Всего лишь твоя грязная кровь (гет)

___________________________________________________________________

Пока мы не уснули вечным сном, нас никто не сможет разлучить

___________________________________________________________________

Посиневшая и озябшая, Мэв выбралась на каменистый пляж, цепляясь пальцами за полусгнившие травяные стручки. Волна, нахлынув, слабо потащила её обратно, но она отказалась подчиниться.

Проползя немного вперёд, Мэв упала, отплёвывая холодную солёную воду. Перевернувшись на спину, посмотрела в хмурое, безразличное небо, гадая, как теперь жить. На другом конце залива виднелось небольшое поселение, спускающееся по горному уступу. Дигли говорила, что Данстар славится рыбной ловлей и шахтами. Это несомненно был он: в этой части побережья Скайрима имелось всего два порта, помимо знакомого ей Винтерхолда, и на столицу городишко не походил.

Ну и в Обливион всё! Главное, что Данстар под контролем Братьев Бури, а значит, она сможет найти там того, кто отправит её на передовую, вручив оружие и новое обмундирование. Чтобы свершить месть, ей это понадобится. Теперь она знала имя и лицо убийцы сестры и не могла промахнуться!

НартальОригинальная локация.… Слухи об этом форте, отданном ярлом Солитьюда Талмору, ходили уже давно. Мэв даже знала, где примерно он находится: на побережье западнее столицы. В лагере Винтерхолда говорили о нём: имеет порт, чтобы было легче привозить пленных. Наверняка туда талморцы и поплыли.

Она тоже отправится в Нарталь, но уже в составе армии Братьев Бури. Придёт и не оставит от этого проклятого места камня на камне! Наверняка он будет там. Где ещё быть палачу, как не в пыточной? С ним она тоже посчитается. И рука не дрогнет!

Правда, сейчас рука ещё как дрогнула, а вместе с ней и всё тело: Мэв почувствовала сильный озноб, каждая мышца задрожала. Видно, действие эликсира из зелёного пузырька сошло на нет.

Поднявшись на ноги, Мэв обхватила себя руками. С трудом повернувшись, она посмотрела в сторону берега, где в сумерках всё ещё можно было различить покатые кровли и дым, идущий из труб.

* * *

Дигли узнала её сразу же, как открыла дверь. Бывшая сослуживица Мэв — некогда безумная беглянка — больше не выглядела таковой. Быть может, слегка постаревшей от невзгод, но не сломленной жизнью.

— Мэв, — прошептала Дигли, касаясь посиневших рук, которыми дрожащая гостья обнимала себя. — Заходи быстрее! О Шоровы кости! Как ты вообще тут оказалась?!

Дома были только Дигли и её мать.

Как Мэв узнала позже, отец семейства ушёл к Братьям Бури вскоре после того, как обоз доставил домой дезертировавшую Дигли. Пусть об этом и не говорили вслух, Мэв догадалась: всему виной был позор дочери и косые взгляды данстарцев — старый рудокоп не смог стерпеть этого.

Равно как и сама Мэв не могла вынести любопытных, буравящих взглядов двух женщин, что помогали ей избавиться от заиндевевшей одежды.

Они заохали, завидев едва взявшиеся рубцом свежие шрамы от стрел, глубокий разрез над грудью — заросший, впрочем, куда лучше — и след от удара кинжалом под рёбрами.

Вскоре Мэв залихорадило. Отчаявшись справиться своими силами, женщины позвали старуху из местной алхимической лавки.

Осмотрев юную пациентку, та уделила особое внимание шраму под рёбрами.

— Пережить этот удар, девочка, ты никак не могла, — прошамкала старица, поднеся свечу к самой кромке раны. — Залечить подобное не способно ни одно из моих зелий. Нужно обладать поистине огромной силой, чтобы…

Зубы Мэв застучали сильнее, глаза защипало от слёз, и знахарка умолкла. Похоже, она так и не поняла, что к чему. Да и разве можно понять по шрамам и слезам? Разве помогут эти мелочи заглянуть вглубь истерзанной души, готовой распасться на части? А может, и вовсе уже расколовшейся и начинавшей гнить изнутри из-за нескончаемой борьбы страха и противоречий.

Оставив травы и указания, алхимичка ушла. А Мэв, немного окрепнув, сказала Дигли и её матери, что бежала из плена.

«Не бежала. Тебя отпустили», — сурово осёк её знакомый голос, пробудившийся в душе во время лихорадки.

Это был голос её сестры, замученной талморцами в застенке.

«Только палач сделал это не для того, чтобы спасти тебя от пыток и смерти, а лишь чтобы самому избежать позора».

«Нет! Чтобы не навлечь на себя позор, ему было проще убить меня. Прямо там, на острове, когда он увидел, что за нами явились его соплеменники, а не мои. Он легко мог сделать всё так, чтобы никто ничего не заподозрил. Это было бы куда проще того, на что он пошёл», — безмолвно возразила Мэв.

«Да этот монстр просто хотел продлить твои мучения!»

«И оттого рисковал? Даже после того, как узнал, что я правда видела предателя в лицо…»

«Не смей оправдывать моего убийцу, Мэв! — злобно прошипел голос. — Хватит! Довольно и того, что ты уже натворила с ним по незнанию. Но теперь ты знаешь и потому не можешь, не имеешь права ничего испытывать к нему. НИ-ЧЕ-ГО!»

* * *

Через пару дней жар отступил, и Мэв встала на ноги. Это голос сестры велел ей подняться и мстить.

Надев подготовленную Ирэн — матерью Дигли — одежду, Мэв вышла на солнце, щурясь и не веря, что вновь видит мирно прохаживающихся по берегу людей, спешащих по своим делам. Утерянная некогда жизнь, которую она уже не намеревалась обрести, казалась ей чуждой и нереальной. Мэв невольно ущипнула себя, чтобы проверить, не преддверие ли это нового кошмара, вроде того, что приснился вчера.

Во сне она вновь оказалась на том острове. Но снега не было — стояло лето и там кипела жизнь. Забыв обо всём, она искала его. Звала по имени, уверяя, что теперь им не грозит голодная смерть. И они смогут остаться тут навечно. Но всё пошло прахом, когда Мэв поняла, что она там одна. Иллюзия растаяла, оставив холод, тьму, пустоту и одиночество.

Дигли сидела на скамейке перед домом. Напротив неё стоял таз с постиранным бельём. Подруга отдыхала и тоже разглядывала прохожих. Мэв подошла к ней.

— Дигли, где ближайший лагерь Братьев Бури?

— Дык прямо в городе, — ответила та, правда, неохотно. — Командует Фрокмар Порванный Стяг. Только зачем это тебе?

— Я солдат, Дигли, — тихо напомнила Мэв.

Она склонила голову и вспомнила слова того, кого теперь должна была ненавидеть: «Пообещай, что вернёшься на свою ферму и будешь там бок о бок с лже-папочкой растить урожай. Выйдешь замуж или устроишься содержанкой к богатому старичку. Да что угодно, только не война».

— Дело, конечно, твоё, но погляди, что с нами сотворила эта проклятая междоусобица. Что она делает с нашей землёй, — протянула Дигли, смотря в сторону сурового моря. — С юга идут страшные вести о драконах. А ты… едва выбравшись с того света, жаждешь вновь прыгнуть в эту мясную молотилку.

— Мне больше некуда идти, Дигли. Я должна, — произнесла Мэв, опускаясь на скамью и ощущая неясную дрожь во всём теле. — Голоса предков требуют, чтобы я мстила.

— Если мучают голоса, сходи к Фриде, — ответила Дигли, сложив натруженные руки на груди. — Мне вот помогло. Что до того, что некуда идти, так ты можешь остаться. В лагере ты всегда была мне как сестра.

— И есть чужой хлеб? — Мэв покачала головой.

— Почему же чужой? — возразила Дигли, посмотрев на неё. — С тех пор, как ушёл отец, дел хватает. Равно как и грязного белья. Работа тяжёлая и неблагодарная, но зато не убьют и не надругаются.

— Ты не понимаешь, — выдохнула Мэв, ссутулившись, словно под непосильным грузом.

— Тогда объясни мне.

— Там, в плену, я встретила талморского палача. Одного из тех, кто носит проклятый чёрный мундир! — едва слышно произнесла Мэв, глядя себе под ноги. Воспоминания проносились перед ней, как призрачный вихрь: переплетение мук, боли и… страсти. Отогнав последнее, она заговорила горячо и стремительно: — Он издевался надо мной. Заставлял подчиняться, превратил в рабыню. А потом сказал, что я похожа на сестру. Назвал форт — Нарталь…

Голос сорвался. Мэв пришлось сделать паузу и отдышаться.

— Я должна найти его и отомстить! Он — чудовище, Дигли! Ты не представляешь! Как такое презренное существо вообще может ходить по земле? Почему боги позволяют таким, как он, жить? Я не понимаю!

— Я задавалась тем же вопросом, — ответила Дигли серьёзно. — Долго задавалась. Ведь те, кто издевался надо мной, наверняка до сих пор живы и причиняют зло другим. Но я не герой, Мэв. Я не могу взять топор и поубивать их всех. Решись я на такое — просто бы лишилась жизни, так ничего и не добившись. Оставила бы мать одну.

Она уселась удобнее. Крепче прижала скрещённые руки к груди.

— От отца нет вестей уже очень давно. А перед тем, как ты пришла, привезли тела тех, кто ушёл на войну вместе с ним. — Помолчав, Дигли покачала головой. — Мы с мамой думаем, что он уже не вернётся.

— Сочувствую, — произнесла Мэв, касаясь плеча подруги. — Но, возможно, Девятеро ещё вернут его домой. Что же до меня, то я осталась одна. По мне некому будет скорбеть.

— Это ты так думаешь, — ответила Дигли, посмотрев на неё с укором. — Я буду скорбеть и корить себя, что не остановила тебя. Как прежде не остановила и отца. Ведь ты тоже горюешь, что не смогла уговорить сестру не уходить на бойню, но сама рвёшься вслед за ней. Ответь, так хочется разделить её судьбу?

— Нет! — крикнула Мэв, чем привлекла внимание рыбака, чинившего у лодки снасти.

— Тише, — шикнула Дигли, коснувшись её плеча. — В этом городе только я знаю, что ты была в Братьях. Я даже матери не говорила. И ты не болтай никому. Скажем, ты просто поклонялась Талосу, потому талморцы схватили тебя. Во славу Талоса и Восьми, поверь: незачем тебе возвращаться туда.

— Но как же быть с местью? — спросила Мэв, живо вспомнив выражение лица палача, перед тем как он бросил её за борт.

— Отпусти всё и живи дальше, — спокойно произнесла Дигли, скользя взглядом по водам залива. — Время лечит и душевные раны. Уж я-то знаю.

— Но я не смогу!

Дигли взглянула на неё.

— Посмотри мне в глаза, Мэв, и скажи: окажись ты сейчас с тем ублюдком один на один, одолела бы его в честной битве?

Этот взгляд Мэв не смогла выдержать и отвернулась. И правда, получится ли у неё? Далемар силён, а душа его черна настолько, что даже безлунная ночь на её фоне покажется светлым днём. Но она должна. Ради Брит!

— Моя рука больше не дрогнет, Дигли, — ответила она и тут же прикусила язык, поняв, что сболтнула лишнее. Но та, казалось, не обратила на оговорку внимания.

* * *

Полоская бельё на берегу, Мэв ощутила рвотный позыв. Она едва успела отвернуться от лохани перед тем, как попрощаться с завтраком. Ирэн и Дигли, стиравшие напротив, обеспокоенно переглянулись, но Мэв не придала этому значения. Она утёрла рот и вернулась к работе, гадая, что такого опять могла съесть.

* * *

Дигли вошла к ней поздним вечером. Мэв лежала на постели, закрыв глаза рукой. Не желая признавать истинность слов Ирэн, она отказалась выйти к обеду, а позже — и к ужину.

— Я была у Фриды, — начала Дигли, как всегда, прямо и без предисловий. — Выпей вот это — к утру скинешь.

Видя, что та не отзывается, Дигли вложила пузырёк ей в руку, безвольно лежащую вдоль тела.

— Не надо только так убиваться, хорошо? — тихо попросила она. — Не ты первая, не ты последняя. Идёт война — никто не посмеет тебя осудить. Уж точно не я.

Произнеся это, Дигли оставила её. Мэв, оказавшись одна, всё никак не могла поверить в то, что сказала Ирэн.

Женщина озвучила свои опасения после того, как Мэв подняла таз с бельём, почувствовала тянущую боль внизу живота, охнула и уронила ношу.

«Да ты в тяжести, девочка!..»

Рука, выпустив холодный пузырёк, коснулась пока плоского живота.

— Шор, Кинарет, Мара, Дибелла… Неужели это моё наказание за то, что отдалась гонителю вашего соратника? — прошептала Мэв, с трудом сознавая, что внутри неё теплится огонь жизни, разведённый тем, кого она должна была ненавидеть.

Нет, она не могла винить богов. Женщины зачинают после того, как делят ложе с мужчиной, — это древний и естественный процесс. А она даже не пыталась сопротивляться Далемару. Вопреки воле Мэв вспомнила ту ночь, что стала для них последней на заснеженном острове. Даже отдалённо это не могло сойти за изнасилование. Она любила его тогда и хотела остаться с ним там навечно.

«Ты не ведала правды, Мэв, — заговорил знакомый голос. — Вернее, не желала узреть то, что подсказывало сердце, пока он не сказал всё тебе в лицо. Вспомни, как он ухмылялся, произнося это. Вспомни!»

— Но он не ухмылялся! — прошептала Мэв. — Словно жалел о том, что говорит.

«Жалел лишь о том, что позволил похоти вырваться наружу. На том корабле были его талморские товарищи, потому он мог думать только о том, что они узнают. Ты была его позором. Бременем. И он выбросил тебя за борт, как огрызок съеденного яблока. Думал, что ты не доплывёшь. Зачем, по-твоему, он сказал тебе обо мне? Чтобы убить волю к жизни! Ему всё равно! Единственное, о чём он думает сейчас, — чтобы никто и никогда не узнал о его проступке».

Мэв молча прикрыла глаза.

«Даже скажи ты палачу об этом ребенке — он ничего не почувствует. Не способен».

— А я чувствую. Пустоту. Боль, от которой трудно дышать. У меня нет теперь цели, ради которой стоит жить.

«Потому что ты отказалась от мести! Поддалась на уговоры другой предательницы и слабачки! — Голос зазвучал громче. — Выпей это снадобье. Встань. Возьми лук и отомсти ему за нас обеих. Мэв, ты должна это мне!»

— Я не вернусь на войну! — крикнула Мэв и внезапно поняла, что это правда.

Верно, осознавая это не хуже неё самой, тёмный голос заговорил иначе — ласково. Таким тоном живая Брит утешала Мэв, положив её голову себе на колени.

«Представь, каким наказанием будет видеть этого ребёнка и вспоминать каждый раз, кто его отец. А если что-то выдаст его расу? Как ты объяснишь это данстарцам? Подумай, Мэв, ты ведь обрекаешь безвинное дитя на собственную судьбу. Вечная обуза. Неприкаянная душа. Если ты найдёшь мужчину… Когда ты найдёшь мужчину, он будет знать, что ты предала свой род, спутавшись с врагом. Это запустит новый круговорот ненависти и страданий. Пока не поздно, заверши всё здесь и сейчас. Принеси жертву!»

Нащупав дрожащей рукой флакон, Мэв села. Время будто замедлило ход. Она открыла пузырёк и поднесла его к губам. Содержимое пахло можжевельником и неведомой горечью. Была ли эта горечь её разочарованием? Сомнениями? Чувства разрывали её изнутри. Она убьёт лишь часть того, что палач, сам не ведая, оставил ей в память о себе. То, в чём слились их общие пороки.

Да, на том острове она хотела остаться с ним. Умереть вместе. Но выжила — вопреки всему. И всё же теперь ей нужно принести жертву, чтобы подняться и идти дальше. Когда плод в её чреве станет кровавым пятном на простыне — ничего не останется. Придёт умиротворение. Дигли обрела его. И она сможет. Такова цена покоя: отказ от ненависти и памяти о Далемаре.

Голоса уйдут. Умолкнут.

Если бы мать когда-то сделала то же самое, она — Мэв — никогда бы не испытала этих страданий. Не увидела бы этого сурового мира. Не ощутила бы этих чувств, разрывающих сердце на осколки.

Прежде чем осознать всё до конца, Мэв со всей силы швырнула пузырёк в стену, и жидкость потекла по побелке, как чернила по простыне. Завтра будет непросто скрыть этот след… Мэв это понимала так же чётко, как и то, что жалеть о своём выборе теперь нельзя.

* * *

Голос, взывающий к мести и истязающий её, утих, когда Ирэн вложила ей в руки заходившуюся криком красную дочь. Боль как-то разом угасла, и после девяти месяцев метаний и угрызений совести на душе наконец установился покой, похожий на весеннюю оттепель после долгой зимней вьюги. Улыбаясь вопящему комочку, Мэв ощутила, что жизнь вновь обрела смысл.

Обратила ли она тогда внимание на форму ушей ребёнка? Да, но это уже не имело никакого значения. Ирэн, отойдя к Дигли, принёсшей очередной таз с водой, что-то ей зашептала. Женщины глядели на роженицу — одна с жалостью, другая со смесью любопытства и укора. Но Мэв было всё равно.

Уже позже, когда девочка подросла и ей исполнился год, стало понятно, что вместе с ушами она унаследовала от отца желтоватый оттенок кожи и волосы цвета светлого засахарившегося мёда. Но черты лица были почти человеческими. В глазах Мэв дочь была красавицей, похожей на редкий топаз.

К тому моменту Мэв узнала достаточно, чтобы понимать: будь она чистокровным нордом — подобного бы не произошло. Как сказала ей Фрида, дети от межрасовых союзов всегда похожи на мать, а врать знахарка не могла. К тому же Мэв и сама была доказательством этих слов. Дочери просто повезло меньше, чем ей в своё время. А может, и больше! Возясь с малышкой, Мэв дала себе зарок, что не позволит ни одному мужчине встать между ней и ребёнком. Она лучше проживёт остаток жизни одна, чем позволит кому-то угнетать дочь за то, что мать зачала её от мера.

Время шло, а Мэв не отвечала на немые вопросы Дигли и Ирэн, сделав вид, что не замечает намёков и взглядов украдкой. И лишь когда Ирэн спросила прямо, ей пришлось соврать про изнасилование.

Словно почувствовав эту ложь, в колыбели громко закричала Иенн. Мэв встревоженной птицей подлетела к малышке, взяла на руки и начала качать, ощущая, как на душе растекается некогда позабытое тепло.

Ирэн охала, говоря о горестях, которые принесла война, но Дигли молчала, неотрывно наблюдая за Мэв, улыбающейся дочери, словно запретному счастью.

Двумя днями позже, когда они с Дигли полоскали бельё на берегу, подруга спросила в лоб:

— Это ведь был тот самый, да?

Опустив простынь и распрямившись, Мэв посмотрела на Дигли.

— О чём ты?

— Зачем ты мне врёшь, Мэв? Отец твоей малышки — это тот, кто убил твою сестру?

Вместо ответа Мэв виновато спрятала взгляд.

— Я давно подозревала. Ещё когда ты говорила про свою ненависть к нему. Уж кому как не мне знать, как можно ненавидеть того, кто обманул, унизил и причинил боль, — произнесла Дигли, не отрываясь от работы, словно намеренно подчёркивая, что этот разговор — ежедневная рутина. — В тебе нет ненависти к отцу этого ребенка. Ты знаешь, что должна его ненавидеть, но не можешь, потому и родила девочку в оправдание этого бессилия. Теперь, когда голоса требуют от тебя ненависти, ты можешь отвечать им, что его кровь течёт в твоём ребенке, и заставить их умолкнуть.

— Дигли, не говори глупостей, — сдавленно произнесла Мэв. — Я ненавижу его! Я родила Иенн для себя. Хотела придать жизни смысл, а не для того, чтобы отвечать каким-то мнимым голосам.

— И то верно. С тех пор, как она появилась на свет, ты перестала спорить сама с собой, — немилосердно произнесла Дигли, показав, что знает её сокровенную тайну. — Она — твоё лекарство от безумия.

Мэв ниже опустила голову.

— Нет, ты не думай, я тебя не виню, — поспешила уверить её Дигли. — Когда меня, истерзанную, привезли в лагерь, ты была единственной, кто не осудил меня. И я отвечаю тебе тем же сейчас. Быть может, у тебя и правда не оставалось выбора на том острове, а всё остальное — лишь самообман, который ты уже не отличаешь от правды. Но послушай меня, Мэв: можно и дальше лгать всем вокруг, даже мне, но перестань лгать себе. Не то попадёшь в беду.

Дигли замолчала и продолжила работу. Мэв сделала то же самое. И хоть они больше не возвращались к этому разговору, Мэв ещё долгое время ждала последствий.

Их не было. Ирэн разнесла по любопытным соседям новость про то, что ребёнок-полукровка — плод насилия, и все немного успокоились. Да, на неё смотрели косо, но Мэв, ожидавшая худшего, почти не обращала на это внимания.

И всё же со временем Иенн должна была подрасти настолько, чтобы начать понимать значение выражения «мерский ублюдок». Заткнуть всем рты Мэв была не в силах, а то, что Данстар ходил под Ульфриком, эльфоненавистником до мозга костей, давало свои горькие плоды. Поэтому, когда в город пришла весть о том, что Братья пали вместе с головой своего лидера, Мэв не плакала о любимом ярле сестры. Власть в Данстаре сменилась, и на какое-то время о ней и дочери вовсе забыли.

Но вскоре на подмогу новому ярлу в город вошли Имперские войска, дабы навести порядок в давнем оплоте повстанцев.

* * *

Мэв шла по берегу, неся таз с бельём, когда ей встретился один из патрулей. По привычке, заметив красную форму легионеров, она низко опустила голову. Всё же год на войне не мог пройти бесследно, а потому, видя былых врагов, Мэв ощущала тревогу. Она ведь была в Братьях Бури, сражалась на передовой. На её руках была кровь их сослуживцев.

— Мэв? — окликнул её смутно знакомый мужской голос.

По коже пробежали мурашки. Призрак из прошлого явился незваным гостем. Мэв не сбавила шага, продолжая идти не оборачиваясь, но окликнувший, топая тяжёлыми сапогами, догнал её.

— Мэв! Драный зад дреморы! Мэв, это ты?

Старый знакомый преградил дорогу и, обхватив плечи, заставил посмотреть на себя. Лицо его выглядело теперь куда более взрослым, чем ей запомнилось: тому явно поспособствовали густые тёмные усы, подстриженные на имперский манер. Форма на нём теперь тоже была имперской — младший офицер, без труда определила Мэв, перед тем как осознать, что встреча эта не сулит добра.

Но Стэн, верно, думал иначе. Зажав её лицо в руках, он повторял её имя, пока она не отозвалась, назвав его в ответ. Трое имперских солдат ошарашенно наблюдали за этой сценой, и несколько зевак из местных вскоре составили им компанию. Мэв, скосив взгляд, поняла, что вечером станет главным блюдом всех злых языков города.

— Шоровы кости, Мэв! Как такое возможно? — Руки Стэна сжали её предплечья. — Ты ведь упала за борт! Тебя продырявили стрелой. Я сам видел! Подбежал к борту, но тебя уже не было, только лёд…

— Как видишь, я выжила, — глухо ответила она, глянув в сторону серого моря.

— Вижу, Малышка! Ещё как вижу! Да брось ты это всё!

Вырвав у неё таз, Стэн поднял её на руки и закружил, но, вопреки усилиям, не вызвал и тени улыбки. Зародившийся в душе страх пробудил голос, который Мэв не слышала почти два года.

«Он знает тебя, Мэв! Знает твои слабости. А теперь узнает и про твои пороки. И не простит. Такие, как он, не способны прощать».

— Пусти, люди смотрят, — только и произнесла Мэв, упираясь руками в грудь и принуждая расцепить объятия.

— Ты что, замужем? — полушутливо, полусурово спросил Стэн, ставя её на землю.

Голова Мэв кружилась, щёки пылали, и ей хотелось бежать. От него, от расспросов, от необходимости рассказывать ему о…

— Нет, — ответила она, понимая, что врать бесполезно.

Стэн не был бы собой, если через час не разузнает о ней всё, что только могут поведать жители Данстара. А сообщить они могли немало, ведь к тому времени о её странностях злословили уже не только данстарские кумушки, но и некоторые мужчины — ревнители расовой справедливости. И то, что они говорили…

— Ну и наплевать тогда, — бодро произнёс Стэн. — Мэв! Все грёбаные даэдрические принцы и принцессы мне в свидетели, если совру! После того, как ты исчезла во льдах, я был готов душу продать, лишь бы вернуть тебя! Ну так скажи, кому из них я задолжал.

— Никому, Стэн. Я не умирала, — ответила Мэв, стараясь придать голосу знакомый бунтарский тон, но не вышло. Всё бунтарство из неё вымыли холодные воды да забрал взгляд жёлтых глаз.

— Да где же ты была больше двух лет, негодная!

— Здесь, — глухо произнесла Мэв.

— Но как ты попала в Данстар? Почему не сообщила мне, что жива?

Ухватившись за второй вопрос, Мэв ответила:

— Мне не хотелось возвращаться к Братьям Бури. Думаю… — Она взглядом указала на его форму. — Осуждать не станешь.

— Не стану, — ухмыльнулся Стэн. — И рад, что ты не осуждаешь меня.

— Я никого не сужу, чтобы не судили меня, — сказала Мэв печально.

— Вскоре после того, как подумал, что потерял тебя, мои пути с Братьями разошлись. Да и что там говорить: если бы не ты, они бы разошлись ещё раньше, — произнёс он, заставив Мэв смутиться. — Не по своей воле я пошёл к ним, но ушёл сам. И ты правильно сделала, что не вернулась. Дело их было гиблым.

На это Мэв ничего не ответила. Посмотрев на таз с бельём, она поняла, что нужно заканчивать с этим воссоединением.

— Стэн, прости, но у меня ещё много работы.

Услышав это, молодой норд нахмурился. По его лицу Мэв догадалась: так просто он её не отпустит.

— Малышка Мэв, и это всё? Дремора драная, что с тобой стало?! Если думаешь, что сможешь уйти от меня, то не надейся: теперь я тебя точно не отпущу!

Повернувшись к имперцам, он крикнул, чтобы они продолжали патрулировать сами.

— Стэн, я не хочу, чтобы у тебя были проблемы, — прошептала Мэв, предпринимая последнюю попытку сбежать от него.

Смотря на сияющего от радости старого знакомого, она размышляла, что будет хуже: если он услышит её правду или ту, которую рассказывают в Данстаре. Оставались те, кто ей не верил, а теперь недоброжелателей станет ещё больше, ведь зеваки увидели, как она обнималась на берегу с легионером.

— Какие проблемы, Малышка Мэв! Обычный обход, — отмахнулся Стэн и тут же лихо подкрутил ус. — Да и ради тебя я готов рискнуть. Ты где живёшь, кстати?

— У Дигли, — ответила Мэв, заметив, как женское имя заставило улыбку Стэна стать чуть шире.

Знакомая щербина в его зубах напомнила ей о прошлом — о том, как когда-то на войне она искала у Стэна защиты и он охотно её давал.

— Я тут всего пару дней, Малышка Мэв, и мало кого знаю, — признался он.

— Дигли ты должен помнить. Она была с нами в лагере под Вайтраном, — сказала Мэв, следя, как имперцы удаляются, а зеваки остаются стоять на месте. Но Стэн, как и прежде, не обращал внимания на подобные вещи.

— Наверное, она не из симпатичных девчонок, — хохотнул он. — А других я и не помню.

Повзрослел, а шутки всё те же, отметила про себя Мэв, гадая, так ли уж опасен для них Стэн. Когда-то в той — другой — жизни он заботился о ней, и она даже грезила, что однажды сможет ответить взаимностью. Но теперь ей этого не нужно. Ей никто не нужен. Кроме Иенн.

— Мэв! — позвал он.

— Стэн, Дигли была из тех, кто… — Мэв запнулась, понимая, что, продолжая, подставит подругу.

— Ну? — протянул он весело.

— Она бежала из лагеря. Помнишь? Её вернули нам бандиты.

Нахмурившись, Стэн почесал гладко выбритый подбородок. Воскресить в памяти тот эпизод он явно не мог, что неудивительно, ведь это Мэв запомнила Дигли из-за жуткого случая с бандитами. Но, как оказалось, Мэв ошибалась.

— Подожди, это не та, что помешалась и напугала тебя?

— Ей уже лучше, — заверила его Мэв, чувствуя неловкость. Стоило ли разглашать эту правду, если он забыл? Не было ли это предательством людей, которые дали ей хлеб и кров? — Попав под родной кров, Дигли быстро оправилась, хвала Девяти.

— А, понятно, — ответил Стэн, хмыкнув. — Припоминаю теперь. Командир подозревал, что она притворяется, но пожалел дурочку. Всё-таки был прав, старый лис.

— Я не говорила этого, — быстро произнесла Мэв, гадая, не разносит ли вода их слова до лишних ушей.

— Конечно, Малышка Мэв, — шумно выдохнул Стэн. — По-другому просто не может быть. Так, где там твой тазик? Помогу тебе и посмотрю заодно, где же ты обитаешь.

Прежде чем он наклонился, Мэв опередила его: схватив с земли таз, шагнула назад.

— Не надо, Стэн. Что люди скажут?

— Малышка Мэв, как всегда, ставит мои желания ниже одобрения чужаков, — протянул Стэн. — Ну что ж, будь по-твоему. Уступлю в этот раз.

Они медленно шли вдоль берега, и Мэв рассказывала Стэну, как течение вынесло её на остров с двумя башнями и как она боролась за жизнь. Слушая её, Стэн кивал и сетовал, что следовало плюнуть на всё и прыгнуть за ней. Мэв ответила, что это было бы глупым решением, так как она сама спаслась лишь чудом.

Дальше она сократила рассказ, в общих чертах поведав, как встретила на острове ещё одного выжившего — солдата Талмора. Она нарочно опустила тот факт, что он был юстициаром, здраво рассудив: среди всего разнообразия Талмора те, кто носил элитный чёрный мундир, считались самыми грязными подонками. Зато об издевательствах и пытках рассказала подробно, чем заставила Стэна показать, что его запас бранных слов пополнился вместе со сменой знамён.

Мэв пришлось подождать, пока этот поток прервётся, прежде чем перейти к самой опасной части — о том, как её обнаружил Талмор, схватил и повёл на допрос. Она ухитрилась оглушить конвоира и прыгнуть за борт. На улице солгать Стэну про изнасилование Мэв не решилась.

Они остановились у дома Дигли, и Мэв кивнула:

— Вот здесь я и живу, с Дигли и её мамой Ирэн. Стираю, скатываю пряжу в клубки, шью новое бельё… Короче, делаю всё то, что до плена вызывало во мне трепет отвращения.

Посмотрев на дом, Стэн недовольно повёл плечами, сложив руки на груди. Его брови были нахмурены, и Мэв посчитала, что это из-за упоминания страданий, которые она пережила из-за Талмора.

«И это он ещё не узнал главного», — печально подумала она, осознав, что теперь, даже если бы захотела, не смогла бы вернуть всё как было.

Да и что бы это принесло ей? Немой укор и повторение Иенн судьбы матери? Именно этого Мэв боялась больше всего. Но всё равно она не могла скрывать от Стэна свою дочь. В конце концов, ему скажут.

— Может, зайдёшь? Познакомлю тебя со своей семьёй, — аккуратно подбирая слова, предложила она.

«Коль приходится вскрывать рану, оттягивать неизбежное глупо».

— Зайду, раз приглашаешь, — ответил Стэн, мотнув коротко стриженной головой, и вернул голосу исчахший было задор. — Как я могу не посмотреть, что представляет из себя хозяюшка Мэв?

Для приличия она скромно улыбнулась. Поднявшись на порог и поставив таз с бельём у двери, вошла внутрь.

— Дигли, — произнесла Мэв дрожащим голосом, увидев подругу, склонившуюся над кадушкой с тестом, — ты помнишь Стэна? Он был с нами в лагере под Вайтраном.

Дигли вздрогнула, и её простое широкое лицо слегка побледнело, но Стэн, пригнувшись, уже вошёл в дом.

— Здравствуй, Дигли, — сказал он.

Осмотрев его с ног до головы, Дигли оторвалась от теста и, взяв со стола тряпицу, вытерла широкие ладони.

— Помню. Здравствуй, рифтенец, — ответила она безрадостным тоном, глядя на гостя с нескрываемой неприязнью.

Но он, словно не замечая этого, продолжал осматривать их жилище.

Выражение лица подруги кольнуло Мэв. Она не знала, что та ненавидела его настолько, отчего даже отказалась назвать его по имени. Может, было что-то, о чём она не знала? Тогда Мэв совершила глупость, пригласив Стэна в чужой дом, не спросив разрешения у хозяев. Всё это казалось ей одной большой ошибкой. Прошлого не вернуть. И чем скорее он всё узнает, тем быстрее оставит их в покое, поняв, что его заветный плод уже надкушен. Врагом.

— А где Иенн? — спросила Мэв у Дигли. — Спит ещё?

Подруга, посмотрев на Мэв, качнула головой, словно желая подать тайный знак. Стэн, оторвавшись от созерцания стопок просохшего белья на длинной скамье вдоль стены, с любопытством взглянул на Мэв.

— Иенн! Кто такая Иенн? Ещё одна сослуживица?

— Нет, Иенн — это моя дочка, Стэн, — ответила Мэв, внимательно наблюдая за реакцией молодого норда.

Надо признать, он не сдержался — улыбка его сразу погасла.

— «Дочка»? Вот оно как, — протянул он.

— Да, я же обещала познакомить тебя с семьёй.

— Ну что ж, давай, — ответил Стэн, кивнув. — И где же Иенн, Дигли?

— Она проснулась и плакала, — произнесла та холодно. — Мама кормит её кашей в твоей комнате, Мэв.

Мэв, стараясь не думать, пошла через длинный зал, открыла дверь.

— Мама! — крикнула Иенн, сплёвывая часть каши обратно на ложку, которую ей поднесла Ирэн.

— Мэв, где ты была? — охнула Ирэн, поворачиваясь к ней. — Малышка так плакала! Я еле смогла её успокоить.

— Я встретила нашего с Дигли… — Мэв едва не сказала сослуживца, но вовремя осознала: Ирэн, в отличие от Дигли, язык за зубами держать не умела, оттого к закату вся нижняя улица будет знать, что молодой имперский офицер — перебежчик. — Общего знакомого. Стэна, — произнесла она, входя в небольшую каморку.

Рослый норд, пригнувшись, замер в дверном проёме. Его синие, холодные глаза — как сталгрим — посмотрели на ребёнка, и Мэв поняла, что именно хотела ей сказать Дигли: показывать дочь вот так, без подготовки, было ошибкой. Лучше было бы, если бы о том, что её ребёнок — полукровка, рассказали кумушки. Было бы время, чтобы он скрыл ярость.

Слова замерли у Мэв в горле. Стэн глядел на ребёнка так, как когда-то смотрел на тех, кто обзывал его вполголоса воришкой. Неприкрытая неприязнь быстро переродилась в ненависть, когда он заметил острые ушки, торчащие из-под медовых прядок.

Роковая ошибка, поняла Мэв, закусывая губу.

Лучше бы он ругался или задавал неудобные вопросы, подумала Мэв, но Стэн молчал, сложив руки на груди. Оперевшись плечом о притолоку, он медленно перевёл взгляд с ребёнка на саму Мэв — такой же холодный и колючий.

И тогда Мэв снова ошиблась: вместо того чтобы выдержать этот взгляд, она покраснела и опустила глаза в пол, словно признавая свой позор.

Ирэн, засуетившись, сказала, что ей нужно идти. Стэн отступил, выпустив женщину, но вместо того, чтобы вернуться в проём, он вошёл внутрь и закрыл за собой дверь. Его фигура, будто став ещё больше, заполнила всю каморку. Иенн, испугавшись, заныла. Мэв села на кровать и прижала её к себе, пытаясь успокоить. Гладя волосы малышки, она боялась поднять взгляд на Стэна, внезапно осознав, что некогда ручной саблезуб одичал, а ей нечем его усмирить.

— Тот солдат, который был с тобой на острове? — только и спросил Стэн гулко.

— Да, — ответила Мэв. Словно загнанная в угол дичь, она искала путь к спасению и выбрала тот, что уже однажды выручил её. — Он не спрашивал моего разрешения, если ты понимаешь, о чём я.

— Ёбаный ублюдок, — ядовито ругнулся Стэн, ударив кулаком по стене. По тому самому месту, где она уже много раз безуспешно пыталась забелить след от разбитого зелья. Хныканье Иенн перешло в крик, лицо стало приобретать характерный тыквенный оттенок, предзнаменовавший затяжную истерику. — Тварина талморская.

— Стэн, прошу, ты пугаешь её, — взмолилась Мэв, понимая, что сделала только хуже. — Уже ничего не изменить. Я смирилась и стараюсь забыть.

— «Забыть», Мэв? — буквально рыкнул он. — Ты сейчас, блядь, серьёзно?

— Стэн, прошу тебя, выйди! Мне надо успокоить ребёнка, — громко велела Мэв. — Поговорим позже, если захочешь. Но лично я не желаю больше говорить об этом.

— А придётся, мать твою, — пыхнул злобой норд. — Я этого так не оставлю! Своими руками порву подонка на части!

Он рычал, как самый настоящий хищник, и Мэв почувствовала, что немного — и она сама расплачется, ещё больше напугав Иенн.

— Стэн, во имя Талоса, уйди, — взмолилась она.

И он вышел, но перед этим хлопнул дверью так, что остатки штукатурки на месте, где отпечатался его кулак, осыпались, явив взору старое и сухое тёмное пятно, въевшееся в стену до самой обмазки.

Целую вечность Мэв успокаивала дочь, уверяя, что бояться нечего. За окошком стемнело, когда Иенн улеглась на бок и закрыла покрасневшие опухшие глаза. Опустошённая Мэв взяла чашку с недоеденной кашей и вышла в общую комнату.

Тяжело опустив закованные бронёй плечи, Стэн поджидал её, сидя на углу скамьи рядом с брошенным тестом, вываливающимся за край кадушки. Ни Дигли, ни Ирэн не было видно. Мэв осознала это, и её руки затряслись так, что она едва не уронила чашку на пол.

Мэв надеялась, что Стэн уже ушёл, поняв: «Малышка» стала дешёвкой, ради которой не стоит рисковать и искать безвестного солдата Талмора — коих в Скайриме не меньше тысячи, коль юстициаров было под сотню. И всё же, видимо, она плохо его знала.

— Нам надо поговорить, — произнёс Стэн глухо, подняв на Мэв ледяные глаза.

Его сцепленные в замок пальцы сжались сильнее. Без перчаток, покрытые тёмными волосами, руки Стэна напоминали лапы медведя. Наконец он разжал их и положил на мощные колени, выглядывающие из-под клиньев брони.

Всё же за эти годы он сильно возмужал, подумала Мэв, с горечью осознав: хоть она и могла вертеть когда-то озлобленным мальчишкой, с этим мужчиной такой фокус вряд ли пройдёт.

— Где Дигли и Ирэн? — спросила она, молясь, чтобы те просто ушли в свои комнаты, опасаясь столь грозного гостя.

— Разносят бельё, наверно.

Мэв беспокойно глянула на лавку, заметив, что стопок действительно стало меньше. Но обычно бельё разносила только Ирэн, совмещая приятное с полезным: женщина использовала эту возможность, чтобы собрать и разнести по всему селению слухи и сплетни. И делала она это не на ночь глядя. Мэв бы поняла, если бы Ирэн решилась на такое, чтобы обсудить появление у Мэв знакомого среди офицеров, но Дигли! Подруга сопровождала мать только в самых исключительных случаях.

Вновь искоса глянув на кадушку с пузырящимся тестом, Мэв выдохнула. Это больше походило на то, что женщины просто сбежали, устрашившись гнева грозного гостя.

И Мэв это не нравилось. На какой-то момент ей даже подумалось, что Стэн может напасть на неё, взяв силой и наказав за связь с талморцем. Она всегда знала: друг на такое способен.

С Далемаром на острове она тоже боялась, но за свою жизнь. Она знала: талморец может ударить её, причинить боль. Но в его объятиях… что бы она себе ни внушала, Мэв чувствовала, что получится остановить его, если захочет.

Стэн был другим. Диким. Необузданным, словно вспыхнувший в сухом поле пожар.

— Мэв, мне нужно, чтобы ты назвала имя ублюдка, который сделал это с тобой, — мрачно произнёс Стэн, буравя её взглядом.

Сейчас в нём была только ярость, а не похоть, но Мэв уже мельком видела её огонёк на берегу, когда призналась, что у неё нет мужа. Распалить его было нельзя. И всё же она не могла назвать ему имя.

«Забудь это имя. Забудь всё, что было», — сказал ей Далемар перед тем, как швырнуть за борт, разбив тем самым её сердце.

Да только она не смогла забыть. Но имени его она вслух не произносила ни разу с тех пор, как, назвав его тогда, наивно молила уйти с ней.

— Если бы я знала его, — ответила Мэв, стараясь придать голосу брезгливый тон. — Думаешь, поганец назвался, когда измывался надо мной?

— И всё же ты должна была что-то запомнить: особые приметы, звание, род войск.

— Стэн, я не разбираюсь в званиях талморцев, — выдохнула Мэв, и это было чистой правдой.

— Он был мечником, лучником, магом, юстициаром? — неумолимо спрашивал Стэн, и Мэв внезапно осознала, что допрос он ведёт весьма умело, словно делал это прежде.

— Лучником, — соврала она, понимая, что намеренно уводит подозрения.

— Пока вы были на острове, он говорил о чём-нибудь с тобой?

— Нет.

— Совсем? — в тоне Стэна прозвучало недоверие.

— Слова «подай», «принеси» и целый поток хуления Талоса, всего рода людского, — произнесла Мэв, чувствуя, как обретает власть над звучанием голоса, — не скажет ничего, кроме того, что он был скотиной, как и все они. К чему всё это, Стэн? Прошло почти три года. Я хочу всё забыть. Да и что тут можно сделать? Была война.

— Но сейчас она кончилась, Мэв! Ты гражданка Скайрима, и этот ублюдок понесёт ответственность за своё преступление! — отчеканил Стэн. — Скажи мне хоть что-то, что может дать мне след. У меня есть связи, Мэв. Уйдя от Братьев, я помог Туллию в Рифтене. Теперь у генерала и ещё нескольких не последних людей в Скайриме есть долги передо мной. Мне достаточно малейшей детали, и этого ублюдка найдут — даже спрячься он в самой захудалой крысиной норе. И тогда я притащу его к твоим ногам и развалю ему голову топором сразу после того, как ты плюнешь ему в рожу!

В мыслях предстал образ Далемара, которого Стэн бросает перед ней на колени. Она смотрит ему в глаза… Убийце сестры… Палачу, достойному лишь позорной смерти. Плюёт в лицо, и Стэн, верный слову, сносит ему голову. Светлые волосы, выбившиеся из-под тёмного капюшона, летят по воздуху, и голова падает на землю. Но в её душе нет торжества. Нет чувства свершённой мести. Почему же? Стэн ведь не шутит. Даже не зная имени, она могла выдать палача! Он — юстициар, который некогда был палачом. Родился на островах, но большую часть юности прожил в Имперском городе. Его отец — богатый торговец. Он учился магии у мастера-бретонца вместе с Нартилием, сыном Клинка. Был помолвлен с сестрой Нартилия — Риэлией. Обоих жестоко убил несколько лет спустя, участвуя в разграблении Имперского города. Служа на границе Скайрима и Сиродила, отыскал своего мастера на старой дороге в Рифт и едва не был убит им. В отместку запытал старика до смерти, заслужив громкую репутацию. Даже без имени она могла выдать его! Но тот, другой в чёрном мундире — Красино, узнал его и назвал по имени.

И всё же Далемар отпустил её… Зная, что она может не просто выставить его посмешищем среди остальных офицеров, но и лишить головы за предательство! Ведь он сообщил Красино о том, что она видела шпиона Братьев Бури в лицо, чтобы ей сохранили жизнь. И потом, даже узнав, что она и правда видела предателя, отпустил и ещё зелье дал, рассчитав, что собственных сил добраться до берега ей не хватит.

Ком подкатил к горлу, и Мэв поняла: ей хочется кричать, даже несмотря на то, что в пяти шагах, за дверью, спит их дочь.

Далемар ведь всё это знал! И всё равно… Бесчувственная тварь просто бы убила её на месте, удостоверившись, что за ним прибыли его соратники. Кинжал в сердце — и никто и никогда ничего не узнал бы про их связь. Прочим талморцам нужны были лишь бумаги. Даже найдя её тело, вопросов никто бы не задал.

Признавшись в убийстве Брит, Далемар словно попрощался с ней. А что, если он не боялся отпустить её, потому как не страшился последствий? Что, если это был изощрённый способ свести счёты с жизнью? Там, на острове, он говорил, что, оглянувшись назад, многое осознал. А что, если, отпустив её, он свёл счёты с жизнью? Или — что ещё хуже — его убили свои? Быть может, пытали… Но не это ли высшее воздаяние для такого, как он?

— Мэв! — сурово окликнул её Стэн, напомнив, что всё ещё ждёт ответа. — Ты говорила, корабль с талморцами причалил к острову? Чего они хотели?

А вот тут врать было опасно.

— Как я поняла, искали какие-то бумаги.

— И нашли?

— Почём мне знать? Мне связали руки и бросили сначала на дно лодки, а потом в трюм.

— Может, ты слышала какие-нибудь имена? Может, кто-то назвал твоего обидчика по имени?

— Думаешь, все талморцы знают имена друг друга?

— Это недалеко от истины, Мэв, — мрачно произнёс Стэн. — Знаешь, с кем легат Рикке сравнивала талморцев и всех прочих желтокожих высокомерных ублюдков? С крысами. Они держатся так же кучно и так же быстро распространяют заразу.

Он тоже говорил об этом, только более высокими словами, вспомнила Мэв, стараясь удержать брезгливое выражение лица. А Стэн продолжал:

— А одна крыса всегда знает другую. Так уж у них заведено. — Внимательно посмотрев на Мэв, он прищурился. — Но даже среди крыс есть ещё большие крысы, готовые предать своих же. Везде есть. И Талмор не исключение. Скорее, это самое грязное крысиное гнездо на всём Тамриэле. Я отыщу его, Мэв, клянусь тебе этим перед Девятью!

— Стэн, я повторяю тебе: не надо. Это опасно. К тому же я молила богов — думаю, что этого ублюдка нет в живых.

Произнося конец фразы, Мэв не удержалась — голос её дрогнул.

«Не называй меня ублюдком, Мэв. Ведь я рождён в законном браке».

Стэн наблюдал теперь за ней, как большой кот за маленькой мышкой. Мэв отвернулась, и её посетило липкое чувство, что он о чём-то догадывается.

«Ну же, Мэв, соберись! — твердила она себе. — Какое тебе дело — жив или мёртв этот палач? Он убил твою сестру! И, если судить по его рассказам про учителя, убил мерзко, как умеют лишь такие, как он, — презренные крысы, распространяющие заразу. Ты должна вновь ненавидеть его. И Стэн должен ощущать твою ненависть. Только это убережёт тебя от его гнева».

— Я всё равно найду его, Мэв, — произнёс Стэн, сжимая и разжимая кулаки.

После этого Стэн ушёл, пообещав, что придёт сразу же, как закончит дела. Мэв знала: он не врёт. Открытие не радовало её.

Не дожидаясь Дигли и Ирэн, Мэв вернулась в комнату. Обессилено упав на постель, она долгое время смотрела в потолок. А потом, повернувшись к мирно спящей дочери, Мэв принялась всматриваться в детские черты, возрождая в памяти лицо, которое безуспешно старалась забыть все эти годы, чтобы обрести душевный покой.

— Прости меня, милая, но, чтобы выжить, я должна вновь возненавидеть твоего…

Слово «отца» застряло комом в горле.

В эту ночь Мэв снова приснился кошмар. На том острове среди духов появился мстительный призрак её сестры. И вслушиваясь в позабытые было укоры и угрозы Брит, Мэв думала, как она всё же слаба и ничтожна…