Ее Фордик (гет)

Джинни переключает рычаг на коробке передач, и Фордик, задорно пыхнув выхлопными газами, набирает скорость. Осень нынче холодная, и Джинни, не отрывая взгляда от дороги, изрытой ямами, словно оспинами, поворачивает регулятор температуры на максимум. Печка — почти единственное, что работает в Фордике исправно. Дворники иногда упрямятся, оставляя ее наедине с потоками дождя, поворотники мигают то когда это необходимо, то когда Фордику нравится проезжающая мимо машина — обычно красная или желтая.

Дорога до работы занимает около часа: из резервации, где она живет с родителями, сперва приходится медленно выбираться по гравию до старого шоссе, а уже оттуда, ускорившись, можно добраться до Лондона. Перед самим городом всегда затор: надзорщики проверяют паспорта и разрешение на работу. Магглы, магглорожденные, полукровки и предатели крови, не пожелавшие присоединиться к новому режиму Волдеморта, обязаны приносить пользу волшебному сообществу, но не имеют права жить ни в столице, ни других в крупных городах. Более того — они лишены возможности использовать магию как на работе, так и в быту. Никаких палочек, портключей и трансгрессии — обычная маггловская жизнь. Отец считает, что таким образом Волдеморт быстрее перетянет на свою сторону тех, кому обходиться без колдовства сложно и непривычно, и, наверное, он прав. Многие вещи вроде лечения царапин и простуд, вязания или мытья посуды внезапно отнимают столько времени и сил, что Джинни не понимает, откуда магглы их берут.

Но Фордик — ее главная отдушина. Как бы плохо и тоскливо ни было у Джинни на душе, как бы ей ни хотелось лечь и закрыться одеялом, чтобы не видеть и не слышать, — внутри Фордика она разом находит силы жить и нестись вперед, навстречу неизвестности, новым потерям или боли, а может — кто знает? — настоящей свободе, если она еще существует. Первое время совладать с упрямой машиной у нее практически не получалось: Фордик пыхтел, гудел и не заводился, и тогда Джинни начала с ним разговаривать. Рассказала о смерти Фреда и Гарри, и Колина Криви, и Люпина и Тонкс, и многих других — кого уже никогда не вернешь. Потом Джинни тихонько заметила, что ее семье нужны деньги, и если Фордик будет так добр, что отвезет ее в Лондон, то, возможно, ее семья протянет до весны. В конце концов, когда-то он довез Гарри и Рона до Хогвартса!

И Фордик, погудев, попыхтев и покрутив зеркалами, сдался. Джинни сразу поняла, что ему нравится лихая езда, и теперь рассекает по шоссе словно на гонках, лихо объезжая рытвины и ямы, а Фордик радостными гудками просит неторопливых водителей убраться с правой полосы.

Пытаясь завершить поворот побыстрее, Джинни переключается на третью передачу и едва не сбивает перебегающего Брамли-роуд парня в темном пальто и лакированных ботинках с узкими носами.

— Черт подери! — Джинни яростно вжимает педаль тормоза в пол, и Фордик вторит ей громким сердитым гудком. — Эй ты, длинный! Жить надоело?

Джинни высовывается из окна и неожиданно натыкается на растерянный взгляд серых глаз.

— Малфой, ты пытаешься умереть под колесами маггловского автомобиля? — Джинни быстро сворачивает к бордюру. — Я из-за тебя на работу опоздаю, и из моей и так жалкой зарплаты вычтут столько, сколько захотят.

Малфой не сразу находится с ответом, глядя на нее с таким удивлением, словно видит впервые. Вид у него взъерошенный и потерянный, и Джинни, выдохнув, зачем-то предлагает:

— Подвезти?

— Иди ты ко всем дракклам, Уизли, — отрезает тот и, повернувшись к ней спиной, стремительно уходит вперед по тротуару на своих длинных ногах, похожих на ходули. Джинни пожимает плечами. Что Малфой вообще делает в таком районе? Здесь живут не самые верные сторонники Волдеморта, многие из которых частенько отправляются в глухие резервации наподобие той, где живет она.

— Веди себя хорошо, ладно? — Джинни запирает дверь Фордика и похлопывает машину по зеркалу. — У меня сегодня не много дел. Не успели же они устроить беспорядок со вчерашнего вечера, правда?

Особняк Малфоев расположен недалеко от Букингемского дворца, и место среди горничных оказалось единственной вакансией, которую ей неохотно предложили в агенстве Наздора. Отцу и матери работать запрещено как принадлежащим к особо нежелательным лицам, все братья раскиданы по другим резервациям, как и многие разделенные семьи, и от них нет вестей уже больше трех месяцев. Поэтому только Джинни способна заработать деньги, чтобы хватало на продукты и лекарства. В следующем месяце еще придется потратиться на теплую куртку. Слава богу, Фордик заколдован так, что ездит без всякого топлива.

Часы в холле бьют девять, и Джинни слышит их гулкий звон, поднимаясь по ступеням. Драклл! Она опоздала, еще три опоздания — и ее уволят, тогда они не смогут оплачивать счета и еду, а значит, их отправят в долговую тюрьму. Сначала Джинни казалось, что она попробует связаться с братьями в городе, но стоило ей начать поиски, как домой немедленно пришло уведомление о нарушении правил от Надзора за личными перемещениями.

Джинни на ходу повязывает голову черным платком и спускается по лестнице вниз, в подсобное помещение, где стоит инвентарь для уборки. Все в Лондоне — как господа, так и слуги — носят черное. Волдеморт считает, что выделяться следует поступками, а внешний вид лишь отвлекает от сути, заставляя желать изменений и стремиться к самовыражению. Сам он носит красную мантию: Джинни видела его мельком, месяца два назад, рядом с Кингсли. Разумеется, никто, включая Волдеморта, не верит в его преданность новому режиму. Орден Феникса ждет от него организации заговора, Пожиратели смерти — а ныне надзорщики — ждут имен заговорщиков. А Кингсли, вероятно, застрял посередине.

— Сними платок.

Голос раздается позади нее так неожиданно, что Джинни, со вздохом приступившая к уборке кабинета на первом этаже, вздрагивает.

— Ты спятил?

Малфой стоит у дверей, засунув руки в карманы черных брюк. Он тоже весь в черном, и его светлые волосы словно восстают против безликой аспидной бездны.

— Сними платок, — повторяет он и прикрывает за собой дверь.

Джинни прислоняет швабру к столу и одним злым движением стягивает старенький черный платок. Освобожденные из уродливого плена волосы радостно спадают на плечи и грудь.

— Доволен?

Малфой смотрит на нее так долго, что Джинни становится не по себе.

— Я и забыл, какая ты рыжая.

— Теперь вспомнил?

— Все вокруг черное, словно трясина. Ненавижу черное.

Джинни снова убирает волосы под платок и берется за швабру. Почти десять, а у нее еще конь не валялся. И как только люди умудряются так запачкать помещение за один вечер?

— Не страшно водить эту развалюху? — Малфой не отстает, продолжая наблюдать за ней. — Ты, должно быть, издалека ездишь. Всех Уизли распределили по дальним резервациям — я сам слышал. А грязнокровку Грейнджер держат в Азкабане вместе с МакГонагалл и некоторыми другими преподавателями.

Джинни сдерживает в себе порыв ударить его шваброй. Ей кажется, что если она ударит, то не сможет остановиться, что вся та ненависть к смертям, вся боль от потери сведет ее с ума, если дать волю гневу. Нет, так нельзя.

— Думаешь, я не знаю? — тихо интересуется Джинни, но голос звучит опасно, так что Малфой на всякий случай делает шаг назад. — Симус в долговой тюрьме, от Невилла я не слышала новостей уже месяц, младшего Криви избили на прошлой неделе на моих глазах, потому что он отправился домой другим путем, Лаванду изнасиловали наздорщики за попытку прийти на работу в одежде другого цвета... Ты видишь лишь глянцевую картинку, Малфой, где такие, как я, якобы остались живы, получили возможность работать и существовать, но на самом деле еще год или два — и мы все или умрем, или поднимем восстание. Ты не представляешь, в какой дыре я живу с родителями. Мама болеет, а отец пытается делать вид, будто все хорошо — но у нас нет денег даже на кур, все уходит на еду и лекарства, большая часть которых отвратительна на вкус и бесполезна. У нас даже бадьяна нет!

Малфой опускает голову и несколько секунд стоит в позе игрушечного оловянного солдатика, у которого шея держится на последнем слое олова.

— Драко!

Они оба крупно вздрагивают. Джинни усердно принимается тереть мокрой тряпкой паркет, а Малфой, выждав минуту, исчезает из кабинета.

Но с того самого дня Малфой начинает преследовать ее. Иногда он просто наблюдает за ее работой, иногда берет книгу из шкафа и садится читать, раздражая Джинни, за что она старается проехаться грязной тряпкой по его ботинкам, а как-то раз замечает, что летучемышинный сглаз у нее получается и без палочки. Малфой молчит и только следует за ней глазами, и в его взгляде угадывается какая-то странная внутренняя борьба, словно он сам не до конца понимает, что делает в ее обществе.

Неделю спустя Малфой снова выскакивает на дорогу в том же самом месте, где Джинни чуть не сбила его — на Брамли-роуд, шагах в тридцати от светофора. Фордик возмущенно гудит, и Джинни, едва успев затормозить, бешено крутит ручку, чтобы опустить стекло.

— Возьми. — Малфой протягивает ей мешочек в ответ на гневную тираду. — И убирайся отсюда.

Джинни не собирается ничего брать, и тогда Малфой равнодушно бросает мешочек на соседнее сиденье. Открыв его на следующем светофоре так, чтобы не попасться под камеры, Джинни обнаруживает там пять золотых монет — с портретом Волдеморта на одной стороне и Нагайны на другой — и записку.

«У тебя волосы рыжие, как осень».

Джинни громко фыркает, и Фордик фырчит в ответ, словно угадывая ее мысли. Пытаясь не захлебнуться в море отчаяния и тоски, она совершенно забывает, что такое комплименты, пусть даже такие бесхитростные.

— Как думаешь, Малфой спятил?

Фордик утвердительно проводит дворниками по лобовому стеклу. Джинни прячет мешочек в задний карман сиденья и выходит из машины, на ходу надевая черный колючий джемпер. Сегодня она убирается на верхних этажах, где располагаются спальни. Малфои живут в особняке на птичьих правах: Мэнор теперь принадлежит Министерству Змеи, где Люциус проводит большую часть дня, а в Лондоне им выделены всего лишь три комнаты — остальные заняты всевозможными прихвостнями Волдеморта.

— Сложно водить эту развалюху?

Джинни поджимает губы.

— Не сложнее, чем летать на метле, если договоришься.

— С этой железкой нужно разговаривать? — Малфой приподнимает брови. — У нее что, есть мозги?

— Больше, чем у тебя.

К ее великому удивлению, Малфой смеется. Смех звучит странно и неестественно, словно эхо другой жизни. Джинни пытается вспомнить, когда смеялась последний раз кроме тех моментов, когда они с Фордиком обгоняли и сигналили неторопливым старушкам.

— Я хочу посмотреть на твою развалюху. — Малфой смотрит на Джинни напористо, и в это мгновение в нем проступает прежний Малфой, привыкший получать все на свете по взмаху руки. — Познакомь нас.

Джинни обмакивает тряпку в ведро и выжимает ее настолько медленно, насколько это возможно. Фордик составляет сейчас всю ее жизнь, ее мир сужен до ощущения свободы в те минуты, что она рассекает по шоссе или трясется по ухабистой дороге. Она рассказывает Фордику все, что не способна держать в себе, все отчаяние, боль, надежды и мольбу, потому что больше никто не готов ее слушать. И, наверное, больше ни с кем она не готова делиться. Но ей хочется, чтобы хоть кто-то заметил, какой Фордик чудесный. Она нашла его на краю Запретного леса грязным и ужасно одиноким, как и она сама.

— Зачем тебе? — спрашивает Джинни тихо и морщится. Руки, красные и влажные, болят от горячей воды и жесткой тряпки.

И тогда Малфой спокойно произносит:

— Меня скоро убьют. Надзор избавляется от всех, кто был раньше при ближнем круге. Хочу посмотреть на говорящую развалюху перед тем, как умру.

Джинни сглатывает. И он так просто об этом говорит?

— Нас увидят, а мне не нужны неприятности.

Малфой едва заметно приподнимает брови, как будто удивляется, что она — вечно лезшая в самое пекло в Хогвартсе ради кого угодно — теперь боится за свою шкуру.

— Я возьму мантию-невидимку. Стащил ее после смерти Поттера прямиком из-под носа у Волдеморта, в Большом зале, в разгар суматохи.

— Я закончу в шесть. Фордик припаркован у черного входа. — Джинни передвигает ведро с грязной водой. — Но у нас не больше десяти минут, иначе появятся вопросы на границе. На прошлой неделе так забрали женщину из соседнего дома. Ты не думай, что я…

Малфой выходит из комнаты раньше, чем она осмеливается шепотом произнести слово «боюсь». Потому что это ложь, потому что она действительно боится. Драккл, откуда в ней этот липкий страх, пытающийся убедить ее держаться от Малфоя как можно дальше?

День тянется медленно и напряженно, Джинни успевает передумать сто раз: то мысленно отказывает в знакомстве с Фордиком, то соглашается. Одна из надсмотрщиц хвалит ее за тщательно вымытый пол и отмечает, что сегодня она работает лучше обычного.

Малфой проскальзывает внутрь Фордика, как только сама Джинни садится за руль: она слышит, как он произносит дезилюминационное заклинание, а потом стаскивает с себя мантию-невидимку. Фордик тут же принимается ревностно включать и выключать фары, выпускать выхлопные газы и включает на всю мощность печку.

— Как тепло! — Малфой с видимым наслаждением протягивает ладони к потоку горячего воздуха. — И ты постоянно так ездишь? В тепле?

— Да.

— В моей комнате холодно. Одеяла не спасают.

Джинни думает, что и его речь замерзла, как дождь на ледяном ветру, потому что слова совсем не складываются в осмысленные предложения. Фордик продолжает включать и выключать фары, а потом громко гудит.

— Ты ему не нравишься. — Джинни облизывает сухие губы. — И мы привлекаем внимание.

— Слушай, развалюха. — Малфой постукивает по приборной панели своими длинными бледными пальцами. Джинни смотрит на него искоса, изучая лицо, и не находит в нем того уродства, что виделось ей все школьные годы. — Ты вроде разумный, да?

Руль в руках Джинни поворачивается направо, затем налево.

— Мне нравится твоя хозяйка.

— Малфой, ты болен?

— Ее волосы, спрятанные под тьмой платка, напомнили мне об огне. Когда-то Поттер спас меня из горящей Выручай-комнаты. Когда-то Запретный Лес был раскрашен осенью в рыжие и багряные цвета. И мое сердце было, наверное, красным куском мяса, а не черным углем. Но из угля можно разжечь костер, если хорошенько постараться.

Фордик снова крутит рулем. Кажется, он согласен.

— Тебе пора. — Джинни нервно включает зажигание. — Десять минут прошло, Малфой.

Он поворачивается к ней, и его серые глаза блестят в сумерках. Джинни перестает понимать, что происходит, забывает, что их разделяет пропасть. Сейчас, в эту минуту, они оба — одинокие существа, оказавшиеся в общем пространстве старенького автомобиля, пытающиеся выжить среди равнодушия и жестокости и понять, кто они такие и зачем на самом деле они хотят выжить.

— Меня сегодня убьют. — Малфой произносит эти слова шепотом. — Отец не вернулся вчера, значит, его уже нет. Потом заберут меня, построят дивный новый мир, сотрут все воспоминания и тех, кто видел самое начало. Жаль, что я не перебежал тебе дорогу раньше. Жаль, что ты не задавила меня насмерть.

У нее дрожат руки.

— Мне пора.

Джинни хочется объяснить, что если она не вернется вовремя, ее остановят на границе Лондона, устроят допрос, возможно, заставят выпить сыворотку правды или применят Круцио — плевать на боль, но ее лишат работы или денег, а еще обыщут машину и найдут золотые, и что тогда? Родители без нее не справятся. Она не имеет права рисковать их жизнями. Слова проносятся в голове вихрем из листьев, снежным комом, проливным дождем — но не вырываются наружу, изливаясь внутри нее.

Малфой молча дергает ручку, но дверь Фордика не открывается.

— Заклинило.

Руль весело поворачивается вправо и влево.

— Попробуй еще раз.

— Говорю же: заклинило!

Фордик издает призывный гудок, и Джинни, нажав на сцепление и газ, послушно переключает коробку передач, трогаясь с места.

— Он предлагает тебе поехать с нами, — догадывается она на следующем перекрестке. — Драккл тебя раздери, Малфой! Немедленно надень мантию и сиди тихо, как только мы окажемся на границе. Фордик, ты уверен?

Тот игриво моргает фарами и громко хлюпает выхлопными газами, которые появляются сами по себе, ведь топливо Фордику не нужно. Джинни переключает скорость, нервно поглядывая на старый маггловский будильник, который возит с собой в кармашке водительской двери.

— Что будет, когда тебя хватятся?

— Начнут искать, но поиски займут время.

— А твоя мать?

— С ней ничего не случится: всех аристократок, еще способных рожать, отправляют в родильные центры. У нее скоро будет новый сын — девочки совсем не нужны.

Фордик возмущенно гудит, и Малфой согласно замечает:

— Именно, развалюха. Девочки гораздо храбрее. Я бы на месте Уизли прибил себя шваброй еще вчера.

Джинни ворчливо отзывается:

— У меня была такая мысль.

Границу Лондона они пересекают быстро и без лишних вопросов из-за скопившейся очереди и замерзших надзорщиков, и Джинни шумно выдыхает, оказавшись по ту сторону шоссе, Фордик счастливо ускоряется, а Малфой снова появляется на соседнем кресле, сняв мантию-невидимку. К крошечному бараку, выделенному для Уизли, они добираются через сорок минут, подпрыгивая на сиденьях на ухабах. Фордику не терпится вернуться домой, о чем он сообщает, затормозив на песке в нескольких футах от кривого крыльца и громко загудев.

В окне барака мелькает мамина фигура.

— И ты тут живешь? — Малфой приподнимает брови. Тон голоса у него хогвартский. — Это и есть твоя дыра? Вполне похоже.

Фордик распахивает дверь, и Малфой от неожиданности вываливается прямо на холодный песок, пачкая свой идеальный костюм. Джинни глушит двигатель и с насмешкой замечает:

— Будешь издеваться — отправишься обратно пешком.

Малфой отряхивает руки и костюм, потом с опаской садится обратно.

— Думаю, твоя мать мне не обрадуется, Уизли.

— У тебя палочка с собой?

— Да. Но колдовать нельзя — засекут. — Малфой устало трет глаза. — Я могу заночевать в машине, а завтра будет другой день. Мама всегда так говорит.

Фордик тут же услужливо раскладывает задние сиденья, образуя нечто наподобие кровати, пусть жесткой и короткой. Джинни тайком приносит одеяло и старенькую подушку, из которой сквозь наволочку в нескольких местах лезут перья, а еще — бордовый свитер Рона и теплые отцовские штаны — все в заплатках.

Малфой берет вещи в руки так, словно они отравлены, но ничего не произносит. Джинни только сейчас в полной мере осознает, что Фордик, спасая Малфоя, навлекает опасность на всю их семью. Что, если в особняке всех станут допрашивать о его исчезновении? С работы она уйти не может — это конец. Денег, что Малфой принес в мешочке, тоже надолго не хватит.

Времена снова такие страшные, что инстинкт самосохранения яростно подсказывает держаться за свою жизнь всеми силами, не думая о страданиях других. У Джинни не получилось это в Хогвартсе, и ее сердце тогда кричало и взывало помочь всем — даже ценой собственной жизни.

Но сейчас ее сердце окутывает страх, заставляя просьбы о помощи умолкнуть, а милосердие — затаиться. Наспех поужинав и отнеся часть своей порции Малфою, пока мать возится с посудой, Джинни долго не может уснуть. Лежа в бывшей комнате Рона и прислушиваясь к шагам упыря на чердаке, она упорно, вопреки боли прокручивает все прожитые годы. Переживает смерть Гарри снова и снова — то страшное мгновение, когда он падал навзничь с раскинутыми в сторону руками.

А теперь она спасла Малфоя — и рискует потерять свою семью. Лица братьев кружатся перед глазами рыжей каруселью и смотрят на нее с упреком. Где они сейчас?

Джинни просыпается на рассвете с засохшими дорожками слез на щеках и сразу бросается к окну, пробежав босыми ногами по прохладным половицам. Малфой стоит в растянутом свитере Рона и отцовских штанах, касающихся замерзшей земли, и сердито дергает ручку Фордика. Тот в ответ играет дворниками и поворачивает зеркала в разные стороны — Джинни знает, что Фордик ведет себя так только с тем, кому доверяет.

Джинни распахивает окно и высовывается наружу. Свежесть октябрьского утра и запах увядающей листвы врываются в комнату, обволакивают ее двумя мощными потоками.

— Эй, хулиган, пусти его! — произносит она громко.

Малфой перестает дергать дверь и, обернувшись, поднимает руку в знак приветствия. Волосы его торчат в разные стороны, и он торопливо пытается их пригладить. Джинни, фыркнув, неуклюже машет горячей после сна ладонью в ответ.

Ей вдруг становится стыдно за свои вчерашние сомнения. Даже Фордик способен на милосердие, даже он знает, что любой достоин второго шанса. Гарри на его месте поступил бы точно так же, а она едва не позволила человеку умереть из-за собственной трусости.

Фордик задорно объезжает Малфоя по кругу и останавливается, светя фарами в ее окно.

Джинни слабо улыбается: сейчас придется спуститься, рассказать родителям о Малфое, собраться на работу, забыть о ноющих руках, держать невозмутимое лицо, когда внутри все рассыпается на осколки — но ее ждут и минуты дороги, когда руки на руле, а в голове пустота и скорость. Она обязательно расскажет Фордику о всех своих страхах, ведь у него они тоже есть.

Джинни ждет ее Фордик.