Очень глупо, если точнее (гет)

Заходя в комнату, она всегда улыбалась широко и открыто, но не мне, а самому факту ее нахождения здесь, в благодарность всем присутствующим. В ответ те привественно растопыривали пальцы, приподняв ладонь вверх, задерживая в воздухе на секунду; дань традиции — показывали, что в руке у них нет оружия.

— Женечка, привет, — безлико говорила она, садясь рядом, повернув в мою сторону не лицо целиком, а будто бы только рот.

— Привет, — клал я ей руку на плечо. Она не замечала этого.

Кроме нее Женечкой меня называла только бабушка, когда мне было лет шесть. Я не знал, как к этому относиться: с одной стороны было немного странно, а с другой… Иногда просто хотелось побыть Женечкой, вот и все.

Остальные не заморачивались. Только Юра, лучший из моих немногочисленных друзей, выделялся из толпы. «Евгений?» — нахальным взглядом исподлобья смотрел он на меня, играя бровями в сторону девушек, которых замечал на каждом углу, призывая к действию.

Иногда я задумывался над тем, чтобы подарить Юре очки без диоптрий, или без стекол, или темные, круглые, как из фильма «Леон», чтобы каждый раз, нахально глядя исподлобья, для пущего эффекта он мог опускать их на середину носа и придерживать кончиками пальцев за тонкую дужку. За два года нашей дружбы я задумывался об этом минимум десять тысяч раз — примерно столько нахальных взглядов бросил на меня Юра за это время, примерно столько девушек успешно прошли сканирование в его внутреннем центре оценки женской внешности. Вычислительная мощность этого центра поражала воображение, потому что по огромному количеству критериев он пробегался всего за секунду. Секунды хватало на то, чтобы после появления в поле его зрения какой-нибудь женской особи лицо Юры приняло нахальное выражение, а в голове выстроился план.

С Лёлей, конечно, все было абсолютно так же. С одним исключением: в этот раз я с удивлением для себя действительно посодействовал его плану и даже заговорил с ней. Предыдущие десять тысяч раз не хотелось, а тут — на тебе. Было немного странно.

— Ой, Женечка, — беззаботно улыбнулась она, узнав мое имя, — расскажешь мне тут все, я ж не умею ничего.

— Да мы уже начинаем через две минуты, — пробормотал я в ответ, — не успею рассказать. Ты лучше одну партию посиди, понаблюдай.

По вторникам мы всегда играли в «мафию» в этом кафе, и один из вторников вдруг ознаменовался прибытием Лёли. Она прочитала про нас где-то в интернете и пришла просто так, неподготовленная, ничего не знающая, но свято уверенная в том, что все получится с первого раза.

Юра мгновенно приметил ее, неуверенно мнущуюся вдали у нашего стола, подскочил, поприветствовал и усадил рядом. А затем почему-то переложил на меня обязанность — или честь — помочь ей.

Я успел сказать всего несколько слов, как вдруг из-за угла вынырнул ведущий, на ходу мешая карты, и начал вещать. Все замолкли. За пределами этого стола он, конечно, был нашим обычным другом, но когда становился ведущим игры… Уважение к нему возрастало до небес. Мне тоже пришлось замолчать. Украдкой я глянул на Лёлю, наблюдавшую за процессом раздачи карт. Лицо ее было ужасно сосредоточенным.

У нас, конечно, ничего не получилось, а она, как я и думал, ничего не поняла. Но спустя месяц, после четырех вечерних встреч за этим столом, Лёля уже неплохо ориентировалась в игре, а я — в Лёле. Так это и началось.

* * *

Она всегда садилась рядом, а я принимал это на свой счет. Поглядывал на нее иногда, наблюдал. Рассматривал две растрепавшиеся светлые косички на ее виске, огибающие ухо и тянущиеся до самой шеи, где волосы заканчивают свой рост. Напротив нас садился Юра и тоже смотрел на нее. А затем, после игры, втроем мы по два часа ходили по тихим дворам, рассказывали о себе, хотя я в основном только спрашивал Лёлю о ней. Она говорила открыто даже о личном. О том, как после развода мать решительно упорхнула устраивать личную жизнь, оставив Лёлю на попечение бабушки, у которой из всех правил было только соблюдение тишины после восьми вечера. О том, как она на самые плохие оценки заканчивает первый курс института и ни капли об этом не беспокоится, потому что пошла учиться просто для того, чтобы подольше не искать работу. О том, как рада, что встретила меня и Юру, ведь в группе с ней училось еще тридцать девчонок.

Мы топтали дорожки этого района сначала каждый вторник, а затем все чаще — и задерживались все дольше. Лёля шла между нами, зацепившись руками за наши локти, и беспрерывно о чем-то говорила, говорила, говорила. Юра шутил свои странные шутки, я пытался просто быть остроумным, а Лёля смеялась над каждой мелочью, балансируя на бордюре или обрывая цветок с куста шиповника.

Параллельно с этим начиналось лето.

Побывав в каждом уголке города, мы до полуночи начали засиживаться у нее дома, а затем, оставив ее, наконец, одну, вдвоем с Юрой по полтора часа пешком шли до своих домов, потому что автобусы давно уже спали в автопарках. Еще два часа после нашего ухода Лёля кидала в наш общий чат смешные видео с собаками, а затем желала спокойной ночи и пропадала максимум на пять часов.

В один из таких вечеров у нее дома Лёля вдруг буднично сказала:

— Ой, да оставайтесь, куда вы пойдете сейчас.

— Домой, — неуверенно возразил я.

— Ты безумец, если отказываешься от такого предложения, — сказал Юра, тут же падая обратно на диван, с которого мы только что поднялись.

— Вот-вот.

Лёля упала рядом с ним, схватив меня за футболку и утянув за собой. Опять она оказалась зажатой между нами, в такой уже привычной позе. Я повернулся на бок, подпирая голову рукой, придавая своему голосу уверенности, прогоняя из него внезапно появившуюся нервную дрожь, спрашивая:

— И чем мы будем заниматься?

Лёля приняла такую же позу, поворачиваясь ко мне, карикатурно изображая каждое мое движение.

— Переводить наши отношения на новый уровень, конечно.

Я приподнял брови. Руки слегка похолодели.

— Например, как?

— Ну как, — сказала Лёля, откидываясь обратно на жесткую подушку дивана, — не знаю, поцелуйтесь, наконец.

Мы с Юрой переглянулись. Он сначала ухмыльнулся, а затем рассмеялся — негромко, правило «не шуметь» все еще действовало.

— Мне кажется, ты кое-что перепутала при анализе наших предпочтений, — сказал он мягко и иронично одновременно.

— А ради меня? — с улыбкой протянула она. — Очень пожалуйста?

— Ну, тогда нужно какое-нибудь условие. — Юра посмотрел на меня, вздернув бровь. — Например, сначала ты поцелуешь Евгения, а потом мы что-нибудь решим.

Лёля посмотрела на меня слегка заинтересованно, будто примериваясь.

— Что думаешь, Женечка?

Смятение и абсурдность заполняли эту комнату до самого потолка, так что я, подумав, ответил:

— Я могу, в принципе.

Она усмехнулась и без промедления приблизила свое лицо к моему, а затем чмокнула в губы. Целомудренно, легкомысленно, ни к чему не обязывающе.

— Не считается, — сказал я через пару секунд. — Или мы сделаем то же самое.

Юра закивал, поджав губы:

— Подлежит обжалованию.

Несколько мгновений Лёля колебалась, будто смущаясь, а потом повторила свое движение. Она прикоснулась своими губами к моим, слегка приоткрывая рот, и вот теперь это было похоже на такой поцелуй, который можно было бы считать настоящим. В ответ я провел по ее губам языком, но после этого она быстро отстранилась.

Что было дальше с Юрой, мне очень не хочется вспоминать, но Лёля была практически в восторге.

— Ни разу не видела этого вживую, — прохихикала она.

Я дернул уголком губ.

Спали мы поперек дивана, в той же раскладке.

Часов в пять утра я проснулся от какого-то шевеления рядом. Разлепив глаза, стараясь что-то увидеть сквозь утреннее солнце, преодолевающее шторы с таким успехом, будто их вообще здесь не было, я увидел Юру, сжимающего Лёлю в своих руках и целующего ее. И решил ничего не говорить.

Через час Лёлина бабушка начала греметь кастрюлями, но не разбудила никого из нас, потому что никто и не спал. Я лишь пытался заснуть, но слишком отчётливо слышал всё происходящее рядом. Злость и разочарование заполняли меня с головой, но почему-то я никак не мог обозначить свое присутствие, заставить их прекратить, выбросить эту картинку из головы — то, как Лёля закинула на него свою ногу, а он гладил ее по обнаженному бедру.

Юра прекрасно знал, как обращаться с девушками, не то что я со своим скудным опытом. У него всегда было по несколько девушек сразу, а когда одна из них узнавала об этом, он быстро находил ей замену. Они тянулись к нему, как мотыльки на лампу, прилипали и теряли голову в два счета, а Юра отбивался от них, сравнивал, выбирал. Ничего удивительного в этой ситуации не было, я должен был чего-то такого и ожидать, но реальность слишком резко выбила меня из колеи.

Ещё через полчаса громко хлопнула входная дверь, а я дернулся и резко сел, будто проснулся от резкого звука, а не просто нашел повод подняться.

Лёля вздрогнула и выпала из объятий Юры в объятья жесткого дивана, прокашливаясь.

— Бабушка на рынок, наверное, пошла, — неуверенно сказала она, но голос ее был бодрым и ровным. Мне показалось, что за ним скрывалось какое-то смущение.

Повисла пауза. Юра лежал молча, и краем глаза я видел, что он улыбается. Мы полежали еще немного, прежде чем встать и пойти на кухню, где на плите стояла большая кастрюля, но Лёля не притронулись к ней — вместо этого она молча пожарила яичницу и, только закончив и сев с нами за стол, сказала:

— Такой мне сон интересный приснился.

Я ковырял еду вилкой и не хотел ничего спрашивать.

— Ага, мне тоже, — ответил Юра.

Они переглянулись.

Мы не обсуждали с ним это. Я не знал, что сказать, и был не готов прекращать эти встречи из-за такой глупости, хоть теперь что-то и грызло меня изнутри незаметно, но очень настойчиво.

* * *

Иногда Лёля ненавязчиво — как ей казалось — спрашивала меня про Юру. Интересовалась какими-то мелочами, которые лучше было бы спросить у него самого, но было слишком неловко показывать повышенный интерес. То, насколько сильно ей было это нужно, вызывало у меня ревность и какую-то жалость. С Юрой мы никогда не обсуждали ее. Когда мы были не вместе, ее будто не существовало. Треть своей жизни я занимался такой же игрой в одни ворота, но эта ситуация все-таки выделялась из общей череды неудач. Иногда я думал о том, что когда Лёля поймет, что Юра заинтересован в ней не так же сильно, то, может быть, переключится на меня.

Она постоянно звала нас к себе. Никаких намеков на «перевод отношений на новый уровень» больше не было, все оставалось как есть — но «как есть» все еще включало наши многочасовые бессмысленные лежания на диване в обнимку, с Лёлей в центре и с ноутбуком на ее коленях, где мы смотрели «Друзей» по второму кругу, а после двух серий выключали их и разговаривали до темноты.

В темноте все ощущалось в десять раз интенсивнее. В темноте хотелось всего и сразу, без причин и последствий. Но когда я начал гладить Лёлю по руке, а она не возразила, всё стало только непонятнее и сложнее. Нужно было как-то снять напряжение внутри, но с каждой секундой пружина сжималась все туже.

— Значит, так можно было? — спросил я, поглаживая ее предплечье, кончиками пальцев поднимаясь к шее.

— Конечно, иначе ты бы уже не жил, — ответила Лёля и улеглась поудобнее. Ноутбук на ее коленях чуть покачнулся. Что произошло на экране за последние десять минут, я не смог бы сказать, даже если бы очень захотел. Что-то смешное, наверное.

Слева от нее, как обычно, лежал Юра. Лёля взглянула на него внимательно, в течение нескольких секунд не отрывая взгляда. Я бы, наверное, давно растерялся от такой пронзительности, а он вынес пытку с легкостью.

— А ты? — наконец спросила Лёля спокойно, будто не отдавая предпочтения ни одному из возможных ответов. Но по тому, как напряглось ее тело, было понятно, что единственным правильным вариантом будет «а я присоединюсь прямо сейчас».

Юра кашлянул, приподнялся, аккуратно взял ноутбук с ее колен и отставил подальше, не поставив серию на паузу — поэтому наши последующие действия иногда сопровождались закадровым смехом.

— А что я? — спросил он с улыбкой, приближая к ней лицо, и со стороны я увидел, как расширились ее глаза.

— Может, ты тоже хочешь… Что-нибудь такое.

Она взяла его за руку и положила его ладонь на свою правую грудь. Юра хмыкнул, а я поперхнулся воздухом, видя, как пальцы мгновенно сжались в, наверное, привычном для него жесте — и думая о том, как это ощущается.

— М-м, — одобрительно промычала Лёля, подаваясь навстречу. В это время я перенес руку на ее живот, легко поглаживая поверх футболки, двигаясь к изгибу талии и той части торса, где ты как бы уже трогаешь девушку за грудь, но еще не можешь себе позволить этого в полной мере.

Пока Юра трогал ее со всё нарастающей интенсивностью и интересом, я склонился над ней и поцеловал в открытую шею, пытаясь унять вдруг подступившую дрожь, а Лёля выдохнула громко и выгнулась мне навстречу.

— Ох, наконец-то что-то интересное, — с улыбкой усмехнулась она, в конце фразы сбиваясь на ещё один вздох.

— Могла бы сама начать первой, чего ждала? — возразил Юра, и в этом голосе отчетливо промелькнули те самые нахальные нотки, какие обычно предназначались мне. Его рука скользнула на Лёлино бедро и сжала сквозь ткань джинсовых шортов.

— Я привела вас в свою кровать, куда уж первее.

Я целовал ее шею все напористее, а ей с каждой секундой, кажется, говорить было все труднее.

— И то правда, — сказал Юра. На этих словах он опустил руку между ее ног, провел вверх и вниз, а у меня вдруг от одной мысли, каково это — трогать ее так, зазвенело в ушах.

Лёля ухмыльнулась и снова вздохнула, а затем повернула лицо ко мне, целуя в губы — неожиданно, удивительно, просто прекрасно. Я обнял ее ладонью за шею, а она прижалась ко мне еще ближе. Я чувствовал ее влажный язык, прикасающийся к моему, а ещё то, как она поднимала и опускала бедра навстречу руке. Несомненно, Юра все делал идеально.

Через пару минут она оторвалась от меня, и взгляд ее был расфокусированным, будто пьяным. Юра тоже остановился и посмотрел на нас.

— Ну что, — обратился он ко мне, — ты вверху, я внизу?

«Я везде, а ты за дверью», — хотел бы ответить я, но вместо этого просто кивнул.

Лёля поменяла положение в пространстве и легла вдоль дивана, как обычно делают все нормальные люди. Юра разместился у нее в ногах, я же лег рядом, снова целуя в шею, а затем услышал тихий шорох снимаемой одежды — это он стащил с нее шорты, кажется, вместе с бельем, и теперь примеривался, пристраивался, поглаживая ладонью между ее ног. Лёля дергалась, хихикала и вздыхала, прижималась ко мне, а я краем глаза наблюдал за движениями Юры, не закрывая глаза полностью даже во время поцелуев — тех, которых так хотел и ждал, будто следил за подозрительным типом, который вот-вот что-то украдет у меня.

Когда он опустил голову, пробуя ее на вкус, я почувствовал, что кража произошла. Лёля застонала негромко и сразу впилась мне в губы — то ли ей просто так больше нравилось, то ли чтобы просто не наделать лишнего шума. Снизу доносились странные звуки — я взглянул туда и увидел, как Юра, закрыв глаза, вылизывал ее, точно заправский порноактер — ритмично, качественно, даже возбуждающе, хотя диссонанс ото всей этой ситуации все еще заполнял мою голову. Но нарушать ход вещей было нельзя. Лёля тихонько постанывала мне в рот, обнимая меня за шею, и с каждым движением эти стоны становились все более отчаянными. Я запустил руку ей под футболку, навис сверху и попытался расстегнуть лифчик одной рукой, не прерывая поцелуя, но спустя провальные пару минут признал поражение, оторвавшись от Лёли и пробормотав:

— Блин, не получается…

Юра, услышав это, вдруг поднялся и подполз к нам, отстраняя мою руку, яростно целуя Лёлины губы — видимо, и он был изрядно возбужден, — запустил свою руку ей за спину, несколько секунд пошевелил пальцами, а затем, хрипло сказав: «Учись», вернулся на свое прежнее место.

«Учиться», конечно, было бы полезно, но в этот момент мне отчетливо захотелось скинуть его хотя бы с дивана — о другом думать было бесполезно и, в принципе, незаконно. Поэтому я просто вернул руку Лёле под футболку и под свободно теперь болтающийся лифчик, сжал идеально уместившуюся в ладонь грудь и снова чуть не задохнулся от ощущений. Когда кто-то нравится тебе слишком сильно, два месяца ожиданий могут показаться вечностью. Мне они казались чем-то вроде четырнадцати миллиардов лет, а теперь это время отматывалось назад, возвращаясь к точке сигнулярности и выбивая меня из реальности. И это я даже еще не раздевался сам.

Лёля целовала меня сама со всё усиливающимся напором, вздыхая, постанывая, пока я пальцами играл с ее сосками и терся о ее бедро, не в силах выбросить из головы те картины, которые имели место там, внизу, где Юра, его язык и пальцы делали с ней то, что никогда не собиралось доставаться мне.

Через несколько минут она выгнулась и задрожала, длинным выдохом заполняя тишину комнаты, а затем, еще подрагивая в течение нескольких минут, лежала неподвижно и глупо улыбалась в пустоту.

* * *

Больше такого не случалось.

Юра будто бы бегал от личных контактов с ней. Мы вдруг стали все реже заходить к ней домой, а когда это все-таки случалось, на все поползновения в его сторону он реагировал полным игнором, будто не замечал, что Лёля чуть ли не с ногами пытается залезть на него каждый раз. Мы уходили намного раньше полуночи и не говорили о ней еще усиленнее, а она все чаще писала мне лично, а не в наш общий на троих чат. Затем она стала звать только меня, раз уж других возможностей не было.

«Секс по дружбе» казался унизительным, но что-то мазохистское внутри меня все же было радо. Лёля была практически моей, а то, что разум ее был занят другим, когда-нибудь бы изменилось.

— Почему вы больше не вместе приходите, а? — спросила она однажды. Это было сказано так буднично, но в то же время слишком траурно для обычного вопроса. Когда полуголая девушка в постели с тобой вдруг расстроенно спрашивает про другого — это не самое ожидаемое и приятное событие в жизни.

— Юра занят, наверное, — ответил я, хотя мог бы сказать: «Он не хочет». — Они же теперь с группой репетируют постоянно.

— Променял женщину на синтезатор, — фыркнула Лёля. — Нет бы… Нет бы вот… — Она даже захлебнулась словами, а затем выпалила неожиданно, а оттого почему-то слишком больно: — Я хочу, чтобы он меня трахнул.

Она громко и горько выдохнула в потолок и замолчала. И даже тогда мне всего лишь хотелось, чтобы ей стало лучше.

— Можно попробовать его позвать, — предложил я.

Когда я звонил Юре, всё внутри меня надеялось, что он не возьмет трубку или хотя бы откажется от этого предложения. Но на прямое «приезжай сейчас, Лёля хочет тебя… видеть» он почему-то согласился, хотя, по моим наблюдениям, вообще-то не должен был.

Он пришел через полчаса — за это время Лёля так и не оделась, лежала в нижнем белье под пододеяльником и размышляла о чем-то, будто связалась с космосом и совсем оторвалась от реальности. Наверное, представляла, что наконец-то случится. Юра бесшумно закрыл за собой дверь и дошел до нас — на всю комнату горела одна лишь настольная лампа, и в этой полутьме я все равно увидел улыбку на его лице.

— Чем это вы тут занимаетесь? — спросил он.

Лёля перекатилась на живот, положила подбородок на согнутые руки и взглянула на него. Пододеяльник соскользнул с ее тела, открывая взгляду все, что она и намеревалась показать.

— Да ничем особо интересным пока, тебя ждали, — невинно сказала она, вычеркивая из жизни последние два часа, что мы провели здесь вдвоем.

Юра усмехнулся и присел на корточки около ее головы. Лёля перевернулась обратно на спину и потянулась руками к его лицу, утягивая в неправильный поцелуй, будто Человек-паук, висящий вниз головой. Юра оторвался через несколько секунд и посмотрел на меня, взглядом указал на ее бедра и спросил:

— Займешься?

Я сел у Лёли в ногах, так же, как когда-то это делал он сам, и стянул с нее трусы — теперь она была перед нами практически полностью открыта, осталось только, чтобы Юра по щелчку пальцев расстегнул ее ярко-розовый лифчик и сделал ее полностью беззащитной. Она сразу расставила ноги, перестав стесняться уже очень давно, и напористо потянула Юру на себя — тот, поддавшись, лег рядом и поцеловал ее снова, пока я несколько раз провел пальцами между ее половых губ. Она была такой мокрой, будто вылила на себя полбутылки смазки — и если одно лишь присутствие Юры творило такое, состязаться с этим не было никакого смысла.

— Как же я тебя хочу, — простонала она, потянувшись рукой к пряжке его ремня в тот момент, когда я погрузил в нее сразу два пальца.

Мы оба оказались раздетыми как-то слишком спонтанно и непонятно — и вот уже Юра пристраивался между ее ног, пока сама Лёля рукой обхватила мой член, сжала сильно и задвигалась сразу размашисто и быстро. Войти в нее у Юры долго не получалось. Он всё менял положения, переступал коленями и руками поддерживал ее под бедра, а она дышала громко и нетерпеливо, каждый раз пытаясь податься навстречу. Когда у него наконец получилось, изо рта Лёли вырвался протяжный выдох, в котором опять послышались какие-то отчаянные нотки. Она вжалась головой в диван, ее пальцы судорожно сжимались, пока Юра делал пару пробных несильных толчков внутри. Но с каждым разом амплитуда становилась все меньше, а затем он остановился совсем и вытащил член из нее. Краем глаза я заметил, что стоял тот не то чтобы каменно. Юра обхватил его рукой и начал дрочить, пытаясь вернуться в строй, а потом внимательно осмотрел по всей длине, пальцами оттянул плотное кольцо в основании презерватива.

— Не могу понять, — пробормотал Юра. — Резинка рваная, что ли… Что-то с ней не так…

Он вдумчиво рассматривал латексную поверхность презерватива, все еще двигая рукой, но член опадал все больше.

— Давай другой попробуем, — выдохнула Лёля. Голос ее дрожал от возбуждения.

— Мне кажется, я уже не смогу настроиться сейчас. Извини.

— Ничего страшного.

Юра сел на диване и стянул презерватив, осмотрел его еще раз, а потом выкинул на пол. Минуту он посидел и подумал о чем-то — Лёля продолжала меня трогать, и у меня по-прежнему стоял, но эту проблему никто не собирался решать.

И вот мы опять лежали по обе стороны от Лёли — отличием от обычного вечера было только отсутствие одежды и странная атмосфера в комнате. Лёля находилась в довольно хорошем расположении духа.

— Ну ладно, в следующий раз попробуем, — сказала она, улыбнувшись и посмотрел на Юру, — ага?

— Ага, — ответил он, поднимаясь.

Он быстро надел джинсы и футболку, а затем кивнул мне:

— Жень, на перекур пойдем?

Перекуры в нашей дружбе появились очень недавно.

— Пойдем, проветримся ненадолго.

— Я уж с вами не пойду, лень вставать, — вклинилась Лёля, хотя я был уверен, что Юра и так нашел бы причину, чтобы она с нами не пошла. — Не теряйтесь только.

Когда мы вышли из подъезда, тишину на улице прорезал только стрекот насекомых.

— И что думаешь? — спросил я, наваливаясь спиной на низкий дворовый забор с облупившейся зеленой краской.

— Да не знаю, ничего, — ответил Юра без капли сожаления в голосе. Он достал пачку сигарет из кармана, выбрал одну и неспешно поджег. — Пора прекращать это всё.

Мы молча простояли еще несколько минут. Я вдыхал в себя теплый летний воздух вперемешку с запахом дешевых сигарет и не помнил, как давно Юра вообще начал курить. Затем мы поднялись обратно в квартиру — тихонько прошли по темному коридору и оказались в чуть менее темной комнате. Юра поднял с пола свой рюкзак и сказал как-то неловко:

— Пойду уже. Домой давно пора.

Мы обменялись рукопожатием, а частично одетая Лёля, подскочив ближе, украла у него легкий поцелуй. Юра улыбнулся ушел к входной двери — ее никогда не закрывали, поэтому провожать его не было смысла. Когда послышался тихий щелчок замка, Лёля запрокинула голову, обернулась вокруг своей оси, а потом измученно упала на диван, прорычав что-то нечленораздельное. Я осторожно сел рядом и успокаивающе погладил ее по голой коленке, не вполне уверенный в причинах такой реакции и не вполне хотящий ее решать.

— Как же меня достало, — раздраженно сказала она и села, ссутулившись, поймав мою ладонь своей, — что вот так вот всегда. Хочешь для человека самого хорошего, а у него на тебя, блин, член не стоит. Образно говоря. И не образно тоже.

— Да, несправедливо, — согласился я.

— Очень глупо, если точнее.

И с этим я был согласен.

— С тобой тоже, ну, вроде нормально… — Лёля сделала длинную паузу, будто пытаясь сделать такую жалкую фразу хоть немного лучше, но затем бросила эти попытки. — Ох, Женечка, — сказала она, укладывая голову мне на плечо, переплетая наши пальцы, — мне даже жалко, что я ничего к тебе не чувствую.

Я потерся лицом о ее волосы, вдохнул их запах, а выдохнул так медленно, будто бы нормативом дыхания стал один вдох в час.

— Мне тоже.