Гастроном (джен)

У нас маленький гастроном, с карточками беда, и камеры никак не поставят. До закрытия час, плетусь под дождём с авоськой. Жара только спала, и давление вместе с ней. На голове не пойми что, бледная, как утопленница — а что вы хотите, второе дежурство подряд, тут не до политесов. Что я, в зеркало себя, что ли, не видела — в нашем болоте не привыкать; и тут этот вечно поддатый хряк толкает меня в дверях:

— Смотри, куда прёшь, шишига! — тоже мне, оскорбил. Впрочем, что с него взять-то. Бобыль-бобылем, рожа красная, как всегда — я его трезвым-то, почитай, и не видала; в наш гастроном ходит затариваться, как многие на работу.

Пусть его; надо решить, чем сегодня питаться. Хожу, разглядываю еду: пластиковый китайский чеснок, мытая зачем-то картошка… сахара снова нет. Народу немного, хряк перед пивом застрял — это он может долго. Стоит, покачивается — ни справа, не обойти, ни слева, так и останусь без хлеба. Тьфу ты, пропасть.

Ну не хлебом единым; что тут у нас на витрине, колбаска? Два сорта куриной, ливерная, и краковскую вот завезли.

— Берите куриную, фермерскую, — грустно говорит молодой продавец, щуплый такой парнишка. — Она даже курицей настоящей пахнет. Значит, из кур и делают.

— Из кур, скажете тоже, — вздыхаю я. — Может, у вас и краковскую делают из натуральных краков?

— А чего бы не делать, — и глазом не моргнув, отвечает он. — Хозяйство большое в области — там разводят.

— Таки прямо разводят? — присматриваюсь я повнимательней к продавцу, и ну точно: сероватая кожа с веснушками, островатые зубы, скучающий и немного голодный взгляд, и ноздри-то, ноздри подрагивают. Никак волколак, приехал в большой город на заработки!

— Дядька у меня там работает, — кивает он. — Был когда-то старый совхоз, а теперь вот фермерское хозяйство. Там и куры, и свиньи, и вот — пандемониум сексипедес вульгарис.

Учёный! Демонический, значится, шестиног — краками-то их в народе прозвали. Ну как демонический…

Жил под Краковом бедный семинарист и, чтобы хватало на хлеб и пиво, книжки учёные с арабского и латыни переводил. А где перевод, там ведь и практика.

Неизвестно, из какой преисподней он этих сексипедесов вызвал, но, видимо, и в аду где-то есть места, в которых эти пухлые серые шестиноги, не похожие ни на кого, обитают, и зачем-то они там нужны. Неповоротливые, размером с хряка, вылезли они и разбрелись по всему двору. Ходят, четырьмя глазами меланхолично зыркают, книжку его пожевали… Семинарист тот ни жив и ни мёртв: чем теперь хозяйке за чердак-то платить, а уж что с ним хозяин книжки той сделает, если люди прежде с вилами за ним не придут! Хоть топись!

Так бы и утопился, если бы хозяйка его, старая ведьма, не вышла с помоями. Она-то всех тварей в сарай загнала и себе оставила, в уплату, значится, за жильё — что ещё с постояльца взять, кроме его латыни. А потом и колбасы из них накрутила — все когти оближешь. Не чета свиной и говяжьей. Но нынче она редко бывает где — один сплошной контрафакт. А тут, значит, фермерское хозяйство. Чудеса.

— Ну, заверни, любезный, мне полкило, — радостно подмигиваю я ему третьим веком. — Надо же своих фермеров поддержать.

Он как-то весь просиял, шерсть на ушах радостно так встопорщил:

— У нас и в рыбном отделе свежее завезли, — и улыбается так... по-волчьи. — Выловили, и оно даже руга… кхм… брыкаться не перестало.

— Непременнейше загляну, — киваю я благодарно. И откидываю волосы, спадающие на лицо — они у меня никогда не держатся, что ты ни делай. Натура, понимаете ли… — Надо брать, пока свежее, побалую своих на дежурстве. Второй день в ночную. Жара — всех тянет и тянет. Завтра, может, гроза придёт — отдохнём.

— Да, такая жара стоит, — он понимающе поскрёб за мохнатым ухом. — Может, доставочку вам оформить? Чего на себе тащить? Кикиморы вот заказывают в лесопарк — сгоришь же на солнце, пока до нас доберёшься! Вот и вы закажите — я доставляю аккурат после смены, как выйдет луна.

— Отчего бы не заказать, — киваю я. — Хотя нашей сестре полегче. Номерок ваш дадите?

— Вот, пожалуйста, — он ловко заворачивает колбасу и суёт под бечёвку картонный квадратик. — Рекомендуйте нас своим друзьям и знакомым. По пятницам — свежий завоз и скидки.

И тут от полок с пивом раздаётся знатный такой тарарам, и в душноватом воздухе гастронома расползается кисловато-горький дешевенький пивной дух.

— Слышь, ты, собака сутулая, ещё чего, буду я вам платить! — поворачивает к нам красную рожу хряк. — Это вы свой товар хреново весь закрепили. Само упало.

Вот ведь пьянь! Конечно, что ему может сделать один парнишка.

— Ну, чего вылупилась шишига, — хряк обдаёт меня волной перегара и с пластиковой баклажкой пива, покачиваясь, шествует прямо к кассе, ещё не зная, как неожиданно прав, но в конце с ними такое всегда бывает.

— Да уже ничего, — пожимаю плечами я. — В пятницу, говорите? — поворачиваюсь я к тихо рычащему продавцу. — Это у нас послезавтра? Тринадцатое? Пожалуй, оставьте мне ногу на холодец — как раз отвисится.

Продавец протягивает мне аккуратно упакованную колбасу и, поправив свой фартук, выходит из-за прилавка.

У нас маленький гастроном, с карточками беда, и камеры никак не поставят…