Элли (джен)

Момент рождения собственной дочери Роуз помнила плохо. Боль, сквозь туман в голове голоса колдомедиков, снова боль. Помнила лишь то, что сжимала руку Чарли, не осознавая, что на его руке появляются кровавые царапины.

Роуз не помнила первого крика своего ребенка, не помнила взгляда мужа — потеряла сознание. Когда ее привели в чувство, ребенок был на руках Чарли. Девочка. Дочь. Это был их с Чарли ребенок; осознание этого факта у Роуз было, а чувств не было. Ни восторга, ни счастья, ни прилива эмоций, ни даже умиления. Была лишь растерянность.

Неловко приложила к груди, стараясь держать ребенка правильно. Чарли бормотал какие-то милые глупости, чуть ли не курлыкал над дочерью, а Роуз лишь прошептала обескровленными губами имя:

— Электра.

В какой-то момент мир сузился до теплого маленького тела на ее руках.

Сердце стучало непривычно часто — только не уронить!

Следующие несколько дней Роуз болталась между жизнью и смертью. По словам Чарли, ее сердце почти остановилось и лишь дядя Грегори, стремительно ворвавшийся в палату, спас ее, запустив сердце каким-то экспериментальным заклинанием. Тем не менее, сердце Роуз не желало работать в нормальном ритме еще несколько дней, отчаянно давая сбои. И Роуз по неизвестной никому причине не приходила в сознание — потом у Чарли, который всё это время заботился о ребенке, появилась седая прядь.

Когда ей рассказали о первом приступе, Роуз стало иррационально страшно: она ведь знала историю своей бабки, своей биологической бабки, умершей спустя час после рождения Темного Лорда. Ассоциация, пришедшая на ум, когда сердце перестало сбоить, была неуместной. Ужасной. И ни с кем нельзя было поделиться. Ни у кого бы не хватило аргументов развеять чудовищные подозрения, мучившие Роуз.

Она безуспешно себе напоминала, что это их с Чарли дочь. Их общий ребёнок, зачатый в любви, не под приворотным зельем! Только это совершенно не работало, и Роуз злилась на себя.

Мама восхищалась, что ее внучка — подарочный ребенок. Электра действительно почти не плакала и очень быстро научилась фокусировать взгляд; Роуз же это все пугало.

Впрочем, делиться подозрениями с родными ей казалось бесчестным. Это всего лишь послеродовая депрессия, убеждала себя Роуз и втайне пила успокоительные зелья, балансируя на грани допустимой дозы. Молока у нее не было, как в своё время и у Белатрикс. И, в случае Роуз, заключение в Азкабане точно было ни при чем.

Обманывать счастливых родных было несложно.

Мама с папой с удовольствием возились с внучкой в свободное время. Чарли, возвращаясь домой, сразу бежал к дочери. Роуз изображала радость, имитировала нежность, ничего не чувствуя внутри, и от этого ей было еще страшнее.

"Какое же я чудовище," — отстраненно думала она и улыбалась всем, подменяя любовь к дочери заботой о ней. Это было не сложно. Несложно заботиться о ребёнке, когда у тебя столько помощников: муж, родители, Элти и даже Астория — она периодически вызывалась понянчиться с Электрой. Иногда Роуз ловила себя на мысли, что Астория привязана к Электре больше, чем она сама. Вернее, была привязана, в отличие от Роуз. Она путалась в идентификации своих чувств к собственному ребёнку — мысли о том, что она чувствует на самом деле и чувствует ли что-нибудь вообще — ужасали, но ничего не меняли.

Все любили ее дочь, и это упрощало жизнь. Самое главное, что Электра была любима, а Роуз справлялась.

Стало сложнее, когда Электра начала активно шипеть.

Роуз не с первого раза сообразила, что тихое шипение в большинстве случаев заменяет ее дочери плач.

Серпентарго не значит ничего, кроме способности, уж это Роуз понимала прекрасно. Но от дурных ассоциаций, нет-нет да и приходивших ей на ум, было не спрятаться.

Ситуация постепенно менялась. За дочерью становилось интереснее наблюдать — за ее мимикой и жестами. Иногда Роуз отмечала в ней черты Чарли, иногда мамы, но по-прежнему старалась держаться отстранено.

Роуз безумно боялась навредить дочери.

Как-то поздним вечером, когда Чарли задерживался на работе, а все остальное семейство ушло на частный прием, Роуз пыталась разобраться в теоретических выкладках одной замудренной статьи, задумчиво бормоча формулы над колыбелью дочери. Та сидела в подушках и задумчиво кивала в такт некоторым словам матери — неужели что-то понимала?

Рядом бдила Элти, тихо бурчащая на нерадивую «мисси Роуз». Домовуха прекрасно видела, какие зелья принимает ее хозяйка, но милостиво согласилась не вмешиваться, пока ситуация под контролем. Роуз же очень четко дала Элти приказ защищать Электру и от нее самой, если крыша Роуз съедет окончательно.

Электра что-то зашипела, отчего Элти недовольно покачала головой:

— Мисси Роуз не шипела, — и вздохнула.

Роуз отложила бумаги и посмотрела на дочь. Та ответила ей глубоким взглядом, совсем не свойственным семимесячным детям. А потом протянула ручки.

— Ну же, мисси Роуз, — уши Элти дёрнулись, выдавая ее нервозность.

Роуз медленно встала, наклонилась к кроватке и неуверенно взяла Электру. Это действие было не слишком привычным — почти всегда девочку брали Чарли, мама, Астория, Элти.

Удерживая на руках малышку, доверчиво прильнувшую к ней, Роуз почувствовала комок в горле. Ребёнок выводил что-то пальчиками на груди матери, иногда трогая тёплой ладошкой за лицо. Роуз с дочерью на руках села в кресло, не понимая собственных эмоций. Она будто бы через силу погладила Электру по голове, пытаясь привыкнуть. С губ Электры сорвалась довольное шипение, в котором Роуз услышала чёткое слово на серпентарго:

— Мама.

Будто бы волна электричество прошла по телу Роуз. И глядя в глаза своей дочери, она произнесла с неведомой доселе нежностью:

— Элли.

И стало совсем неважно, шипит ли её малышка вместо плача, отличается ли она ещё чем-то от кого бы то ни было.

Это была ее дочь, ее любимая дочь. И всё остальное не имело значения.