Лошадка-а-а! (джен)

Только новые заблуждения спасают нас от отчаяния после утраты старых.

Феликс Хвалибуг

— Я тебе точно говорю.

Медвежонок вздохнул, почесал макушку и подбросил в костёр корявую веточку можжевельника. Та затрещала, салютуя в летнюю темноту яркими искрами.

— Да не может быть! — Ёжик даже легонько подпрыгнул от возмущения и скатился с бревна. — Ни за что не поверю.

— А ты думаешь, я сразу поверил? — искренне возмутился Медвежонок.

Ёжик чуть ли не плакал. Он стоял на задних лапках около костра безнадёжно печальным серым холмиком и умоляюще смотрел на Медвежонка большущими глазами.

— Ну как же так! Я же тебе рассказывал! Я же ясно видел Лошадку — вот как тебя сейчас. Ты же мне не мерещишься? — жалобно спросил он. — Вот ты же настоящий, а?

— Настоящий, — с готовностью подтвердил Медвежонок. — Эти самые... иллюзии не разжигают костров и уж тем более не любят чай с вареньем. Но речь-то не обо мне. После того вечера её никто больше не встречал.

Ёжик попросил:

— Ну попробуй вспомнить, пожалуйста. Ты же сам мне говорил прошлой осенью: удивился, что это там за Лошадка такая, и с утра пошёл бродить в тумане. И ты её тоже видел!

— Видел, — печально согласился Медвежонок. — То есть... я думал тогда, что увидел что-то, но она же не подошла ко мне, не поздоровалась, не пригласила в гости. Не спросила даже дорогу из тумана. Что могла Лошадка делать в тумане одна-одинёшенька? Наверное, тебе всё-таки показалось? — с надеждой поинтересовался он. — Понимаешь, в тумане многое может померещиться, он же такой... туманный, — Медвежонок выразительно помахал лапой вокруг.

Ёжик нервно забегал по полянке, отфыркиваясь.

— Я же не маленький, я понимаю, что в тумане видно плохо, да и он порой бывает неровный, а клубы его могут превращаться во что угодно, как... Как облака, вот! — обрадовался он, вспомнив, на что может быть похож туман. — Но я не только видел, я и слышал её, понимаешь? Лошадка бродила по шелестящей траве, переступала с ноги на ногу, шуршала сухими дубовыми листьями и шумно вздыхала. Помнишь, как тот самый Кто-то, которого я встретил, когда упал в воду? Он прикоснулся к моей лапе, и я точно понял, что в тумане кто-то есть. А потом он отвёз меня на берег. Разве воображаемые существа могут такое делать?

— Не могут. В речке действительно был Кто-то, — кивнул Медвежонок, — иначе бы ты не выбрался из воды. Заметь, я даже не пытаюсь сказать: мол, этого Кто-то с того вечера тоже никто не видел, значит, он не существует. Мало ли кто живёт в реке, может, он редко выплывает на поверхность.

— Вот! — обрадовался Ёжик. — И Лошадка точно так же существует.

— Кто-то — точно не Лошадка, верно?

— Конечно. Лошадка бы просто не смогла плавать по реке, там для неё, наверное, слишком мелко. И я говорил, что встретил её в лесу, ты что, не помнишь? — обиделся Ёжик.

— Но ты же её не гладил?

— Нет, я испугался, — шёпотом признался Ёжик.

— И не кормил? — допытывался Медвежонок.

— Нет, — растерянно сказал Ёжик, — а разве Лошадки любят варенье? И потом, она так быстро исчезла в тумане, я бы просто не успел развязать узелок.

— Значит, и не было никакой Лошадки, — припечатал Медвежонок. — А шуршала и дышала... О, например, это была Улитка.

Ёжик снова сел на бревно и угрюмо уставился в затухающее пламя.

— Если бы я встретил живую Улитку, которая дышала бы и топала так громко, как Лошадка, поверь, я бы первый сказал, что Лошадка не существует. Но почему ты так уверен? — с отчаянием спросил он.

Медвежонок почему-то замялся и боком подался к лесу.

— Пойду ещё веток принесу, а то костёр совсем сейчас погаснет, — пробурчал он.

И ушёл, а Ёжик остался одиноко сидеть на бревне.

— Вот пойду сейчас и обязательно найду Лошадку, — он решительно шмыгнул носом. — Я приглашу её погреться у костра, предложу чай — и неважно, любит она варенье или нет.

Тёмная тень пронеслась у него над головой, обдавая вполне настоящим ветром, так что Ёжик мигом забился под куст орешника. А потом с ближайшего дуба раздалось насмешливое уханье.

— Псих! — облегчённо тихо выдохнул Ёжик, возвращаясь на полянку.

— Я попросил бы, — строго сказал Филин, чистя клювом перья на шее, — не выражаться, тем более в адрес старших. Тем более, если ты один. Чревато, знаешь ли.

— И вовсе я не один, со мной Медвежонок, — прошептал, краснея, Ёжик. — Сейчас он вернётся с дровами и...

Филин снисходительно ухнул.

— Не вернётся, — заверил он. — Стыдно ему.

— Почему стыдно? — изумился Ёжик. — Ветки-то уже опавшие.

— Ему стыдно рассказать тебе, почему он так уверен, что в тумане нет никакой Лошадки.

— А-а-а... П-п-почему нет? — Ёжик от волнения начал даже немного заикаться.

— Нет, и всё, — проворчал Филин. — И не было. Привиделась она тебе в тумане. А шуршал и дышал я, хотел напугать тебя, чтобы ты не бегал ночами по лесу. Маленький ты ещё, так смешно было, — неловко добавил он. — А Медвежонку я всё это рассказал, когда он принялся лес прочёсывать в поисках воображаемой Лошадки. Ну... теперь и ты знаешь.

Ёжик распахнул глаза так, что отражение Филина целиком поместилось в зрачках.

— Не может быть! — воинственно воскликнул он. — Ты, конечно, очень большой и страшный, но ты врёшь.

Филин молча развёл крыльями.

А Ёжику вдруг стало так грустно, так тоскливо, что ему не хотелось больше ни сидеть у костра, ни пить чай, ни ждать, пока рассеется туман. Он повернулся и побрёл по тропинке вглубь леса.

— Ишь ты, нет Лошадки, говоришь, — бормотал он. — Ты бы ещё сказал, что звёзд на небе тоже нет и считать вовсе нечего.

Тут он в испуге остановился и задрал мордочку к небу. Он стоял так долго-долго, а затем повеяло свежестью, клубы тумана поредели, и на небе выступила целая россыпь ярких звёздочек, складываясь в угловатую белую фигуру, очень напоминающую склонившую голову лошадь.

Ёжик с облегчением вздохнул.

— Звёзды есть, они взаправдашние. И Лошадка тоже есть, просто она не хотела показываться Медвежонку. Я-то теперь понимаю, что захлебнуться в тумане нельзя, а она могла не знать и испугаться. А вдруг она забралась по облакам повыше, на небо? Но когда-нибудь она всё-таки проголодается и спустится на луг у леса. И я обязательно найду её.

И Ёжик отправился на поиски. Время от времени он останавливался, замирал, прислушивался, а потом громко кричал:

— Лошадка-а-а!