Лень (джен)

— Нам надо расстаться, — сказала Люба, безучастно продолжая глядеть в экран.

Показывали сотую серию какого-то сериала про убийства. Мы смотрели эти сериалы нон-стоп, перепрыгивая с одного на другой, и в голове у меня они давно превратились в одну большую, тревожную и практически бессмысленную нарезку.

— Зачем? — спросил я.

Люба лежала с таким видом, словно ничего не случилось, и мне послышалось. Челюсти её медленно и без интереса пережёвывали попкорн в однородную клейкую массу.

Весь предыдущий месяц мы жрали и валялись, валялись и жрали. Больше ничего.

— Отношения должны развивать, — сказала Люба.

Лицо у неё было опухшее и унылое, волосы свалялись в колтун на затылке. В своей застиранной до дыр майке она выглядела неряхой, но совершенно не вызывала у меня отторжения. Я и сам имел не лучший вид, такой же замызганный, но вдобавок ещё и небритый. Со стороны мы, безусловно, сейчас меньше всего ассоциировались со словом «развитие».

Люба, ничего от меня не услышав, замучено вздохнула.

— Просто понимаешь, — начала она объяснять, — сейчас проходят лучшие годы нашей жизни. Ты только вдумайся. Молодость, возможности, вот эта вся дребедень. Мы сейчас на максимуме своих сил, — лицо её болезненно сморщилось, когда она окинула комнату взглядом и обвела вдобавок рукой. — И что вот это такое? Это, что ли, оно?

На экране ноутбука какого-то парня замуровывали в стену. Он кричал и бился в своём ящике. А вокруг нас на диване валялись пакеты и упаковки из-под готовой жрачки, пустые бутылки от газировки и прочая дрянь.

— Мы даже не трахаемся уже, — сказала Люба.

Все предыдущие её рассуждения прошли сквозь меня, а вот это одно неожиданно зацепило.

— А ты хочешь? — спросил я.

Люба только отмахнулась, словно этот вопрос и обсуждения-то не стоил, и я тут же выдохнул. Секса не хотелось. Не с Любой, а абстрактно и в целом. Мы как-то одновременно забили на то, что должны им, вроде как, заниматься, раз уж встречаемся. Нет, сначала всё между нами было, как и положено. А потом постепенно и незаметно, стоило нам друг к другу привыкнуть, расслабиться, показать все свои неприглядные стороны, всё пришло к засыпанному крошками дивану, несвежему постельному белью, бессоннице и марафону сериалов низкого качества. И, по правде, лучше в своей жизни я время не проводил никогда. От непрерывного лежания у меня болело всё тело, ныла шея и голова, но прекращать я не хотел и не собирался. Было лето. Последнее лето перед выпускным курсом в институте. Дальше ждал диплом, потом работа, работа, работа. Едва только вспоминая об этом, я уже уставал и принимался лежать усерднее. Как будто можно належаться на несколько лет вперёд. Отдохнуть впрок. Выспаться про запас. Безделье, никогда не поощрявшееся у меня в семье, было пределом моих мечтаний. Безделье, а не развитие.

Я перевернулся на спину и подложил под голову локти.

— А что ты хочешь делать?

Люба рассеянно копошилась в почти пустой миске с попкорном.

— Хочу… — она задумалась, обратившись взглядом внутрь себя. — Хочу… Хочу быть, как все, наверное. Вот это вот красивое, умное, энергичное. Спорт там, да? — она неуверенно посмотрела на меня.

Я пожал плечами. Спорт был мне безразличен.

— Ну, или там хобби какое-то. Много кто подрабатывает уже.

— Ты хочешь работать?

— Нет. Но надо же. Чтобы там… — Люба развела руками — слова кончились.

Замурованный парень умер, и теперь его искал жирный полицейский с одышкой.

— Если бы можно было, — сказал я, глядя на жирного полицейского, — я бы не работал никогда.

Эта произнесённая вслух мысль оказалась вдруг такой вдохновляющей. Я аж сел.

— И никогда бы не завёл детей. Никакой семьи и прочей душной херни. Никаких собак, с которыми нужно гулять в шесть утра в любую погоду. Кто, блин, вообще в здравом уме заводит собак? Это нормально? Это же не жизнь, а кабздец. Она ещё и живёт до хера, лет пятнадцать.

— Двенадцать или даже десять, — поправила Люба.

— Да какая разница? Ты можешь себе это представить? Каждый день десять лет подряд вставать в шесть, чтобы выгуливать эту собаку?

Мы уставились друг на друга — я возмущённо, а Люба с лёгкой степенью недоверия.

— И не женился бы никогда? — спросила она.

— Нет.

Люба, помолчав, только хмыкнула, а затем сгрузила пустую миску на пол и легла рядом, прижавшись плечом. Было жарковато, но я всё равно тоже улёгся и обнял её поперёк живота, неловко угодив одним пальцем в дырку на её майке.

— Я бы тоже, — сказала она.

— Что?

— Если бы это было возможно… — она зевнула, и дальнейшая фраза смазалась в невнятное мяуканье, но я и так её понял.

Настроение у Любы стало заметно лучше, словно что-то, встревожившее её вначале, отпустило, оказалось минутным мороком.

Полицейский с одышкой вскрылся на измене, и жена устроила ему головомойку. Он отправился спать в офис, а замурованный парень продолжил тухнуть в своём ящике.

— Что, не будем расставаться? — через некоторое время спросил я.

Люба, кажется, успела задремать и чуть вздрогнула от звука моего голоса.

— Нет, — невнятно отозвалась она.

А потом добавила, снова прикрыв глаза:

— Лень.