Сердце Минервы (гет)

Лето 1954 года

"Лучше бы я вообще не приезжала домой".

Минерва лежала на кровати в своей спальне и смотрела в стену. Слёз больше не было. Наверное, когда плачешь несколько часов подряд без перерыва, такой итог закономерен, но чем суше были глаза, тем сильнее горело сердце, и Минерва мечтала только об одном — уснуть, чтобы ничего больше не чувствовать. Она бы с удовольствием проспала несколько лет, только бы не делать то, что должна была сделать утром.

Подняв руку к лицу, Минерва снова посмотрела на кольцо. Маленькое, изящное, очень простое — как теперь снять его с пальца и вернуть? Кто в здравом уме так поступает с людьми? Разве он заслужил это? Разве он в чем-то виноват?

Слезы наконец снова стремительно закапали на подушку, но желанное облегчение не приходило.

Ей вообще не стоило так часто ходить в деревню. Лучше бы она больше времени проводила дома, с семьей, как намеревалась. Минерва ясно помнила то солнечное утро почти три месяца назад, когда в одиночестве отправилась прогуляться по окрестностям. Ее тогда переполняла эйфория — Хогвартс позади, она — лучшая ученица в выпуске, самый многообещающий новичок по версии "Трансфигурации сегодня" и уже получила предложение о работе в Министерстве Магии. Немыслимо в восемнадцать лет! Но ни мама, ни папа не могли разделить её радость в полной мере. Каждый успех дочери слишком болезненно отзывался в сердце Изабель, которая оставила магию ради мужа-священника. Роберт же, хоть и гордился дочерью, не до конца понимал, чем именно она будет заниматься после школы. Только младшие братья могли по-настоящему разделить восторг Минервы, но они еще были слишком юными, чтобы долго обсуждать эту тему. Поэтому Минерва ускользнула, привлеченная ярким солнечным светом, так глубоко совпадающим с её ощущениями, и гуляла одна, размышляя, какая интересная жизнь её ждет. Воздух пах летней свежестью, которая всегда особенно сильна после дождя, дорогу местами основательно размыло, но Минерва не обращала внимания, с легкостью перепрыгивая самые грязные участки. Когда за её спиной вдруг раздался шум, она как раз собиралась преодолеть еще один сложный кусочек, но от неожиданности поскользнулась. Попытка удержаться на ногах провалилась, и она упала в грязь, испачкав красивое новое платье, которое сшила для нее Изабель.

— О, мисс, простите! Должно быть, это я вас напугал!

Минерва обернулась и увидела молодого человека верхом на лошади, который поспешил выбраться из седла и бежал к ней на помощь. У него были светлые, выжженные солнцем волосы, голубые глаза и веснушки. Белая рубашка выбилась из штанов, рукава были закатаны, обнажая сильные руки, привыкшие к физическому труду. Молодой человек протянул ей ладонь, Минерва взялась за нее, и он поднял её на ноги, словно пушинку, безо всяких усилий.

— Вы в порядке, мисс, не ушиблись?

Минерва прислушалась к своим ощущениям.

— Кажется, подвернула ногу, — смущенно сказала она.

— Хотите, я подвезу вас до дома? Ведь в чем-то ваше падение — это моя вина. Не появись я столь резко, вы ни за что бы не упали. Я еще издалека заметил, что вы скачете ловко, словно горная козочка.

Он улыбался и смотрел на нее с неподдельным участием. Минерва почувствовала, как что-то екает внутри от этой искренней и открытой улыбки.

— Где вы живете?

— Я живу в доме Роберта Макгонагалла. Я его дочь.

— Так вы дочь пастора! — воскликнул молодой человек. — Загадочная Минерва, которую никто никогда не видел!

— Вы меня знаете? — удивилась Минерва.

— Конечно, мистер Макгонагалл не раз упоминал о вас. Кажется, вы учитесь в интернате в Лондоне? Но позвольте тоже представиться — Дугал Макгрегор, у нас ферма вон за тем холмом.

Он чуть обернулся, указывая рукой куда-то далеко, а потом снова встал к Минерве лицом и посмотрел ей прямо в глаза.

— Так что, подвезти вас? Ногу лучше обтянуть чем-нибудь тугим и не беспокоить.

— Я буду очень вам признательна за помощь.

Дугал протянул Минерве руку, чтобы помочь подойти к лошади, но она замешкалась.

— Я никогда не ездила верхом.

— В самом деле? — удивился Дугал. — Ну, так Ричарда не надо бояться — это самый покладистый конь во всей округе. Погладьте его, вот увидите, он вас не укусит.

Теплый взгляд Дугала подбадривал. Минерва решилась сделать несколько шагов и прикоснуться к гладкой лоснящейся шерсти. Ричард фыркнул как будто одобрительно, и Дугал заулыбался.

— Вот видите! Он уже вас любит.

Минерва робко улыбнулась в ответ. Дугал помог ей сесть, и от его прикосновений все её тело покрылось мурашками. Никогда прежде она не чувствовала ничего подобного.

В дороге они разговаривали обо всяких пустяках. Дугал расспрашивал её об интернате, рассказывал о своей ферме, о том, как любит животных. Упомянув несколько своих знакомых, он дал им такие точные и забавные характеристики, что Минерва поняла: за кажущейся простотой кроется острый ум. Дорога до дома закончилась слишком быстро. Но и Дугал, похоже, не хотел расставаться. Помогая ей спуститься с лошади, он сжал её ладонь в своей руке и сказал:

— В местном пабе иногда проходят танцы. Если ваш отец не будет против и нога заживет, приходите? Будет весело.

И она согласилась. Пришла на следующий день, позабыв о ноге, которую вылечила в одно мгновение с помощью волшебства. Пришлось соврать Дугалу, что чудо сотворила травяная мазь от Изабель, чей рецепт передается из поколения в поколение. Он поверил, и они плясали несколько часов, а потом говорили, говорили… Все завертелось в бешеном ритме, и вот она уже без памяти влюблена и хранит под подушкой толстую пачку писем от него.

Он был обаятельным — все девушки в деревне заглядывались на него, Минерва сразу это заметила. Но Дугал, казалось, равнодушно относился к такой популярности и посвящал все свое внимание только ей одной.

Больше всего на свете им нравилось спорить друг с другом. Он не верил ни во что мистическое. Она, разумеется, верила в волшебство. С точки зрения Дугала это казалось странным, ведь Минерва, такая рациональная и логичная, не могла объяснить ему, почему столь упорно отказывается признать, что все в этом мире подчинено исключительно физике. Она говорила ему "Ну а вдруг…" — он смеялся в ответ, одновременно восхищаясь тем, как удивительно гармонично в ней уживаются ум и склонность к фантазиям. Других таких девушек в деревне он не встречал. Минерва в свою очередь не могла устоять перед его живостью, остроумием и по-настоящему добрым нравом. Наблюдая, как он ведет себя с Ричардом и другим скотом, она понимала, что этот человек — настоящая опора и забота. Ни один её знакомый из Хогвартса даже близко не мог сравниться с Дугалом.

Они поцеловались первый раз через месяц после знакомства. Это был робкий, невинный поцелуй в щеку, когда они возвращались домой после очередной прогулки. Он вдруг резко встал на дороге и сказал ей: "Можно, я сейчас кое-что сделаю? Не могу удержаться. Не сделаю — буду жалеть". И она, конечно, разрешила. Он поцеловал её, а потом взял за руки, и они смотрели друг другу в глаза целую вечность, пока не наступил рассвет.

Минерва отключила голову. Она не хотела впихивать в какие-то рамки то, что чувствует, не желала думать о том, куда это её приведет. Она любила — первый раз в жизни, преданно, беззаветно, и это чувство заставляло её парить над землей. Потому, когда он встал на одно колено посреди поля, протягивая ей маленькое изящное кольцо, она не дала себе времени на раздумья, а просто выдохнула "Да, да, да" и таяла, таяла в его объятьях.

В экстазе, в восторге они провели целый день — самый счастливый день в её жизни. Он в красках расписывал, какая жизнь их ждет, когда он унаследует ферму отца, но она почти не вслушивалась, только смотрела, смотрела на него — такого красивого, радостного и родного. Потом он проводил её домой, и она предвкушала, какой теплый день они проведут завтра, и послезавтра, и послепослезавтра...

Первым делом Минерве хотелось броситься к матери и отцу, чтобы все им рассказать, но Роберт был еще в церкви, а мать она застала в спальне — с волшебной палочкой в руках, которую Изабель достала из коробки под кроватью и теперь с тоской поглаживала. Увидев эту картину из-за не до конца прикрытой двери, Минерва застыла, а потом поспешно убежала в свою комнату, пока мама её не заметила.

Сердце Минервы остановилось.

Сев на постель, она закрыла лицо ладонями и в ужасе смотрела в пол, пока её мысли отчаянно метались из стороны в сторону. То, о чем Минерва отказывалась думать все это время, настигло её, когда она увидела мать.

Дугал не знал, что Минерва ведьма. Дугал не верил в магию. Дугал обожал землю и мечтал всю жизнь провести на ферме. Он никогда, никогда не уедет с ней в Лондон. Она будет так же несчастна, как Изабель.

Минерва знала, как сильно её мать любила отца — настолько, что ради него отказалась пользоваться волшебством. В тот день, когда Изабель наконец призналась Роберту в своих способностях, Минерве было около четырех лет, и она хорошо запомнила ту сцену, хотя и была тогда совсем еще крошкой. Не было ни криков, ни ругательств — только слезы матери и глубокая боль отца, который не мог поверить, что жена столько лет обманывала его.

Хотя Роберт не запретил Изабель пользоваться магией, она видела, что её признание напугало его. Казалось немыслимым, что жена пастора может быть ведьмой, и он боялся, что кто-нибудь в деревне узнает об этом. Не желая подвергать мужа такому риску, Изабель снова спрятала волшебную палочку и постаралась сделать вид, что ничего не случилось. Она знала, что Роберт не сможет оставить службу и уехать с ней туда, где волшебство признано почти открыто, и решила попытаться забыть о своей природе. Но рождение один за одним детей с волшебными способностями сильно подкосило Изабель. В итоге и она, и Роберт глубоко страдали.

Разве Минерва хотела такой же жизни?

Она легла на кровать, почти не осознавая, что делает. Лежала в оцепенении, пока мысли продолжали кружиться лихорадочным вихрем, складываясь в одну простую истину: она не должна была принимать его предложение. Они не могут быть вместе. Им не суждено сделать друг друга счастливыми.

Медленно, медленно из глаз покатились слезы. Потом все быстрее и быстрее — Минерва уткнулась лицом в подушку, чтобы заглушить рыдания.

"Лучше бы я вообще не приезжала домой, — думала она, — лучше бы я вообще не приезжала".

Декабрь 1954 года

По прошествии нескольких месяцев рана в сердце не только не затянулась, но, казалось, стала еще глубже. Минерву преследовал взгляд Дугала, когда она объявила ему, что помолвку придется разорвать. Он даже не понял, почему это произошло — Минерва не могла рассказать ему, что она волшебница, чтобы не нарушить Статут о Секретности, и только бессвязно лепетала какие-то слова о том, что они слишком поторопились.

Через три дня после этого тяжелого разговора она уехала в Лондон. В поезде Минерва плакала, глядя в окно, вспоминая, с каким ужасом и недоверием он смотрел на нее, как искажалось от муки его лицо с каждым её словом. Она винила себя в том, что разбила его сердце.

В Лондоне Минерва поселилась в маленькой квартирке, которую сняло для нее Министерство Магии. Окна выходили на такие же серые каменные дома, каким был её собственный, и Минерва с тоской думала о том, как не хватает ей сочно-зеленых лугов Шотландии. Вернуться туда она больше не могла.

Коллектив в Министерстве принял Минерву приветливо, особенно начальник — черноволосый серьезный волшебник средних лет. Элфинстоун Урхарт много слышал о молодой одаренной волшебнице, читал о ней в журнале "Трансфигурация сегодня" и очень хотел поскорее лично с ней познакомиться. Но он не мог представить, какое сильное впечатление Минерва Макгонагалл произведет на него в реальности.

Элфинстоун сразу заметил, что она глубоко несчастна. Об этом говорили её печальные карие глаза, туго затянутые в пучок темно-каштановые волосы, общая задумчивость и полное отсутствие желания говорить о чем-то, кроме работы. Несмотря на это, Эл ловил себя на мысли, что за свои тридцать шесть лет ни разу не видел женщины привлекательнее. Его манила не только загадочность Минервы — она была очень красива и очень умна. Когда она в первый раз превратилась в кошку на его глазах, это впечатлило его больше, чем если бы Минерва предстала перед ним без одежды.

Эл попытался познакомиться с ней поближе. Сначала Минерва сопротивлялась, но в конце концов одиночество настолько разбило её, что однажды вечером она согласилась с ним поужинать. Эл нервничал так, словно никогда в жизни не водил девушку в ресторан, хотя, строго говоря, их встречу нельзя было назвать свиданием.

— Минерва, — наконец, собрался с духом он, — мне кажется, вам не нравится в Лондоне.

Она грустно улыбнулась.

— Это так ясно читается на моем лице?

Он тоже улыбнулся.

— Я понял это с первого взгляда. Но все-таки объясните, что именно вас расстраивает? Может быть, я могу что-то сделать? Мне бы не хотелось, чтобы сотрудники в моем отделе грустили.

— Нет-нет, это вовсе не касается работы! — поспешила заверить Минерва. — Мне просто… Неуютно. Я всю жизнь провела на природе — сначала дома, потом в Хогвартсе, и теперь мне трудно привыкнуть к холодной серости города.

— Только ли в этом дело? — не выдержав, спросил Эл, но тут же прикусил язык. — Простите, я не должен вмешиваться в ваши личные дела.

Минерва смерила его внимательным взглядом. Элфинстоун, хоть и был старше её в два раза, выглядел странно робким. Она поняла, что вовсе не праздное любопытство заставило его задать этот вопрос, а искреннее желание разобраться в том, что с ней происходит.

— Вы правы, есть и другие причины, заставляющие меня грустить, но я бы не хотела о них распространяться, — ответила Минерва, тщательно взвешивая каждое слово, чтобы случайно не обидеть его. — Понимаете, летом со мной кое-что произошло, и это оставило глубокий след в моей душе, от которого не так просто избавиться. Но я надеюсь, что совсем скоро приду в себя.

Элфинстоун был вовсе не глуп и сразу понял: речь идет о любви. Он не стал больше расспрашивать, перевел тему на нейтральную и приложил все усилия, чтобы к концу вечера хоть немного, но развеселить Минерву. Закончилась их встреча тем, что он попросил её называть его просто "Эл", как все в отделе, и она согласилась. Так началась их дружба длиною в десятки лет.

Июнь 1955 года

По прошествии почти года со дня знакомства с Дугалом Макгрегором Минерва с тоской поняла, что его образ до сих пор не изгладился из её памяти. Она не смогла заставить себя выбросить его письма и время от времени перечитывала их, роняя на колени тяжелые слезы. Ей по-прежнему не нравился Лондон, но это чувство очень сильно смягчал Элфинстоун Урхарт, который изо всех сил старался её приободрить. На работе он часто хвалил её при всех, а вечерами водил в театр или картинные галереи. Эти магловские развлечения казались ей очень любопытными, и они часами могли обсуждать актерскую игру или художественную манеру какого-нибудь молодого автора. Иногда они допоздна сидели в его кабинете в Министерстве, играя в волшебные шахматы.

Эл ни разу не сделал попытки перевести их отношения во что-то большее, чем просто дружба, но Минерва понимала, что очень нравится ему. Несмотря на свой возраст — ему уже исполнилось тридцать восемь, — он ни разу не был женат. Эл объяснял это тем, что до сих пор просто не мог встретить женщину, которая заинтересовала бы его. Сквозь строчки Минерва читала, что теперь он нашел такую женщину. Несколько раз она порывалась прекратить их дружеские встречи, потому что боялась ранить его, если он все-таки заговорит о любви, но Элфинстоун дал понять, что не намерен заводить такие разговоры.

Эл осознавал, что влюбился, но ясно понимал, что сердце Минервы занято другим. Она все-таки рассказала ему свою историю, и по тому, как дрожал её голос, он догадался, что Дугал Макгрегор владеет её мыслями с той же силой, как и в первые дни после расставания. Это печалило и тревожило его, поскольку он не мог выбросить Минерву из головы, несмотря на все попытки. Красивая, умная, с идеальным чувством юмора и врожденным тактом — он поверить не мог, что в двадцать лет можно быть настолько цельной, самодостаточной натурой. Элфинстоун не был романтичен, но его чувства к Минерве только крепли после каждой их встречи. Завести с ней разговор о любви означало навсегда потерять её — так думал Эл и молчал, с нежностью наблюдая, как она выбирает ход во время шахматной партии.

Декабрь 1956 года

Когда из Отдела магического правопорядка уволился заместитель Элфинстоуна, тот сразу подумал о Минерве. За прошедшие два года она еще сильнее выросла как волшебница, и он знал, что ни на кого не может положиться больше, чем на нее.

Они по-прежнему много общались, и любовь Эла никуда не исчезла, но он так привык к этому чувству, что уже почти не обращал на него внимания. Иногда ему казалось, что во взгляде и словах Минервы проскальзывает нечто большее, чем просто уважение и дружеская признательность, но она не делала никаких шагов ему навстречу, и тогда он уверял себя, что просто выдает желаемое за действительное.

Несколько раз Эл попытался сходить на свидания, но, как и в юности, они не принесли ему ничего, кроме разочарования. Тогда, много лет назад, он утешал себя тем, что у него еще много времени, чтобы встретить ту единственную, но годы шли, в его волосах начала появляться проседь, а идеальную девушку он так и не встретил. Эл винил себя в том, что слишком требователен и сам лишает себя возможности обрести любовь, но разве мог он притворяться, будто готов мириться с невежеством или вульгарностью? Уж лучше было оставаться одному. Так потихоньку черствело его сердце, но встреча с Минервой все перевернула.

В день, когда он позвал её в свой кабинет, чтобы предложить повышение, Минерва была особенно хороша. Она всегда собирала волосы в изящный низкий пучок, очень аккуратный, но иногда небольшие пряди все-таки выбивались и падали ей на лицо. В эти моменты Эл еле удерживался от того, чтобы мягким движением не убрать их ей за уши и не притянуть её в свои объятия. Сегодня был как раз такой случай.

Минерва, кажется, догадывалась, зачем он её позвал, и выглядела смущенной, когда Элфинстоун начал говорить:

— Ты знаешь, Минерва, что у нас в отделе освободилось место моего заместителя. Я мог бы предложить эту должность тому, кто уже много лет служит под моим началом, но все-таки считаю, что срок службы — не самая главная характеристика, чтобы только на нее опираться при назначении. Намного важнее — ответственность, аналитический склад ума, справедливость и человечность. Мне бы хотелось, чтобы когда я уйду на пенсию, мой заместитель смог встать на мое место. Тогда бы я не переживал за то, что будет с отделом.

— Эл…

— Ты понимаешь, к чему я клоню, Минерва. Ты еще очень молода, но если все пойдет как задумано, то сможешь заменить меня в том возрасте, когда я сам стал начальником. Мне кажется, это замечательная идея. Твои характер и способности идеально подходят для руководящей должности.

— Ох, Эл!

Минерва тяжело опустилась на стул. Элфинстоун с тревогой на нее посмотрел.

— Ты не хочешь повышения? Мне казалось, ты засиделась на одном месте…

Она подняла на него печальный взгляд.

— Прости, Эл! Я не могу принять твое предложение.

Он почувствовал, как тает воодушевление внутри него.

— Я как раз собиралась поговорить с тобой… Понимаешь, мне кажется, что здесь вообще нет моего места. Время идет, а я по-прежнему чувствую себя в Лондоне чужой. Мне не нравятся шутки про маглов, которые в большом ходу в нашем отделе, и… Наверное, я выгорела, Эл. Уже много месяцев я думаю о том, что только твоя дружба держит меня здесь.

Элфинстоун молча смотрел на нее, переваривая услышанное. Минерва протянула руку через стол и нежно взяла его ладонь.

— Прости, Эл, прости. Я чувствую, что подвела тебя.

Он очнулся.

— Подвела? Нет, что ты, конечно, нет! — поспешил заверить Эл. — Я уважаю твое решение, но признаюсь, что не ожидал такого ответа… Но что ты хочешь делать дальше?

— Думала написать в Хогвартс… Может быть, из меня получится неплохой преподаватель?

Конечно, он поддержал её. Не мог не поддержать, ведь Эл так хотел, чтобы Минерва улыбалась чаще. Но все-таки для него это был тяжелый удар. Элфинстоун не готов был расставаться с Минервой, но она очень воодушевилась и в тот же день написала в Хогвартс. Уже через несколько часов ей пришел ответ — ее с удовольствием приняли бы на кафедре Трансфигурации.

Май-июль 1957 года

Минерва уехала, и Элфинстоун чувствовал, что вместе с ней его покинула та часть души, что отвечала за радость и довольство. Он ругал себя за то, что так и не решился на прощание сказать о своей любви. Вряд ли это заставило бы её передумать, но хотя бы не так больно было её отпускать. Они пообещали друг другу сохранить дружбу и теперь обменивались письмами минимум раз в неделю.

Возвращение в Хогвартс стало для Минервы глотком свежего воздуха. Горы, окружавшие замок, не давили на нее, как каменные стены многоэтажек Лондона, а напротив — дарили вдохновение. Оказалось, что, несмотря на молодость, ей легко ладить с детьми, и их успехи дарили ей такую радость, какой она давно не ощущала.

Минерва ни о чем не жалела, покидая Министерство Магии. Её комната в Хогвартсе нравилась ей намного больше, чем квартира в городе, и в свободное время она любила гулять вокруг Черного озера. Только время от времени мысли возвращались к Элфинстоуну, но намного реже, чем Минерва думала о Дугале Макгрегоре. Она злилась на себя за то, что так долго не может выбросить его из головы, но по-другому не могла. Раз за разом она представляла, как он живет без нее, и уверяла себя, что они были бы несчастны. Хранить его письма в коробке под кроватью было намного лучше, чем прятать там же волшебную палочку.

В один из теплых майских дней Минерва получила письмо от матери, где вскользь упоминалось, что Дугал женился. Его избранницей стала дочь местного фермера. И хотя к тому моменту Минерва почти убедила себя в том, что разлюбила Дугала, её сердце закровоточило с новой силой. Минерва старалась порадоваться тому, что он забыл её и продолжил жить дальше — значит, она нанесла ему не такую глубокую рану, как самой себе, но сделать это было невозможно. Тем не менее она пообещала матери, что этим летом наконец приедет в Шотландию.

Элфинстоун оказался рядом. Зная, как тяжело Минерве будет возвращаться в края, где так рано разбилось её сердце, он предложил поехать с ней. Хорошо подумав, Минерва решила, что дружеское плечо ей не повредит, и они отправились в Шотландию вместе.

Минерва знала, что будет больно, но все-таки не ожидала, что настолько. Каждая тропинка, каждый холм у дома — все было исхожено ими с Дугалом. Вот здесь он поднял её из грязи, когда они только познакомились, вот тут — поцеловал в щеку, а туда они бегали, чтобы вместе смотреть на звездное небо. Элфинстоун внимательно наблюдал за ней и видел, какой мукой отражаются в её глазах воспоминания, и это причиняло ему боль. Он отдал бы все на свете, лишь бы найти средство излечить её от этих ран.

В одну из таких прогулок они сидели на скамейке под деревом с чудесным видом на горы и молчали. Минерва вновь погрузилась в себя. Эл думал, как отвлечь её. Здесь, в Шотландии, ему начинало казаться, что она никогда не забудет своего Дугала. Спустя полчаса тишины Минерва сама подняла эту тему.

— Знаешь, Эл, — сказала она, поворачиваясь к нему, — я чувствую себя такой дурочкой.

— От чего же?

— Зачем я столько лет думаю о человеке, которого сама отвергла?

Элфинстоун слегка повел плечами.

— Так уж мы устроены. Люди не властны над своими чувствами, мы не выбираем, кого любить.

В его голосе прозвучала легкая грусть. Минерва, казалось, не заметила скрытый в словах Эла подтекст и печально продолжила:

— Я знаю, что поступила правильно. Отказ от магии точно сделал бы меня несчастной. Но все-таки я не могу освободиться от него. Почему?

— Может быть, тебе грустно от того, что вы не смогли полноценно объясниться?

— Может быть, Эл. Может быть.

Они снова погрузились в тяжелую тишину. Подумав немного, Элфинстоун добавил:

— Во всяком случае, тебе должно быть легче от того, что он отпустил тебя.

— А если нет?

— В этом ключевой вопрос. Пока ты задаешь его себе, вряд ли ты сможешь забыть его. Думаешь, он бы женился, если бы все еще любил другую?

Минерва задумалась.

— Наверное, нет… Это не в его характере.

— Тогда почаще напоминай себе об этом.

Минерва положила голову на плечо Элфинстоуна.

— Ты очень мудрый, Эл, я говорила тебе об этом?

— Теперь сказала.

— Я подумаю над твоими словами.

"Подумай, милая, — ответил он про себя. — Я надеюсь, это позволит тебе открыть сердце для кого-то еще".

Однако поездка принесла им не только грусть. Элфинстоун очень быстро и легко поладил с Робертом и Изабель. Они с пастором могли часами спорить на разные философские темы, сидя за столом после ужина, и оба наслаждались умом и обстоятельностью оппонента. Минерве доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие слушать их беседы, и в эти моменты она ненадолго забывала о Дугале. Младшие братья тоже были в большом восторге от Эла и постоянно просили его рассказать им какую-нибудь историю из практики.

Однажды, когда Элфинстоун еще не спустился к завтраку, Роберт лукаво сказал, глядя на Минерву:

— Мистер Урхарт смотрит на тебя с большой нежностью. Я был бы счастлив иметь такого зятя.

Минерва смутилась и ничего не ответила. Роберт, не знавший об истории с Дугалом Макгрегором, списал её реакцию на робость влюбленной девушки.

Так прошли две недели, а потом Эл уехал, и Минерва поняла, что его присутствие очень сильно ей помогло. Он напомнил ей, что нельзя жить бесконечными мыслями о том, как все могло бы обернуться. Теперь Минерва старалась как можно реже думать о Дугале, и иногда ей казалось, что это даже приносит плоды.

Февраль 1958 года

После Шотландии внутренняя борьба Элфинстоуна возобновилась с прежней силой. Он изо всех сил пытался перестать думать о Минерве как о женщине, сосредоточившись на том, какой она хороший друг, но не мог. Вновь и вновь его мысли возвращались к простой истине: такой, как она, он никогда больше не встретит, и нужно попытаться что-то с этим сделать.

Эл стал иногда присылать ей цветы — с невинным поводом "Чтобы ты улыбнулась", вступил в переписку с Робертом — и даже не был инициатором, на выходных приезжал в Хогсмид, чтобы погулять с Минервой по окрестностям. Она всегда так искренне радовалась ему, и в конце концов Элу показалось, что лед тронулся. 14 февраля 1958 года он решился.

Была пятница, и Элфинстоун пригласил Минерву встретиться после занятий. Поскольку впереди всех ждали выходные, она согласилась. В Хогсмиде царил ажиотаж, поэтому она ничего не заподозрила, когда он предложил ей посидеть в кафе мадам Паддифут — во всех остальных заведениях было занято. Они заказали кофе и пирожные. Вокруг сидели парочки, некоторые целовались, и Минерва чувствовала себя так неловко, что не сразу заметила странную нервозность, которая овладела Элфинстоуном, как только они вошли в кафе. Чтобы отвлечься от окружения, она завела разговор о Хогвартсе, но Эл слушал вполуха, рассеянно крутя в руках кружку. В конце концов, когда Минерва уже собиралась спросить, что происходит, он выпалил, с волнением глядя ей в глаза:

— Прости, я сегодня рассеян, но мне очень нужно поговорить с тобой кое о чем.

— Что-то случилось? — встревожилась Минерва.

— Случилось. То есть нет. То есть да. Я…

Минерва с удивлением на него смотрела. Она никогда не слышала, чтобы Элфинстоун мямлил. Он глубоко вздохнул и заговорил, стараясь не прерываться:

— Мы знакомы уже четыре года, Минерва. Я знаю тебя, а ты хорошо изучила меня. Наверняка ты догадываешься о том, что я хочу сказать тебе… Нет-нет, не перебивай, пожалуйста, иначе я собьюсь, а я должен договорить. Я знаю, что старше тебя в два раза. Мне сорок лет, а ты молода и прекрасна, у тебя вся жизнь впереди. На что тебе такой старый закоренелый холостяк, как я? Но все-таки я подумал, что могу вылечить твое сердце. Я люблю тебя почти с первой минуты знакомства, Минерва, и мне кажется, судьба не зря свела нас вместе. Выходи за меня, и я отдам все на свете, только бы ты навсегда забыла свои печали. Я буду беречь тебя, обожать тебя и любить так, как ты этого заслуживаешь. Ты не пожалеешь, Минерва, обещаю тебе.

С этими словами он достал из кармана кольцо и протянул ей, с надеждой вглядываясь в её лицо. Минерва оцепенела от изумления. Хотя она догадывалась о чувствах Эла, но была уверена, что он смирился с ролью друга. Её сердце сжалось от сочувствия.

Элфинстоун все понял по её взгляду. Рука с кольцом бессильно упала на стол. Глаза Минервы наполнились слезами.

— Прости меня, Эл. Я не хотела давать тебе ложных надежд, и если где-то мое поведение было неосмотрительным, то вовсе ненамеренно, поверь.

— Ты всегда вела себя безупречно, — тихо ответил Элфинтоун, убирая кольцо обратно в карман мантии. — А я… Я догадывался, что ты можешь ответить именно так, но все-таки обязан был попытаться.

Минерва прикусила губу, чтобы не расплакаться. Эл увидел это, и ему стало стыдно.

— Не плачь, Минерва, пожалуйста, не надо, — мягко сказал он, собирая в кулак всю свою волю. — Я не хотел тебя расстроить. Если тебе неприятен этот разговор, давай забудем о нем, хорошо? Я не хочу терять такого друга.

Она с благодарностью на него посмотрела.

— Спасибо, Эл! Мне правда очень жаль… Пожалуйста, не подумай, будто я отказываюсь потому, что ты недостаточно хорош для меня. Ты замечательный! Я люблю тебя всем сердцем, но… Мне кажется, что после той истории я стала эмоциональной калекой. Ты заслуживаешь намного большего.

Он не стал спорить, хотя кое-что подметил в её отказе: Минерва сомневалась в себе, а не в нем. Это породило в его сердце надежду, что рано или поздно все может измениться.

Остаток вечера они провели в неловких попытках завести нейтральный разговор, но оба понимали, что это невозможно. В конце концов Элфинстоун проводил Минерву в замок, и они расстались, оба находясь в полном смятении.

Июль 1965 года

Несмотря на этот эпизод, Элфинстоун и Минерва сохранили дружбу. Неловкость, возникшая вследствие его предложения и её отказа, постепенно сгладилась, и они снова смогли встречаться с прежней теплотой. Еще несколько раз они вместе ездили в Шотландию, и Элу показалось, что её чувства к Дугалу Макгрегору наконец окончательно остыли. Тогда он снова попытался завести разговор о браке, но Минерва мягко отказала ему, сказав, что пока не готова к такому серьезному шагу.

Юношеский максимализм действительно прошел, и теперь Минерва могла более трезво взглянуть на свое прежнее поведение. Многолетняя отчаянная любовь к Дугалу Макгрегору начинала казаться сном. Его письма по-прежнему вызывали волнение в ее сердце, но она уже не так отчетливо помнила его голос, улыбку и лицо. Из писем матери она знала, что у него родилось трое детей, но это почти не уязвило её.

Оглядываясь назад, Минерва понимала, что слишком долго страдала по человеку, которого знала всего три месяца. Она все реже вспоминала о нем, целиком погружаясь в работу. Минерва любила Хогвартс, ей доставляло удовольствие наблюдать, как юные волшебники становятся сильными магами, и нравилось думать, что она приложила к этому руку. В той, другой жизни она могла бы ухаживать за скотом и рожать детей — совсем не та перспектива, о которой она мечтала, будучи маленькой. Такие мысли тоже дарили облегчение.

Минерва сама не до конца понимала, почему вновь отказала Элфинстоуну. Это был самый близкий для нее человек, которого она действительно любила. Возможно, она боялась, что брак может все разрушить. Сейчас их отношения были идеальными, но вдруг все изменилось бы после свадьбы? Минерва привыкла к свободе, к тому, что может сама руководить своей жизнью и принимать решения, ни с кем не советуясь. Вдруг Элфинстоун захочет отнять у нее эту свободу? Не из злости, нет, а потому, что мечтает оберегать её?

Эти мысли тревожили Минерву, и пока одиночество еще не начало давить на нее своей холодной пустотой, она предпочитала оставлять все как есть.

Сентябрь 1975 года

Осень, которая навсегда разделила жизнь Минервы на "до" и "после", наступила в 1975 году. В магической Британии наступили темные времена. Волан-де-Морт набирал сторонников, убивал тех, кого считал неугодным. Погибли и младшие братья Минервы — Малькольм и Роберт. Известие застало её прямо на уроке, и ученики еще не скоро забыли крик, который вырвался из груди профессора Макгонагалл при прочтении ужасного письма.

И Малькольм, и Роберт служили в Министерстве Магии. Они продолжали близко общаться с Элфинстоуном, и он любил их, как собственных сыновей. Почти все заботы об их погребении Эл взял на себя — Минерва была совершенно разбита, а её родители слишком стары. Смерть мальчиков, как они продолжали называть Малькольма и Роберта, хотя те давно уже обзавелись собственными семьями, очень сильно подкосила их, и они ненадолго пережили своих детей.

Только поддержка Элфинстоуна помогла Минерве пережить все эти события. Он постоянно был рядом, забывая о собственных делах, решал все вопросы и находил время, чтобы утешить племянников и племянниц Минервы, которые, оставшись без отцов, искали облегчения у любимой тети.

— Не знаю, что бы я делала без тебя, Эл, — сказала однажды Минерва, когда они медленно брели по главной улице Хогсмида, где только что посадили детей в "Ночной рыцарь". — До сих пор я еще не успела сказать, как сильно тебе благодарна.

— Да брось, ты же знаешь, что твои родные для меня — как собственная семья, — ответил Элфинстоун.

Минерва посмотрела на него с нежностью. В последние годы они виделись не так часто, как раньше, но он по-прежнему время от времени навещал её, и они регулярно переписывались. Его черные волосы окончательно побелели, лицо избороздили морщины, но она все еще видела в нем того сильного энергичного мужчину, под началом которого трудилась в Министерстве Магии двадцать лет назад.

Элфинстоун вдруг остановился и серьезно посмотрел на Минерву.

— Скажи только одно слово, и твоя семья действительно станет моей тоже. Все эти годы ничуть не изменили моих чувств, и я по-прежнему люблю тебя.

— Эл… — Минерва осторожно взяла его за руку. — Спасибо тебе за эти слова, но сейчас не самое подходящее время для такого разговора. Я не могу пока об этом думать.

— Понимаю, — кивнул он и, мягко высвободив руку, пошел дальше.

Минерва не стала его останавливать, понимая, как больно сделала ему в очередной раз.

Июль 1978 года

После смерти Роберта и Изабель дом Макгонагаллов пустовал большую часть времени, но на летние каникулы Минерва обязательно туда приезжала. Несмотря ни на что, здесь она чувствовала тепло, к тому же на несколько недель к ней обязательно присоединялись дети Малькольма и Роберта. Окрестности давно уже не вызывали у нее прежней горечи, и Минерва с удовольствием гуляла вместе с племянниками, которые обожали Шотландию не меньше её.

В тот год, приехав в родительский дом, Минерва случайно узнала о смерти Дугала Макгрегора. Это поразило и опечалило её, ведь он был старше всего на пару лет. С момента, как Дугал сделал ей предложение, прошло больше двадцати пяти лет, и Минерва с удивлением думала о том, как быстро пролетели эти годы. Вот ей только восемнадцать — она молода, наивна и полна надежд, а вот уже за сорок — и у нее нет ни семьи, ни своих детей, только работа, племянники и морщины на лице.

Была ли она счастлива все это время?

Минерва перебирала в памяти события своей жизни, оценивала их, словно на весах, и пришла к выводу, что была. В конце концов, не все в мире упирается в семейное счастье — теперь уже она вряд ли когда-нибудь выйдет замуж, но зато у нее есть близкие люди и то, что её вдохновляет — магия.

После последнего отказа Элфинстоун больше не предлагал ей руку и сердце, и Минерва сожалела, что не объяснила ему в полной мере, почему сказала "нет" тогда. Время расставило все по своим местам — смерть Дугала словно освободила её, очистила мысли, и теперь Минерва наконец поняла, что никто другой не смог бы сделать её счастливой, кроме Эла. Её дорогого Эла, который столько лет был рядом, поддерживал её и любил, ничего не требуя взамен. Сразу после гибели братьев она не могла думать о себе, но сейчас…

В этот раз Элфинстоун не смог поехать с ней в Шотландию. Он вышел на пенсию и теперь активно занимался своим здоровьем. Минерва чувствовала, будто рядом не хватает чего-то очень важного. Она все чаще представляла, как они завтракают и ужинают вместе, как тихо играют в волшебные шахматы после тяжелого рабочего дня. Они могли бы завести собственный дом и садик, и ей больше никогда не пришлось бы грустить в одиночестве в маленькой комнатке за кабинетом трансфигурации.

Минерва думала об этом, но не решалась сказать вслух. Ей казалось, что она упустила свой шанс, и Элфинстоун в своих письмах не давал ей повода усомниться в этих мыслях.

Ноябрь 1981 года

Падение Темного Лорда стало для Минервы личным праздником, хоть и невероятно горьким. Она прекрасно помнила и Джеймса Поттера, и Лили Эванс. Их смерть вызвала в её душе целую бурю эмоций, и она долго плакала, когда услышала об этом. Вместе с тем впервые после гибели братьев она испытала облегчение — можно было не бояться больше, что её племянников тоже убьют.

Эл чувствовал, в каком смятении Минерва находится после этих новостей, и предложил навестить её прямо в разгар семестра. Чувствуя, как ей необходимо выговориться, Минерва согласилась, и он приехал.

Элфинстоун остановился в Хогсмиде. В последний раз они виделись несколько месяцев назад. С каждым годом их живые встречи разделяло все больше времени, и это печалило его. Иногда Элу казалось, что Минерва просто больше не нуждается в нем, а Минерва то же самое думала про Эла. С возрастом им становилось все труднее говорить открыто о своих чувствах, и это немного отдалило их. Поэтому первый разговор был несколько сухим, но постепенно каждый из них оттаял, и все вернулось к прежней душевности.

Эл все еще считал, что Минерва невероятно красива, но три отвергнутых предложения сделали его очень осторожным. Иногда, пока они гуляли вокруг Черного озера, она смотрела на него с такой задумчивостью, что в его сердце все-таки начинали оживать прежние надежды. Однако никаких других знаков Минерва не подавала, и тогда Эл снова думал, что ему все померещилось.

Тем временем Минерва ждала. Она не привыкла говорить о любви и теперь не знала, как дать ему понять, что наконец готова серьезно обсудить брак. Так прошло несколько дней, и однажды в воскресенье, когда они гуляли вокруг Черного озера, Минерва все-таки решилась. Стояла слякоть, и они с Элфинстоуном держались под руки, чтобы легче было идти.

— Знаешь, Эл, — сказала она, — совсем скоро исполнится тридцать лет с момента нашего знакомства, а ты все так же помогаешь мне держаться на плаву, как в первые дни в Лондоне.

Он улыбнулся.

— Мне захотелось быть рядом с первой минуты, как я увидел тебя.

Сердце Минервы забилось быстрее.

— Я всегда ценила это, Эл. Может быть, редко говорила тебе, но у меня никогда никого не было дороже тебя. С возрастом я стала понимать это все отчетливее.

Элфинстоун остановился и посмотрел ей в глаза.

— Зачем ты говоришь это сейчас, Минерва? Ты знаешь, как я отношусь к тебе, и если это просто дружеские слова поддержки, то ты глубоко ранишь меня.

Она почувствовала, как краснеет, словно школьница, и тихо ответила:

— Нет, Эл, это не просто дружеские слова.

Эл впился в нее взглядом, пытаясь разгадать, лукавит она или, может, шутит над ним, но Минерва выглядела на редкость серьезной. В её глазах он впервые увидел странную, непривычную робость, и его сердце замерло.

— К чему ты ведешь этот разговор, Минерва? Ты хочешь стать моей женой? Правда хочешь?

— Больше всего на свете, — ответила она, и Эл увидел слезы, которые выступили у нее при этих словах.

Горло его сжалось, и он тоже почувствовал влагу на глазах.

— А ты, Эл? Ты еще хочешь жениться на мне? Я измучила тебя. Я заставляла тебя быть рядом все эти годы, зная, как ты относишься ко мне. Ты простишь меня? Я пойму, если ты давно уже не думаешь обо мне…

— Ах, Минерва! Разве тебя можно разлюбить? Ты — самое большое сокровище моей жизни.

Она, наконец, не выдержала и разрыдалась. Элфинстоун поспешил заключить её в свои объятия, вкладывая в них все то, что копилось в нем эти двадцать семь лет.

— Ты будешь очень счастлива, Минерва, обещаю тебе, — прошептал он ей на ухо. — Ты будешь очень счастлива.

И она поверила, что Эл говорит правду.

* * *

Они поженились через два месяца после этого разговора. Свадьба была очень тихой. На ней присутствовали племянники и племянницы Минервы, Альбус Дамблдор и один из близких друзей Элфинстоуна.

Эл купил домик в Хогсмиде, и теперь они могли проводить вместе все свободное время. Мечты Минервы о садике сбылись, и она с удовольствием копалась в грядках по выходным, когда ей не нужно было находиться в Хогвартсе. К ним в гости часто приезжали дети Малькольма и Роберта, которые много шутили о том, как долго Минерва и Эл соображали, что предназначены друг другу судьбой. Они были искренне счастливы за эту пару.

Это были самые счастливые годы в жизни Минервы. Засыпая вечером в объятиях Эла, она жалела только об этом: что не приняла его предложение в первый раз 14 февраля 1958 года.