Я был очень плохим мальчиком (джен)

«Дарагой Санта!»

Ярко-зелёные чернила, корявые и неуверенные буквы — сосредоточенно выводящего слова мальчика не смущало, что он пока ещё не умеет хорошо писать, у него была цель, и он шёл к ней.

«Я харашо вёл себя в этом году. Можна мне пажалуйста падарить сабаку?»

О собаке он мечтал весь год. Как увидел восторженно машущего хвостом голенастого щенка у Дункана, так и влюбился. Молли была потрясающей! Ласковой, игривой, весёлой, она искренне радовалась вниманию и готова была целый день напролёт бегать за мячиком.

Но когда он, захлёбываясь от восторга, рассказал о Молли родителям и попросил себе собаку, отец тут же отказал. И сколько он потом ни пытался снова завести разговор о собаке, от него лишь отмахивались, пока мама прямым текстом не велела подождать. Он был послушным мальчиком и стал ждать. Но закончилась весна, прошли лето с осенью и уже наступила зима, а родители так и не передумали.

Санта был последней надеждой.

Дописав письмо, он внимательно перечитал написанное и уверенно кивнул: он действительно хорошо себя вёл весь год, а значит, причин для отказа у Санты не будет.

Но ни под ёлкой, ни где-то ещё собака его не ждала.

* * *

«Дорогой Санта!»

Уверенные, чёткие, каллиграфически выведенные буквы легко ложились на бумагу.

Он уже не верил в Санту, но не до конца утратил надежду на чудо. Не такой открытый, как одноклассники, улыбающийся реже друзей, он носил одежду с длинными рукавами и недовольно хмурился при попытке заставить его надеть шорты. Скорее всего, писать Санте он бы не стал, но школьная учительница решила, что это отличное занятие в последний учебный день, и он не стал спорить, тем более что все остальные ученики с радостью бросились писать Санте.

«Я старался быть хорошим, — лгать Санте было бы глупостью, поэтому слова приходилось выбирать тщательно. — Можно, чтобы папа меня больше не бил?»

От вопросительного знака потянулась длинная линия, он смял лист и сунул его в карман, чтобы никто не увидел написанного. По губам скользнула горькая усмешка, странно смотрящаяся на детском лице, а затем всё исчезло, будто ничего и не было. Он спокойно достал чистый лист и написал то, что писали и другие — о желании получить приставку, съездить на каникулах в Диснейлэнд…

* * *

— Ну не упрямься! — смеясь и дёргая его за руку, требовательно восклицала Лилли в который раз подряд. — Давай, Логан, это будет весело.

Он смотрел на неё с улыбкой, поражаясь её способности всегда быть восторженной, знал, что непременно уступит, но соглашаться не хотел.

— Мы давно не дети и не верим в Санта Клауса, — наконец произнёс он с неизменной усмешкой.

— Не будь букой! — припечатала она и отвлеклась на Дункана и Веронику, уже согласившихся участвовать. — Тащите бумагу и ручки!

Пока на первом этаже поместья Кейнов взрослые шумно праздновали Рождество, на втором, в комнате Дункана, дети писали обращение к Санте.

Он смотрел на лучших друзей и завидовал им. Они были очень разными, но кое-что общее у всех них было. Лилли была такой лёгкой и воздушной, что казалось дунь на неё — и она улетит в облака, где будет со смехом кувыркаться. Дункан был спокойнее, приземлённее, но всегда легко поддавался идеям сестры и запросто мог улететь вместе с ней.

А вот Вероника была ему ближе. Добрая и немного наивная, она была самой младшей, но в то же время самой умной и внимательной. И подозрительной.

— Всё в порядке, Логан? — спросила она, заметив гримасу на его лице.

— Конечно, — неискренне улыбнулся он и по примеру остальных взял ручку.

«Дорогой Санта».

Он не знал, что писать. Помимо того, что давно не считал себя ребёнком и не верил в Санта Клауса, ему не о чем было просить. У него было всё, о чём другие могли только мечтать, но зато то, что для других было самыми обычными и естественными вещами, что нельзя было купить, или попросить, или даже украсть, — такого у него не было.

«Не уверен, что я был хорошим, — в конце концов написал он, — но если подаришь мне год без боли, буду благодарен».

* * *

Осознание, что он ненавидит Рождество, пришло внезапно. Мама всегда устраивала шикарные вечеринки, и пусть до недавнего времени его приглашали лишь в качестве декорации — «ах, это наш сын, смотрите какой милый мальчик!» — ему нравился запах хвои, да и подарки обычно радовали. И всё же в их доме Рождество всегда было неправильным.

Ему было с чем сравнивать.

В каждом доме были свои традиции, разный достаток, разные люди, но когда он смотрел на родителей своих друзей, видел одну картину — искреннюю любовь. Проявлялась та по-разному — кого-то, как Лилли и Дункана, заваливали подарками, другим устраивали день исполнения желаний, третьих душили заботой, но все они друг друга искренне любили, — и глядя на другие семьи, он неизменно ощущал свою ущербность.

Рождество — семейный праздник. Ха! Лицемерие и лживые маски! Каждое год после ухода гостей происходило одно и то же: как бы он ни старался вести себя идеально, выпивший лишнего отец брался за ремень и «объяснял», что он его позорит. Что он только ни делал, как только ни пытался избежать рождественского воспитания, ничего не помогало. Это давно стало рождественской традицией.

И этот год не обещал стать исключением. Настроение начало портиться задолго до Сочельника, но он старался это скрыть, отвлечься, заглушить мерно тикающие в голове часы, отсчитывающие время до новой порции унизительной боли, громкой музыкой, общением — чем угодно. Тщетно.

Погруженный в себя, он не обращал внимания на то, что в семье не всё в порядке — пусть мать он любил, само слово «семья» было для него пустым звуком. Мама вполне успешно подавляла волнение, отец как рыба в воде наслаждался вечеринкой, внешне всё было идеально — а затем в один миг всё переменилось.

Одна из официанток устроила скандал и пырнула отца ножом. Со всех сторон зазвучали взволнованные восклицания, кто-то звонил в службу спасения, кто-то требовал принести чистые полотенца, чтобы зажать рану… А он стоял и растерянно смотрел на истекающего кровью умирающего отца и думал о Санта Клаусе. Он не верил в бога, его не научили этому, и лишь отголоски детской веры в чудо ещё теплились где-то глубоко-глубоко в душе: Николай был единственным святым, о котором он знал, и потому сейчас все его надежды были устремлены к нему.

Не из-за шока, просто это был его шанс. Возможно, единственный.

«Дорогой Санта. Я был очень плохим мальчиком, но если ты есть, прошу тебя, умоляю, пусть отец не выживет. Мне бесконечно надоело терпеть боль».

* * *

Как и на протяжении всей его жизни, Санта проигнорировал просьбу.