Пепел сгоревшего мира (джен)

Ни на секунду не прекращая ругаться, Равиар, старпом «Созвездия», бессистемно вертит в тонких хитиновых пальцах — покрывающие их пластины от трения еле слышно скрещежут, — использованную ампулу из-под стимулятора:

— Сволочи! Бездушные твари! Aterkras! — последнее слово универсальный переводчик судового врача оказывается не в состоянии прожевать и потому выплевывает неизменным.

Марен делает мысленную пометку подойти к старпому-инсектоиду позже — его состояние можно назвать каким угодно, но не нормальным, хоть он и избежал ментальной перегрузки и последующего шока. То ли его телепатические способности просто слабее нормальных для виррианцев, то ли он, подобно древним вулканским мастерам Колинара, сумел вовремя «закрыться».

Керера, вторая представительница виррианской расы в их небольшом экипаже, сидит, прикрыв многочисленные глаза, и кажется неживой, если не присматриваться к подрагивающим дыхальцам. Активировав имплантированные в пальцы сканеры, Марен в несколько отработанных до автоматизма движений получает все нужные данные о ней. Чудовищное нервное и физическое истощение, отсутствие реакции на внешние раздражители — здесь шок уже налицо. В смысле, на головогрудь, недаром говорят, что виррианцы произошли от насекомых.

Он вставляет в инъектор ампулу и, не спрашивая разрешения, прижимает инструмент к жесткой руке Кереры. Сон, хоть медикаментозный, хоть нет — единственное, что может ей помочь.

Даже не оглянувшись на лишь чуть менее погруженного в себя Равиара, который продолжает материться, мешая стандарт с виррианским языком, Марен выходит из медблока. А, оказавшись снаружи и уже не подпадая под действие негласного правила «при пациентах врач должен оставаться спокойным, даже если мир рушится», без сил сползает по переборке, вонзив когти в тонкий пластик.

…Терранская Империя, смешивая ворованные технологии со своими, развивается, как говорят они сами, семимильными шагами. Виррианцы — всего лишь еще одна попавшаяся им на пути раса, слишком гордая, чтобы войти в состав Империи по первому требованию представителей последней, и наказанная за свою гордость. Вирриа — всего лишь еще одна показательно уничтоженная планета, уже вторая в этом секторе. А их штурман и старпом — всего лишь еще двое разумных, в одночасье вдруг превратившиеся в представителей вымирающего вида. Из таких в основном и состоит Сопротивление.

Но то, что считалось всего лишь средством усмирения и устрашения непокорных, для виррианцев с их телепатической сетью, охватывающей всех и каждого, стало изощренной пыткой. Агонию тех, кто был на планете в момент ее уничтожения, в полной мере прочувствовали все остальные вне зависимости от расстояния.

Марен давно уже не сочувствует пациентам — на это никаких сил не хватит. Но при одной мысли о том, что испытывали Керера и Равиар, хочется сделать инъекцию снотворного уже себе, чтобы хоть ненадолго абстрагироваться от невыносимой реальности, забыть о происходящем.

К реальности его возвращает вопрос капитана:

— Что с ними?

Нет нужды уточнять, о ком он спрашивает. Хотя бы потому, что в медблоке сейчас всего двое пациентов.

— У Кереры ментальный перегруз, она спит. Равиар… сам посмотри, — Марен указывает на дверь рудиментарным крылом, при сползании в сидячую позу не сложенным до конца. — Он пятнадцать раз, не повторившись, послал меня, а уж сколько проклятий и нелестных кличек досталось имперцам… Трогать его в таком состоянии я не рискнул.

Капитан морщится, проводит рукой по отросшим седым волосам:

— Все так плохо? Тогда я пошел.

— Укусы виррианцев очень опасны, помнишь? — Марен находит в себе силы криво усмехнуться. — Хотя, с твоей-то замороченной вулканской физиологией…

За что их капитана когда-то давно изгнали другие вулканцы, не знает никто в Сопротивлении. Только с корабля на корабль, от команды к команде передается труднопереводимое словосочетание на древнем вулканском языке — «в’тош ка’тур».

Капитан тем временем, ничего не ответив Марену, скрывается в медблоке. Пожалуй, он — действительно единственный из всего экипажа, кто может без риска для жизни подступиться к старпому, чтобы его успокоить и уговорить хотя бы на первичный осмотр…

— Я чувствую твою боль. Раздели ее со мной, — слышится из-за двери негромкое, и ругательства постепенно стихают.