этой второй сети сидел… Кто-то. Кто-то очень похожий на него самого, только больше размером. А рядом, довольно улыбаясь, стоял Хагрид.

— Кто это? Откуда он тут взялся? — прошипел Арагог в полнейшем изумлении. Он, конечно, знал о существовании других акромантулов, но никогда их не видел.

— Почему ты спрашиваешь про меня так, будто меня здесь нет? — отозвался второй паук прежде, чем Хагрид успел открыть рот. — Мог бы обратиться напрямую, как делают воспитанные акромантулы. Меня зовут Мосаг, и я вообще-то девушка. Так что не «он», а «она»!

Арагог совсем опешил, а Хагрид расплылся в довольной улыбке.

— Это, значит, я так подумал, — сказал он слегка смущённо, — что тебе ведь уже десять лет, и, должно быть, одному тебе скучно.

— Но я не один, — попытался было возразить Арагог, — я же…

— Всё равно что один, — Хагрид махнул рукой, — других-то паучков тут нет. И я, значит, подумал, что надо принести сюда паучиху…

— Паучиху?

— … чтобы, в общем, у тебя была жена. Семьёй жить будете, деток заведёте…

— Деток?!

— Ну да! — Хагрид радостно закивал. — Я её у француженки одной купил, у жутко важной дамы. Так что Мосаг у нас, значит, образованная. А ты тоже образованный, ты ж у меня в школе жил! Словом, вам вдвоём не скучно будет. Мосаг, дорогая, не шипи так!

Но Мосаг шипела и раскачивалась на свежесплетённой паутине. Арагог подумал, что сейчас она порвёт нити и грохнется вниз.

— Катись отсюда лучше, а то я есть хочу! — заявила Мосаг Хагриду. — Я обещала не есть тебя там, в хижине, но я не обещала не есть тебя в лесу!

— Ну что ты, дорогая, здесь полно дичи, — успокаивающе сказал Хагрид, предусмотрительно пятясь к ближайшей тропе. — Надо только поймать!

— Вот именно, ещё поймать надо! А тебя не надо, ты и так тут стоишь, жирный и вкусный!

Хагрид начал пятиться быстрее. А потом, решив не искушать судьбу, развернулся и быстрым шагом двинулся прочь — только трава зашуршала под его ногами. Арагог остался один на один с новой соседкой, которая, кажется, должна была стать его женой — и понятия не имел, что делать дальше.

— «Семьёй жить будете»! — прошипела Мосаг вслед Хагриду. — А меня ты спросил, хочу я жить семьёй с этим грубияном?

И она демонстративно повернулась к Арагогу задом. Судя по всему, в семейной жизни намечались сложности.

* * *

Мосаг прежде жила в подполе у французской волшебницы. Волшебница любила сдобные булочки, маггловские платья и маленьких собачек, а ещё была странной и почти сумасшедшей. Это всё, что Арагог сумел узнать о прошлом своей будущей супруги.

— Мадемуазель была чокнутая, что ни говори, — поведала ему Мосаг через пару дней после своего появления в лесу. Она как раз только съела пару упитанных крыс, и поэтому была в хорошем настроении. — Все люди ненормальные, но эта была ненормальнее всех.

— Почему?

— Она уничтожала волоски на своих ногах волшебной палочкой! — Мосаг содрогнулась. — Чтобы носить маггловские платья. Как я кричала ей, что она останется глухой и подслеповатой! Бесполезно, она всё равно продолжала.

— Люди видят глазами, а слышат ушами, — попытался объяснить Арагог. — Не волосками на ногах.

Мосаг недоверчиво пошевелила жвалами.

— И на кой драккл им тогда нужны волоски? Этот, что меня принёс, вон какой лохматый.

— Просто так. Они родились такими.

— Я и говорю — ненормальные! — Мосаг сыто заурчала.

Она вообще была довольно доброй на полный желудок, и Арагог быстро это подметил. Но, стоило только Мосаг нагулять аппетит, как она становилась совершенно несносной.

— Почему мы не едим этого, лохматого? — пилила она Арагога всякий раз, когда ей случалось хотя бы слегка оголодать. — Почему нам нельзя его есть?

— Потому что он мой друг, — твёрдо отвечал Арагог. — Он меня вырастил, а потом спас от смерти. И это он принёс тебя сюда. Ты должна быть благодарна.

— Я благодарна, — шипела Мосаг. — В чём проблема? Я бы съела его с благодарностью!

— Так не пойдёт, — Арагог стоял на своём. — Он мой друг.

Мосаг спускалась с паутины вниз, шипела ещё злее и принималась бегать туда-сюда.

— Друг! Раз он тебе друг, мог бы приносить еду и почаще! Тут все знают, где мы живём, и боятся! Только самые тупые пробегают мимо, а остальных приходится ловить! И тут сеть расставь, и ещё сплети и с собой таскай, а вижу-то я не распрекрасно! Мадемуазель никогда не заставляла меня охотиться!

— Мадемуазель тебя продала, — неизменно напоминал Арагог.

— Потому что я пыталась съесть её собаку! Этот лохматый меня тоже приволок сюда, а не к себе поселил!

— Послушай, — пытался втолковать ей Арагог. — Ты же знаешь, кто такие совы, верно? Ты же их видела?

— Видела, и что? Они летающие, а есть там почти нечего!

— Я не об этом! Люди держат сов. Совы — их друзья и питомцы. И поэтому люди их любят, а вот кур, например, едят. Хотя куры — это тоже птицы. Так вот Хагрид — мой друг и питомец. Понимаешь? Питомец. Я его приручил. Он нам носит еду…

Но Мосаг эти объяснения не впечатляли. Она кружила по их полянке и принималась причитать:

— Порядочные пауки сначала кормят жену, а уж потом заводят питомцев! Я самая несчастная паучиха в мире! И еду сама поймай, и лохматого не трожь, и даже замуж-то меня не позвали!

Жалобы на замужество, а точнее, на незамужество были её вечным аргументом в любом споре. Если бы Арагог мог позёвывать от скуки и раздражения, он бы, наверно, давно умер от приступов зевоты. А дело-то было всего лишь в том, что он хотел жениться как положено, по всем правилам, но ещё не знал, что Мосаг и правила несовместимы.

Он не больно-то много понимал в том, как следует вести себя с девушкой, но слышал, что перед серьёзными предложениями полагается выждать срок, чтобы не смутить даму. Далее нужно припасти подарок, и уже с ним отправляться на решающее свидание. Арагог так и сделал: подождал пару месяцев, стараясь всячески — и без особенного успеха — расположить к себе Мосаг, потом поймал жирного зайца и уж было приготовился предложить Мосаг еду, паутину и все свои восемь ног, но тут произошло неожиданное. Мосаг без приглашения вцепилась в зайца, и вместе с добычей заползла на сеть Арагога.

— Что ты делаешь? — Арагог был ошарашен.

— Занимаю своё место, — Мосаг принялась за зайца. — Лохматый сказал, что я твоя жена, вот и корми меня!

— Но… Я как раз только собирался предложить…

— Тебя ждать — от старости помрёшь, — отрезала Мосаг. — С вами по-другому нельзя. Вас не поторопишь — вы и за сто лет не соберётесь!

С тех пор она неизменно припоминала тот день всякий раз, когда Арагогу случалось с ней не согласиться. А не соглашался он с ней куда как часто, когда речь заходила про Хагрида. Мосаг спорила, обижалась, однако всё же замолкала на какое-то время. Но когда у них появилось пятеро паучат, заставить её умолкнуть стало намного труднее. И хотя Арагог каждый день таскал им дичь, да и Хагрид, узнав о пополнении, начал приносить еду намного чаще, Мосаг было не унять.

— А если вдруг нашим паучаточкам будет нечего кушать, — приставала она к Арагогу, — ну тогда-то мы лохматого съедим?

— Не съедим, — отвечал Арагог, собрав остатки мужества. — Он мой друг, Мосаг. И откуда ты вообще взяла, что им будет нечего есть? Хагрид сам же нам еду и приносит!

Мосаг шипела, обижалась и забиралась в центр паутины. Оттуда она горестно щёлкала жвалами, звала к себе паучат, и все вместе они являли собой живую картину неодобрения. Арагог в такие минуты ощущал себя плохим отцом и никудышным мужем. Но не мог же он вести себя иначе!

— Не могу же я сказать, что мы съедим Хагрида! — жаловался он как-то раз шмелю, уйдя подальше от гнезда после очередной ссоры.

— Почему? — шмель лениво шевельнул крылом.

— Потому что мы его не съедим.

— Так тебя не есть же просят, а сказать! — хохотнул шмель. — Сам же знаешь, голодать вы не будете. Ну, значит, и зверушку твою… как его… Хагрида есть не придётся. А раз уж не придётся, так чего ты боишься? Скажи ей, чего она просит. Жить спокойней будешь. Ей, может, Хагрид твой ни на что и не сдался.

— Как это — не сдался? — Арагог был озадачен. — Как же он ей не сдался, когда она мне все волоски на ногах уже в косичку заплела своими причитаниями!

— Ну и дурень, — шмель явно веселился. — И всему вас, молодёжь, учить приходится! Если бы она уж так хотела, так давно и съела бы. Ну не ест же? Ей, поди, твой Хагрид и не нужен. Ей услышать хочется, что ты бы им пожертвовал!

— И зачем бы я им пожертвовал?

— А чтоб ей хорошо жилось. Чтобы, значит, ты на всё был ради семьи готов.

— Да я ведь и так…

— Вот и скажи ей! — шмель взлетел с насиженного места. — Всё скажи, чего она хотела!

Совет шмеля показался Арагогу странным, но он всё же решил ему последовать. И после этого всякий раз, когда Мосаг спрашивала, станут ли они есть Хагрида, если паучата оголодают, Арагог неизменно отвечал одно и то же:

— А куда деваться? Жалко будет, но придётся съесть.

К его удивлению, это сработало. Мосаг присмирела, подобрела, и уж больше не глядела на мужа так, будто он совершил перед ней преступление. Но на Хагрида по-прежнему ворчала, хоть уже и меньше.

* * *

Прошло немного времени, и паучата подросли. Они весело скакали по паутине и уже пытались плести свои сети. А Мосаг тем временем отчего-то помрачнела и бродила туда-сюда в раздумьях.

— Раз уж этого лохматого нельзя есть, так хоть бы толку с него побольше! — бурчала она.

— Про какой ты толк говоришь? — недоумевал Арагог. — Еды он нам и так подкидывает.

— А увидишь про какой, увидишь. Маловато будет теперь одной еды-то!

Странных настроений жены Арагог не понимал и лишний раз о них не думал. А потому был до крайности удивлён, возвратившись однажды с охоты и обнаружив в гнезде не пять, а десять паучат — и довольную Мосаг рядом с ними.

— Это что ещё такое, а, жена? — спросил он в полнейшей растерянности.

— А такое, — зашипела Мосаг, — что никогда ты о будущем не думаешь! А я вот думаю!

— И какое, позволь спросить, будущее? Ты детей чужих откуда утащила?

— Не чужие, а мои! — Мосаг так и лучилась самодовольством. — То есть, конечно же, наши. Хагрид нам купил пятерых паучат!

Если бы акромантулы умели падать в обморок, Арагог бы, пожалуй, упал. Они с Мосаг не планировали ещё детей — по крайней мере, не в ближайшие годы. А уж взять чужих? Было от чего упасть без чувств.

— Дорогая, — он попробовал воззвать к здравому смыслу жены, — но зачем же нам чужие паучата? Да ещё и пятеро?

— А затем, что своих тоже пять! — Мосаг поглядела на него, как на неумного. — Ты что, думаешь, я допущу, чтобы мои дети выросли и переженились друг на друге, как какие-нибудь деревенские тарантулы? Не дождёшься!

Арагог махнул сперва одной ногой, потом другой, проверяя, не спит ли он. Чужие паучата вытаращились на него с интересом. А он уже подсчитывал в уме, сколько еды потребуется этой ораве, и по всему выходило, что много.

— Зачем они нам прямо сейчас? — взмолился он. — Нашим детям ещё не так скоро жениться. Вот выросли бы, стали бы сами охотиться, вот тогда бы я с Хагридом и поговорил!

Мосаг возмущённо зашипела.

— Ты совсем дурак или прикидываешься? — полюбопытствовала она. — На кой драккл мне тут потом чужие взрослые пауки с паучихами? Притащатся ко мне в гнездо со своими порядками! Нет уж, нечего мне тут! Этих я сама воспитаю порядочными пауками! Вот твой Хагрид, — неожиданно добавила она, — вот твой Хагрид меня сразу понял! А ты всё шатаешься невесть где да со шмелём своим беседы беседуешь, пока мы тут о семье думаем!

Спорить было бесполезно. И вот уже по полянке, где жили акромантулы, бегало не пять, а десять паучат. И они росли, росли и росли, и ели с каждым днём всё больше, и Арагог с Мосаг даже спорить перестали — так они были заняты, подпихивая дичь под голодные маленькие жвалы.

А когда паучата выросли и завели своих паучат, Мосаг вдруг снова задала Арагогу вопрос, о котором, казалось, уже успела забыть:

— А если маленькие паучаточки оголодают, мы съедим Хагрида?

И Арагог ответил ей, как раньше:

— Ну, конечно же, съедим. Куда деваться?

И получил ногой по голове.

— Балда! — с чувством сказала ему Мосаг. — У тебя уже внуки родились, а соображения, я смотрю, никак не прибавится! Как же можно Хагрида сожрать, если он такой полезный зверёк? Что тебе, в лесу еды мало бегает?

И ушла плести новую сеть для внучат. А Арагог остался сидеть на месте, размышляя, что, пожалуй, понимать Мосаг — это редкий талант, которого ему, увы, не дано. С другой стороны, разве ж это помешало ему столько времени прожить вместе с Мосаг? Разве ж помешает прожить с ней ещё невесть сколько лет?

А Мосаг ни о чём таком не размышляла. Она плела сеть для маленьких паучат и думала, что хорошо бы попросить у Хагрида ещё кабанчика. И хотя сам Хагрид был, конечно, по-прежнему жирный и вкусный — право слово, у неё бы жвалы не поднялись охотиться на такого верного питомца.