Concolores aves (гет)

Питеру Петтигрю отчаянно не везло в любви.

Ещё сопливым мальчишкой он всеми силами боролся за любовь матери. Она, конечно, заботилась о нем и всё такое, но порой в гостях маленький Питер замечал, как она поглядывала в сторону других, более ярких и талантливых детей, то и дело грустно вздыхая. Многие мамаши любили нахваливать своих деток, а им хвастать было нечем: в квиддич он не играл, детская магия показала себя от силы пару раз до самого Хогвартса, руки у сынка, если верить отцу, росли не из того места, и даже книжек Питер не читал. Последнее он честно пытался исправить, но чтение оказалось настолько скучным занятием, что никакое желание снискать любовь не могло посоперничать с чудовищной сонливостью, неизменно те попытки сопровождающей. Иногда мама сажала его рядом с собой и принималась убеждать, что всё это неважно и зря Питер так робеет рядом с другими детьми, он ничем не хуже. Возможно, в это было бы легче поверить, не будь он свидетелем тех взглядов и печальных вздохов. На память Питер не жаловался.

Потом были друзья, блестящие Мародеры, один другого ярче. Питера они взяли к себе больше за компанию — как-никак одну спальню делят, да и напрашивался сильно. В отличие от Люпина, который заслужил почетное членство в их компании своим во всех отношениях клёвым секретом, Питеру козырять было нечем. Если Ремус был "интересным", то Питер был скучен как "дохлая крыса с уроков старины Слагги". Это сравнение принадлежало Сириусу и родилось во время циничного отделения хвоста от дохлой тушки по мере приготовления очередного зелья. Было это на втором курсе. Тогда никто и помыслить не мог об анимагической форме Питера, и почему-то при мысли об этом становилось лишь грустнее.

С девушками Питеру тоже не везло. Если совсем начистоту, они его просто не замечали. В какой-то момент он даже решил, что они его тоже не особо интересуют, и всё вроде как наладилось — до самой свадьбы Джеймса и Лили. Глядя на их счастливые, полные взаимного обожания лица Питер мигом прозрел и вспомнил, насколько же он на самом деле одинок. Сириусу тревожиться не о чем, он устроится как надо — с его-то талантами, внешностью и происхождением. Ремусу, может, и не так повезло, но он по крайней мере мозгами вышел, в отличие от Питера.

Прозрение было сродни ушату ледяной воды — наверное, потому, что до этого Питер никогда особо не задумывался, что будет с ним после школы. Его устраивала роль того-кто-вечно-в-тени. Но, похоже, в этих счастливых мирках друзей для него не найдётся места. Тогда он попытался с кем-то познакомиться, какие-то дамочки, девчонки со свадебной вечеринки, все в каких-то дурацких рюшках на мантиях... кажется, тогда они как раз вошли в моду. Питер даже имен их не помнил, этих рюшастых.

Ладно, допустим, на память он всё-таки жаловался. Но это не отменяет того, каким идиотом он себя чувствовал. И огневиски не помог.

Потом был Тёмный Лорд... Нет, сперва были его Пожиратели, хотя там, конечно, ни о какой любви речи идти не могло. Перебежчиков нигде не любят, так уж повелось. Многие и заговаривать-то с ним брезговали. Некоторые (преимущественно бывшие однокашники со Слизерина) находили безумно смешным тот факт, что их ряды пополнились гриффиндорцем, да каким!

Правда, трогать его Тёмный Лорд не давал — больно нужен. Но и издевательствам — так, по мелочи — не препятствовал. Зато похвалил пару раз и пообещал метку, если и дальше так пойдёт.

Тогда Питер переключился на Тёмного Лорда.

Дело в том, что многие Пожиратели из кожи вон лезли, пытаясь заслужить его расположение. Значит, шанс был? Питер не знал, чего в этой надежде больше — оптимизма или отчаяния. Он даже выложил всё, что знал о Поттерах. Ну ладно, он бы в любом случае всё выложил, но тогда это казалось настоящим порывом — очень хотелось предложить Милорду что-то такое... что он оценит. И Питера заодно.

Милорд оценил. Не Питера, конечно.

Это он позже понял, что Тёмный Лорд действительно так плох, как его рисовал Дамблдор. И любить он не умел. Вообще. Совсем.

Если подумать, всю свою жизнь Питер катился по наклонной.

Любви не было.

Так что же, раз нет, то, как гласит народная мудрость, не стоит и начинать?

 

— Что ты там копаешься, Червехвост?

Глубоко вздохнув, Питер отвернулся от окна, из которого открывался вид на приятный сельский пейзаж. Созерцание беззаботной скотины и не менее беззаботных магглов несколько успокаивало. С какой радостью он бы с ними поменялся. Питер вообще не видел ничего зазорного в жизни бессловесной земной твари — прожил же как-то двенадцать лет крысой, и ничего. Не повернись удача к нему спиной, и дальше бы оставался ею да горя не знал. А магглы... Магглом быть, конечно, не с руки, зато легко затеряться в толпе, залечь на дно. Всяко лучше, чем здесь.

— Простите, мой лорд. — Наскоро закончив с молоком, Питер вернулся в гостиную, где уже поджидали его тюремщики.

Конечно, "тюремщики" — громкое слово: Тёмный Лорд был не в том состоянии, чтобы удержать хоть кого-то, вздумай этот кто-то сделать ноги, а Нагини вообще змея. Справедливости ради, её-то опасаться как раз стоило — такая не только удержит, но и прикончит, и сожрет не моргнув глазом. Буквально. Как нормальная, уважающая себя змея, моргать Нагини не умела.

То, что Нагини себя очень уважала, Питер знал не понаслышке. Вот и сейчас: стоило ему приблизиться с известными намерениями, Нагини подняла голову и недовольно зашипела.

— Не начинай, пожалуйста, — устало сказал ей Питер. Он был сыт по горло её капризами. Как и хозяин, Нагини относилась к Питеру с откровенным презрением, а потому искренне недоумевала, зачем ей чем-то делиться с таким малоприятным типом. — Я просто возьму немного и сразу уйду.

В гостиной царил полумрак, но Питер всё равно без труда распознал на змеиной морде самое что ни на есть непреклонное выражение. Змея у Лорда была с характером.

— Милорд, она не дается.

— Не говори ерунды, — раздраженно ответило существо, занявшее кресло у самого окна — даром ничего не могло там увидеть ввиду весьма скромных размеров. Милорд. Правильнее думать: Милорд. — Она знает, что я разрешил.

Питер в отчаянии уставился на змею. Змея уставилась на него — и уставилась недобро. Стоило несмело протянуть руку, Нагини угрожающе вскинула голову, заставив его отскочить. Не сводя с недруга злорадного взгляда, чертовка опустила голову на коврик, очень довольная собой.

— Хозяин...

Тёмный Лорд бросил что-то на змеином, и Нагини разочарованно, нехотя подалась к Питеру. И всё же осталась верна себе — резко вскинулась, почти коснувшись лица. Питер взвизгнул, отпрянув, и Нагини была удовлетворена.

За спиной Тёмный Лорд прошуршал позабавленным смешком. Нагини он баловал и позволял почти всё. И неизменно умилялся её выходкам. Бледный как полотно Питер поджал губы, стараясь подавить волну негодования, зародившуюся в груди и прокатившуюся до горла. Никому не было дела до его обид, а нелестные мысли о Тёмном Лорде и его зверушке могли не понравиться самому Тёмному Лорду, пожелай он влезть Питеру в голову.

Дальше всё прошло более-менее мирно: Нагини послушно сомкнула челюсти над подставленной посудиной, Питер ушел снимать молоко с плиты, а магглы за окном по-прежнему манили ощущением свободы, прекрасные в своем беззаботном неведении. Может, когда Тёмный Лорд и Нагини заснут, Питер успеет наведаться в деревню. А им скажет, что за продуктами. Молоко же тоже нужно кому-то покупать.

Приободрённый этими мыслями, Питер покормил Тёмного Лорда, разжег по просьбе Нагини огонь в камине, прибрался на кухне и вымыл посуду. Домоводческие заклинания не давались Питеру, а хозяйская палочка слушалась ещё хуже обычного, когда дело доходило до мелочей вроде уборки. Похоже, считала себя выше подобного. Ну и ладно. Чем меньше следов для Министерства, тем лучше. Питер не гордый.

Остатки своей нехитрой трапезы он бросил крысам, которых сманил на кухню запах еды. Так уж вышло, что если они задерживались на одном месте дольше пары недель, у Питера успевали сложиться приятельские отношения с живущими там крысами. Питера они совсем не боялись и сбегались к нему при всяком удобном случае (удобным считался случай, когда рядом нет Нагини), и откровенно говоря, были гораздо более приятной компанией, чем Тёмный Лорд. И уж точно более благодарной.

— Хорошие вы ребята, — вздохнул Питер, когда те закончили с объедками, но уходить не спешили — нравилось, значит, его общество. — Я вот...

Он затруднялся подобрать слово. Предатель? Скверный человек? Пропащий? Или может, всё вместе? Но смотрели "ребята" с сочувствием, какого он ни разу не видел ни у Мародеров, ни даже у матери. О коллегах-Пожирателях и говорить нечего. Всех так забавляла связь Питера с крысами, необычная даже для анимага, а между тем большой вопрос, кто здесь человечнее — люди или крысы. Крысы не станут разбрасываться обвинениями, не будут требовать безоговорочной преданности и не обольют презрением. Питер даже подумывал советовать им бежать, пока Нагини не проголодалась, но потом решил, что будет слишком подозрительно, если отовсюду, где они остановятся, станут исчезать крысы.

Жалко, а что поделать? Не впервой подводить тех, кто ему доверился.

— А, Червехвост, — хмыкнул Тёмный Лорд, когда Питер вернулся в гостиную. — Нагини говорит, ты подкармливаешь крыс, стоит нам отвернуться.

Питер бросил взгляд на свернувшуюся на коврике змею. Всё-то она чует, вездесущее создание!

— Подкармливаю, милорд.

— Соображения солидарности, а? — ехидно поинтересовался хозяин, словно в этом было что-то смешное. Плотный обед явно пошел его настроению на пользу. Глядишь, и проспит дольше обычного, предоставив слуге немного личного времени. Одним из немногих преимуществ нынешнего состояния Волдеморта было то, что он очень много спал.

— Вроде того, повелитель. Наверное, как у вас со змеями.

— Да, каждому своё, — развеселился Тёмный Лорд. — Concolores aves facillime congregantur. ⁽¹⁾

Питер не знал, что это значит, но и расспрашивать не стал.

Из открытого окна потянуло сквозняком. Тёмный Лорд с тоской созерцал светлое полотно неба — единственное, что было ему доступно с такого ракурса. Пребывание в теле беспомощного младенца тяготило его не меньше, чем Питера — пребывание в роли бесправной няньки. Кто знает, кто из них больше тосковал по свободе, с возможностью в любой момент направиться куда пожелаешь, а не зависеть целиком и полностью от того, кто тебе глубоко противен?

"Все мы в одной лодке", — подумал Питер.

Ну, кроме Нагини. Нагини выглядела вполне счастливой. Много ли змее надо?

Волдеморт беспокойно заёрзал, стягивая подобие распашонки, худо-бедно трансфигурированной Питером из "одолжённой" у прежних жильцов простыни.

— Вы заболеете, милорд.

— Вздор, — буркнул Тёмный Лорд, даже не взглянув в его сторону.

Питер пожал плечами. Вечно ему то слишком холодно, то слишком жарко. Вот, значит, какое нежное создание.

Дождавшись, когда остальные заснут, он набросил на плечи маггловский плащ и выскользнул из дома — тихий как мышка. В карманах обнаружилось немного мелочи, дорогу он знал, а настроение самую малость, но улучшилось. Вот что значит избавиться, пусть и ненадолго, от ощущения, что тебя держат за горло. Крепко так держат, в любую секунду рискуя сдавить до удушливого бульканья и конвульсий.

Счастливые голоса проникали под ороговевший, накрепко вросший в него слой из страха и хандры, согревая что-то глубоко внутри, у самого сердца. В деревне готовились к какому-то празднику. Собаки и те выглядели повеселевшими, и одна из них позволила Питеру нарвать с веток слив — не облаяла, не прогнала. Сливы оказались неожиданно спелыми, а идти вдоль дороги, то и дело выплевывая косточки в придорожную пыль, оказалось неожиданно приятно.

В жопу Тёмного Лорда. В жопу Нагини.

Когда рядом нет легилиментов, можно позволить себе и такие мысли. Надо же хотя бы изредка себя баловать. Питер тихонько хихикнул и отправил в рот очередную сливу.

Опомнился он только под вечер, когда впереди замаячил лес, а дорога стала плоше — деревня осталась далеко позади. И голоса остались позади. И всё остальное.

Опомнился — будто молнией шарахнуло — и стремглав бросился обратно, чувствуя, как знакомый страх расползается внутри. Лишь бы не проснулся, Мерлиновы панталоны, он же поймет, что Питер собирался сделать, а потом заберётся в голову и убедится! Питер не хотел, просто отключился и ноги сами повели, он правда...

Хотел. Кого он обманывает. Хотел просто до ужаса. Просто он размазня и как обычно струсил в последний момент.

Уже у дома, что так удачно подвернулся им на пути, Питер вспомнил, что забыл купить молоко. Экая дрянь. Вот вечно у него так выходило. Голова чугунная и память ни к чёрту. Правильно мать вздыхала!

Однако опасения оказались напрасны. Тёмный Лорд мирно спал в своем кресле, Нагини уползла на охоту — всё указывало на то, что его подозрительно длительное отсутствие осталось незамеченным. Убедившись в том, Питер двинулся во двор, дабы хорошенько отдышаться. Лёгкие горели, а сердце заходилось, как у чёртова сердечника. Обошлось.

Мерлин, обошлось.

Привалившись к верандной балке, Питер сполз по ней немного — и вдруг оторопел.

В паре шагов от него сидела женщина. Сидела прямо на траве, не сводя с Питера настороженного взгляда. Длинные спутанные волосы ниспадали почти до земли, частично скрывая её от чужих глаз, но тем не менее первое, что бросилось в глаза обалдевшему Питеру: она была абсолютно нага.

— Какого...

Лорд не ставил магглооталкивающие чары, чтобы не привлекать внимание Министерства, вся работа доставалась Нагини, в чьи прямые обязанности входило предупреждать о появлении незваных гостей. По этой причине она никогда не отлучалась надолго, но сегодня, похоже, облажалась.

Что делать с этим фактом, Питер решительно не знал. Да ещё и палочку, как назло, оставил в гостиной...

— Э... вы в порядке?

Разумеется, она не была в порядке — вместо ответа она дернулась, как потревоженный зверёк, и вскочила на ноги. Не самое разумное решение, потому что ноги, судя по всему, не желали держать её. Сообразив, что сейчас произойдёт, Питер машинально подскочил к ней — и удержал, почти безо всякого труда. Была она худощавой и тонкокостной, как совсем молодая девчонка.

— Что вы здесь делаете в таком виде? — прошептал он, вспомнив про Тёмного Лорда и открытое окно. — Вам нужно уходить отсюда, не то...

Питер сглотнул: перед внутренним взором пронеслись последние мгновения Берты Джоркинс. Его не трогала смерть бывшей одноклассницы, так сложилось, что он ещё со школы имел на неё зуб, но возиться с ещё одним трупом Питеру совсем не улыбалось. Допустим, в тот раз о теле позаботилась Нагини, но если так и дальше пойдёт, их точно вычислят министерские прямо по горячим (точнее, хладным) следам.

— Слышите?

Он запнулся, увидев её лицо. Что-то с ним было не так. Не бывает у людей таких глаз, и выражения такого не бывает. Ни дать ни взять звериные. Вдруг женщина покачнулась, и Питер с ужасом увидел, как по её телу пробежали судороги. Даже пальцы разжал, опасаясь, что непонятный недуг перекинется на него. Мало ли что!

Она упала, и её обильно вырвало кровью.

— Вы что, ранены? — пробормотал Питер и осекся, разглядев в луже крови что-то твердое и белое, подозрительно напоминающее косточки мелкого зверья.

— Вы не понимаете, что я говорю, так?

Женщина открыла рот, и на мгновение Питер поверил, что сейчас услышит хоть что-то вразумительное, но мгновение это прошло, и из её горла вырвался странный, нечеловеческий звук, что-то среднее между клёкотом и щелчком.

Так вот оно что.

Местная сумасшедшая, значит. Ну, это несколько упрощает дело.

Питер прислушался: из дома не доносилось ни звука. Рисковать ради убогой не хотелось, однако смотреть, как Нагини трапезничает человечиной, хотелось ещё меньше. Поколебавшись, Питер всё же опустился на колени, вытягивая из кармана платок. Похоже, нянчиться с немощными понемногу превращалось в привычку.

— Да что с вами произошло? — приговаривал Питер, вытирая ей рот. — Вы вроде как совсем того, кто ж такую отпустил одну, а?

Женщина ничего не ответила. Теперь, вблизи, он смог наконец изучить её лицо: обветренная кожа не самого здорового оттенка, высокие скулы и раскосые глаза без двойного века. Азиатка, что ли? Точно — азиатка. Они как раз из шепелявых, знай себе тарахтят на своём. Но самой яркой деталью был, несомненно, взгляд — гипнотически-дикий, очень пристальный и почему-то смутно знакомый. Прямо в душу смотрит, бр-р.

Зато ниже...

Питер неловко отвел взгляд — и вдруг подскочил как ужаленный.

— Да что ж такое?! Вы ещё и кусаетесь?! — Это было уже ни в какие ворота. Отбросив платок, Питер выпрямился, оскорблённый такой чёрной неблагодарностью до глубины души. — Вставайте! Кому сказано! И вот ещё что... — Дрожащей рукой он стащил плащ и попытался хоть как-то прикрыть это дело. — Вот. Надевайте!

Женщина неодобрительно уставилась на него, что-то прошипела под нос.

— И не шипите, хватит того, что эти двое целыми днями на меня шипят, — устало сказал Питер и кое-как замотал её в плащ. Кто-нибудь из местных наверняка узнает да подберет. А там пусть сами разбираются. — Я провожу до дороги.

Разумеется, вставать женщина и не подумала. Только опасно сузила глаза, раздражённая его командным тоном. Тогда Питер силой поставил её на ноги и выволок на дорогу, стараясь не подставлять паскуднице новую мишень.

Его жутко смущало, как она жмется к нему — должно быть, из-за холода, а может, была у неё такая бесстыдная привычка — поди разбери, что на уме у помешанной. К тому же, несмотря на диковатые замашки, она казалась сбитой с толку и норовила утянуть к земле, будто передвижение на своих двоих было ей непривычно. Как эта женщина вообще оказалась на их участке? И как Питер проморгал её, когда входил в дом минутой раньше?

Загадка. Но он подумает об этом позже, когда спровадит — и с концами...

— Вот! Мы на месте! Идите домой — или откуда вы там пришли, а сюда не суйтесь! Здесь опасно. Понимаете? О-па-сно! Да что же прикажете делать... — нервно выдохнул Питер, когда она пошатнулась, едва не утянув за собой. Краска бросилась в лицо, когда он понял, что пялится — в отличие от дуры Берты, слабоумная мадемуазель была недурна собой, но станет выглядеть немногим лучше, если Нагини ею займется. — Ладно! — сердито добавил он, дивясь собственному великодушию. — Провожу до тракта!

У тракта им попались пара любопытных зевак, кто-то ткнул пальцем в сторону Питера и его спутницы, ещё кто-то заржал. Судя по всему, её не узнавали.

— Пока, — буркнул Питер и, отцепив её, быстро зашагал обратно, не оглядываясь. Свалится? Да пусть хоть пузом по земле возит. Ему что за дело!

— Ты почто кралю на мороз, вон как за тобой рвется! — донесся до него весёлый голос деревенщины.

Питер не оглянулся, разве что шаг ускорил и голову в плечи втянул. А вернувшись в дом, обнаружил бодрствующего Тёмного Лорда, всё так же созерцающего пейзаж за окном. Точнее, его урезанную версию в виде синеватого прямоугольника неба с редкими облаками. Картинка становилась всё унылее — смеркалось, как-никак. Пока не зажгутся звезды, и смотреть-то не на что.

— Где ты был?

— Во дворе, мой лорд, — машинально ответил Питер. Обвёл комнату в поисках подсказки и, прочистив горло, добавил увереннее: — Нагини нигде нет, повелитель. Я подумывал поискать её.

— Нагини незачем искать, балда, — ответил холодный голос. — Она приползет, если я позову.

— Да, м-мой...

— Займись ужином. Сейчас же.

— Да, мой лорд!

Нагини объявилась только к ночи. Заползла к хозяину в кресло и долго, возбуждённо шипела, срываясь на возмущённый присвист. Не то чтобы Питер много понимал в змеиных интонациях, но было очень похоже, что Нагини жалуется. Интересно, на что может жаловаться это страшилище — едва ли кто-то посмел её обидеть, а добычи в округе водилось вдоволь. Однако слушал Лорд очень внимательно — стало быть, дело серьезное.

Питер сидел в углу на продавленной тахте и грыз орехи. Пожалуй, он даже немного злорадствовал Нагининой беде. Ей никогда не доставалось от Лорда, жила она припеваючи, к тому же не упускала возможности припугнуть Питера. Должен же быть и на его улице праздник.

— Что-то случилось, милорд? — осторожно поинтересовался Питер, увидев, что хозяин озадаченно хмурится — а с учётом отсутствия на перекошенном лице бровей и даже надбровных дуг выглядело это довольно своеобразно.

— Понятия не имею, — отозвался Волдеморт, не сводя глаз со змеи. — Нагини жалуется на провалы в памяти — очнулась в незнакомом месте и не помнит, как там оказалась. Прежде такого с ней не бывало, она... волнуется. — Питер был готов поклясться, что если бы конечности Милорда сохранили большую подвижность, он бы непременно погладил "разволновавшееся" животное. — Как интересно. Может ли это быть связано с тем, что я... — Он осекся. — Впрочем, это тебя не касается.

Питер равнодушно передернул плечами. Он был готов довольствоваться тем, что Нагини плохо, а причины — дело десятое. К тому же с ним тоже творилось что-то неладное: мысли уплывали далеко-далеко, немного горели щеки, так что оставалось диву даваться, как он умудрился не испортить зелье. Чудом, не иначе.

Как оказалось, неладное творилось не с ним одним.

Закончив расспрашивать Нагини, Тёмный Лорд откинулся на спинку кресла, продолжая рассеянно хмуриться. И вдруг звонко чихнул. А потом ещё раз. И ещё.

"Ой-ей", — подумал Питер.

А впрочем... поделом.

— Ни слова, — огрызнулся Волдеморт, перехватив красноречивый взгляд Питера.

Вообще-то он и не собирался ничего говорить. Но ей-богу, временами Тёмный Лорд вел себя совсем как ребёнок.

Той ночью Питеру не спалось. Сперва казалось, что причина в хозяине — заболевший Волдеморт требовал больше внимания, то и дело просыпаясь и гоняя Питера туда-сюда за лекарствами, платками, горячим молоком и ещё невесть знает чем, при том ужасно, сипло брюзжал, ибо толку от этого не было никакого. Обычные бодроперцовые зелья Волдеморту не помогали. Одеяла и молоко — тоже. И даже единорожья кровь, которая могла вытащить пьющего чуть ли не с того света, почему-то наотрез отказывалась лечить банальнейшую простуду. Не иначе как из гордости.

Волдеморт злился. В это было трудно поверить, но заболевший Волдеморт был ещё злее себя обычного. Питер даже всерьёз опасался, как бы ему не прилетел Круциатус за "нерасторопность", "криворукость" и "подозрительно довольное выражение". Последнее было правдой лишь поначалу, ибо к середине ночи Питер был готов волком выть. А он на здорового Тёмного Лорда жаловался! Та версия по крайней мере не будила посреди ночи с требованием утереть ей сопли. И не кашляла так, что закладывало уши.

— Что имеем, не ценим, — пробурчал Питер, глядя на сморщенное тельце господина, только-только задремавшего в своем кресле. То ли дело в болезни, то ли в игре света, но выглядел Тёмный Лорд глубоко несчастным. Он тихо прошипел что-то сквозь сон, дёрнул рукой, будто подзывая кого-то (нетрудно догадаться, кого), однако ничего не произошло, и он снова затих, всё такой же беспомощный и одинокий.

Питер сидел у окна, готовый в любой момент сорваться с места по чужому приказу, готовый угодить — этакий караул над хозяйским ложем. На деревню опустилась тихая, лунная ночь. В такие ночи нужно держать ухо востро, а лучше и вовсе затаиться где-нибудь в укромном уголке, не высовываясь до утра. Иначе сцапают и поминай как звали. Люди считают ночь временем тишины, снов и грёз, но Питеру была известна другая сторона, полная цепких, хищных взглядов и утробного рычания ночных охотников. Ночью происходит всё самое интересное. Ночью льется кровь и кипят такие страсти, коих не увидишь при свете дня. И маленькие мышки погибают гораздо-гораздо чаще.

Питер шмыгнул носом. Щёки горели — вот смешно будет, если они оба слягут, ха-ха…

"И что вы тогда будете делать, милорд, вот что вы сделаете... Если "тупоголовый" Червехвост и правда не сможет сварить вам ничего толкового, и некому будет бегать по вашим дурацким поручениям — Нагини обяжете, что ли? Нагини... "

В бледном лунном свете проступали очертания женской фигуры, знакомой белой фигуры, будто вылепленной из снега или сахара. Однажды, когда ему было четыре или пять, Питера с родителями пригласили на чей-то день рождения, и там был огромный торт со сладкими фигурками, и всем было весело и хорошо, а ему не было хорошо, было одиноко и страшно, и потому, когда все ушли в другую комнату, он залез на стол и выковырял всех сахарных человечков в качестве компенсации. Вот только их было так много, что Питеру сразу поплохело — и вырвало, а все сбежались смотреть, как на представление. Взрослые суетились над ним, а дети смеялись. Питер пытался ответить, обозвать их — и не мог. Иногда ему казалось, что с того-то дня и начались его неудачи и путь в никуда. Он всегда был таким. Всё закономерно, всё решено.

И ничего не поделать.

Женщина приблизилась — теперь их разделяло только стекло. Питер увидел, что её рот в крови, совсем как в прошлый раз, но сейчас это не показалось ему отталкивающим. Только резко бросило в жар, и ночь показалась душнее в разы.

Женщина просто смотрела — только и всего.

Много ли иным надо.

Вообще-то время от времени крысам тоже приходится убивать, и тогда мордочка выглядит ничуть не лучше.

Питер улыбнулся ей.

И вдруг она бросилась на него — стекло куда-то подевалось — и звона не было, одна кровь, и ему снова было страшно, горячо и обидно; но и хорошо немного, потому что она оказалась очень красивая вблизи, гораздо лучше всех тех безымянных ведьмочек в рюшках и точно гораздо более настоящая.

Потом пришла боль в затылке, за ней — чуть ниже, от шеи до плеча. Питер понял, что скатился на пол, а стекло цело — с чего бы ему исчезать? — и уже в следующую секунду окончательно проснулся. Сел на полу, разочарованно потирая затылок. Вокруг стояла тишина. И уж конечно, за окном никого не было. Над запущенной лужайкой гулял ветер, бледный лунный свет высветил каждую травинку, так что ошибиться было невозможно.

Повернув голову, Питер увидел, что Тёмный Лорд не спит и с интересом смотрит на него.

— Что с тобой? — спросил Волдеморт почти нормальным тоном.

Питер ничего не ответил. Поднялся и ушел в другую комнату, слегка пошатываясь. Ему нужно было побыть одному. Просто необходимо.

 

Выздоравливать Тёмный Лорд и не думал. На следующий день отчаявшийся Питер не выдержал и поинтересовался, нет ли специальных заклинаний на такой случай. Оказалось, есть, но такому, как Питер, их никто не доверит. Милая деталь: у повелителя было кое-что общее с отцом Петтигрю: они оба считали, что руки у него растут из места, природой для того не предназначенного. А сам Тёмный Лорд был не состоянии, что представлялось Питеру странным: на антипростудное его, значит, не хватает, а на Круциатусы — запросто? Он тут же отогнал эту мысль, а после завтрака смиренно вооружился иголкой и соорудил Тёмному Лорду самодельную грелку из найденной в запасах крупы. Эта бесхитростная конструкция очень понравилась Нагини, и измотанному, сцепившему зубы Питеру пришлось смастерить ещё с десяток для её личных нужд.

— Червехвост, свари зелье, — бубнил под нос Питер, орудуя иголкой и параллельно прислушиваясь к звукам из гостиной: мало ли что приспичило Его Лордейшеству. — Червехвост, помой посуду. Червехвост, мне холодно. Червехвост, мне жарко! Червехвост, развлеки Нагини, ей скучно...

Если подумать, Мародёры ведь тоже скидывали на него всю грязную работу. Может, и не настолько грязную, но тем не менее. Кто-то же должен стоять на стрёме или шнырять по вонючим, давно позабытым углам в поисках новых ходов для Карты Мародеров. Но если выбирать...

— О чёрт, — зашипел Питер, когда рука дрогнула и зацепила иголкой кожу. Мелочь, конечно, но как же его всё достало.

Ч-чёрт.

Чёрт!

Ему хотелось верить, что слёзы, выступившие на глазах, — это от боли. Как будто в сравнении с тем, что ему довелось вытерпеть, это что-то значило.

Интересно, Сириус ищет его? Да, этот коль решил, так уже не отступит... И Ремус. Вот от кого, а от Ремуса он такой чёрствости не ожидал. Как они все изменились! Кроме, пожалуй, Питера — он остался верен себе, ха-ха, да во всех смыслах...

В комнату заглянула Нагини в порядке обязательного обхода территории. На её мерзкой морде проступило что-то вроде любопытства при виде ревущего Питера. Нагини страх как любила, когда кто-то страдал. Особенно если страдания эти были причинены рукой Лорда. Наверное, интуитивно чувствовала, что это увеличивает её шансы на сытный ужин.

— Чего пялишься, — недружелюбно проворчал Питер. — Ползи отсюда.

Нагини изумленно вытаращилась на него и действительно сменила направление. Питер моментально опомнился и, побросав шитье, кинулся за ней:

— Квинтаног задери, Нагини! Прости! Ты же не будешь?.. Да брось, давай договоримся... Нагини!

Они всё-таки договорились, и Питер собственноручно обложил её грелками, как почтенную матрону подушками. И пообещал греть всякий раз, как она пожелает. Она в самом деле казалась нездоровой, очень вялой и сонной, даже не рассердилась на него толком и быстро заснула на своей лежанке, свернувшись клубочком. Обычно мелочная и мстительная, Нагини была сама на себя не похожа. Прям напасть какая-то. Может, что-то не то с воздухом в этих краях? Вот и творится... странное.

— А вы не думали воспользоваться легилименцией? — предложил Питер тем же вечером, после того, как подоил её, и змея сразу погрузилась в сон. — Чтобы узнать, что с ней происходит. Вы же смогли восстановить повреждённую память Берты Джоркинс, а значит...

— Считаешь себя самым умным, Червехвост? — едко выплюнул Тёмный Лорд вместе с очередной порцией кашля. Его глаза за последние два дня стали ещё краснее. Прежде Питер и не подозревал, что такое возможно.

— Да нет, я просто...

— На змей легилименция не действует, — заявил господин. Неизвестно, чего в его голосе было больше — гордости за весь их род или досады из-за невозможности помочь любимице. — Во всяком случае, интерпретировать увиденное не представляется возможным. Обычно это и не требуется, — насмешливо продолжил он, перехватив взгляд Питера. — Змеи никогда не лгут и не умеют предавать. В отличие от некоторых.

Питер промолчал.

— Но я работаю над решением этой проблемы, — прохрипел Волдеморт, послав Нагини обеспокоенный взгляд. — Когда разберёмся с этой треклятой простудой, займусь ею всерьез.

Ага. Значит, ещё как минимум несколько дней Нагини будет пребывать в относительно беззлобном состоянии. Спустившись в подвал, Питер всё же посоветовал собратьям-крысам делать ноги — так, в качестве исключения. Гиблое какое-то место, веры нет.

И, глядя им вслед, как никогда остро пожалел, что не может к ним присоединиться.

 

На следующую ночь ему приснилось, что он попал в амбар, чудесный светлый амбар, полный еды и пленительных, будоражащих запахов. Вне себя от счастья, Питер (который был, разумеется, крысой, кем же ещё) набросился на зерно, а наевшись до отвала, праздно свернулся прямо на сыпучей горке, сонно шевеля усами и думая, что вот оно — счастье. И никто здесь до него не доберётся.

А потом Питер открыл глаза и выяснил, что это ему приснилось и даже добираться никому не надо — все его страхи здесь, никуда не уходили. Это первое. А второе: он ужасно, чудовищно голоден.

Тёмный Лорд был настолько равнодушен к нуждам других, что порой забывал, что слуге, в общем-то, тоже надо кушать. Конечно, с такой анимагической формой разжиться съестным не проблема, но даже на такую малость нужно выкроить время, а где ж его выкроишь с таким распорядком дня?

Питер приподнялся на локте, сбрасывая с себя остатки сна. Его живот распевал арии. Какие шансы, что Тёмный Лорд войдет в положение, если проснется посреди ночи, а слуги и след простыл? Рассудив, что никаких, Питер собрался уже перевернуться на другой бок, скорчившись как-нибудь поудобнее, чтобы не припекало, как вдруг увидел за окном знакомую тень. Снова? Эк его прихватило — вторую ночь снится! Сегодня, правда, в том самом плаще, который он ей любезно предоставил... Неинтересно!

И тут Питер вскочил, чувствуя себя так, будто ледяной воды в лицо плеснули.

Не сон. Дамочка определенно была на их участке и определенно мелькнула за окном парой секунд ранее. Какого…

Выбежав во двор, Питер увидел её, всё такую же растрёпанную и диковатую, в грязном, изодранном плаще на голое тело. Похоже, пыталась сорвать с себя, не разобравшись, как работают пуговицы, а может, просто недостаточно владела пальцами, как до того — недостаточно твёрдо стояла на ногах. Вот и сейчас: свернулась у разросшегося куста магонии, будто в своем праве. С таким невозмутимым видом, что Питер почувствовал себя почти лишним в этой идиллической картине.

— Опять ты? — сердито зашептал он, удивившись, как это Нагини её прохлопала. Чай на месте. — Пошла отсюда!

Женщина раздражённо вскинула голову, но с места не сдвинулась. Ещё и фыркнула, будто прогоняя — гляньте, какая важная!

— Э-э, нет, дважды со мной этот фокус не пройдет! — самодовольно объявил Питер, когда она попыталась его цапнуть. Нашла дурака! — Прошу на выход! Кончай упираться, ну...

Несмотря на хрупкое сложение, она доставила ему хлопот, ибо первое впечатление не обмануло: движения стали увереннее, не чета прошлым. Но она оставалась женщиной, а Червехвост, сколько бы его ни мешали с грязью, был мужчиной. И сила на его стороне.

— Да я же пытаюсь тебе помочь! Где ты живешь? Я отведу... — Он прикусил язык, осознав тщетность своих попыток. Если подумать...

Говорят, блаженным доступно больше, чем обычным людям. Не потому ли её тянет туда, где обосновалась тёмная, злая сила и воздух пропитался тоской и страхом? Что, если она вернётся снова? Придётся отвечать на неудобные вопросы, на которые он сам не знал ответа. Например, с чего бы ему вообще помогать какой-то...

— Не вертись, — попросил Питер, вновь впадая в уныние, а взгляд у женщины оставался упрямым, не суля ничего хорошего. Тогда Питер усадил её на первую попавшуюся скамейку, заглянул за ограду. — Хочешь сливу? Здесь хорошие сливы, сладкие.

Он нарвал немного и протянул ей. Она не взяла, и Питер с укоризной покачал головой.

— Зря ты так. Это лучше, чем то, что ты... в общем, когда тебя вывернуло. Ты потерялась и от голода совсем тронулась, да?

Она продолжала гипнотизировать его взглядом, ссутулившись и не говоря ни слова. Питер пожал плечами и принялся за сливы.

— А может, ты мне снишься, — рассуждал он, беззаботно чавкая, ибо ситуация была не из тех, когда стоит думать о манерах. — Может, это я спятил. Не удивлюсь, если так. — Питер запрокинул голову, вглядываясь в усыпанное звёздами небо. Стояла ясная, погожая ночь, и звёзды были как на ладони. — Наверное, это от одиночества.

Странно говорить такое, когда через дорогу ждёт существо, которое бесконечно от него зависит, но не врать же самому себе. Иногда Питер завидовал слепоте Тёмного Лорда в вопросах, касающихся любви.

Несомненно, Милорд тоже одинок, в некотором роде поболее Питера. Но ведь он не знает об этом.

— Знаешь, а ведь я ради него единорогов убивал, — продолжил Питер. — Для зелья. В сказках учат, что тот, кто убьёт единорога, будет навеки проклят... А ему хоть бы что. То есть он, ясен пень, Тёмный Лорд и давно проклят всем, чем только можно, но из-за этого он не ценит... ничегошеньки не ценит, что я для него делаю.

Как ему, оказывается, все эти годы недоставало возможности выговориться. Тринадцать долгих лет. И ведь правда, правда от первого до последнего слова!

— Обращается со мной как с мусором... И вот я здесь. Одинокий и, похоже, проклятый. — Питер с тоской уставился на собственные руки. Сам он не пил, но зверушке от этого не легче. Как же они дёргались, будучи при смерти, с серебром, вытекающим из-под белоснежной кожи, а уж как кричали! Зверье в округе цепенело от ужаса, а птицы слетались, шумно перекрикиваясь, будто осыпая проклятьями. Не только люди с трепетом относились к единорогам. Должно быть, дело в свете, который единороги несли в себе: не нужно много ума, чтобы бояться дементоров и восхищаться единорогами — это идет изнутри, от инстинктов или чего-то даже более глубинного… Будь воля Питера, использовал бы Непростительное — чище и тише, но Тёмный Лорд стоял на своём и приходилось действовать грубо и грязно. Но иногда Питера трясло потом, трясло так, что с трудом выходило совладать с собой, собрать кровь, а пролить бесценную субстанцию было бы смерти подобно. Он ждал замечаний, недовольства, а в худшие дни и стращаний на случай, если оплошает — его шпыняли и за меньшее. Но Тёмный Лорд молчал. Так ни разу и не выговорил за эту слабость, будто тоже верил в глубинное, недоступное пониманию, не для себя, так для Питера.

Женщина совсем успокоилась, и Питер маленько воспрял духом при виде интереса на грязноватом, изможденном лице. И как он раньше об этом не подумал? Безумная или нет, она различала интонации, ведь недаром многим животным, как и людям, нравится, когда с ними разговаривают.

— Когда становится совсем плохо, я думаю, что заслужил всё это. Я не был хорошим человеком, а быть обычным на войне недостаточно. Точно не хочешь сливу?

Не получив ответа, Питер не стал настаивать — доел сливы и вытер липкие пальцы о штанину.

— Вот зачем ты возвращаешься? Попадёшься Нагини — слопает за милую душу. Нагини у нас не из брезгливых, она даже на меня виды имеет. Ну, гастрономического толка…

Женщина резко подалась навстречу, словно в его словах мелькнуло что-то важное, знакомое ей. Горячее прерывистое дыхание обожгло шею, и Питер умолк, растерявшись.

Она просто смотрела на него — смотрела выжидающе, с любопытством. Тогда он протянул руку и дрожащими пальцами заправил за ухо мешающие пряди, открывая бледное лицо. И удивился, когда она шустро нырнула под ладонь, словно ластящаяся кошка. Но она и не была обычной женщиной, а потому, поглаживая её по волосам, Питер не чувствовал себя дураком, разве что неумехой, как впервые дорвавшийся подросток.

— Красивая, — пробормотал он и, прочистив горло, зачем-то уточнил: — Ты.

Во сне она предстала белой, чистенькой, с аккуратными блестящими волосами, и с этой картинкой реальность не имела ничего общего. Пахло от неё травой, землей и кровью, а ещё чем-то смутно знакомым, чему он не мог подобрать определения. Таким, от чего сердце опасливо замирало и захватывало дух. Занятно это работает. Тогда, при свете дня, он бы точно не назвал её красавицей, а сейчас вот само вырвалось...

Он приобнял её, притянув к себе. Азиаточку. Миниатюрную дикарку, от которой в кошмаре пахло опасностью и смертью, даже вспоминать смешно! Она не только не противилась, но и охотно прильнула к нему, тоненькая и гибкая. Устроилась под боком и замерла так. Выходит, понравился ей? Понравился...

Что его удивило, так это то, что её кожа была холодна, немногим лучше ночного воздуха вокруг.

— Да ты никак совсем замерзла!

Естественно, ответа не последовало. Ему показалось, что она задремала, а наклонившись, Питер убедился: так и есть.

Вон оно что. Тепло ей нравилось, и, раз уж так вышло, что Питер оказался гораздо теплее и мягче, нравился Питер. Вот и всё.

Он долго разглядывал её профиль — по-детски нежный в лунном свете — и горячая, пьянящая ночь понемногу превращалась обратно в прохладную и сонную.

— Надо бы раздобыть ей нормальную одежду, — сказал Питер самому себе.

И обувь.

И деньги не будут лишними...

Он сглотнул. Потом вспомнил про Тёмного Лорда, про то, какой вид на Дражайшего открывается с пола, особенно когда всё перед глазами плывет, грозясь потонуть в чёрном тумане, и едва не рассмеялся. Но сдержался, а спустя какое-то время и сам задремал, свесив подбородок на грудь. И на этот раз сны не пришли, потому что в голове было пусто, идеальная белизна, без страха, без тоски, без желания.

Ещё до рассвета Питер взял девчонку за руку (она была совсем не против, правда, ладони извозила в земле, но каким бы он был волшебником, если б не справился с такой пустячной задачей) и повел к железнодорожной станции. Держалась она молодцом — не падала, почти не шаталась, словом — приноровилась, за что Питер был ей благодарен. Правда, чуть не улизнула, пока он бегал за одеждой (ничего личного, хозяюшки, оставляющие вещички на сушке без присмотра), но ушла недалеко и Питер быстро нагнал, попеняв для виду. Дурная же, что с неё взять. С горем пополам, не без помощи магии облачил её в маггловское шмотье, даже ботинки раздобыл, ибо куда её пристроишь в таком виде, а пристроить определённо придётся. Результатом Питер даже по-своему гордился. Преображенная мадам тянула на вменяемую (по крайней мере, пока держит рот на замке), это ли не успех?

Правда, сама мадам его восторга не разделяла. И смотрела обиженно, словно сочтя его манипуляции издевательством чистой воды — мол, что ты такое творишь?

— Сам не знаю, — ответил Питер на её немой вопрос. — Наверное, я просто дурак. Но по крайней мере ты меня выслушала и... — Он замялся, не закончив. На лицо набежала тень, а женщина, чьего имени он даже не знал, таращилась своими тёмными нечеловеческими глазами, безмолвная, как кукла. Будь она в своём уме, светило бы ему хоть что-то? Конечно, нет. Конечно...

— Постарайся пореже открывать рот, — мрачно бросил Питер и, мановением палочки соорудив убогую высокую прическу, нахлобучил поверх панамку, чтобы скрыть бедственное положение волос. При хорошем освещении они выглядели отнюдь не так романтично. — Даже не надейся сорвать сразу, как я отвернусь. Она на заклятии приклеивания.

На станции Питер передал её в руки служащему-магглу, название должности которого всегда забывал, с просьбой отвезти в город и обратиться в одну из этих несчётных маггловских больниц. Естественно, сдобрил просьбу Конфундусом и сунул денег. Маггл одарил Питера лучезарной улыбкой и заверил, что всё будет сделано в лучшем виде. В этом Питер не сомневался: Конфундус у него выходил что надо. И отсутствие родной палочки не помешало.

— А если попытается сбежать...

— Да, да, сэр, я вас понял, — кивал маггл, пока за его спиной женщина-от-которой-одни-неприятности переминалась с ноги на ногу, напуганная шумом и толпой. — Ни о чем не беспокойтесь.

Питер выдавил кислую улыбку и помахал своей подруге. Она не ответила, не махнула в ответ. Откровенно говоря, она вряд ли понимала, что вообще происходит. Ну и ладно. Ладно! Сглотнув горький ком, набившийся в горло, как пакостная слизь в перегонную трубку реторты (зелья навеки отпечатались в памяти своими мерзкими образами, он не любил, он всегда заваливал зелья), Питер покинул платформу, оставляя за спиной целую историю, глуповатую, жалкую, но глубоко личную. Он чувствовал себя таким опустошённым, что перспектива возвращения к разгневанному Волдеморту пугала его и вполовину не так сильно, как должна была.

Ему всё чудилось знакомое фырканье за спиной. Клёкот, как у птицы. Не может быть, чтобы звала, отсюда разве услышишь?

Однако по мере приближения к дому уверенность Питера таяла на глазах. Страх, давний приятель, бессменный спутник, возвращался. Словно подбираясь к горлу: через десять домов — терпимо, пять — тяжелеет и давит, а когда уже толкаешь нужную дверь, то внезапно осознаёшь, что задыхаешься...

В холле стояла мертвая тишина, и Питер двинулся в глубь дома: миновал лестницу, нелепые панно с фруктами, оставшиеся от прежних обитателей дома, и несмело переступил порог гостиной.

— Мой лорд.

Тот едва взглянул на него. Сидел он, разумеется, там же, где оставили — передвигаться самостоятельно он был не в состоянии. Пол рядом с креслом устлали бумажные салфетки и платки. Питер при виде оного виновато шаркнул ножкой.

— А, Червехвост. Смотрю, ты решил устроить себе выходной?

— Мой лорд, я...

— Верни мне палочку.

— Милорд!

— Живее, Червехвост.

Поколебавшись, Питер извлёк из кармана палочку и поднес господину. Помялся на месте, раздумывая, падать ли на колени, а когда за этим ничего не последовало, поднял глаза на Тёмного Лорда. Оказалось, тот и не смотрел в его сторону — с трудом удерживая хилыми ручонками волшебную палочку, хозяин нашёптывал какие-то заклинания, слова которых ни о чём не говорили Питеру.

— Вы не будете меня наказывать?

— А ты что-то натворил? — рассеянно отозвался Волдеморт, не отрываясь от своего занятия. Питер отрицательно мотнул головой, забормотал извинения. — Право слово, чем задавать идиотские вопросы, лучше займись делом. Не до тебя.

— А что...

— Нагини пропала, — просипел Тёмный Лорд сквозь зубы. — Не отзывается, сколько ни зову. Как знал, что нельзя откладывать этот вопрос, и вот пожалуйста! — И вдруг замер, внимательно глядя на палочку. — Тебе пришлось её использовать? Ты же знаешь, что без необходимости...

— Я не использовал, — машинально ответил Питер. Для некоторых людей врать в самом деле всё равно что дышать. Сириус с Джеймсом так не умели. И Ремус не умел. А вот у Питера само выходило. Дрянная привычка, бестолковая, только хуже будет, когда всплывет...

Тёмный Лорд бросил на него быстрый взгляд, но сразу отвернулся. Нет — отмахнулся. Как и было сказано: не до него.

— Хорошо.

 

К вечеру Нагини так и не вернулась. Если бы какой-то не в меру любопытный маггл надумал на ночь глядя высунуть нос из дому и, по одному ему известной причине, пройтись аж до холмов, что за деревней, то увидел бы очаровательную картину: продрогший, то и дело хлюпающий носом коротышка стоит на отшибе, держа на руках небывало уродливого младенца, пока тот протяжно, призывно шипит, щуря красные, воспалённые, злые-презлые глаза.

Ничего не происходило. Со стороны деревни не доносилось ни звука, лес за спиной молчал.

Накрапывал дождик.

— Похолодало, хозяин, — как бы невзначай заикнулся Питер, но Тёмный Лорд просто проигнорировал его. На змеиноподобном лице застыло непреклонное выражение, хотя он, несомненно, устал, и устал преизрядно. Шипение становилось тише, паузы между призывами — дольше. Но Тёмный Лорд не был бы Тёмным Лордом без своего фирменного, непрошибаемого упрямства.

Питер потер переносицу. Нос грозил дать течь. Если с ним так, страшно представить, что сейчас творится с Милордом.

— Да что ж это такое? — разволновался Волдеморт, и Питер по одной интонации понял, что нервы того на пределе. — Она же не могла... Я почувствовал бы, если б с ней что-нибудь... Ведь почувствовал бы?

Питер понятия не имел, о чём он, но давно свыкся с хозяйской привычкой предаваться рассуждениям вслух. Пожирателей эта привычка здорово нервировала, так как порой было сложно угадать, обращается он к самому себе или ко всем разом, но Питеру проще — привык.

"Глядишь, она и впрямь... того? — размечтался он, радуясь, что Тёмный Лорд смотрит в другую сторону. Ничего хорошего такой исход не сулил, но подумать об этом было приятно. — Вот бы глянуть на того, кто смог с ней разобраться, удружил так удружил..."

Вернулись они ни с чем, и то лишь потому, что Тёмный Лорд так расчихался, что больше не мог шипеть. Питер убежал готовить горячий бульон, а когда вернулся, обнаружил Тёмного Лорда в подобии транса — с закрытыми глазами и палочкой в багровой, лишённой кожи руке.

— Ваш су...

— Не мешай, — оборвал его Тёмный Лорд. Его глаза оставались закрытыми. — Если смогу вселиться — считай, проблема решена. Но с ней что-то не так... Что-то... мешает. Будь она человеком, я бы сказал "сопротивляется", но в нашей ситуации этого быть не может.

— Вы про Нагини?

— Да, да.

Питер помолчал какое-то время, застучал ложкой над своей порцией.

Нашлась, значит.

Жалость-то какая.

С другой стороны, это означает, что они смогут наконец покинуть это место. О том, чтобы выдвигаться в путь без Нагини, не могло быть и речи.

И придётся забыть про наваждения и сны. С глаз долой — из сердца вон, так говорят?

— Милорд, а что со мной будет, когда вы вернёте тело? Когда я буду...

"Не нужен".

Не выдержал, запнулся. У супа был противный железистый привкус.

Конечно, нет.

Нужно быть идиотом, чтобы перепутать.

— Я же просил помолчать, — процедил Тёмный Лорд.

"Не просили".

Питер прикусил язык, и стало легче, потому что правда выступила кровь. Но отступать не хотелось:

— Просто я подумал...

— Мне неинтересно, Червехвост, — перебил Тёмный Лорд. — Ты получишь ровно то, что заслужил. Такой ответ тебя устроит?

Питеру ничего не оставалось, кроме как кивнуть. А внутри похолодело, несмотря на горячий суп, несмотря на разожжённый камин.

— Да, милорд. Спасибо, милорд.

Спустя несколько минут ментальных терзаний Волдеморт открыл глаза. И надо сказать, добрее они не стали.

— Не получается, — по-детски пожаловался он Питеру. — Ничего, отдохнём и попробуем снова... Ты добавил?

— Да, хозяин.

— Радует одно, — продолжил Тёмный Лорд, пока Питер пристраивался у его кресла, опустившись на колени, чтобы удобнее было зачёрпывать, не расплескав. — Скоро этой проклятой простуде конец. Как говорится, через семь дней всё одно... Что за мерзкий вкус?

— Я... я не знаю... — растерялся Питер. — Может, из-за крови?

Тёмный Лорд как-то странно посмотрел на него.

— Единорожья кровь сладкая, — заявил он наконец. — Ни с чем не спутаешь.

Питер вздрогнул.

— Так-так. — Когда так смотрят, а картинка мерцает, сомневаться не приходится: читает. Как книгу читает, и следует подчиниться, если не хочешь проблем. Питер уже знал, что Тёмному Лорду не по душе, когда в такие моменты отворачиваются или отводят взгляд. — Интересно. Тебе, значит, неймется поговорить? О чём же? О маленьких недооценённых приспособленцах? О единорогах? Но ведь тебе не о чем беспокоиться, Червехвост. Даже если проклятие существует, таким, как ты, оно ничем не грозит.

— В самом деле, милорд?

— О да, — голос сделался вкрадчивым, багровые глаза весело блеснули. — Чего тебе бояться? Видишь ли, проклятье, обещающее беспросветную, жалкую полужизнь, для слабых людей не имеет смысла. У вас не бывает иначе.

И Лорд рассмеялся, словно удачной шутке. А Питер замер прямо так, как был — на коленях, с миской в руках. Ему вдруг захотелось вылить содержимое на Тёмного Лорда. И мигом поплохело от этой мысли, потому что тот продолжал держать — сознанием и взглядом. Аж в глазах потемнело!

Кто сказал, что быть трусом легко? Ничего подобного, это храбрым легко, они бы даже не оказались в ситуации, когда так... и нужно терпеть. Ни Ремус, ни тем более Сириус и уж точно не...

Тёмный Лорд отпустил, и воздух вернулся вместе с прояснившейся картинкой. Питер поёжился, проскулил что-то, отползая и, наверное, подтверждая сказанное; и всё в мгновение ока вернулось на круги своя.

Разумеется, никто ни на кого ничего не вылил. И даже не расплескал.

Разумеется.

Хозяин небрежно поправил одеяло.

— Проверь посуду, в которой готовишь. Магглы в последнее время повадились так делать, что потом невозможно есть.

 

"Полужизнь" — вот как, значит, это называется?

Да... точнее и не придумаешь. Даже тем крысам было куда идти. А он застрял, без верёвок, цепей и обетов, на привязи из собственных страхов.

Голова раскалывалась — сказывались последствия бессонных ночей. Тёмный Лорд просто места себе не находил, почему-то наотрез отказываясь рассматривать вариант с поиском новой кормилицы. Это было странно: любая змея охотно предложила бы ему свои услуги, в Тёмном Лорде они души не чаяли и всегда готовы были угодить. Так нет, ему подавай Нагини.

"Впрочем, — думал Питер, шныряя во дворах и примериваясь, откуда бы стащить денег — последние гроши ушли на ту историю с девчонкой, — где ещё он найдет такую здоровенную..."

Или Тёмный Лорд её просто очень, очень любил.

А Питер ошибся на его счет, как всегда ошибался, за что ни возьмётся.

Рассердившись на себя, Питер вскинул голову, решив не тянуть и обобрать первого попавшегося маггла из тех, что попроще лицом и помягче манерами. На таких чары действуют лучше всего.

Но не успел он примериться, как за спиной раздался довольный возглас:

— Вон он! Тот парень, о котором я говорил!

Его мигом окружили какие-то развеселые ребята, и первой мыслью была самая пренеприятная: неужто волей случая занесло в деревню волшебников и кто-то узнал в случайном прохожем погибшего Петтигрю? Да нет, на вид и правда магглы, тянут куда-то, зовут...

— Нашли, — похвастался один, — твою подружку.

— Да брось, — перебил другой. — Он говорит не то. У нас тут дамочка — мы считаем, что заблудилась, но она немного... В общем, ты, думаю, и сам в курсе. Видели её с тобой. Ты, кстати, сам откуда, первый раз тебя здесь...

— Мы уже думали обратиться в полицию, если ты не объявишься... А этот, при фермерском, говорит, ты каждый день заходишь за продуктами.

Только полиции им сейчас не хватало. Бегать от маггловских служб, которые, по слухам, как-то связаны с Отделом магического правопорядка, в планы Питера не входило. С захворавшим Лордом на руках! Вот уж спасибо.

Конечно, он понял, о ком речь. И чуть не рассмеялся — Мерлин знает, от чего — когда увидел её. В беседке она смотрелась неуместно, броско, как тёмное пятно на светлом фоне. Жёнушка одного из его спутников вилась над ней, похожая в серой накидке на гигантскую моль, и уговаривала взять печенье. Но и здесь привередливая женщина продемонстрировала ту же стойкость, с которой ранее отказывалась от слив. Что бросилось в глаза, так это то, как смягчилось её лицо: исчезло хищное выражение, взгляд превратился из настороженного в просто растерянный, а на щеках проступило подобие румянца. Она казалась почти... нормальной. Слегка нездоровой, но всё же нормальной, и судя по тому, как с ней обращались, не спешила показывать зубки и кусать честных людей. И даже одежда была в порядке. Небо и земля, если вспомнить, какой она предстала перед ним пару дней назад.

"Ну и что мне делать?" — подумал Питер отрешённо. Ему было скорее смешно, чем тревожно.

Она узнала его и бросилась навстречу. Питер был готов ко всему, но опять растерялся, стоило ей повиснуть на нём.

И только сердце ёкнуло. Самую малость.

— Так всё-таки твоя?

— Да, — пробормотал Питер. Ему не впервой врать и изворачиваться, но почему-то каждый новый раз не становится проще, даже совсем наоборот. Чтобы сгладить неловкость, Питер приобнял её, будто то в порядке вещей. — Не нужно вызывать полицию, мы со всем сами...

— Погоди, приятель. — Один, высокий и щербатый, опустил ладонь ему на плечо, другой как бы невзначай встал у дороги. Жёнушка благоразумно скрылась в доме, сетуя на то, что её домашнее печенье не пришлось гостье по вкусу. — Мы тебе верим, но всем будет спокойнее, если объяснишь, кем ты ей приходишься. Думаю, у тебя и документы найдутся, раз она не в себе... Понимаешь, видок наводит на недобрые мысли... А мы ребята простые. — Щербатый пожал плечами. — Нам бы разобраться, не случилось ли тут чего нехорошего. Или всё-таки дождёмся полиции?

Магглы.

Питер с трудом сдержался, чтобы не хмыкнуть.

Все они одинаковые. Им эти бумажки — что пустышка для младенца. Успокаиваются как по волшебству.

— Все в порядке, — заверил Питер, чувствуя тепло её тела даже сквозь одежду, а может, лишь воображая себе это. — Документы? Ну да, само собой, у меня есть... Сейчас, одну секунду... — Рука скользнула в карман, к палочке. Питер нервно хихикнул. — О. Точно. Я ведь вам уже показывал бумажки по дороге, помните?

— Не...

— Конфундус! — взвизгнул он, целясь в щербатого. Горячий отупляющий луч угодил ему прямо в лицо, но времени на то, чтобы проверять успех заклятия, у Питера не было. Уже в следующее мгновение палочка указывала на второго маггла, бородача с пивным пузом. — Конфундус, твою мать!

Тот попятился, приоткрыв рот, натурально как слабоумный, и тугой узел, стянувший живот Питера, немного ослаб. Второй выглядел не лучше: ошалело хлопал глазёнками и улыбался как дурак.

Эти легко отделались, вспомнить хотя бы тех, лондонских... когда его пытаются загнать в угол, обычно ни к чему хорошему это не приводит. Но и эти не Сириус Блэк, чтобы расходиться, а так, дураки...

— Ну что, вспомнили?

— Точно, точно, — забормотал один, пока второй просто кивал, как китайский болванчик. — Тогда всё в порядке. Ты уж извини, что докопались, времена нынче такие, неспокойные...

— Ничего.

— И рожа у тебя, прямо скажем, криминальная. Не в обиду.

— Хм.

— И...

Но Питер уже не слушал. Лучше смыться до того, как чары выветрятся. Конфундус у него выходил неплохо, а вот держался так себе. Тем более что спутница тянула куда-то, то и дело оглядываясь, будто приглашая следовать за ней.

— А ты всё возвращаешься, — сказал ей Питер. И наконец рассмеялся в голос.

Нет, это просто смешно. Он мог отказаться от неё, отрицать, а вместо этого...

— Как ты смогла сбежать? Ладно-ладно, я знаю, что ты не ответишь. Просто таких совпадений не бывает.

Он бы не удивился, если бы она поняла — вон как смотрит, с прищуром, со значением. Не такая уж она и дура, раз смогла провести магглов, разыскать деревню, а ещё...

— А ты всё возвращаешься, — повторил Питер.

У него пересохло в горле.

— Куда ты меня тащишь?

К его величайшему удивлению, она разлепила обветренные губы и прошептала — очень сипло и тихо, но вполне разборчиво:

— В-вернуться. Я должна...

— Так ты разговариваешь! — поразился Питер и от волнения схватил её за руку. Ладони у неё совсем маленькие, шероховатые от царапин и ссадин и такие же холодные, как запомнилось. — Что с тобой случилось?

Она не ответила.

И вдруг подобралась, придвинулась к нему, с надеждой заглядывая в глаза. Румянец полз по щекам, словно запертая под кожей кровь рвалась наружу, и Питера посетило нелепое желание вытереть ей щеки, как до того вытирал рот. Определенно, забота о Тёмном Лорде оставила след в его психике. Не так уж оно дурно — возиться с беспомощным, если этот беспомощный не вытирает о тебя ноги по десять раз на дню. Помогает почувствовать себя хоть кому-то нужным. Имитация, обманка. Сублимация при невозможности побега от реальности.

— Больше не слышу его, — шепнула она, облизнув тонкие губы. — П-пойдём... домой?

— Домой, — повторил Питер. Что-то щёлкнуло в его мозгу. А ещё подумалось, что его вот-вот вырвет, как тогда, в детстве, но шла секунда за секундой и ничего не происходило. — Так ты потерялась?

Она кивнула. Если так и дальше пойдёт, то она ещё поумнее многих будет. Прогресс налицо.

— И ты знаешь, где твой дом?

Она посмотрела на него как на идиота. Снова потянула за рукав — таким жестом дети упрашивают упрямого взрослого.

— Пойдём!

— Ты... ты хочешь со мной...

— С тобой, — эхом протянула она, и недовольство вновь сменилось надеждой. — Да, с тобой. Пойдём?

— Я вообще-то за молоком шёл, — жалобно запротестовал Питер, но это прозвучало так жалко, что можно и в расчет не брать.

Интересно, что, по мнению Тёмного Лорда, заслуживает тот, у кого и так вместо жизни "жалкое её подобие"?

О, быть трусом очень, очень непросто. Когда оказываешься перед выбором, все варианты кажутся одинаково самоубийственными.

Из-за угла послышались знакомые голоса, и Питер крепче сжал её руку.

Или это он сам придумал, что знакомые. Для удобства. Чтобы был повод.

— Очухались, — сказал ей. — Знаешь что? Ты мне по гроб жизни обязана за то, сколько я с тобой вожусь. Имей это в виду!

Святая простота лупала глазками и по-детски цеплялась за рукав.

Вообще-то она просто вовремя подвернулась под руку. Или как правильнее сказать — стала последней каплей?

Да какая разница.

А палочка...

"Обойдётся", — отрезал Питер с внезапным злорадством. От мандража, не иначе.

Мысль о том, чтобы вернуться в дом сейчас, когда дело на мази, казалась абсурдной.

Да и потом — как он сам без палочки-то?

 

— Самое обидное здесь то, — сказал ей Питер получасом позже, — что остальных он простит, вот как пить дать. Тех, кто палец о палец не ударили! А вот если я его сейчас брошу, то всё — не жилец! Вот как это работает, а?

Она ничего не ответила. Слегка вздрогнула, когда Питер притянул к себе за талию (похоже, возвращение разума сделало её более стыдливой), но возражать не возражала. На платформе они были одни, до следующего состава ещё куча времени, а про молоко, как водится, благополучно позабыли.

"Надо бы придумать ей имя, — лениво подумал Питер, разглядывая черные волосы — грязноватые, конечно, но не суть. Зато очень густые и очень блестящие. — И неплохо было бы узнать, что с ней стряслось".

Будь она связана с магией, вариантов было бы тьма тьмущая. На свете куча заклинаний, зелий и чар, которые отшибают память, лишают разума, сводят с ума. Питер сам видел, в кого превратилась Джоркинс, стоило над ней немного поработать. Бедняжка Берта. Вечно находила приключения на тощую задницу и наконец получила своё.

И как бы быстро ни училась эта женщина, сумасшествие неизлечимо. Так говорил Лорд, который собственноручно довёл Берту до такого состояния. Уж он-то знал, о чём говорил. Профессионал, хм...

Как он там, уже злится небось? Злится...

— Сам виноват, — пробурчал Питер и, подцепив ногой случайный камушек, отправил его в полет до красной кирпичной стены. Вот нужно было так с ним обращаться? А запугивать? А позволять Нагини над ним куражиться? — Получу, говорит, что заслужил... И без него знаю, что ничего хорошего не заслужил! Зато теперь у меня есть ты. Будь я один, ни за что бы не решился. И ты не орешь на меня, хотя, возможно, это потому, что ты в целом неразговорчива... — Он заправил выбившуюся прядь за розовое ушко. Вот уже и руки не дрожат, и фамильярности прибавилось. Она перед ним в долгу, а это деталь приятная. — Думаю, всё к лучшему. Он бы наверняка меня прикончил: таким не нравится, когда их помнят беспомощными и слабыми, а я был бы живым напоминанием о тех временах... Зато пусть теперь попробует возродиться — один! Без слуги, без Нагини и даже без... — Тут Питер вспомнил про палочку, что припрятана в кармане. Когда он проверял её в последний раз, она показалась ему подозрительно теплой, почти горячей, и испустила пару искр, стоило взять в руку. Странно. Прежде Питер не замечал за ней таких странностей, хотя пропутешествовал с ней до Албании, а это путь неблизкий. Неужто почувствовала предательство её любимого Лорда? Питер бы это ничуть не удивило: он давно заметил, что палочка у Тёмного Лорда своенравная и капризная похуже иных питомцев. — ...палочки. Хотел бы я на это посмотреть! То есть не хотел бы, конечно... А ты правда хочешь пойти со мной? — в который раз спросил Питер, словно она могла в любой момент передумать.

— С тобой, — подтвердила она, и Питер почувствовал, как губы расползаются в скабрезной улыбочке. — Скоро?

— Да. — Не будь на ней панамки на заклятии приклеивания, Питер непременно погладил бы её по голове, раз уж ей такое нравится; впрочем, он ещё успеет, сколько захочет, сколько угодно раз! — Совсем скоро. Поедем домой.

Он потёр предплечье с выжженной там Меткой — девять из десяти, что скоро про неё можно будет забыть как про страшный сон.

Какое облегчение.

— А я ведь даже не представился, — спохватился, выпустив рукав. — Мое имя...

— Червехвост, — перебила она. — Так он тебя звал. Я... помню.

— Подслушивала?

Ну ещё бы, сколько она там под окнами просидела, пока он не вышел? Счастливица — самую малость слишком удачливая в своей незаметности. Не будь у него на руках доказательств, что её видят другие, Питер бы точно решил, что она плод его разгоряченного воображения. От одиночества и не такое привидится.

— Мне не нравится это прозвище, — впервые в жизни открыто признался он, и где-то глубоко, на одну-единственную секунду стало очень легко, словно камень с души. А такая, казалось бы, мелочь. — Меня Питер зовут.

Не то чтобы его обижала та кличка, нет. Он же не Тёмный Лорд, чтобы со звучным щеголять, нет, он человек маленький... Прозвище вросло в него, как в Тёмного Лорда — зловещие эвфемизмы, да только гляньте на него теперь? Много ли от них осталось?

— А ты...

Женщина резко выпрямилась, высвобождаясь из объятий. Из её горла вырвался жуткий шипящий звук, немного похожий на те, которые издавал Тёмный Лорд, общаясь со своей змеёй.

— Ладно, понял, придумаем тебе новое имя, — быстро стушевался Питер.

Но на том странные звуки не закончились. За шипением последовало нечто совсем животное, протяжное и утробное, и женщина сползла со скамейки на пол, чудовищно побледнев. Питер опустился рядом, готовый помочь, но в действительности понятия не имевший, в чем эта помощь должна заключаться.

— Тебе плохо?

Ответом ему послужил сдавленный вопль, от которого остатки волос на затылке встали дыбом, но удивиться Питер не успел, потому что уже в следующую секунду произошло кое-что более поразительное: её очертания стали меняться. Очень медленно и словно неохотно, но анимагию Питер бы ни с чем не спутал, насмотрелся вдоволь...

Он вскочил, выхватив палочку. Отступил, совершенно сбитый с толку, не в силах оторваться от этого отталкивающе-гипнотического зрелища.

"Дежавю", — вспыхнуло в мозгу.

С чего бы это?..

Он понял за мгновение до того, как узнал, а уже в следующее, до того, как он успел хотя бы вскрикнуть, Нагини бросилась на него.

 

Тёмный Лорд смеялся.

Питеру ещё не доводилось слышать, чтобы Тёмный Лорд так смеялся — не в последнюю очередь потому, что болезнь придала его смеху особые, неповторимые интонации. О, Питер много что услышал в тот день... про себя в том числе. Слушал молча, уставившись в пол, пока можно, пока хозяину весело. В голове было оглушительно пусто. Может, вместе с нужными воспоминаниями Лорд вытряс из неё и всё остальное, оставив Питеру зияющую, давящую пустоту.

— А ты у нас, оказывается, не так-то прост, да, Червехвост? Не промах! И заметьте, — потешался он, будто здесь были зрители, к которым он мог бы обращаться, — губа не дура! Не к кому-нибудь, а к моей... И как далеко ты собирался зайти? Впрочем, мы оба видели... Но тебе придётся сдерживать свои порывы. Серьёзно, Червехвост. Я не желаю, чтобы ты заглядывался на мою змею в таком... ключе. И Нагини не желает, правда, душечка?

— Мой лорд...

— Пожалуй, мне стоило предупредить... Но кто мог знать? Я снова тебя недооценил, признаю. Мало того, что бросил меня в таком состоянии, так ещё и Нагини прихватил, и палочку прикарманил! Надеюсь, ты славно повеселился, Червехвост, потому что больше у тебя не будет такой свободы... у тебя её вообще не будет. Но как забавно всё сложилось! — И, отсмеявшись, Тёмный Лорд обратил на него тяжелый взор своих нечеловеческих глаз. И как Питер сразу не догадался? Взгляд — один-в-один и так же пробирает до дрожи. Змеиный взгляд. — Червехвост, трусливый ты извращенец. Разве я не говорил, что не собираюсь тебя убивать?

За его спиной Нагини свернулась кольцами на своей уютной лежанке, словно никуда и не пропадала, и не было в мире более мирной картины. Почивать изволит.

А Питер идиот.

Ничего нового.

Выдержав зловещую паузу, Тёмный Лорд добавил уже гораздо тише, без тени улыбки:

— Ну и что мне теперь с тобой делать?

Лицо одеревенело и отказывалось слушаться, но Питер пересилил себя, чтобы произнести едва слышное:

— Не знаю, милорд.

— Не знаешь... Я вот считаю, что тебя надо наказать. Хорошенько так, чтобы поменьше тянуло на приключения. Что думаешь?

Питер заставил себя кивнуть.

— Могу я задать вопрос, мой лорд?

— Можешь, — казалось, хозяин слегка удивился, но свирепствовать не спешил. Торопиться им некуда.

— Вы вылечили её?

— Можно и так сказать. — Тёмный Лорд послал Нагини взгляд, полный если не теплоты, то чего-то максимально на то похожего. — Она не была больна, просто кое-что в ней переменилось с некоторых пор, и это, скажем так, спровоцировало... Больше этого не повторится.

— А она... изначально была?..

— Это уже два вопроса, — ухмыльнулся Тёмный Лорд. — И совершенно не твое дело.

Питер кивнул, виновато потупившись.

— Разумеется, она не поняла твоих нелепых ухаживаний. Сейчас в ней гораздо больше от змеи, нежели от человека. Не стану скрывать, так мне больше нравится... Если тебя интересует, с кем ты имел дело.

"Неправда, — подумал Питер, не поднимая глаз, трясясь как осиновый лист — поди пойми, от чего, но не только от страха, о нет, — она была человеком, с каждым разом всё больше и больше, а вы всё испортили".

— Ты расстроен? — осведомился Волдеморт со всей мягкостью, на какую был способен. — Для человека, предавшего всех, кого только можно, в твоей голове слишком много сентиментального мусора. Не думаю, что сказочки со счастливым концом писались про таких, как ты.

Питер кивнул — казалось, в сотый раз за вечер.

Когда-то он считал, что подобные сказочки пишутся про таких, как Джеймс или Лили. И где теперь Джеймс и Лили? Нет, это работает иначе: без какой-либо системы, судьбы и прочих глупостей. Сказки пишутся для того, чтобы детишки быстрее засыпали, а тот, кто убьёт единорога, проклят ровно настолько, насколько несчастен. Потому Тёмный Лорд не заметил разницы. Потому Питер заслужил... да, заслужил всё это, но что ж с того? Если жизнь идёт своим чередом, и Лили с Джеймсом мертвы.

— Ты ошибаешься, — задумчиво произнёс Тёмный Лорд, разглядывая его как занятную вещицу — с оттенком интереса, но в остальном бесстрастно. С таким же успехом на месте Питера могла быть табуретка. — Система есть. Прямо сейчас ты задаёшься вопросом, почему я не сержусь, не так ли? Да… Видишь ли, я уверен, что ты себя переоценил. Думаешь, я не замечал твои подозрительно длительные "исчезновения" под самыми дурацкими предлогами? Но ты всегда возвращался.

— Вы думаете, я бы...

— Вернулся, верно, — лениво подтвердил Тёмный Лорд. — Сразу как наигрался и вспомнил про бывших приятелей. Когда я говорил про жалкую, беспросветную полужизнь для слабых людей, я имел в виду не только скуку. И даже не трусость, коей ты столь щедро наделён. Нет, я говорил про предопределенность. Ты бы вернулся потому, что ты таков, какой есть. Слабый. Остальное — частности. Но разумеется, это не означает, что подобные выходки сошли бы тебе с рук, — закончил он на более холодной ноте.

— Я... я понимаю.

— Нет, не понимаешь, — возразил Лорд. — Как я и сказал, в твоей голове слишком много лишней дряни. А Нагини просто-напросто оказалась в нужное время в нужном месте. Согласен?

— Д-да, я...

— Лжец, — прищёлкнул Волдеморт, и от его шепота Нагини вскинула голову, прислушиваясь. Теперь они оба смотрели на Питера, а ему хотелось сквозь землю провалиться, лишь бы это побыстрее закончилось. Но коварные половицы упорно не желали разверзнуться под его ногами. — Какая жалость. Но где бы я был, если бы не научился мириться с вашими... дефектами. И я никогда не требовал многого лично от тебя, Питер Петтигрю. Посему... — Он помолчал, разглядывая съежившегося Питера, ждущего перехода к экзекуции с почти мученическим смирением. И вдруг расплылся в ухмылке: — Знаешь, Нагини интересовалась, будешь ли ты и дальше греть её, когда она того пожелает. А она пожелает, Червехвост.

Питер вспыхнул.

---

1) Птицы с одинаковым оперением держатся вместе (лат.)

Вернуться к тексту