Номер бесконечный (джен)

Ловино Варгас с неодобрением глядел на парня, сидевшего напротив за кухонным столом. Кто бы мог подумать, что этот подросток с коричневыми волосами и тупой улыбкой являлся роботом? Но да. Феличиано, как того звали, на самом деле им был.

Знаменитый ученый Рома Варгас — дедушка Ловино — всю свою жизнь посвящал изучению искусственного интеллекта и наконец закончил свой самый большой и сложный проект. Для этого он так долго сидел в своей лаборатории, что Ловино чуть не начал забывать его лицо. Лицо человека, который воспитывал его с рождения.

А когда Рома в конце концов вылез, на его лице, помимо улыбки, красовались жирные пятна, обычно маленькая бородка покрывала всю его челюсть, а кудрявые волосы выглядели еще более растрепанными, чем всегда. И к тому он, видимо, еще и похудел на пару килограммов.

— Ловино, я закончил! — крикнул он внуку.

Ловино, который тем временем ел пасту, посмотрел на него без особого интереса. А затем положил вилку на стол, а щеку — на ладонь.

— Что? Твои любимые компьютерные игры?

Рома засмеялся, подошел и схватил его за плечи.

— Нет, Ловино, нет! — Он на секунду перевел дыхание. — Я имею в виду мой самый сложный проект... и подарок тебе.

Сказав это, Рома взял внука за кисть и потащил его в лабораторию. Ловино нахмурился, поскольку никогда не любил это помещение с металлическими стенами, где вечно дул холодный воздух и которое было освещено лишь одними компьютерными экранами. Преодолев лабиринт из кабелей и инструментов, они дошли до высокого стола.

Рома аж сиял от радости, пока Ловино осматривал лежавшую на этом столе фигуру.

— Что это? — спросил внук через какое-то время. На его лице показалось неодобрение.

— Не что, а кто, — поправил его дедушка, упер руки в бока и с гордостью посмотрел на свое творение — первого робота с человеческой внешностью.

— А почему он выглядит как я? — разозлился Ловино, заметив, что этот «предмет» на столе был ужасно похож на него, словно близнец, только с другим цветом волос.

— Ну, я же тебе сказал, что это подарок тебе. Знаешь, я очень хотел, чтобы ты имел кого-то, кто бы всегда был рядом с тобой... как брат.

Ловино лишь прошипел несколько ругательных слов.

— Ага, конечно, — буркнул он, бросая очередной суровый взгляд на «аппарат». — Лучше сразу признайся, что просто хочешь идеального внука. Ты же сам всегда говоришь, что машины никогда не ошибаются.

И ушел.

— Неправда, Ловино... Феличиано не идеален, — пробормотал Рома и включил робота. Тот открыл глаза миндального цвета и впервые за свою искусственную жизнь улыбнулся.

С этого дня прошел уже месяц, но Ловино до сих пор не переносил вечно улыбчивого и веселого Феличиано, который ухаживал за домом, готовил еду, помогал дедушке и все чертово время хотел быть рядом с «братом». Ловино прямо задыхался от его присутствия, ведь оно беспрерывно напоминало ему, каким идеальным этот робот был, в отличие от него, дурного и неуклюжего человека. Подростка, который быстро раздражался, злился и матерился.

— Все, — объявил Ловино однажды, встал со стола и взял свою пустую тарелку.

— Могу помыть ее, если хочешь — тут же предложил, как всегда, Феличиано.

Ловино просто проворчал что-то. Как его бесила доброта этого робота! Но сделать он ничего не мог, ведь сколько бы не оскорблял Феличиано, причинить боль он ему не сможет никогда. Какая боль, если у того вообще не было никаких чувств? Возможно, это было именно то, что раздражало Ловино больше всего: он завидовал бесчувственности робота.

Ловино бросил на него взгляд чистой ненависти, но, видя, что Феличиано продолжал улыбаться, просто швырнул тарелку со всем размахом в мойку.

— Да делай ты что хочешь, — процедил он сквозь зубы и направился к двери.

— Ловино, ну не надо так, — возразил дедушка, ласково гладя робота по голове. При этом зрелище у Ловино снова вскипела ярость.

Остаток дня проходил в этой же манере: Феличиано все время предлагал свою помощь и не отходил от Ловино ни на шаг, не обращая внимания на его гадкое поведение.

Робот словно не соображал, что Ловино не хотел его даже видеть. Но каким-то вечером тому показалось, что в программировании Феличиано все-таки оказалась ошибка...

Они оба готовились спать. Феличиано по какой-то странной причине приобрел привычку каждый вечер залезать в кровать Ловино, и этот не был исключением. Не успел тот оглянуться, как робот уже находился у него под одеялом.

— Я так люблю у тебя спать, — сказал Феличиано с широкой улыбкой.

Ловино промолчал. Он эту фразу уже так часто слышал, что она начала напоминать ему этих плюшевых мишек, которые выдают какую-то ерунду, когда нажимаешь на них. Как Феличиано мог любить спать у него? Да никак, он просто был запрограммирован говорить такие вещи. Как Ловино это ненавидел! Ненавидел все эти безвкусные демонстрации любви, которым дедушка подарил человеческий голос... и также то чувство, что сам Рома, видимо, иногда предпочитал этот искусственный интеллект своему несовершенному настоящему внуку.

— Заткнись уже и спи! — приказал Ловино, прекрасно зная, что даже если он прогонит робота, тот ночью обязательно вернется к нему в кровать.

— Хорошо! — согласился Феличиано и лег рядом с ним. Тут он заметил, что футболка Ловино была приподнятой. — О, Ловино, значит, у тебя он тоже есть.

И ни с того ни с сего засунул палец в пупок Ловино. Тот подпрыгнул и заорал от неожиданности.

— Совсем сдурел, идиот?!

Ловино поправил одежду и бросил гневный взгляд на робота, который лишь засмеялся.

— Я просто не знал, что у тебя тоже такой есть, — ответил Феличиано и поднял собственную футболку, показывая свой.

Ловино поднял бровь и раздраженно вздохнул.

— Конечно, он есть у каждого, — сказал он, взъерошивая себе волосы.

— У дедушки тоже?

— Да, тоже.

Ловино все больше терял терпение.

— А для чего он нужен? Дедушка мне поставил его, но я пока еще не догадался, что с ним делать, — поинтересовался робот, засовывая туда палец и пытаясь выяснить, не USB-порт ли это или что-то в этом роде.

— Сейчас у него уже нет никакой функции, но когда мы еще находимся в материнском животе, он связан со шнуром, через который мы можем дышать и питаться, — пояснил Ловино и снова лег. Другого выбора, чем подробно объяснить все, у него не было, а то робот до рассвета не оставит его в покое.

— В животе?

— Да, мы, люди, развиваемся девять месяцев внутри наших матерей. Думаю, что пуп — что-то вроде доказательства, что мы на самом деле там находились. Хотя ты, конечно, исключение.

Сказав это, Ловино уже собирался закрыть глаза, но вместо этого почему-то взглянул на Феличиано... тот до сих пор сидел и с растерянным видом глядел на свой пупок. Впервые без никакой тупой улыбки на губах, которые, казалось, теперь начали повторять только что услышанные слова.

— Исключение...

Его лицо выглядело почти уж грустным.

Ловино широко раскрыл глаза. Это ему лишь померещилось, или Феличиано на самом деле не улыбался? Нет, такого быть не могло, Тот ведь даже не умел чувствовать.

Итак, Ловино решил не придавать всему этому значения и наконец заснул.

После этого дня поведение Феличиано резко изменилось. Он все чаще начал задавать вопросы и выглядел все более печальным. Но никто на это, естественно, не обращал внимания, поскольку роботы грустить не умели.

Однако у Ловино после одного определенного инцидента появились легкие сомнения по этому поводу...

Он со всех ног мчался домой. Опять эта дурацкая соседская собака гналась за ним! Чертов немец-картофельник, который не был в состоянии держать собственного питомца на поводке! Ловино, так или иначе, не был большим любителем животных, особенно таких собак, которые, казалось, были готовы содрать кожу с тела.

— Я спасен! — крикнул он, забежав в дом и захлопнув за собой дверь. Было слышно, как собака на другой стороне лаяла и царапала дверь, пытаясь зайти и наверняка вцепиться зубами в Ловино.

— Добро пожаловать домой! — приветствовал его Феличиано. Ловино лишь нахмурился, но ничего не сказал, а просто направился в гостиную, слегка хромая.

— Что случилось? — поинтересовался робот и как всегда, пошел за ним.

— Да ничего, просто упал по дороге и поцарапал колено, — ответил Ловино и тут же приказал ему принести аптечку. А сам сел и закатил порванную штанину. На его колене находилась небольшая кровоточащая рана.

Феличиано поспешил за аптечкой, чтобы побыстрее помочь Ловино. Он сел напротив него на пол, положил аптечку рядом с собой и принялся осматривать рану. Вскоре замечая кровь, которая текла из поврежденной кожи.

— Ловино... у тебя кровь идет, — сказал он, не отрывая взгляд от красных капель.

Ловино сердито посмотрел на него.

— Сам вижу. Быстро давай сюда дезинфекцию! — велел он. Но вместо этого Феличиано осторожно прикоснулся к ране.

Ловино вскрикнул от боли, а палец робота покрылся кровью.

— Не трогай, идиот, больно!

Феличиано взглянул на него с пола снова с этим стоическим выражением лица и слегка тусклыми глазами.

— Когда кровь идет, больно? — спросил он таким нейтральным и тихим тоном, что от его слов чуть не знобило. Ловино понятия не имел, в чем дело.

— Ну да, — ответил он.

Феличиано уставился на свой кровавый палец, а потом снова на рану.

— Я не знаю, что такое боль. Это что-то плохое? — задал он очередной вопрос.

— Да, — сказал Ловино и вдруг надел коварную улыбку. — Ты такой счастливчик, Феличиано. Вам, роботам, не надо проходить через все это, повезло вам. Жаль только, что вы и хорошее чувствовать не умеете, такое, как любовь.

Ему захотелось поиздеваться над роботом, снова увидеть то выражение, так похожее на грусть. Но когда он его на самом деле увидел... ему стало как-то не по себе. И не только это: к собственному изумлению, он внезапно начал ощущать угрызения совести, ведь Феличиано выглядел, будто вот-вот заплачет.

Что происходило с этим роботом? Неужели он сломался? Может, это был какой-то дефект, находившийся где-то между его кабелями и идеальным программированием...

Царила тишина. Ловино решил притворяться, будто ничего не случилось, нахмурился и приказал Феличиано перевязать его рану. Робот тоже не задавал больше никаких вопросов.

В последующие дни Феличиано часами сидел в гостиной и задумчиво смотрел из окна, бормоча себе что-то под нос и почти ни с кем не разговаривая. Дедушка Рома начал волноваться и тщательно проверил его, чтобы исключить дефект батарейки, и даже у Ловино возникли подозрения, что что-нибудь было не так. Возможно, ему все-таки удалось причинить роботу какой-то вред.

Но затем покачал головой. Нет, невозможно поранить чувства предмета, у которого их нет. Даже несмотря на то, что Феличиано прекрасно умел их имитировать, особенно когда он с меланхолией глядел в небо... это не значило, что они были настоящими.

Ночью Ловино так крутился в постели, что у него закружилась голова. Он никак не мог успокоиться, никак не мог отрицать мысль, что все-таки натворил что-то ужасное, хотя и причинил это все аппарату, которого можно почти считать предметом мебели. И эти чувства вины еще и усилились, когда он заметил, что Феличиано уже несколько дней не приходил к нему спать.

В конце концов, злой и бессонный Ловино решил пойти на кухню и выпить чашку горячего молока. Может, это поможет ему заснуть.

Он спустился по лестнице. Внизу горел свет. Наверняка дедушке тоже не спалось. Но когда он подошел поближе, он заметил, что тень, которая была видна, могла принадлежать только Феличиано.

Ловино вступил на кухню, уже собираясь выругать его и приказать ему лечь спать, но застыл, когда заметил, что робот держал нож и резал себе руку.

— Немедленно прекрати, придурок! — пришел он в себя и набросился на Феличиано, чтобы отобрать у него нож.

Он чуть ли не ожидал увидеть реки крови, но вместо этого обнаружил лишь кучу кабелей и шестерней, торчавших из порезанной кожи Феличиано.

— Что ты себе думал, идиот, черт возьми?! — заорал он, злой из-за пережитого испуга, и бросил нож на стол.

Робот опустил голову, боясь смотреть ему в глаза.

— Я просто хотел проверить, не пойдет ли у меня тоже кровь, — ответил он тихо.

— Чего? — переспросил Ловино, ничего не понимая. Как Феличиано только мог заниматься такой ерундой? Машины не могли так поступать, так ошибаться!

— Просто... если бы у меня пошла кровь, я бы наверняка смог ощущать боль... и тогда хорошие вещи тоже.

Ловино не знал, что сказать. Глядя на поврежденную механическую руку, он понял, что его слова на самом деле повлияли на Феличиано. Только совсем не так, как он думал.

— Пошли к дедушке, пусть починит это, — выдал он наконец вместо того, чтобы хотя бы извиниться. Но он просто до сих пор не видел никакой логики в поведении Феличиано.

По какой причине роботу вдруг может захотеться испытывать такую вещь, как боль?

Почему, в отличии к Ловино, завидовавшему его совершенству, Феличиано как раз желал иметь его многочисленные недостатки, в том числе чувства?

Дедушка подробно расспрашивал их, пока чинил руку робота, но, к его удивлению, Феличиано не давал ему ни малейшего объяснения. А Ловино просто сказал, что этот дурацкий робот наверняка сломался, делая вид, будто сам не знал ничего.

После того как Феличиано снова стал как новый, каждый из них отправился спать. Робот уже собирался пойти в собственную комнату, но Ловино велел ему спать у него, поскольку боялся, что тот опять совершит какую-то глупость.

Феличиано послушался, но на этот раз не задавал никаких бесконечных вопросов и не хихикал все время, как дурак... царила тишина.

— Что? Больше не хочешь спать со мной, после того, что я тебе сказал? — прервал Ловино наконец молчание, вспоминая их необычный разговор, после того, как он поранил колено.

— Хочу, — лишь ответил Феличиано и так спрятался под одеялом, что только остались видны глаза.

— Знаешь, иногда мне кажется, что ты все-таки какой-то бракованный.

— Ловино... рассказать тебе, почему мне нравится спать в твоей кровати?

Вышеупомянутый лишь посмотрел на робота, а потом вздохнул и лег на спину, глядя в потолок.

— Да ты мне расскажешь так или иначе, даже если скажу тебе «нет», — ответил он в качестве согласия.

Услышав это, Феличиано внезапно лег прямо на него, положил ему голову на грудь и принялся искать его руки.

— Эй, слезь с меня, идиот! — возмутился Ловино. Он впервые находился так близко к роботу и был удивлен, насколько холодной у того была кожа... его чуть не знобило от нее.

— Мне нравится спать у тебя, потому что так я могу прислушиваться к стуку твоего сердца, который доказывает, что ты жив. В моей груди ничего не бьется, Ловино, потому что я не человек, и поэтому я просто люблю лежать рядом с тобой и знать, что ты на самом деле здесь.

Ловино почувствовал, что Феличиано взял его за руки, но ничего не сделал, чтобы остановить его, а огромный ком в горле не давал ему произнести ни одного слова.

Когда у этого робота могли появиться такие мысли? В какой чертов момент в его мозге, наполненным точными подсчетами и безупречными алгоритмами, могло создаться такое разногласие? Лишь одно неправильное уравнение, из-за которого он начал соображать мир вокруг себя, желать боль, жаждать плач, завидовать страсти ревности, хотеть ощущать слезы в глазах и смеяться от души? Когда эта машина только успела превратиться во что-то такое похожее на настоящего несовершенного человека?

Все еще размышляя над вопросами, к которым, возможно, не существовали ответы, они оба наконец заснули. Ловино мерз всю ночь благодаря ледяной коже Феличиано, но все равно не отталкивал его, поскольку ощущал сильнейшую потребность подарить ему хотя бы немного своего собственного тепла.

Вскоре настало утро. Солнечный свет пробирался сквозь занавески и прямо в глаза Ловино. Тот, как всегда, начал материться и принялся ощупывать кровать в ожидании снова почувствовать холодную кожу Феличиано.

Но ничего не нашел.

— Неужели он уже встал?

Он потер глаза, чтобы хоть немного прийти в себя, встал с кровати, оделся и пошел завтракать. Рома опять находился в лаборатории, наверняка Феличиано был у него, может, чтобы дедушка убедился, что его рука на самом деле была снова в порядке. Хотя, по мнению Ловино, бы не помешало проверить еще и его операционную систему, чтобы ему опять не пришло в голову вытворять такие опасные штуки.

Он уже так привык к смеху Феличиано и всем звукам, которые тот делал во время уборки, что казалось, будто этим утром чего-то не хватало. Да, привык. На самом деле и незаметно привык к этому роботу, которого вообще-то ненавидел.

— Ловино, — позвал его Рома, почесывая голову гаечным ключом, когда пробило двенадцать часов, а Ловино сидел на диване и смотрел телевизор. — Ты случайно не знаешь, где Феличиано?

Ловино испугался.

— Разве он не у тебя?

— Не-а. Я его вообще весь день не видел.

Дедушка и внук посмотрели друг на друга, а потом внезапно разбежались, как сумасшедшие по всему дому.

— Феличиано! Где ты, черт возьми?! — кричал Ловино, на которого теперь напал настоящий страх. Такого просто быть не могло. Зачем Феличиано убегать из дому? Ну, возможно, тот все-таки не мог больше терпеть поведение и оскорбления Ловино... Опять все было его виной. — Пойду поищу его на улице! — предупредил он дедушку и выбежал из дома.

Какого черта он вообще это делал? Зачем искал этого ненавистного робота, а еще даже чувствовал себя виноватым? Неужели он сошел с ума?

Но... но...

Но Феличиано, этот тупой робот, не понимавший ни прямые, ни непрямые намеки, был единственным, который хотел находиться рядом с ним, вести разговоры, выслушивать его...

Единственным, который мог терпеть его!

— Феличиано! — заорал он снова, когда обежал уже весь район и оказался у вокзала, недалеко от железнодорожных путей. Он мчался с такой скоростью, что уже еле мог дышать и чувствовал себя, будто в его ноги влили свинец.

— Ловино?

Услышав это слово, он обернулся и обнаружил робота, глядевшего на него с любопытством.

— Феличиано, что ты здесь делаешь? Пошли домой!

С души Ловино тут же свалился камень. Он подошел к Феличиано и взял его за руку, но тот освободился из его хватки.

— Я не вернусь, — уверенно заявил он.

Ловино на несколько секунд потерял дар речи.

— Не неси ерунду, пошли уже.

— Нет, я никуда не пойду, — повторил Феличиано и отвел взгляд, будто ощущал неловкость.

— Что ты такое говоришь? А это еще почему?

Ловино разозлился.

— Потому что не могу продолжать жить с тобой и с дедушкой.

Робот поднял голову, и у Ловино аж сжалось сердце, когда он увидел чистую печаль у него на лице.

— Ловино, поверь мне, я ужасно хочу навсегда быть рядом с тобой, честное слово...

— Ну, тогда вернись! — перебил его Ловино.

— Нет! Как я могу жить с тобой, если у меня нет чувств? Если не могу понять тебя, когда тебе больно, потому что не знаю, что такое боль?

Робот положил себе руки на грудь, будто хотел вытащить все свои слова оттуда.

— Я хочу любить тебя, Ловино! Очень хочу, чтобы ты стал самым дорогим человеком для меня! Но это невозможно! Потому что я робот и любить не умею!

Он глубоко вздохнул.

— Вот только посмотри на меня, Ловино! Я даже не умею плакать! Даже такую простую вещь! Значит, откуда у меня может быть право быть с тобой?

Теперь он принялся ощупывать собственное лицо, надеясь ощутить долгожданные слезы. Но напрасно.

— Хватит говорить глупости, Феличиано. Неужели ты серьезно думаешь, что плакать так просто для нас, людей? Некоторые не делают это годами. И думаешь, мы сами знаем, что такое любовь? Иногда мы даже не в состоянии отличить ее от боли. Мне не надо, чтобы ты понимал меня, черт побери, я просто хочу, чтобы ты был рядом! И что это вообще за оправдания, а? Никто тебе не запрещает быть со мной! Если хочешь, тогда давай!

Ловино сжал руки в кулаки. Все его тело дрожало.

— Но почему? Зачем тебе нужен такой негодник, как я?!

Недолго думая, Ловино подошел поближе, схватил робота за руку и грубо потянул к себе, заставляя его отойти от железнодорожного пути. А затем обнял его.

— Потому что ты мой брат, придурок, — шепнул он Феличиано на ухо.

В этот же момент мимо них с огромным шумом проехал поезд и принес с собой сильный ветер, который растрепал им волосы.

— Брат? — повторил Феличиано едва слышимо и широко раскрыл глаза, цепляясь за одежду Ловино. — Несмотря на то, что я не находился в материнском животе, как ты?

Он боялся отпускать его, боялся, что тот внезапно исчезнет.

— Неважно.

— И даже несмотря на то, что у меня нет никакого сердца?

Теперь он тоже обнял брата, пытаясь прижать его к себе покрепче.

— Конечно есть, — ответил Ловино. — Только почувствуй.

И замолчал.

Феличиано закрыл глаза, ощущая, как сердце Ловино билось об его собственную грудь, создавая впечатление, что оно стучало внутри него самого.

Настоящее сердце, которое доказывало, что он тоже был живым.