Беглец (джен)

Когда колдун погибал, он становился вампиром автоматически. Народные предания расходились в сведениях, и смертные, которые узнавали о существовании упырей, порой пытались убить себя сами, лишь бы после смерти обрести бессмертие. Или начинали дела, да не заканчивали, чтобы было для чего возвращаться.

Мещанская глупость. Только наследственному колдуну было позволено стать вампиром. И то не каждому. Те, кто умирал своей смертью, уходили как обычные люди, и только те становились вампирами, кто выбирал насильственную смерть.

Положение в иерархии вампиров решалось поединком. Можно было, конечно, сделать это и неофициально, где-нибудь в поле или подворотне. Глеб считал это ниже своего достоинства. Он грезил о настоящей дуэли в освещённом свечами Екатерининском зале перед всеми, и чтобы, очнувшись, он первым увидел лицо Покровителя (так вампира называли своего лидера — последние несколько лет им был вампир Венедикт). Проигравший умирал от руки противника, а победителя убивал сам Покровитель. Эта честь была заветной мечтой Глеба Вишнякова.

Покровитель Венедикт был его кумиром. Сильнейший колдун — отец рассказывал, что чистейшей мощи в нем было на троих. И бурю мог вызвать, и проклясть целую деревню поголовно. А когда пришло время умирать, он предпочел вонзить себе нож в сердце. Никто так не делал века с восемнадцатого. При Пушкине начали стреляться.

Венедикт был очень красивым мужчиной, магнетической животной красоты. Он был горд, высокомерен, полон ненависти и спеси. Он никогда не юлил. Он никого не боялся.

Его недоброжелатели шипели, что черти вытащили ему все внутренности и надели на себя его кожу, и теперь ходит в его обличьи куча маленьких чертенят.

Когда Глебу исполнилось восемнадцать и он выпустился из школы в Москве, его сразу приняли в ряды Общины.

Глеб провел среди вампиров одно лето и постарел на несколько лет. Он осунулся, лицо посерело, уголки губ перестали подниматься, в глазах появилась невыносимая тоска и крысиное ожидание опасности. Но он держался. Он должен был. Отец рассчитывал на него. И мать тоже рассчитывала бы, будь она жива.

Глеб и теперь сидел за длинным дубовым столом, плохо соображая. Вокруг — вампиры, вампиры, колдуны. Все в черных кофтах и черных свободных штанах, они рябили перед глазами своей однообразностью. Кузина Лидия, дочь отцовского брата, смотрела на Покровителя не отрываясь. Лев, муж другой кузины, пока что только колдун, нарочито внимательно, но с ленцой слушал речь Покровителя. Лидия обратилась в ненормально молодом возрасте по специальному разрешению Венедикта. Она вызвала вампира старой закалки, который размазал ее по стенке в одну минуту и убил жесточайшим способом, но ей, казалось, того и надо было. Лидия вообще была странной.

Лев и Аня женились вроде бы по расчету, но потом выяснилось, что друг друга они обожают и жить друг без друга не могут.

Покровитель ходил вдоль стола, сложив руки за спиной, и рассказывал об опасностях, которые угрожают вампирскому сообществу от низших каст, то есть волколаков, русалок, домовых, лесных, полевых и прочих тварей, которые водились чуть ли не в каждом грязевой куче. Они как звери, загнанные в угол техническим прогрессом, — слабые, истерзанные, но отчаянные, и все человеческое им чуждо. В конце Венедикт рассказал, что делается, чтобы минимизировать разрушения, совершаемые этими существами, и особо отметил помощь тех вампиров, которые передали свои семейные счета в пользу Общины.

Упыри распетушились, принялись благодарить, но Венедикт перебил:

— А вы, Глеб? Не желаете присоединиться?

Глеб промолчал. Он вспомнил экзальтированное лицо матери, когда она говорила о чести семьи, о том, как веками они накапливали золото. Как мать учила его преумножать их богатство и наказывала не сметь его растрачивать. Не быть как брат, ее вечное горе и позор. Вспомнил, как она его заставила поклясться над ее смертным одром.

— Действия этих вампиров достойны уважения, — проговорил Глеб. Он не мог смотреть на Венедикта. «Простите меня!»

— Действительно, — сказал Покровитель ядовитым тоном. — Как не ценить тех, кто предан нашему делу, а не себе.

Глеб поднял плечи и так и просидел до конца встречи, а потом одним из первых выбежал из залы.

— Лидия, — услышал он позади голос Покровителя Венедикта и похолодел, — останься.