Я завтра брошу пить (джен)

В первый же день после приезда на Харренхолльский турнир принца Рейгара начали томить неясные предчувствия. Еще не начался турнир и не были объявлены результаты жребия, сводившего в поединках соперников, еще ничего не было совершено, и прекрасная Лианна еще не попалась Рейгару на глаза — а Рейгар уже чувствовал в будущем что-то значительное, радостное и печальное одновременно. Своим предчувствиям Рейгар верил: род Таргариенов выжил благодаря прорицаниям Дейнис Сновидицы, дочери Эйнара Таргариена, предсказавшей Рок Валирии. Да и менее века назад, также перед началом большого турнира, принц Дейрон, оставшийся в истории как Дейрон Пьяница, предсказал будущему сэру Дункану Высокому, что его жизнь будет спасена ценой жизни принца Бейлора Сломи Копье. Дейрон увидел это во сне, а к Рейгару сон не шел, и он лежал в темноте палатки, томимый смутной тревогой о будущем, которая неожиданно разрешилась до обидного прозаически.

Я завтра брошу пить, вот удивится свет,

Куплю десяток книг и натяну вельвет

— Я завтра брошу пить! — провозгласил в палатке Рейгара пьяный голос, и палатка тут же наполнилась ароматами крепленых вин, да так изрядно, что малопьющий Рейгар чуть не захмелел от одного только запаха.

— Я вполне одобряю ваше решение, дорогой кузен, — отозвался Рейгар, узнав по голосу Роберта Баратеона, своего троюродного брата, а то и дважды троюродного: Рейль Таргариен, бабка Роберта, приходилась сестрой и деду, и бабке Рейгара. — И, хотя я рад о нем слышать, не могли бы вы сейчас меня оставить, а навестить завтра утром, на свежую голову?

— Угу, очень она у меня свежая с похмелюги, — саркастически ответил Роберт из темноты, и Рейгар все же зажег фонарь. — Вот если поправиться к обеду бутылочкой, то тогда совсем другое дело.

— Но нет! — провозгласил Роберт, подходя к Рейгару. — Никаких! Вот за этим ты мне и нужен.

Я выдавлю прыщи и патлы постригу,

Тройной одеколон для рожи сберегу.

Некоторое время Рейгар терпеливо выслушивал путаную пьяную болтовню Роберта об очаровательной девушке, которая очень любит Роберта трезвого и терпеть не может Роберта пьяного, но так и не понял, что речь идет о невесте Роберта и дочери Хранителя Севера.

— Я лорд Штормовых Земель! — вдруг провозгласил Роберт и принял якобы величественную позу, полную петушиной задиристости. — А ты мой сюзерен... ну в общем почти. И если я тебе — не ей, а прямо тебе! — дам слово, что брошу пить — то всё! Кремень! Слово Баратеона — это тебе не это. Это тебе не твой двоюродный дед Дункан Малый, который то дал слово, то взял...

— Вы забываетесь, лорд Баратеон, — холодно произнес Рейгар, слова Роберта его задели и пробудили в нем старое недоумение, как может быть такое, что Баратеоны, обиженные отказом Дункана Таргариена от помолвки с дочерью Лионеля, подняли тогда бунт, но с тех пор не короли пеняют Баратеонам, что те бунтовщики, а Баратеоны королям, что Дункан трепло.

— А чой-то ты, Рейгар, меня по титулу, а? — фамильярно заявил Роберт, а Рейгар, припомнив про бунт Лионеля Баратеона, заодно сообразил, что Роберт много выше и тяжелее и стоит теперь перед ним в кирасе и латных рукавицах, тогда как сам Рейгар ежится в ночной рубашке, и ссориться с Робертом при таком раскладе совсем не с руки.

— Ты чо, Рейгар, забыл, что Орис Баратеон был Эйгону Завоевателю единокровным братом? — начал бузить пьяный Роберт. — Забыл, что его потомкам на веки вечные предоставлено право ковырять в зубах за королевским столом и называть принцев прямо по имени?

— А право вваливаться пьяным в королевскую палатку и не давать спать им тоже предоставлено? — сердито спросил Рейгар.

— Вот не помню, — признал Роберт. — Тут в замке библиотека должна быть, пойдем глянем, — и Роберт решительно повернул к выходу.

— Ладно, не будем, — остановил его Рейгар: бунт Лионеля обошелся Баратеонам в половину пошлин, собираемых в Штормовом Пределе, каковая сорок лет уходила в королевскую казну в качестве репараций по мирному договору. Сорок лет уже истекли, но Баратеоны об этом престолу так и не напомнили, и Рейгар отнюдь не хотел, чтобы Роберт нашел в старых манускриптах свидетельство, что Эйгон Завоеватель в свое время отдал Орису Баратеону все пошлины Штормового Предела, а не половину.

— Тогда слушай, — возгласил Роберт, вновь поворачиваясь к Рейгару. — Я, Роберт Баратеон, даю тебе, своему будущему королю, слово, что завтра брошу пить!

А в гастроном с утра войду как человек,

И корешам назло на торт я выбью чек.

И с этим вот тортом пойду к себе домой.

А Клавка, дверь открыв, воскликнет: «Боже мой!»

Торжественная клятва, вопреки надеждам Рейгара, вовсе не завершила визит Роберта, а, напротив, только его начала: Роберт уселся на походные сумки Рейгара, вытянул из них колбасу и начал уже более спокойно и дельно, но крайне пространно рассуждать о том, какая замечательная жизнь начнется у него, когда он бросит пить.

— ...а потом мы выгоним со Ступеней всех пидарасов — и заживем! — пылко обещал молодой Роберт через полчаса. — У Эстермонтов базу делать не вариант, верфи у них говно, и вообще разместиться негде, а вот в Солнечном Копье другое дело... у тебя же жена из Мартеллов, съездим к твоему шурину, договоримся...

Слушая Роберта, Рейгар испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, ему хотелось вытолкать бесцеремонного Баратеона в шею, а на неизбежном после этого поединке проткнуть его мечом и утопить в какой-нибудь реке. С другой, молодой лорд Штормовых Земель был энергичен, амбициозен и неглуп, и такие вассалы Рейгару были нужны — не говоря уж о союзниках на случай, если полусумасшедший отец Рейгара доведет своими чудачествами страну до гражданской войны или если его придется насильно убирать с трона. На это нещепетильный и боевой Роберт тоже вполне годился, и Рейгар решил подстроиться под собеседника.

— Сегодня еще не завтра, Роберт, сын Стеффона, — многозначительно сказал Рейгар и извлек из-за кровати винный мех. — Не хлопнуть ли нам по паре кубков?

— Заметь, Рейгар, не я это предложил! — с энтузиазмом откликнулся Роберт.

Несколько кубков вина серьезно поправили дело, и Роберт стал казаться Рейгару куда более приятным и понятным собеседником, так что Рейгар наконец уразумел, что девушка, ради которой Роберт решил бросить пить, — Лианна Старк, и даже подал Роберту толковый совет, чтобы невеста больше не обижалась на его невоздержанный язык.

— Вот если кто проскачет мимо и грязью из-под копыт тебя закидает, что ты про такого человека скажешь?

— Пидарас! — уверенно отозвался Роберт.

— Вот, а при ней говори «ананас», — предложил Рейгар, и Роберт одобряюще заржал. — А если еще сильнее на ту же тему выбраниться хочется, при ней говори «абрикос».

— Очешуеть культурный я теперь буду, — с некоторой даже гордостью сказал Роберт. — Не пью, не выражаюсь, не таскаюсь с безземельными и безденежными собутыльниками. Слушай, кузен, а давай выедем к ней встречь?

— А давай! — согласился Рейгар, хотя три кубка назад ему бы это отнюдь не показалось хорошей идеей: стояла уже глухая ночь, и скакать впотьмах, чтобы ввалиться к незнакомой девушке ночью или чуть свет, было не в стиле Рейгара трезвого.

И станем чай мы пить, газетки вслух читать.

А Клавка, может быть, с собой положит спать.

Ах, Клавдия моя, как я тебя любил!

От этих чувств больных, быть может, я и пил.

Первые пару лиг пути Роберт гордился тем, что везет невесте такой подарок — выехавшего ее встречать кронпринца, — но богатая на сюрпризы ночная скачка и постоянно подливаемое в утробу топливо постепенно выветрили из его головы несвойственные ей добропорядочные мысли. Кони тем временем сбились с дороги, и Роберт несколько раз получил по морде ветками, а одну даже против своей воли зажевал, но остановился только тогда, когда сзади послышалась брань на валирийском и свист меча.

— Наглец, как ты смеешь поднимать руку на сына дракона? — кричал пьяный Рейгар, рубя впотьмах хлестнувшую его веткой иву. — Я отрублю тебе дерзновенную длань, как только ее найду!

— Тихо, тихо, — осадил спутника привыкший к питию Роберт, которого еще не так сильно осилил хмель. — Поехали дорогу искать. А потом — ты да я, двое странствующих рыцарей на Королевском тракте, мечи у поясов, лишь богам известно, что нас ожидает! Тебе фермерскую дочку, мне девку из таверны — а потом поменяемся.

— Вообще-то я женат, — припомнил благородный Рейгар. — А у тебя уже есть невеста.

— Точно! — хлопнул себя по лбу Роберт и снова пустился в сердечные излияния о своей великой любви.

Первое время Рейгар был приятно удивлен возвышенным настроем Роберта, в весьма куртуазных выражениях прославляющего красоту своей возлюбленной и описывающего глубину своего чувства. Манеры Роберта, которого Рейгар знал с детства, всегда были просты и грубоваты, а прибавившаяся к ним недавно репутация бабника и повесы поначалу заставляла Рейгара ждать, когда с описания прекрасных глаз Роберт перейдет на сиськи и задницу, но Роберт всерьез оседлал романтического Пегаса и даже пытался петь баллады, не попадая в ноты, и читать стихи, забывая рифмы. После первой речи Роберта, еще в шатре принца, Рейгару даже захотелось взглянуть на ту, что так завладела сердцем Роберта и изменила его повадки. После второй, еще более пространной речи в ночной тиши, Рейгар задумался о том, не надоели ли слушателям его собственные печальные баллады. После третьей речи Роберта, произнесенной под дождем на рассвете, под которым трезвеющий и сонный Рейгар тащился, содрогаясь от холода и омерзения, Рейгару скорее хотелось повернуть назад и никогда Лианну не видеть, и уж тем более больше не слышать о ней.

Поэтому, несмотря на свои благородство и куртуазность, Рейгар готов был даже одобрить, если бы Роберт переключился на девок из таверны, и в разговорах, и даже в реальности. Но Роберт настолько распалил свое благородство своими непрекращающимися мелодраматическими речами, что не поддался даже на явную провокацию Рейгара, который обратил его внимание на мещаночек у постоялого двора, куда они оба наконец дотащились под утро.

— Это коровы, мой друг, в лучшем случае это коровы, — с пренебрежением проговорил Роберт. — Вон у той, что стоит, — отвислый зад. А у той, что сейчас причесывается, и вовсе нет зада… Вспомни Лианну! Какие руки, какая грация!.. Какая осанка, мой друг!

— Да, — стоически согласился Рейгар, который и слышать уже не мог о совершенствах никогда им не виденной Лианны. — Лианна прекрасна.

— Прекрасна — и только? — даже немного обиженно отозвался Роберт, и Рейгару захотелось броситься головой в сено, или в поилку для лошадей, или в воды Трезубца, лишь бы не слушать, как Роберт будет заходить на пятый круг, но, как назло, Трезубец был еще далеко, а от сена хозяин уже уводил их на чистую половину.

— Подайте для меня и для моего дорогого кузена все самое лучшее, и пусть нам служит не какая-нибудь смазливая вертихвостка, а почтенная пожилая женщина! — возгласил Роберт, входя в дом, и Рейгар рухнул на скамью, прислонился к стене и притворился спящим — на пару минут, пока не уснул по-настоящему.

А дальше все пойдет как в фирменном кино:

Куплю машину я, обои и трюмо.

Общественность, завод — сам посуди, не пью.

Посадят за столом как своего судью.

Хмельной Рейгар после бессонной ночи спал долго, но беспокойно: сначала ему казалось, что он попал под камнепад, потому что неподалеку начал храпеть Роберт, а потом принца стали мучать кошмары, в которых ему виделась надоевшая ему в рассказах Роберта Лианна. Принуждаемый к этому силой дурного сна, Рейгар вел себя необъяснимо и безобразно: сначала на турнире увенчал Лианну короной королевы любви и красоты на глазах у своей жены и жениха Лианны, потом похитил дочь Хранителя Севера, а потом засел вместе с нею в голой степи, бросив на произвол судьбы страну, раздираемую на куски междоусобицами, порожденными его поступком.

— Боги, я мог бы хотя бы написать ее отцу... и своему отцу... и Мартеллам... хотя бы попытаться помириться, — бормотал очнувшийся от тяжелого сна Рейгар. — Да зачем я вообще это сделал, что я за дурак?

Но похмельному принцу не удалось попредаваться самоуничижению, потому что у другой стены на лавке начал картинно стонать Роберт.

— Ох, я чувствую себя как самый тяжелобольной человек в мире, — кряхтел Роберт, которому хотелось похмелиться, но о своей вчерашней клятве он тоже помнил, а потому рассчитывал найти себе того, кто поуговаривал бы его и взял на себя вину за нарушение клятвы.

— Не кричи, — попросил Рейгар, у которого тоже с похмелья гудела голова. — Мейстера здесь все равно нет.

— Мне мейстера и не надо, — тише и трагичнее ответил Роберт, вспоминая свое детство, мейстера Крессена и свою мать, а также то, как он пользовался положением любимого сына и ловко увиливал от необходимости пить горькие порошки. — Грамм пятьсот красненького подойдет.

Рейгар некоторое время полежал и поразмышлял над тем, стоит ли напоминать Роберту о его вчерашней клятве. Что-то говорило ему, что пятьсот граммов красненького не помешали бы и ему, но похмеляться при страдающем друге, связанном клятвой, было бы неблагородно, а страдать за компанию совсем не хотелось, потому что дух и воля принца с похмелья размякли и поникли. В конце концов, Рейгар медленно встал, захватил мех с вином и подошел к Роберту.

— Как кронпринц, я требую, чтобы ты со мной выпил, — решительно сказал Рейгар.

— Приказ есть приказ, — вздохнул Роберт и махом употребил добрую треть меха.

— Там совсем ничего не осталось? — спросил Роберт через несколько минут, за которые они с Рейгаром выжали досуха мех с вином, и Рейгар уже довольно бодро помотал головой.

— Случилось чудо! — провозгласил Роберт и встал на ноги. — Друг спас друга! Ну-ка, сейчас мы свининки навернем! — и Роберт ушел орать и распоряжаться, чтобы им подали разом и завтрак, и ужин, и можно еще и обед.

— Ох, и сны же мне снились, ексель-моксель, — заявил Роберт, изрядно подкрепившись и почав уже третий мех вина, а Рейгар только сочувственно и немного смущенно покивал: не мог же он рассказать Роберту, что во сне крал его невесту. — Знаешь, есть такой Эурон Грейджой...

— Знаю, — подтвердил Рейгар. — Жуткий мерзавец.

— Да еще какой! — согласился Роберт. — Мне вот снилось, что он разорил какой-то замок, мужчин всех убил, а женщин заставил нагишом ему прислуживать...

— Я бы его за такое казнил! — гневно ответил Рейгар, у которого после двух литров вина сон начал сливаться с явью, но еще не настолько, чтобы он начал просить у Роберта прощения за необдуманное похищение Лианны.

— Да я бы его вообще за яйца повесил! — добавил Роберт. — А вот и он.

Рейгар глянул в окно, действительно рассчитывая увидеть в вечерней полутьме Эурона Грейджоя, привязывающего лошадь к коновязи, но увидел только Грегора Клигейна, едущего на турнир и собирающегося ночевать на постоялом дворе, где Роберт и Рейгар только что после бессонной ночи проспали весь день.

— Это не Грейджой, это Клигейн, — сообщил приглядевшись Рейгар.

— Да все равно, тоже первостатейная сволочь, — махнул рукой Роберт и встал из-за стола с видом, говорившим, что в доме ему маловато места для драки. — Про него сам знаешь, какие слухи идут: младшего брата ткнул мордой в жаровню, собственную сестру убил...

— Роб, на основании слухов казнить нельзя, — попытался остановить его Рейгар. — Ты лорд Штормовых Земель, ты должен быть примером справедливости...

— Хочешь, чтобы он сознался? — спросил Роберт и закинул на плечо свой огромный боевой молот. — Момент! — и с этими словами легкий на ногу молодой Баратеон вышел во двор, а обеспокоенный грядущим беззаконием Рейгар последовал за ним.

— Ну чо, Грегор, небось не вчера, так позавчера какую девку по дороге отжарил? — с деланым дружелюбием спрашивал Роберт, хлопая Грегора по плечу, когда Рейгар выскочил во двор.

— Ну! — соглашался Гора с дебиловатой ухмылкой.

— А как добром с тобой не пошла, так силком поволок?

— А то! — подтвердил Гора и тут же полетел с ног от богатырского тычка в грудь, а Роберт легко поднял свой молот и начал крутить его над головой, все быстрее вращая запястьем, только некому было сравнить его с грузовым вертолетом на холостом ходу.

— Веришь, братишка, я могу вот так крутить молот целый час, и ничуть не устану! — хвастливо сказал Роберт своему царственному кузену. — Ах, если бы Лианна это видела!

Но Рейгар его уже не слушал, кинувшись мимо встающего на ноги Горы навстречу сопровождавшим его бойцам. Бойцы эти были не ровня Рейгару, но их было довольно много, так что Рейгар рассчитывал только задержать их, чтобы Роберт мог вступить с гигантом Клигейном в тяжелый и опасный поединок один на один.

Тут за спиной Рейгара что-то грохнуло, и бросившиеся сначала навстречу ему люди Клигейна развернулись и задали стрекача, а Рейгар, обернувшись, увидел лежащего кучкой Гору, сметенного с ног ударом раскрученного молота.

— Вот в книгах пишут: «Рыцарь пал на землю, сраженный могучим ударом, и последним словом, слетевшим с его губ, было имя его возлюбленной», — самодовольно сказал Роберт. — Значит, удар-то был не могучий: вот я как въебу, так ахнуть не успеешь!

— Все же это не казнь, а беззаконие, — с сомнением сказал Рейгар, который уже прикидывал, как ему теперь мирить Утес Кастерли и Штормовой Предел, но Роберт только отмахнулся.

— Во-первых, он сам сознался в своих преступлениях, — напомнил Роберт. — Во-вторых, такому верзиле одного удара все же маловато: в голову я не попал, а добивать не стал. Так что начинаем воспитательную работу!

С этими словами Роберт подхватил на богатырское плечо поилку для лошадей и вывернул ее на Клигейна, а Рейгар припомнил, что однажды, не так давно, сам посвятил Гору в рыцари, и решил исправить свою ошибку.

Гора от полученного удара пришел в крайнее изумление и временно лишился дара речи, но говорить от него и не требовалось.

— Узнал меня? — строго спросил Рейгар, снимая шлем, и Гора покивал головой.

— Дать тебе еще раз молотом? — предложил Роберт, чтобы проверить вменяемость воспитуемого, и Гора головой энергично помотал.

— Раз ты нарушаешь данные мне рыцарские обеты, мы примем у тебя их еще раз — но на этот раз уж в последний.

— Рыцарь должен быть защитником женщин, — напомнил Грегору Клигейну Роберт.

— И детей, — добавил семейный Рейгар.

— Рыцарь не может причинить зло мирному человеку, не носящему оружия, или своим бездействием допустить, чтобы не могущему себя защитить был причинен вред, — наконец вспомнил Роберт исчерпывающую формулировку. — И запомни это хорошенько, козел, а то мы с братаном в следующий раз отлупим тебя так, что у тебя вся морда будет синяя, как у упыря.

И вот на «Волге» я качу к себе домой.

А Клавдия-то, растолстев, все потчует икрой.

Горит цветной экран, хрустит во рте икра!

Настанет, мужики, счастливая пора!

Рейгар по натуре не был мстительным, но так уж вышло, что в этот ночной переход уже Роберту пришлось стать невольным наперсником, выслушивающим не слишком ему интересные чужие мечтания. После красивой победы над Грегором Клигейном и благородного поведения на поле боя Роберт был доволен собой и благодушен, задал своему спутнику направление движения «к Дарри, других бродов по дороге с Севера все равно нет» и упустил инициативу, а в Рейгаре тем временем проснулся его отец-прожектер.

Подобно молодому Эйрису, уговаривать и убеждать Рейгар умел, пусть даже с пьяных глаз он и делал это несколько прямолинейно — но Роберту именно такие уговоры и были по душе.

— …и кроме того, брат мой, Железные Острова практически не присылают бойцов на наши турниры, — рассуждал Рейгар о перспективах насаждения рыцарства среди Железнорожденных. — Конечно, за Штормовыми Землями им в этом не угнаться никогда — но и тут есть важный урок: ведь рыцари Штормовых Земель воодушевляются примером своего сюзерена, гиганта среди князей, свирепого демона общей схватки…

— Это я умею, — довольно признавал Роберт, падкий на грубую лесть, и тоже начинал склоняться к тому, что Железные Острова надо бы переделать по лучшим лекалам рыцарства. — Вот у Грейджоев, говорят, Виктарион тот еще здоровяк — вот его бы затащить на турнир да намять ему бока к вящей славе моей вотчины!

— …уже в самом титуле, которым Одичалые величают своего вожака, скрыто оскорбление для короны, — разъяснял Рейгар Роберту через полчаса, за которые ему захотелось присоединить к королевству земли за Стеной. — «Король-за-Стеной»! Если бы у тебя, в твоем родовом замке, завелся за стеной какой-то оборванец, именующий себя Штормовым лордом…

— Я бы ему сразу голову оторвал! — перебивал Роберт. — Ишь хитрец — я, значит, лорд только в своем замке, а он лорд за его стенами? Да он меня кастеляном обозвать хотел!

И в этот момент Рейгар совершил дипломатический просчет: вместо совместного живописания будущих боев с Одичалыми и боевой славы завоевателей он решил посулить Роберту новую должность, в которой тот совсем не нуждался: Роберту и забот Штормового лорда было много, и он с удовольствием стал бы странствующим рыцарем, а не правителем.

— Ты эти земли за Стеной лучше Неду отдай, честнее и положительнее человека тебе не найти, — посоветовал Роберт, даже не задумавшись о том, что сваливает на лучшего друга ту работу, которую самому очень не хочется выполнять. — Пусть это он будет Хранителем Крайнего Севера. Как это бишь по-валирийски: «Начальник Камчатки?»

Мысль Рейгара вскоре перешла к новым будущим свершениям, но Роберт уже был настороже и к разговорам об отмене рабства в Вольных Городах отнесся скептически, чуя, что разговоры эти грозят тоже закончиться необходимостью тащиться невесть куда, и в дороге не факт, что будут кормить, а вот работать могут в итоге заставить.

— Да ну его, этот Эссос, к свиньям! — решительно сказал Роберт. — Чем тебе здесь плохо? Вот выясним сейчас, есть ли в лесу разбойники или не нарушает ли местный лорд рыцарские обеты, притесняя своих вассалов и холопов, и уже завтра наваляем кому-нибудь во славу справедливости.

Рейгар любил безответственно порассуждать о вещах далеких и несбыточных, но в малом был более практичен, памятуя уроки своих учителей, которые готовили его к царствованию, и потому идея устраивать в землях местного лорда суд и расправу не показалась ему хорошей — пока Роберт не прибегнул к безотказному средству убеждения.

— Выпьем? — предложил Роберт, не вступая в прения, и протянул Рейгару новый мех с вином. — Пей до дна, пей до дна, пей до дна!

Дальше в воспоминаниях Рейгара образовался изрядный провал, и Рейгар неожиданно обнаружил себя рубящим вместе с Робертом подъемный мост замка Дарри — и мост под ударами Робертова молота и неизвестно как попавшего к Рейгару топора начинал понемногу поддаваться.

— Именем короля, принца и меня, отворяйте ворота! — крикнул Роберт и в очередной раз грохнул в ворота молотом.

— Вы ли это, принц Рейгар? — недоверчиво спросили со стены.

— Это я! — отозвался Рейгар, чувствуя, что надо как-то спасать положение, и ухватил Роберта за локоть. — Друг мой, поверьте, что в этом замке нет ни злобного рыцаря Гая Гисборна, ни коварного барона Бриана де Буагильбера. И никто из обитателей замка и не думал вырезать из полена носатую куклу и называть ее Баратеоно!

— Нет? — задумался Роберт. — Впрочем, это все равно: я ехал на турнир, и, черт меня подери, турнир состоится немедленно! Слышите, вы: я требую, чтобы нам открыли и дали место для драки!

Вслед за этим в воспоминаниях Рейгара был еще один провал — судя по всему, им двоим повезло с тем, что сэр Дарри с сыновьями и лучшими бойцами уже уехали на турнир к Харренхоллу, а потому сражаться с Робертом и Рейгаром никто не захотел, предоставив им являть чудеса воинской доблести самим.

— … я с вас умру, лорд Баратеон, — услышал Рейгар над собой голос мейстера. — А если бы я мог еще раз поседеть, я бы таки поседел! Шутка ли — у нас уже есть скорбный головой король, и тут вы и наследника престола отправляете в такой полет!

— Да я чего, я ж в голову не бил, — немного виновато ответил Роберт.

— Вы всего лишь немножечко саданули принцу в грудь молотом на полном скаку, — сварливо отозвался мейстер. — Нет, воистину Неведомый хранит дураков и пьяных — это чудо, что на принце не лопнул панцирь и что он падая не пришелся головой. Но если он и через час не придет в себя, нам, боюсь, придется пожить при короле Визерисе — и виноваты в этом будете опять же вы!

— Что со мной? — выговорил Рейгар, не дожидаясь, пока правдивый мейстер пройдется и по его младшему брату.

— Да ерунда, — заверил друга неунывающий Роберт. — Просто рубины из панциря порастерял. Эх, как они лихо брызнули по двору во все стороны — ты б видел!

За это же не грех сегодня выпить нам!

Налей-ка, Коль, еще мне красненькой сто грамм.

Давай дерябнем, Вась, мы за мою судьбу!

Да за такое ведь я белую возьму!

Рикард Старк подъезжал к броду, что так и не стал Рубиновым, и про себя дивился доходившим до него слухам и вестям: король Эйрис требовал его к себе, чтобы Рикард с чего-то дал отчет о делах своего будущего зятя Роберта, а путники говорили, что Роберт похитил Рейгара, аки прекрасную даму, но по доброму между ними согласию, потому что теперь они вдвоем наносят добро, причиняют справедливость и могут отпинать любого, даже Гору Клигейна.

Глянув на ту сторону Зеленого Зубца, подъехавший к броду лорд Рикард сначала подумал о худшем: у самого противоположного берега, на изрытом лошадиными копытами песке, лежали неподвижно в полном доспехе огромный рыцарь с изображенным на панцире черным оленем и стройный и изысканный воин в черном чешуйчатом доспехе с драконом на груди, словно два героя все же нашли соперников себе по силам и сложили головы в легендарном бою. Но никаких следов боя и поверженных врагов рядом с павшими рыцарями не было, и лорд Рикард, приглядевшись, заметил, что и рыцарей в доспехах не было: доспехи лежали пустыми, а неподалеку, рядом с камышами, стоял юный статный Роберт в одних кальсонах и тер уши полускрытому камышами Рейгару.

— Со мной едут только Бран и Нед, — распорядился лорд Рикард. — Когда Лианна подъедет, отгоните ее от реки подальше, не на что ей тут смотреть.

Роберт прибытию Старков обрадовался, но его взгляд поначалу выхватил из них только закадычного друга Неда.

— Нед, иди-ка сюда, — пригласил Роберт и тут же препоручил Неду миссию удерживания Рейгара от погружения в воду с головой. — Решили мы с утра, что будем как великие братья Бейлор и Мейкар, которых после битвы на Краснотравном прозвали Молотом и Наковальней. Я, значит, буду Молот, а он пожалуйста — только что был полдень, а уже ужрался в наковальню! У нас разбойники в соседнем лесу не биты, девки в соседнем селе не... ох, извините, лорд Рикард...

— Ну ты уж договаривай, — пригласил Рикард Старк, посмеиваясь в усы над слегка смущенной физиономией Роберта. — А принцу табака в нос напихайте и вынимайте его из реки — не ровен час простынет, зима ж близко.

От табака Рейгар сразу начал чихать, и на семнадцатом чохе уже совершенно пришел в себя и попросил выпить.

— Хрен там плавал, — объяснил ему положение Роберт, поскольку все запасы спиртного лорд Рикард прибрал к рукам и выдать обещал только стакан на опохмел, и то завтра.

— Давно гудите? — поинтересовался Рикард, разваливаясь у костра и наблюдая за тем, как Роберт легко переключился с выпивки на еду и ест теперь с настоящим волчьим аппетитом: Баратеонова порода была против выпивки крепка, и спиться Роберту не грозило еще несколько десятилетий.

— Четвертый... не, пятый уже день, — доложил Роберт. — Ну в смысле, я-то восьмой... А началось все с того, что я зашел вот к кузену и пообещал, что завтра брошу пить.

— Очень правдоподобное начало, — одобрил Рикард, а вот Рейгар задумался.

— Неловко как-то вышло, — подытожил свои раздумья Рейгар, прервав рассказ Роберта о том, как тот свалил Гору одним ударом. — Позавчера еще надо было бросать-то...

— Я же тебе сказал: я завтра брошу пить, — успокоил друга Роберт. — Вот и лорд Рикард теперь присмотрит... к сожалению.

— Так «завтра» это было позавчера.

— Рей, ну ты как сам-то? Как позавчера может быть завтра?

— Хороши, хороши, — одобрил лорд Рикард, которого очень веселили озадаченный вид Рейгара и хитрая морда Роберта. — Он, твое высочество, тебя на «вечном завтра» прокатил: завтра оно всегда завтра — ни позавчера, ни сегодня оно не наступает. Мотай себе на ус, тебе же царствовать еще: если будешь клятву с кого брать, пусть клянутся тебе не в будущем времени, а в прошедшем. Ну вот смотри: зять, поклянись-ка мне, что ты уже закончил бегать по бабам.

— Пап, вот как так можно-то, — вступился за опешившего Роберта Брандон, который тоже ехал к своей невесте Кейтилин Талли, но очень кружной и долгой дорогой, через Рисвеллов и будуар леди Барбры.

— А вот я поклянусь! — заявил вдруг Роберт, и Рейгар, который быстро усваивал новое, отметил, что говорит-то Роберт по-прежнему в будущем времени.

Пользуясь случаем, автор поздравляет своих читателей с наступающим Новым годом и всеми остальными праздниками заодно и желает им хорошей компании для праздничных гулянок и чтобы водка была не во вред, как Роберту и Рейгару