Путь к океану (джен)

Бриан де Буагильбер, считавшийся мёртвым, открыл глаза и увидел знакомое лицо.

Это его почти не удивило.

— Почему же, де Браси, — прохрипел он, — ты тоже умер? Твои христианские суеверия, в конце концов, мало тебе помогли, если всё, что они тебе принесли, — это ад, разделённый со мной.

Де Браси только рассмеялся.

— Слишком рано горюешь, тамплиер, или злорадствуешь — что бы это ни было. Я не умер, слава Богу! И ты тоже, благодаря Богу или дьяволу, как тебе угодно. — Пока Бриан пристально смотрел на него, де Браси продолжал: — Что за колдовские чары на тебя наложили? Тамплиеры считают тебя мёртвым. Если бы не твои слуги-сарацины, ты бы очнулся в склепе, как, говорят, случилось с вассалом Сакса Ательстаном.

— Мои слуги? — Брайан приподнялся на одном локте, его гнев усилился из-за того, с каким трудом ему это удалось. Серая дымка вокруг него превратилась в грубо отёсанные каменные стены, а солома, которой был набит тюфяк, колола спину сквозь ткань туники. Он чувствовал себя слабым, как младенец, и биение сердца приносило с каждым ударом слабую боль, и нельзя было не признать, что он жив. — Негодяи! Что они наделали? Я просил настоящий яд!

— Ну, похоже, ты его не получил.

— Я оторву им головы!

— В это почти невозможно поверить, — посмотрев на него, заметил де Браси. — Во-первых, что ты, самый гордый тамплиер, когда-либо служивший кресту, выберешь смерть перед битвой; а во-вторых, что ещё более странно — что твои рабы избавят тебя от гибели — не ты ли предупреждал меня, что твои турецкие пленники без малейших колебаний применят яд?

— Это не оказанное мне благодеяние, — горько пробормотал Бриан. — Это месть — я же просил у них смерти! Они хорошо знают, какой невыносимой теперь будет для меня жизнь! — И повторил: — Я оторву им головы!

— Не выйдет, — возразил де Браси, — потому что они ушли, получив свободу вместе с доброй монетой и моим благословением за то, что привезли тебя сюда, а выслушав твой рассказ, я не отправлю тебя назад. Злодей, которым ты можешь быть, сэр Бриан, еретик, несомненно, сильнейший раздражитель для богобоязненных людей и неверных; и всё же, признаюсь, я счёл бы твою смерть напрасной. Но скажи мне, — продолжал он таким же лёгким тоном, как и раньше, — второе чудо объяснено, первое всё ещё остаётся. Ты всегда был угрюмым человеком; и всё же, если в Англии и есть кто-то, кого я бы с меньшей вероятностью счёл способным покончить с собой, да ещё до того, как скрестить копья с Уилфредом Айвенго…

Но ему не дали договорить: Бриан резко выпрямился, его обветренное лицо становилось всё бледнее и бледнее.

— Боже мой, де Браси, Ревекка! Что стало с Ревеккой?

— Еврейка? Я не знаю, — де Браси небрежно пожал плечами. — Говорят, она исчезла из Темплстоу…

— Исчезла! Значит, её не убили? Не сожгли?

— Нет. Твоя, как они думали, смерть была приписана божественному суду… — начал де Браси и снова посмотрел на него изменившимся взглядом. — И это была твоя причина?

Буагильбер свирепо зыркнул на него, словно желая одним взглядом пресечь дальнейшие расспросы, но де Браси не унимался.

— Ах! — воскликнул он. — Теперь я вижу. Ты знал, что был неправ в деле еврейки. Но отказаться от борьбы в последний момент и публично объявить себя пленённым женщиной, которая тебя отвергла — этого твоя гордость не могла вынести. Поэтому вместо того, чтобы показать себя побеждённым смертным, ты устроил спектакль божественного возмездия — обвёл вокруг пальца Уилфреда Айвенго, Великого Магистра и всех собравшихся достойных особ и выставил Бога на посмешище! Клянусь моей верой, тамплиер… — Де Браси с грохотом опустился на стул рядом с кроватью и, словно не веря в собственные выводы, расхохотался. — Я знал, что у тебя хватит на это высокомерия, но, по правде говоря, не думал, что у тебя есть чувство юмора.

Буагильбер отвернулся к стене. Суд вспоминался смутно, как будто сквозь туманную дымку — последний отпор Ревекки; огромный погребальный костёр; звук собственного голоса, глухой и ужасный даже для себя самого. Тянулись часы в ожидании чемпиона, которому, казалось, никогда не суждено было прибыть; день, который не мог закончиться ничем, кроме огня. Тогда это казалось ему нереальным, да и сейчас это ощущение не прошло. Он увидел способ покончить с этим кошмаром, вот и всё. Смерть перед бесчестьем, смерть перед поражением! Он сказал это Ревекке и имел в виду именно свою смерть. Турецкие пленники обещали, что всё будет быстро, как Божья молния. Но они подвели, они солгали, и теперь…

— А теперь, — сказал де Браси, вторя своим собственным мыслям, — шутка обернулась против своего создателя, и Буагильбер — мертвец, испустивший дух. Ну! Что ты теперь будешь делать?

— Я не знаю, — мрачно процедил Бриан. — Я потерял всё, что ценил — своё положение, свои амбиции — я больше не могу даже претендовать на имя Буагильбер.

— И всё же, — усмехнулся де Браси, — ты проиграл, но ты также и выиграл. Рыцарь-тамплиер отказывается не только от мирских благ, но и от мирской воли; он клянётся в послушании и отказывается от своей собственной судьбы во славу Ордена. А ты… ты не из тех, кто легко откажется от своей свободы. Скажи мне, что тебя это никогда не раздражало, и посмотрим, поверю ли я.

Бриан молчал.

— Иго, давившее на тебя, сброшено, — продолжал де Браси, — и тебя ждёт свобода. Неужели в этом нет ничего ценного?

— Она презирала свободу без чести, — сказал Буагильбер, и невозможно было не понять, кого он имел в виду.

— Что ж, действительно. Не зря мои товарищи называют себя Вольной дружиной; и у нас, я думаю, есть немалая доля славы и не меньшая репутация благородных рыцарей за то, что мы сохраняем нашу свободу. — Де Браси взглянул на Бриана. — На самом деле мы будем рады видеть тебя среди нас. В нашей дружине не нужно ни имени, ни верности, ни чего-либо ещё, кроме сильной руки, и за это хорошо платят. По крайней мере, за твою руку я могу поручиться.

— Рука! — повторил Буагильбер и разразился лающим смехом, от которого болью отозвалось в груди. — Значит, я низведён до наёмника! Я, который мог бы быть Великим Магистром Ордена тамплиеров и вершить судьбы королей!

— Ты сам упустил этот шанс, — холодно сказал де Браси. — Оплакивай свою судьбу, если хочешь. Лично я нахожу твои запоздалые сожаления несколько утомительными.

— Я ни о чём не жалею, де Браси! — сверкнул глазами Буагильбер. — Я буду жить со своим выбором.

— По-моему, это лучше, — сказал де Браси, — ты же умер с ним.

Буагильбер промолчал. Сожаления? Нет, он не сожалел, просто не мог — он всегда был слишком горд для сожалений. По крайней мере, это не изменилось, хотя всё остальное, что он считал несомненным, менялось, как пески Иерусалима. Он построил свою душу из железа и считал её прочной, но Ревекка показала ему, что его душа заржавела. Он не думал, что, полагаясь только на себя, будет испытывать такой ужас. Но, с другой стороны, он и раньше знал, кем было это «я».

— Почему? — Он снова поднял глаза на де Браси, его лицо исказилось. — Зачем тебе помогать мне? Ты рискуешь: если меня обнаружат, тамплиеры сочтут тебя врагом, а их мощь безмерна…

— Ну что ж! В Англии их уже не так много, — пожал плечами де Браси. — Боюсь, ты не в курсе новостей… но об этом позже…

— Более того, — продолжал Буагильбер, не обращая внимания на то, что его прервали, — мой характер тебе знаком — ты хорошо знаешь, какие бесчинства я творил, какими обманами не брезговал. Ты ищущий удовольствий попугай, де Браси…

— Благодарю! — иронично поклонился де Браси.

— …но тем не менее христианин и благородный рыцарь. Зачем тебе рисковать собой ради меня?

— Ты не бросил меня в Торкилстоне, — ответил де Браси, — и рискнул бы собой, спасая меня, если бы я не приказал тебе бежать. Разве для друга и товарища я должен сделать меньше? Я помогу тебе, если ты позволишь; если нет — хорошо, я покину тебя.

Бриан отвёл взгляд. Это он когда-то бросил в адрес де Браси слова «товарищ» и «друг», наполовину насмешливо, наполовину злорадно, тогда он ещё не понимал их значения. Ему потребовалась почти минута, чтобы взять себя в руки и ответить на взгляд собеседника.

— Куда это ты меня притащил?

— Это богадельня в Дувре. Твоё недомогание позволило нам принять обличье паломников — благословение, за которое я благодарю тебя, поскольку пристав Дуврского замка — один из людей Джона, а этот злосчастный принц сегодня смотрит на меня не слишком доброжелательно. Завтра мы отплываем в Кале, на службу к Филиппу Французскому.

— Ты сказал, что тамплиеры в Англии разбиты.

— Разбиты и изгнаны. Мальвуазена обвинили в измене и казнили по приказу Ричарда. Скорбишь ли ты о своих товарищах?

— Нет, — яростно огрызнулся Бриан, — я радуюсь! — И обнаружил, что это правда: всё, что ещё оставалось в нём от верности Ордену, которым он надеялся когда-то править, выжег яд. — Я почти рад, что остался в живых, если эта жизнь будет достаточно долгой, чтобы увидеть, как с каждым из этих рабов монашеских суеверий расправляются подобным образом. — Он на мгновение умолк. — А Ревекка… где, ты сказал…

— Неизвестно. — Де Браси прислонился спиной к стене. — Ты собираешься искать её?

— Она думает, что я умер.

— Если она узнает, что ты для неё сделал…

— Это не имеет значения, — Бриан тоскливо усмехнулся. — Она никогда не просила об этом.

Она всегда отказывалась дарить свою любовь в уплату долга. Если сейчас и существовал путь к её сердцу — должен же быть этот путь, хоть какой-то, — то Бриан не мог разглядеть его с того места, где находился.

— Я предложил ей весь мир, но всё, что она попросила у меня, это покой. Живой, я не мог дать ей этот дар. Если бы я знал, где она, я всё равно… не думаю, что смог бы успокоиться. Возможно, она поступила мудро, исчезнув.

Де Браси на мгновение замолчал, затем скривил губы.

— Ты изменился, сэр Бриан.

— Что?

— Твои товарищи не поверили бы этому, да я и сам с трудом верю, но ты романтик до мозга костей. Не бойся! — Он наклонился вперёд и похлопал Бриана по руке, словно дедушка — внука. — Твой секрет в безопасности со мной.

— Ты никогда не перестанешь зубоскалить? — Сэр Бриан уставился на него, весь кипя.

— Боже упаси! Если это тебя раздражает, потерпи всего денёк.

— Да неужели? — съязвил Бриан. — Если мне суждено отправиться с тобой во Францию, я буду вынужден терпеть это каждый день.

— Значит, ты идёшь с нами?

— Хотя бы для того, чтобы увериться, что когда выздоровлю, то смогу научить тебя более утончённому веселью.

— Мы ещё посмотрим, — ответил де Браси, — кто из нас ученик, а кто учитель. Но я буду рад твоему обществу, сэр Бриан… или кто ты там теперь будешь.

— Я сам пока не знаю, — фыркнул Бриан… вернее, рыцарь, который больше не мог быль Брианом и вообще не знал пока, кто он такой, хотя, как живой человек, должен кем-то стать. Кем-то свободным. И это будет началом. Он станет кем-то рядом с товарищем, который ценил его настолько, что спас ему жизнь, и это тоже было началом.

— Дай мне поспать, де Браси, — попросил Бриан, — я устал.

Он закрыл глаза. Завтра — отплытие во Францию. Завтра — другая жизнь.