Ну почему я не мальчик? (джен)

В замке де Мимси-Дельфингтонов было темно и промозгло — холод пробирал до костей, а факелы на стенах скорее чадили да отбрасывали злые желто-черные тени, чем освещали пыльные плиты пола. Двое детей — девочка лет девяти и мальчик немного помладше — крались по коридорам, в которых гулял ветер. Мальчик, спрятав одну ладошку в подмышке темно-красной котты ⁽¹⁾, грыз краюху хлеба, а девочка зябко ежилась в шерстяном платье с низким вырезом — пусть грудь и прикрывалась нижней рубашкой, шея все равно оставалась голой — и оглядывалась назад, откуда раздавались десятки голосов, громкий грубый смех, стук кубков и скрежет отодвигаемых скамей.

— Николас, поторопись, — умоляющим тоном произнесла девочка. — А то еще увидят. Потом наешься.

Мальчик, засунув остатки хлеба в рот и чуть не подавившись, быстро заработал челюстями и прибавил шагу. Девочка подобрала длинный подол платья, и дети припустили бежать. Платок на голове девочки, поддерживаемый металлическим обручем с полудрагоценными розовыми камушками, развевался на бегу. Добежав до тяжелой деревянной двери в конце коридора, они, с трудом отворив ее, юркнули внутрь и захлопнули за собой дверь.

Они очутились в темной оружейной; лишь лунный свет, проникая в не застекленный небольшой проем, освещал голые грубые стены с висящими на них на крюках мечами и серые плиты пола.

— Ох, как темно, — боязливо произнес Николас. — Элизабет, а если здесь прячутся привидения?

— Ничего, — храбро произнесла Элизабет. — Так даже интереснее. И тут нас никто не найдет.

— Отец-то всюду отыщет, — с опаской ответил Николас. — Он меня уже третьего дня выдрал за то, что я сбежал от учителя и играл в конюшне, — и он обиженно засопел.

Элизабет вздохнула.

— Твоя матушка меня тоже выбранила и обещала оставить без хлеба до конца моих дней, если не начну вести себя, как подобает девице из порядочной семьи. — она тряхнула волосами и упрямо возразила: — Но мы ничего плохого не делаем. А то вот уедешь через несколько дней, мне тут даже словом перемолвиться не с кем будет.

Николас жалобно воскликнул:

— Как же я не хочу никуда уезжать, Элизабет, если бы ты только знала! Мы тут с тобой так славно играем. Отца в замке часто нет, а матушка меня, слава богу, не особо неволит, мал еще, говорит. Хотя кормилицу они уже отослали, и меня вот-вот сэру Роджеру отдадут. А там придется жить с другими мальчиками — что, если они будут меня задирать? Что, если чужая госпожа будет злой и я не смогу ей угодить? А хозяин будет сечь меня за всякую провинность хуже отца? Я ведь совсем не умею быстро бегать, и чтобы лук натянуть, у меня сил не хватает... И это так далеко — целый день на лошади скакать! И совсем-совсем никого из вас не видеть. Элизабет, я не хочу в пажи, я лучше хочу остаться дома, с матушкой. И с тобой!

Элизабет хихикнула.

— Тебе надо было родиться девицей, Николас. Зато я, — она хотела снять со стены огромный меч в ножнах, но не удержала его в руках, и меч со звонким лязгом упал на плиты. Элизабет испуганно замерла. — Зато я, — свистящим шепотом продолжила она, — хотела бы быть лихим рыцарем, скакать на коне, биться на мечах и участвовать в турнирах за честь прекрасной дамы, а мне, — добавила она огорченно, — полагается лишь сидеть возле окошка, прясть да вышивать гобелены. Потому что иное — для девиц непотребно! Хорошо еще, леди Маргарет позволяет учиться чтению и письму. Без книг о рыцарях я бы совсем зачахла!

Элизабет присела на корточки и погладила кончиками пальцев богато украшенные ножны.

Николас подошел к лежащему мечу и приподнял его.

— Я — сэр Ланселот Озерный, — важно произнес он. — Готов служить вам, прекрасная дама.

Элизабет улыбнулась при виде маленького, как гном, мальчика с мечом чуть ли не с него ростом.

— Элизабет, давай будем играть, как в прошлый раз, в принцессу и рыцаря, спасающего ее от коварного дракона?

— Только рыцарем на сей раз буду я, — решительно проговорила Элизабет.

— Почему снова ты? — заныл Николас. — Я уже в прошлый раз был принцессой. Мальчикам не подобает быть принцессами!

— Поверь, из тебя выходит гораздо лучшая принцесса, чем рыцарь, — авторитетно заявила Элизабет, снимая с головы металлический обруч с розовыми камушками и надевая его на светлые кудри Николаса. — Или ты сможешь быть одновременно сэром Галахадом, расказчиком и страшным драконом?

Николас обреченно вздохнул.

— Нет, у тебя это получается гораздо лучше, милая Элизабет... Ну хорошо, тогда я — прекрасная принцесса, — пробормотал он и сел на стоящий рядом окованный железом сундук. — Я сижу в своей спаленке на верхушке высокой-превысокой башни, потому что меня заколдовал самый-самый злой колдун на свете, и жду, когда меня освободит доблестный рыцарь, чтобы подарить ему вышитый платочек и выйти за него замуж.

— А тут мимо башни пролетает коварный и очень страшный дракон — весь черный, глаза горят, из пасти изрыгается пламя, — и Элизабет, сняв с головы платок, взяла его в руки и начала махать вверх-вниз. По стенам заплясали призрачные темно-лиловые тени.

— Господи, спаси и сохрани, — испуганно зашептал Николас. — Элизабет, как страшно-то!

— Глупенький, — снисходительно заметила Элизабет. — Это всего лишь тени. У-у-у, — и она, еще немного помахав платком, набросила его прямо на голову Николаса. Тот взвизгнул. — Но доблестный рыцарь Галахад прискакал в замок на своем доблестном коне, — и Элизабет загарцевала по оружейной, — схватил свой доблестный меч, — она обеими руками схватилась за рукоятку упавшего со стены меча, — и доблестно вонзил его прямо в сердце коварного дракона.

И она сделала выпад вперед, чуть не упав прямо на Николаса, потому что опять не смогла удержать тяжелый меч в руках.

Николас, выглянув из-под платка, хихикнул.

— А как доблестный сэр Галахад попал на высокую-превысокую башню к дракону?

Элизабет, бросив меч, уселась рядом с ним на сундук и беспечно произнесла, болтая ногами:

— А он... а он просто пожелал — и произошло чудо: он взлетел в небо, прямо на своем рыцарском коне, вместе с мечом и сверкающими доспехами.

— И они устроили поединок прямо в поднебесье? — восхищенно протянул Николас. — О Элизабет, ты так замечательно рассказываешь и так много всего интересного придумываешь. Как я буду без тебя? Я не хочу! Не хочу никуда уезжать! Вот если бы...

Элизабет тяжело вздохнула.

— Да, вот если бы...

Дети молча сидели, погруженные в свои мечты, как вдруг...

В оружейной на мгновение стало светло как днем, в воздухе начало потрескивать, волосы Элизабет и Николаса зашевелились, будто от ветра, а потом что-то ослепительно вспыхнуло — и воцарилась тишина.

После яркой вспышки глаза вообще ничего не различали в темноте.

— Элизабет, — раздался тоненький испуганный голосок. — Элизабет, что это было? Господи, помилуй! Это дракон пыхнул своим пламенем?

— Никаких драконов не бывает, Николас, — второй голос был не менее испуганным, но явно старался не показывать этого. — Это... Это, наверное, кто-то из солдат факел зажег на галерее.

— Я... боюсь, — Николас захныкал. — Это не факел, Элизабет, точно не он. Пойдем-ка лучше в залу, я совсем застыл, и мне страшно.

— Погоди.

Глаза обоих постепенно привыкали к полумраку. Луна все так же светила в единственный проем, только поднялась выше и освещала теперь окрестности ярче. Элизабет увидела в темноте белеющие глаза Николаса.

— Ты не бойся. Еще совсем не поздно, они еще наверняка не закончили пировать. И мы же еще не доиграли. Доблестный рыцарь должен получить поцелуй и награду от своей дамы сердца, так полагается, — дрожащим голосом произнесла она.

— А к-как же дракон? — заикаясь, спросил Николас.

— А сэр Галахад уже поразил его своим мечом. Прекрасный юноша преклонил колени перед своей избранницей и запечатлел на подоле ее платья целомудренный поцелуй.

Элизабет встала на колено перед все еще сидящим на сундуке Николасом и наклонила вниз голову. И застыла: длинные полы платья. Вокруг ног Николаса!

— Элизабет... — испуганно произнес тот. — А... а п-почему у тебя волосы такие к-короткие?

Элизабет схватилась руками за щеки, провела ладонями вниз: ее длинные, до лопаток, волосы теперь лишь слегка прикрывали уши.

Элизабет вскочила. Тело ощущалось... как-то по-другому, она только никак не могла сообразить, в чем дело. О, ее длинное платье исчезло! Она была одета как мальчик: в обтягивающие темные шоссы ⁽²⁾ — цвет их в темноте трудно было различить — и такую же темную шерстяную рубаху, подпоясанную кожаным ремнем.

— Я не знаю, — прошептала она растерянно, оглядывая себя, а потом поглядела на друга. — Боже, Николас, зато у тебя... — и она, невольно поднеся ладонь ко рту, замолчала, не договорив.

Николас схватился за свою шевелюру: кудри вились до плеч, а поверх нижней рубашки и шоссов красовалось длинное платье, точь-в-точь как у Элизабет до этого.

И, словно этого было мало, на стене, зашипев, внезапно зажегся факел, кидая оранжевые отблески на лица взвизгнувших от неожиданности напуганных детей и давая им возможность осмотреть себя и друг друга получше.

— А-а-а! — Николас в панике осенил себя крестным знамением. — Колдовство! Господи, спаси меня... Господи...

— Тише, тише, — прыгнула к нему Элизабет и прикрыла ладошкой его рот. — Не кричи, а не то сейчас все слуги сюда сбегутся. Не кричи, Николас, ничего страшного не произошло... Это... — ее голос прервался. — Это просто игра. Мы же просто играем, вот и все... Мы просто так хорошо себе все представили...

Николас попытался отползти от нее на другой конец сундука.

— Это богопротивно, так не бывает, отец высечет меня до смерти, и тебя, нас обоих, — и, свалившись с сундука и забившись в угол, он отчаянно заревел. — И матушка очень рассердится, Элизабет, она подумает, что мы — колдовские отродья! Такого ведь не бывает!

Элизабет сглотнула и попыталась подойти ближе.

— Николас, — дрожащим голосом произнесла она и присела перед ним на корточки. — Ну чего ты испугался? Смотри, здесь так красиво, не темно и совсем не страшно. Никто ничего не узнает. И мы не делаем ничего дурного — ни ты, ни я, мы перед сном помолимся — и все будет хорошо, вот увидишь... — и сев рядом с Николасом на пол, она обняла его рукой и тоже заплакала. — И вообще, это не колдовство, это не оно, это просто не может быть оно, это просто чудо — ты же слышал от патера Бенедикта о чудесах?

— Чудеса? — Николас перестал плакать и вытер слезы. — Да. Про чудеса патер Бенедикт рассказывал.

— Ну вот, видишь. Так что это — просто чудо, Николас, а совсем даже не колдовство. Просто Господь услышал наши молитвы — и послал нам чудо.

Николас лишь кивал в ответ на слова Элизабет, прижавшись к ней крепче.

Так они сидели на холодном полу долго-долго, пока слезы не иссякли, а в головах не стало совершенно пусто.

— Зато ты теперь сможешь поехать вместо меня в замок к сэру Роджеру, — пробормотал Николас, кладя голову на плечо Элизабет, — и стать доблестным рыцарем, как хотела, и сражаться с драконами...

— А ты — остаться дома с матушкой, — выдохнула Элизабет.

И дети, обнявшись покрепче, заснули.

* * *

— Миледи, мы их нашли! Они в оружейной!

Николас и Элизабет с трудом открыли глаза. В оконный проем бил яркий свет, слепя глаза, все тело задервенело от неудобного сидения на холодном полу всю ночь напролет. В дверном проеме стоял слуга с факелом в руках и как-то странно смотрел на них. Николас потер глаза. Элизабет подула на озябшие руки. А потом внезапно вспомнила о ночном происшествии — и испуганно посмотрела на Николаса. Он выглядел как всегда: розовые щеки, пухлые губы, голубые глаза и пшеничного цвета кудри, едва прикрывающие уши. Вот только синее девичье платье да диадема на голове сильно выбивались из общей картины. Элизабет дотронулась до своих густых, длинных темных волос — так это был всего лишь сон — зато какой замечательный! Вот только когда же это они умудрились обменяться одеждой? Потому что на ней самой — лишь грубая рубаха и обтягивающие шоссы, открывающие вид на длинные худые ноги.

— Это еще что такое?! — раздался до глубины шокированный женский голос от двери. — Как прикажете это понимать?! Неслыханно! Да как ты смеешь, неблагодарная, испорченная девчонка, творить подобные непотребства!

Это была хозяйка дома, леди Маргарет. Худые губы скривились, ноздри тонкого носа трепетали от возмущения. Элизабет вздрогнула и, вскочив на ноги, съежилась от страха.

— Девице из хорошей семьи подобает спать в своей келье, в добродетели и благочестии, а утро встречать молитвой, а не шляться неизвестно где, причиняя неприятности своим воспитателям и подвергая... подобным унижениям сына хозяев замка, к стыду своих воспитателей! — и она отвесила девочке звонкую оплеуху. Элизабет вскрикнула и дотронулась до горящей щеки. — А все губительное воздействие этих книжонок! Я всегда считала, что девице не пристало читать подобные непристойности, от них одна ересь в голове. Богословские трактаты и Библия — вот достойное девицы из порядочной семьи чтение. Придется поучить вас хорошим манерам и достойному поведению, юная леди. А пока — вы неделю просидите в своей келье на хлебе и воде! В молитвах и покаянии! Ваш учитель должен более примерно наказывать вас, я непременно поговорю с ним об этом. Розги и плети — вот поистине достойные учителя для юных девиц и отроков. А вы, молодой человек, — она сурово посмотрела на сына, — ступайте к отцу в конюшни и скажите ему, что вы были плохим мальчиком: он сам знает, как наказать вас. И снимите с себя эти неподобающие молодого господина вещи! — и, подойдя к сыну, она рывком сдернула с его головы диадему, захватив и пару прядок волос.

— Матушка, пожалуйста, мы ничего дурного не сделали! Матушка! Мы всего лишь играли с Элизабет и...

— Молчать! — вскричала вне себя мать. — Да как вы смеете перебивать свою мать, скверный мальчишка! Эта девица совсем, видать, околдовала вас. Стыдитесь! Разве так ведут себя молодые люди вашего сословия с родителями? Где ваше сыновнее почтение и послушание? Ничего, сэр Роджер выбьет из вас дурь, сын мой, и нам с отцом не придется стыдиться такого никчемного мальчишки. Себастиан, — обратилась она к слуге, — отведите молодого лорда к хозяину и попросите преподать ему урок послушания. В двукратном размере — за то, что не видит порочности своего поведения.

— Слушаюсь, миледи.

И слуга, таща за собой икающего от ужаса и плача мальчика, вышел из оружейной.

«Посмотри на меня, Николас», — в отчаянии подумала Элизабет — и мальчик действительно обернулся и посмотрел на нее мокрыми от слез глазами, кивнул — и пропал за поворотом.

Леди Маргарет заметила, что по-прежнему держит в руках металлический обруч воспитанницы. Брезгливо сунув его ей в руки, она приказала:

— Приведите себя в порядок! И ступайте за мной! — и величественно выплыла из оружейной, даже не сомневаясь, что воспитанница последует за ней.

Элизабет закрепила обручем платок на голове и, глотая слезы, вышла вслед за леди Маргарет. Ну почему она не родилась мальчиком? Почему девочки в этом мире — лишь никчемные, никому не нужные создания? Почему им, детям, не позволяют играть? Кому они делают этим дурно? Как же она желает, чтобы существовал другой мир, отличный от этого, где все по-другому!

Она еще не знала, что совсем скоро ее мечта сбудется, она станет волшебницей и будет учиться в самой лучшей школе на свете магии и волшебству. Ее жизнь изменится самым решительным образом. И не раз.

1) Мужская котта представляла собой просторную рубаху из шерсти, льна, рами и т. д., носившуюся поверх камизы (нижней рубашки). Обычно котта доходила до середины бедра и подпоясывалась кожаным ремнём.

Вернуться к тексту

2) Шоссами в Средневековье принято было именовать носившиеся в обтяжку на ноге узкие чулки, привычные как для мужчин, так и для женщин, с единственной оговоркой, что во втором случае они скрывались под длинным платьем, а в первом выставлялись на всеобщее обозрение.

Вернуться к тексту