Мечтая о цветах среди снежной зимы (джен)

Морозило, лед хрустел под подошвами сапог. Редкий белый снежок усыпал землю, звездочками расцвел на ветвях корявеньких редких деревьев. Сакура поежилась, поправляя малиновый плащ. Когда она уходила, в больнице Конохи работала летняя веранда и пациенты продолжали греться под солнцем, а здесь было студено.

Сакура приближалась к Ёми, промышленному городу на границе Страны Огня. Металл, генераторы, краски, некоторые лечебные мази — шли прямиком из Ёми. Неудивительно, что их послевоенный мир держался на работе Ёми.

«А ведь я тоже без Саске не могу быть — просто исчезну», — грустно подумала Сакура, и щеки обожгли слезы. Сколько бы ей ни было: одиннадцать, восемнадцать — она не перестанет любить его, пусть и безответно. Когда война закончилась, их команда объединилась. Робкая надежда поселилась в ее душе: может, теперь они отогреют сердце Саске-куна? Это были сказочные две недели: они втроем ели рамен, тренировались и заново пытались узнать друг друга. Сказка закончилась, и Саске снова ушел из деревни, будто задыхался в ней.

Он ушел, и мир будто погас для Сакуры. Еда потеряла вкус, началась бессонница. Сакура стала топить себя в дежурствах, не понимая, зачем ей жить, если Саске никогда не вернется в Коноху… никогда не вернется к ней. «Я люблю тебя, — шептала она, смотря на фотографию Саске. — Я прощу тебе всё, но не оставляй меня одну! Пожалуйста, останься… будь со мной».

Меньше чем за неделю Сакура стала бледной тенью яркой и сильной куноичи. Сенсей насильно всучил ей миссию в приграничную Ёми: заболевший директор фабрики просил лучшего иръенина для лечения. И Сакура пошла в Ёми.

«Спокойно, лобастая, — постаралась произнести она тоном Ино. — Сейчас ты должна быть в лучшей форме. Всё-таки ты ученица Цунаде Сенджу, а это многого стоит». Ободрившись, Сакура быстро зашагала вперед.

Когда на небо начала опускаться мгла, перед ней возникли ворота Ёми. Огромные, высотой более четырех метров и вылитые из темного металла, они будто скрывали за собой дорогу в преисподнюю: за ними раздавался оглушительный треск, и черный дым валил сверху. В горле засаднило, словно Сакура подавилась рыбной косточкой. На стук никто не открывал, но когда Сакура решила пройти как ниндзя, то раздался хриплый голос:

— Кто?

— Доктор из Конохи.

— Ты доктор? — голос усмехнулся, Сакура раздраженно фыркнула. — Тогда я даймё Страны Огня.

С громким скрежетом ворота открылись, и из темноты на Сакуру уставился невысокий мальчик в широком зеленом плаще. Он был болезненно бледен и худ.

— Я Харуно Сакура, доктор из Конохи, — она протянула свиток с назначением миссии, ребенок осоловело посмотрел на буквы, будто впервые увидел их. — Как тебя зовут?

— Аме, — хрипло произнес он. — Идемте, вас давно ждут, госпожа Харуно.

— Сакура, — поправила она его, — зови меня просто Сакура, Аме-кун.

Весь городок был завален серым снегом. Несмотря на высокие доходы от фабрики, городок на вид был бедным: обветшалые домишки в один этаж с прохудившейся крышей и забитыми окнами, кривые улицы, снежная каша на дорогах, а не чистые мостовые. Было поздно, но фонари еще не загорелись, лишь на горизонте краснели два огня, как глаза ёкая. К черной громадине монстра, изрыгающего клубы дыма, шла вереница карликов.

— Что это? — спросила Сакура, указывая на красные огни.

— Это наша фабрика, — с гордостью ответил Аме. — Но вам туда нельзя, Сакура. Вас ждет госпожа Изанами.

Раздался долгий звон, и карлики быстрее зашагали к фабрике. «Может, в Ёми очень много низкорослых взрослых?» — надеялась Сакура, потому что другой ответ вводил её в ужас.

Желтый особняк, в котором жил владелец фабрики, был так же неуместен в сереньком городишке, как и Сакура в малиновом плаще. Отряхнув себя от снега, Сакура и Аме вошли внутрь. Живые орхидеи, расписные шелковые свитки, певчие птицы в золотых клетках и прислуга, кривящая губы в усмешке при виде вошедших, — всё в доме господина Изанами говорило о достатке и положении владельца.

— Нам сюда, — прошептал Аме и толкнул расписную дверь.

В богато обставленной комнате пахло лекарствами. На стуле около кровати больного сидела женщина в красивом красном кимоно. Увидев Сакуру и Аме, она торопливо направилась к ним.

— Здравствуй, Аме, — мягко произнесла она. — Ты привел доктора?

— Д-д-да! Госпожа Изанами, это Харуно Сакура, она чудесный доктор.

Если ками хотели создать совершенство, они послали на землю госпожу Изанами. Лицом бела, как луна, глаза темные, черные волосы убраны в высокую прическу, украшенную красными цветами. «Красивая», — улыбнулась Сакура, наблюдая, с каким обожанием Аме смотрит на госпожу. Женщина плавным движением протянула мальчику цветную коробочку, будто достала ее с весеннего фестиваля.

— Передавай от меня привет сестренке, Аме, — мальчишка утвердительно закивал головой, краснея пуще прежнего. — Пройдемте со мной, Харуно-сан.

На расшитых подушках лежал господин Изанами. Сакура незаметно сморщила нос: она ненавидела таких пациентов. Убивают свое здоровье и требуют чудесного исцеления, громко крича о собственной важности, потрясая пачкой банкнот. «Не глупи, — приказала себе девушка. — Конохе хорошо заплатили, чтобы ты помогла этому толстосуму». Огромный живот вырывался из плена шелковой рубашки, на нем прослеживался рисунок вен, кожа господина была желтовата, а дыхание пахло чем-то неприятно пряным. Господин Изанами весь напоминал мерзкого паука с надутым брюшком и тонкими конечностями.

Рядом тихо причитала госпожа Изанами об ухудшении состояния любимого, о том, что ему трудно дышать, а Сакура смотрела на россыпь звездочек на лице и груди господина и не понимала: как такая незабвенная женщина могла оставаться с ним? С лечением-то всё обстояло просто: убрать лишнюю жидкость, наказать соблюдать диету и уйти отсюда. Это займет не больше дня, и можно возвращаться в Коноху. Но что-то зудело у Сакуры между лопаток, может, это крошечные фигурки, идущие к фабрике-монстру, больной вид Аме или бедные улицы? Она точно не знала, в чем корень зла, но решение пришло к ней.

— Это сложный случай, — начала Сакура, госпожа Изанами медленно осела на стул. — Его печень повреждена безвозвратно. Он ведь пьет? — госпожа несмело кивнула. — Смерть его печени — плата за алкоголь.

— Он… умрет?

— Нет, я уберу за три дня отек, и он сможет дышать, но вы должны понимать, что если он продолжит употреблять алкоголь, то никакой врач ему не поможет.

— Но я считала, что ниндзя-медики могут…

— Мы не ками. Чакра не может сделать многое. Не волнуйтесь, госпожа Изанами, если следовать диете, то можно достичь многого. Он обязательно поправится.

Сакура ободряюще улыбнулась женщине, та с нежностью провела ладонью по щеке господина и отошла в сторону, давая Сакуре возможность приступить к лечению.

* * *

«Хорошо, что я решила растянуть лечение: без шоу не обойдется ни один уважающий себя медик у привилегированных особ», — думала Сакура, лежа на мягкой кровати. Мокрые сапоги и плащ сохли у огня, пока девушка перечитывала справочник, завернувшись в одеяло. За окном шел снегопад, пока она грелась в тепле, а не спала под открытым небом. «А ведь где-то сейчас мерзнет Саске. Может, я встречу его на обратном пути?»

Она прикрыла глаза, представляя их встречу. Она будет в чём-то белом, да, белом! А Саске будет вначале хмуриться, а потом улыбнется ей так искренне и нежно, что ее сердце начнет стучать как бешеное! И мир расцветет вокруг них: взойдут первые цветы, ибо время зимы прошло, настала пора весны и люб…

Сакура вздрогнула, кто-то стучался к ней в окно. Это был Аме. Снег облепил его фигуру, будто вторая кожа. Сакура открыла окно и втянула мальчика внутрь.

— Снимай с себя плащ, он весь промок. Ты заболеешь.

Мальчик упорно отмахнулся от нее и сильнее вцепился в проеденный молью верх.

— Я… мне нечем вам заплатить, но вы можете посмотреть мою сестру? Она давно болеет, и я не знаю, как помочь ей.

Он был готов к отказу, она видела это, но всё равно пришел просить помощи. Разве в Ёми нет врачей?

— Эти врачи лечат только взрослых, — объяснил Аме. — До нас им нет дела. Вы ведь поможете, Сакура?

Она быстро натянула сапоги, взяла свою сумку с препаратами и улыбнулась:

— Веди, Аме.

Дети жили в одном из серых домов. Их крыша провисала под тяжестью снега, а окна закрывали мешки. В комнатах стоял мороз, небольшой очажок не мог защитить от холода, и стены с полом покрылись пеплом инея. Завернувшись в проеденное молью одеяло, спал ребенок. Услышав шаги, девочка проснулась и затараторила:

— Аме! Кто это? Она такая красивая! Как цветы от госпожи Изанами!

Крохотная, как птенчик, девочка с коротко стриженными волосами быстро трясла брата за плащ, не сводя с Сакуры восторженного взгляда.

— Я Сакура, и я доктор.

— Сакура! Какое красивое имя! Вас зовут как цветок. А я Юки! Когда я родилась, шел белый-белый-белый снег! Мама и папа мне часто про него рассказывали, но сейчас мне про это говорит Аме. Я люблю снег, но цветы я люблю больше. А какие цветы любите вы, Сакура?

Девочка тут же выхватила из-под одеяла знакомую шкатулку и бросила вверх горсть разноцветных лепестков. Цветы закружились, а Юки радостно рассмеялась, ловя их в полете. Малышка убрала маргаритку за ухо брата и широко открыла рот, касаясь розовых волос Сакуры.

— Юки, — проворчал мальчик, — дай доктору тебя осмотреть.

Девочка вытянулась по струнке, смешно выпучила голубые, как у Наруто, глаза, задержала дыхание, надув щеки. Сакура бы улыбнулась маленькому бельчонку, но ей было не до смеха. Поражение печени, почек, костей и костного мозга… Когда ее рука, наполненная диагностической чакрой, коснулась головы Юки, глаза Сакуры широко распахнулись от ужаса, и она приказала, молясь, чтобы ее догадка была ошибкой:

— Открой рот, Юки.

Зубки кривенькие, шаткие, с кариозным процессом, но страшно не это, а лиловая кайма на десне, будто смертельная змея.

— Такая змейка у многих ребят, — рассмеялась Юки, догадавшись, на что смотрит Сакура. — Мы зовем ее Сатурни. Она есть даже у Аме! Покажи ей, братишка.

Мальчик неохотно открыл рот — лиловая кайма и тут сверкнула на десне. Ужас охватил Сакуру. Однажды она читала об этом заболевании, не понимая, почему они не могут его вылечить. «Дело в том, что частицы настолько малы, что выводить чакрой их практически невозможно: себя истощишь быстрее. Мы не можем это вылечить, человек останется навсегда инвалидом, единственный выход — профилактика», — так говорила ей учитель, заставляя раз и навсегда выучить симптомы отравления тяжелыми металлами. Это чертов свинец.⁽¹⁾

— Юки, тебе не бывает сложно ходить?

Девочка задумалась и снова затараторила:

— Да, иногда я це-е-елый день кружусь, бьюсь обо все, пока Аме на работе. Еще у меня трясутся руки, и я вся трясусь, но этого я не помню, — девочка приподнялась к уху Сакуры и прошептала: — Аме говорит, будто я умираю в эти моменты.

«И он абсолютно прав, малышка. В твоей голове в тот момент сгорают тысячи нейронов. Мы зовем это эпилепсией. Я не знаю, как тебя спасти: у нас мало препаратов, чтобы лечить приступы, мы толком не знаем, что вызывает их, и большее, что мы можем сделать, — это не дать умереть во время приступа», — думала Сакура, признавая свое поражение. Но разве она имеет право сдаваться, пока глаза Аме от отчаяния прожигают в ней дыры, пока Юки погибает от короткого замыкания ее нейронов, а где-то таится свинец — змей-разжигатель, губитель жизни? Может, сейчас она не знает, как спасти Юки, но это не значит, что она не должна пытаться. Она обязательно найдет решение.

— Я совершенно здорова! Не о чем переживать. У нас много кто из ребят на фабрике дергается. Смотрите, какие цветы!

И белые, розовые лепестки закружились по комнате, как бабочки.

* * *

Шли дни: Сакура кружилась, как белка в колесе. Утром убирала отек у господина Изанами, билась над диетой, а вечером работала с детьми, сгорая от усталости. Чакры уходило, как воды сквозь пальцы. Госпожа Изанами знала о лечении девочки, часто отправляла в подарок Юки какую-нибудь мелочь, и глаза девочки загорались радостью и восторгом. Понемногу состояние Юки улучшалось, она стала больше бегать и выходить на улицу.

В Ёми наступили солнечные дни, снег таял, оставляя после себя огромные лужи, по которым прыгала Юки. Аме где-то раздобыл ветку с почками, и они с нетерпением ждали, когда она распустится. «Там будут розы! Ведь так?» — Сакура смеялась над этим, обещая отвести Юки в цветочный магазин Ино. В том, что девочка увидит Коноху, Сакура была уверена: в больнице они быстро найдут причину эпилепсии и подберут правильную терапию. Ей нужно только стабилизировать Юки и привести ее домой.

Аме вяло кивал на радостные слова куноичи, он мало верил в успех Конохи, Сакура мягко журила его за недоверие. Она не оставляла попыток узнать про работу фабрики, но мальчик упорно отмалчивался и не пускал ее ближе. Она хотела увидеть других людей, посмотреть, нет ли у них симптомов отравления, но Аме, как тень, повсюду следовал за ней, не давая ступить лишнего шага, будто сторожевой пес, а улицы были пусты, лишь вереница карликов продолжала идти к фабрике.

Она была доктором. Неправильным доктором, которому разрешили лечить одних, а остальных пациентов спрятали, боясь ее догадки. В один из дней ей пришло письмо из Конохи. Ее дом отказался брать на себя лечение Юки. За аккуратными словами наставника прослеживалось одно: денег в Конохе нет, врачей лишних тоже, и не морочь себе, Сакура, голову мыслями о массовом отравлении свинцом. Тебе заплатили за лечение господина Изанами, будь добра, вылечи его, а проблемы чужого города Коноху не волнуют.

Это был замкнутый круг: как Сакуре помочь этим детям, если они молчат и не дают ей узнать правду? Ей казалось, что вокруг нее сжимается невидимое кольцо и, что бы она ни сделала, до правды она никогда не доберется. Мысли жгли ее, не давали покоя, но в последний день ее пребывания в Ёми всё решилось. Тогда она долго сидела, пытаясь придумать способ, как лучше убрать свинец из организмов детей, а в комнату ворвался перепуганный Аме.

— Сакура! — закричал он. — Быстрее! Юки трясется и не приходит в себя.

Сакура сорвалась с места в одном платье, босая, моля ками, чтобы не было поздно, ведь если у Юки развился эпилептический статус, то без медицинской помощи она погибнет.

— Я-я-я пришел, а она трясется! — захныкал Аме. — Я звал ее, но она не отвечала!!!

Улицы пронеслись перед глазами Сакуры смазанным пятном, она быстро влетела в дом. На полу, дергаясь и изгибаясь дугой, была Юки.

Глаза девочки были закрыты, зубы скрежетали друг о друга, а в угле рта скопилась багровая пена. Будто злой бог дергал за ниточки, ломая тело девочки, превращая его в оригами. За каждым движением, спазмом стоял взрыв сотни гирлянд в мозге — необратимая смерть нейронов. Аме вскрикнул и упал на пол. «Юки!» — заплакал он, не узнавая сестру. Сакура быстро повернула голову девочки на бок.

— Не смотри, малыш!

«Ками, пожалуйста, пусть мы успеем. Дай нам время! Не дай ее мозгу сгореть», — молилась Сакура, набирая лекарство шприцем и вводя его девочке в вену. Полчаса — после мозг сгорает, и от вашей личности не останется ничего. Короткое замыкание. Она ведь купировала приступ раньше, так почему сейчас всё настолько плохо?!

Сакура повторно ввела лекарство, с облегчением наблюдая, как мышцы Юки начали медленно расслабляться. Когда девушка начала верить в счастливый конец, в дверь ворвалась госпожа Изанами. Её белое кимоно алело от крови, а голос звучал воем раненого зверя:

— Тоширо!.. Он захлебывается кровью!

Мир замолчал для Сакуры. На ее коленях лежала девочка с эпилептическим статусом⁽²⁾, а там, на расшитых золотой нитью подушках, было кровотечение из варикозно-расширенных вен пищевода.⁽³⁾ Любое состояние стоило жизни человека. Почему она не могла раздвоиться? Почему она опять слаба и… бесполезна?

«Ты не всегда сможешь спасти всех, Сакура, порой тебе придется делать выбор. И он в любом случае будет жесток». Замолчите, шишо, замолчите! Дети не должны умирать. Они не должны отвечать за ошибки взрослых. Поэтому ее выбор…

— Сакура, — Аме тряхнул ее за плечи, — быстрее! Ты должна помочь госпоже Изанами.

«Подождите! Я не согласна! Юки заболела из-за чертовой фабрики, которой руководит монстр. Почему я должна спасать его?! Почему? Разве Юки меньше достойна жизни из-за того, что за ее жизнь не заплатили?» — плакала Сакура, пока мальчик вел ее к выходу. Ноги дрожали, каждый шаг давался с трудом, ведь за спиной умирал ребенок.

Она обернулась на мгновение: Аме неумело держал сестру за голову. Метель задувала в открытую дверь, кружась над ними роем снежных лепестков. Сакура сорвалась с места.

* * *

Воет метель — снежная пелена закрывает обзор. Сакура проводит дрожащей рукой по стеклу и молчит, смотрит, как фигура ребенка в смешном зеленом плащике стоит около темного холмика, сжавшись до размеров точки. Постояв мгновение, ребенок уходит в сторону ёкая-фабрики, услышав похоронный звон.

В покоях звенит посуда — прислуга спешно уносит кровавые простыни, мутные воды и скатанные шарики из ваты. Сакура подходит к постели и смотрит на больного: он бледен, покрыт испариной, но жив. Рядом сидит госпожа Изанами, она до сих пор в крови и слезах. Погладив мужа еще раз по руке, она благодарит Сакуру, говоря, что без Тоширо она не может быть — просто исчезнет. Сакура усмехается, будто впервые увидела свое отражение в кривом зеркале: «Не сильно оно кривое».

— Госпожа Изанами, я украла вашего мужа у шинигами, — женщина что-то лепечет о щедром вознаграждении. — Нет, тех денег, что вы заплатили, Конохе будет достаточно. Я прошу о другом: остановите фабрику. Пусть дети больше не умирают.

Сакура знает, что владелец фабрики не Тоширо Изанами, а сама женщина. Что фабрика ей досталась от отца, как семейное дело, и раньше в Ёми не было свинца, но с приходом Тоширо женщина полностью отошла от всех дел, развлекая себя благотворительностью для сирот. Госпожа Изанами комкает в руках платок и произносит:

— Мне жаль детей, но я не могу этого сделать. Эта фабрика делает Тоширо счастливым, а я сделаю всё, чтобы Тоширо был счастлив.

Ярость кровавой пеленой вскипает в душе Сакуры, она кричит:

— Из-за этой фабрики умрут еще сотни детей! Из-за нее умерла Юки! А вы продолжаете сидеть в своем чудесном мирке, пока они рождаются, чтобы умереть.

Перед ее глазами смеется Юки: короткие серые волосы и глаза всех цветов голубей. Она кружится, ловя в воздухе лепестки цветов, а сзади горят красные глаза ёкая-фабрики. Всполох огня — на месте снежной девочки черный холмик земли. Хмурится серьезный Аме, заслоняя собой вереницу карликов. Ёкай смеется, шипит ей в ответ: «Бесполезная и беспомощная девчонка». Ничего не прекратится, пока фабрика продолжает работать.

Ярость ослепляет Сакуру: она сбегает через окно под крики напуганной женщины и несется вперед, где горят красным глаза ёкая. Охрана не успевает остановить ее — она выбивает их всех одним ударом, не используя чакру. К черту секреты и условности! Ее обдает жаром, в горле першит, будто кто-то начал там ворочать рыбной костью. Станки гудят, звенят. Шипит плавящийся металл, и над громадой шестеренок машины ада стоит с десяток сонных, усталых, недокормленных детей. «Ублюдок! Я знаю, почему ты нанял детей, — дешевая рабочая сила. Я уничтожу твое адово детище!» — губы Сакуры изгибаются в злой усмешке, и она со всей силы ударяет по механизмам.

Визг, треск, гам. Механизмы грохочут, пока Сакура разбивает их в железную крошку. Ёкай кричит от боли, моля ее о спасении и прекращении мук. Сакура смеется, предвкушая, как уничтожит его. Так тебе, чудовище! Это за Юки, за Аме, а это за…

Удар по лицу сбивает Сакуру с ног, она трясет головой, не понимая, что происходит. Перед ней стоит Аме. В его глазах страх, как и в глазах других детей. Сакура тянет руку, чтобы снова ударить по механизмам, как Аме больно ударяет ее.

— Если ты тронешь здесь еще что-то, мы убьем тебя, — говорит Аме, и Сакура только сейчас замечает куски металла в руках детей. — Эта фабрика кормит нас. Без нее мы умрем.

— Она убивает вас! — кричит Сакура. — Здесь свинец. Из-за свинца погибла Юки. И погибнет еще много! Вы достойны жизни, а не существования!

Мальчик заходится в приступе кашля, громко вздыхает и отдает несколько приказов другим серым детям. «Откройте рты!» — шипит Сакура, и с десяток свинцовых кайм неслышно шипят в ответ ей.

— Почему ты не дал мне вылечить других, Аме? Вы ведь больны. Почему ты молчал?!

«Потому что ты бы догадалась и не смогла бы остаться в стороне», — не говорит ей Аме. Тяжело вздохнув, ребенок приказывает:

— Уходи, Сакура.

* * *

«Вы ничтожны! Я никогда не буду за вас бороться!» — кажется, она это кричала до хрипоты в закрытые врата Ёми, когда ее насильно выставили. «Мы знаем о свинце, — просто сказал ей напоследок Аме, — мы знаем, что он нас убивает. Но он нас и кормит». Лучше сытые животы и нерадостное, но будущее, чем неизвестность.

Ноги заплетаются в снежной каше, Сакура падает на колени, не чувствуя холода. Голова болит, весь мир кружится, и ее тошнит, наверное, это сотрясение: ее успели несколько раз хорошенько приложить за причиненные разрушения. Зачем она всё разбила, если детям придется восстанавливать фабрику, не лучше ли было оставить всё как есть, ведь так ей советовала шишо? Сакура всхлипывает и вцепляется себе в волосы. Глупая, какая же она глупая! Не нужно вмешиваться, не нужно спасать тех, кто не хочет спасения. Нужно лечить тех, за кого заплатили, закрывать глаза на остальных и быть «правильным» доктором. Но это ли значит быть настоящим доктором?

Сакура размазывает по щекам слезы, морщит лоб, но ответ никак не приходит к ней.

А какая к черту разница? Миссия завершена: господин Изанами спасен, правда, немного пострадала фабрика… Но это уже проблемы Какаши-сенсея, а не ее! Это вообще не ее проблема: свинец, дети, фабрика. Фабрика Ёми поставляет в Коноху лучший металл, краски, а остальное неважно.

Неважно, ведь шиноби тоже отправляют детей на смерть, а тут всего лишь гражданские и отравление свинцом. В былые времена эти дети были бы везунчиками: они работают и получают деньги, а не умирают от куная врага. Щеки продолжает жечь, сколько бы ни увещевала себя Сакура. «Они считают нормальным погибать за несколько рё!»

Что-то не так, будто за теми дверями Сакура оставила больше, чем оброненную сумку: прошлую себя, остывающее тело Юки, ослепленную уверенность Аме и зависимость госпожи Изанами.

Мир открылся, осыпался уродливой чешуей, и Сакура увидела…

Свет — яркий и ослепительный. Солнце встает среди снежных равнин, роняя мягкие розовые блики. Это жизнь, оставшаяся вопреки всему.

«Потому что так неправильно. Человек достоин большего: жизни, красоты, любви, а не смерти». И за это нужно бороться.

1) Отравление свинцом (Сатурнизм) — наиболее распространенный тип отравления тяжелыми металлами, для которого характерны психотропные, нейротоксические и гемолитические проявления. Воздействие свинца обусловлено вдыханием его частиц или попадением в желудочно-кишечный тракт загрязненной свинцом пыли, воды, еды. Особенно уязвимы к отравлению свинцом дети младшего возраста, поскольку по сравнению со взрослыми их организм абсорбирует в 4-5 раз больше свинца. «Свинцовая кайма» — один из главных диагностических признаков отравления.

Вернуться к тексту

2) Эпилептический статус — это состояние, при котором эпилептические припадки следуют один за другим (обычно более 30 минут), и в промежутках между припадками больной не приходит в сознание, сохраняются нарушения сознания, гемодинамики, дыхания, гомеостаза.

Вернуться к тексту

3) Кровотечение из варикозно-расширенных вен пищевода — одно из грознейших осложнений цирроза печени, способное привести к смерти больного. При циррозе нарушается отток крови по системе воротной вены, в ней повышается давление, и в дистальной части пищевода образуются венозные коллатерали для сброса крови. Компенсаторные возможности этих коллатералей невелики, они рвутся, и человека буквально рвет кровью.

Вернуться к тексту