Анимагическая форма - Хагрид (джен)

В голове бумкало и орало. А нет, не в голове — это снаружи веселье идёт. По плечу стукнули чем-то мягким. Мягкое выругалось и отползло в сторону.

— Авадами кидается, сука! Мочи его!!! Дик, ножи кидай, ножи! Что ты стоишь, как бревно?!

По ногам пробежали. Не то чтобы больно, но обидно. Ещё по лбу прилетело на этот раз чем-то твёрдым. Твёрдое упало на пол и со стеклянным звоном разбилось. Резко запахло спиртным. Опять обидно.

— В Бездну вас, грязнокровки! Мы очистим мир…

— Секо! — взвизгнули где-то сбоку, чтобы через долгую паузу во внезапной тишине сконфуженно добавить: — Ой.

— Ты зачем ему башку отрезал, гад? Кровищи… Это сколько убирать придётся?! — забухтел новый голос с отчётливыми хозяйскими нотками.

— Да ладно те, Вилли, — слегка смущённо отозвался новый голос. — Вот те сикль за беспокойство, и это… убирать он будет, ага. Сам, тряпочкой, — вокруг облегчённо загоготали. — У тя домовик, что ль, сдох? Уберёт. Тут эта, парни, авроров надо звать — трупак всё ж.

— А может, ну их, авроров-то… — протянул хриплый бас. — Трансфигурируем придурка в полешко — и в камин. Первый раз, что ль?

— Ты говори, да не заговаривайся! — рявкнул хозяйский голос. — Вы свалите, а мне тут работать. И не один трупёшник-то. Вон школьного лесника, сука, тоже авадой пригрел.

— Не, его не авадой вроде. Отсвет был фиолетовый. Эй, кто там поблизости, гляньте, чё с Хагридом? Живой ли?

— Вилли, всё ж не надо авроров. Давай мы жмуриков с собой заберём, как и не было их здесь, а? Ты нас не первый день знаешь…

Вокруг шумели, суетились, громыхали мебелью, возбуждённо обсуждая прошедшую драку. Кто-то опустился рядом, хрустнув коленями. Пыхтя от усердия, встряхнул за одежду, породив чудовищный взрыв в голове. Сознание рухнуло в темноту, но, похоже, тут же выкарабкалось обратно, словно снизу подтолкнул кто.

— Эй, Хагрид! Хагрид! Ты как, совсем помер?

Он хотел ответить, но закашлялся, неуклюже заскрёбся на полу, пытаясь поудобнее сесть. Ему помогли опереться спиной о стену. Глаза открывать почему-то было страшно, но пришлось.

В тусклом дымном свете проступили очертания прокопчённого помещения. Источником копоти выступал огромный растрескавшийся камин. Несколько массивных столов с остатками былых трапез. Возле них — неподъёмные на вид скамейки, большей частью перевёрнуты. Тусклый свет сочился в грязные окошки с рамами из мелких стёклышек. Некоторых стекляшек не хватало — там сияли дырки в солнечный день. Пол из каменных плит покрыт мусором и объедками. Под потолком толкутся, как стая мошкары, зачарованные свечки, еле освещая всё это непотребство. В придачу, с десяток пьянчуг копошатся в полумраке.

— Х… хде я?

— От! Ничё те, морде великанской, не делается, — весело скалясь редкими зубами, сообщил бородатый мужик. — На-ка, за счёт заведения, — в губы ткнулся холодный край керамической кружки. Он жадно глотнул пересохшим горлом, не чувствуя вкуса напитка. В голове слегка прояснилось.

— Хде? — повторил он.

— Понятно где, — откликнулся мужик. — В «Гнедом пони». У тя здеся кредит открыт. Давненько уж в долг пробавляешься. Когда должок отдашь, а?

— В «Гнедом»… А много? — чтобы хоть что-то сказать, растерянно промямлил Хагрид.

— Да немало уж. Больше двух галеонов натикало. Давай-ка, приятель, собирайся и домой иди. К завтрему с денежками приходи. А то не налью больше. Так и знай! И это… Щас тут авроры всех трясти будут. Поторопись. Всё равно у тя волшебной палочки нет, тока нервы зря потреплют.

— Ага, — он понятливо кивнул, завозился, стараясь встать. Под руку попал гладкий прутик. Кто-то потерял в пылу драки своё оружие волшебника и пока не хватился пропажи. Незаметно сунул волшебную палочку в карман, довольно подумав: «Теперь есть».

На улице догорал закат. Кровли домов ещё золотились в лучах уходящего светила. Длинные тени расчертили полосами мощённую булыжником дорогу. Где-то орали коты. Едва не задев по лицу крылом, пролетела сова. Редкие парочки волшебников совершали поздний променад. Раскланивались со знакомыми, о чём-то болтали, снова раскланивались и шли дальше. На Хагрида никто не обращал внимания.

Задумавшись, он запнулся и едва не упал. Стоптанное существо пронзительно завопило:

— Проклят будь, окаянный! Чтоб покою тебе не знать! Чтоб… — крик перешёл в яростное невнятное шипение.

— Дык, того-этого… чё под ноги-то лезешь? Шла бы себе… — тяжко вздохнув, он за шиворот поднял с земли самого мерзкого вида старушонку, грязную и на диво уродливую, и даже от пыли отряхнул на манер коврика. Та рванулась прочь под треск своих ветхих одёжек, едва не оставшихся в руке Хагрида.

— Проклятья на твою голову! Издохни под кустом, мерзкий выродок! Чтоб кишки из тебя выпали! Чтоб бабу тебе не познать! Чтоб!..

Ещё разок виновато вздохнув, Хагрид обошёл разъярённую каргу и потопал дальше. Хотелось домой.

На пригорке у развилки дорог шелестел кроной старый вяз. Обернувшись на пройденный путь, Хагрид почему-то удивился — Хогсмид оказался не деревушкой, а приличного размера городком. Куда ни глянь, виднелись черепичные крыши, даже в предгорьях. Особняки вон, солидные. Много здесь волшебников живёт. Над городом возвышалась серебристым шпилем ратуша, если он ничего не путал. Ещё пара каких-то высоких трёх-четырёхэтажных строений, назначением которых он никогда не интересовался. Там же, вроде, Часовая Площадь с башней и фонтаном. Рядом рынок. Вот на рынке он бывал, да. По выходным, после получки, закупался там продуктами.

В памяти вдруг проступил совсем другой Хогсмид, с нелепыми «невсамделишными» домиками под вычурно-кривоватыми кровлями. По улочкам бегали дети в школьных чёрных мантиях — это по снегу-то! Большей частью без шапок. Как уши не отморозили? Горная Шотландия — не тёплые юга. Картинки быстро сменяли друг друга, не позволяя толком рассмотреть. Вот засушенные говорящие головы на верёвочках в дверях магазинчика — магазин для сказочных некромантов? Немыслимо уродливый оборотень, поскуливая, замер перед подростками — ох, искорёжило-то бедолагу! Прокляли, небось. От школяров всего можно ожидать, а уж напакостить они завсегда готовы. Летающие страхолюдины, от которых всё вокруг покрывалось инеем — это дементоры, что ль? Рядом с детишками? Кто ж такое допустит? Толстый, задастый гиппогриф со слишком тяжёлой головой и короткими крыльями. Этот точно не взлетит — его же клюв перевесит!

Хагрид зажмурился и яростно тряхнул головой. Словно глупый сон наяву… Отступило. Вокруг снова был привычный Хогсмид без всяких нелепых ужасов.

Растерянно поглазев по сторонам, он побрёл домой.

Сумерки наползали из Запретного Леса, пряча во тьме тропку к замку. Короткий путь пролегал по своеобразному зелёному туннелю в зарослях кустарника. Раньше Хагрид любил здесь бродить, а сейчас отчего-то было боязно. Хотелось до рези в глазах всматриваться в непроглядную темень. Аж смешно! На кой вглядываться-то? Острый слух и нюх сразу подсказали бы, есть ли кто в засаде. Он такое издали чуял, иначе давно бы в лесу сгинул.

Странные желания и ощущения только множились. Пока добрался до дому, успел пробежаться, наслаждаясь свободой движения, поизгибался всячески, попрыгал, высоко задирая ноги, насколько штаны позволяли, даже сплясал, задорно притопывая сапогами… А в голове бестолково роились мысли, понять и осознать которые он не успевал. Почему-то очень тянуло поговорить, но кроме сонных птах в кустах собеседников не было.

— Я Хагрид, — объявил он убеждённо. — Рубеус Отто Хагрид, девятнадцати лет отроду. Хранитель земель и ключей Хогвартса. Лесник, кладовщик, дворник и скотник. Привратник ещё. Лесник — потому что присматриваю за делянками волшебных трав, лесной живностью, считающейся собственностью школы, и так, по мелочи.

Но большая часть работы у меня в скотных сараях. Свиньи, коровы и куры у школы свои. Объедков-то вон сколько от школяров остаётся! Не выбрасывать же. Вот я и… Нет, так-то навоз домовики убирают и корм скотине дают, но пригляд всё равно нужен. Они и коров доят, и яйца у кур собирают… Забой и разделка туш опять же на мне.

А конюшни пустые стоят. Не держит теперь школа лошадок. Не учат школяров выездке. Почему-то. Раньше учили, а теперь нет.

Ещё на мне клетки с волшебной живностью для уроков. Вот к ним домовики не подходят и близко — боятся. Жрут их зверушки. Тут уж сам, всё сам.

Ещё я дворник. Траву скосить, снег убрать, дорожки к теплицам и квиддичному стадиону песком посыпать, чтоб детишки в грязи не увозюкались, к Рождеству пихтами Большой зал украсить… За мётлами пригляд, опять же, за сараем с инвентарём.

Привратник — дык, школьные ворота открываю, если пришёл кто. Поглядываю, чтоб створы не ржавели, петли смазываю. Много работы, много. И сколько платят? Три галеона в месяц. Маловато как-то… Но мне хватает. Профессор Дамблдор сам кошелёк с получкой заносит первого числа каждого месяца. Значит, через неделю в окошко постучит. Великий человек Альбус Дамблдор! Благодетель!

Огласив окрестности пылкой речью, Хагрид горделиво подбоченился. Даже жалко, что никто не слышал, как он красиво и гладенько всё обсказал. А слова-то какие умные на язык пришлись! Словно подсказывал кто. Потоптавшись на месте, пошёл дальше. Чего-то усталость навалилась, как будто весь день мешки с зерном на складе ворочал.

Статуи крылатых кабанов спесиво задирали рыла к первым звёздам. От высоких постаментов красивыми яркими дугами расходились охранные щиты школы. Кожу покалывало от сильных чар. Скользнув по рослой фигуре, щиты признали своего и беспрепятственно пропустили.

Хорошо смазанные петли кованых ворот не издали ни малейшего скрипа. Приоткрыв калитку, Хагрид прошёл на территорию школы. Избушка маячила светловатой кровлей в темноте. Привычно нашарив ключ под каменной ступенькой, отпер тяжёлый навесной замок и вошёл в своё жилище. Скинув сапоги, прошлёпал к кровати и рухнул, не раздеваясь. Всё потом. Всё пот… Хр-р.

* * *

Летние ночи коротки, а в деревне встают рано. Эту истину доходчиво сообщил сводный хор петухов, истошно орущий в курятнике, приветствуя новый день. Никакого будильника не надо.

Посетив солидного размера будку туалета во дворе, Хагрид умылся в бочке под водостоком. Ощупал щёки без малейших признаков юношеской поросли, тяжко вздохнул. Ну да, это у человеческих юношей в девятнадцать лет и усы, и борода, а ему, полувеликану, до этакой красотищи ещё долго ждать. Великаны-то по несколько тысяч лет живут, и двадцать лет у них — раннее детство… Вся надежда на человечью кровь в жилах. Эх, ему бы такую же бороду, как у Дамблдора!

Косматую шевелюру собрал шнурком в хвостик. Расчёсывать не было ни малейшего желания. И так хорошо.

Хлебнул из носика чайника вчерашнего разопревшего травяного чая, закусил коркой хлеба — и в путь. Работа сама себя не сделает, а скотина есть хочет.

Сначала помог домовикам в свинарнике запаривать зерновую посыпку. Бестолковые тварюшки чуть было гороховой муки поросятам не заварили! Вот где у них мозги, спрашивается? Отругал, обучил, дальше пошёл.

В коровнике оглядел захандрившую корову, почесал в затылке. В чулане порылся в самодельных лекарственных запасах, большей частью представленных в виде сушёных веников, отобрал нужное и скормил сбор лечебных травок животине. Дождался шумного отхождения газов, потрепал по холке повеселевшую бурёнку и отправился в курятник.

Несушки уже на гнёздах, ишь очередь устроили! Конец мая, а наседки ещё не все вывели цыплят — тут приставленный к делу домовик бдит, убирает пустые скорлупки и негодные яйца. Старательный. Похвалил тварь ушастую. Ласковое слово все любят.

Теперь школьные клетки со зверьём для уроков профессора Кеттлберна: кормить, поить, чистить. Осмотреть глаза — по ним сразу здоровье или нездоровье зверька видно, подточить когти, вычесать шерсть, убрать лишнюю чешую, разобраться с выползками… Работы много.

В совятню заглянул. Старый филин плохо ест, нахохлился, смотрит гневно. Это ничего, пройдёт. Всё же задавленный жизненный цикл у зачарованных птиц… нехорошо это, неправильно. Ему бы, бедолаге, самочку найти, гнездо смастерить в дупле, птенцов поднимать, а он почту носит. Тут кто угодно взбесится. Вот минует у птиц пора семейных хлопот, и филин успокоится. Молодые-то совы не так остро реагируют, это под старость… наверное, чары подчинения слабнут.

Странно, ещё вчера Хагрид этого бы не понял, принялся бы лечить филина от неведомой хвори. Чудеса-а.

Теперь школьный огород. Обширное поле занято бахчой с тыквами. Домовики уже полили зелёные крепенькие кустики будущего тыквенного сока. Ближе к теплицам радуют взгляд грядки с кухонной зеленью и морковкой. Всё. Остальные овощи школа закупает у фермеров. А зря! Вон сколько места пустует. Тут бы и картошку можно посадить и… да много чего. Говорят, в былые времена на землях Хогвартса даже пшеницу с овсом выращивали.

Впрочем, это не его ума дело. Директор Диппет сам знает, чего для школы надо.

На своём личном огороде Хагрид в посадках не стеснялся. И картошка у него, и помидорки с огурчиками, и кабачки с редькой… Лук опять же, чесночок. И репа. В овощном рагу или похлёбке репа ох как хороша! А чего бы не расти? Навоз-то со скотных дворов без ограничений домовики сюда подкидывают. Вон кучи какие. Вилами раскидать по осени, а весной на благодарную землю бросить семена. Дело нехитрое! А потом поли сорняки да поливай и урожай собирай. А вкусно и много поесть Хагрид очень любил.

Как-то так получилось, что продукты он почти не покупал. Целая гора каменной соли высилась под крышей склада у коровника. Коровы солёненькое любят. Уж себе-то в котомку нагрести незазорно. На корм скотине, как простой, так и волшебной, идут зерновые смеси. Попроси любого несильно занятого домовика перебрать содержимое мешка по тазам и вёдрам — он с удовольствием расстарается. Ещё и от пыли и мусора почистит. А там на ручной меленке и крупы себе на целый год намолоть можно, и, при желании, муки. По осени липовый мёд у дриад на сухари легко выменять. Мясо по лесу в любом количестве бегает. А вкусная рыба в Чёрном озере плавает. Вот и выходит, что покупать надо лишь растительное масло, немного шоколада для профессора Дамблдора, если он в гости заглянет — угостить и, конечно же, бухло.

Собственно, на бухло все деньги и уходят.

На столе в избушке появилось подношение домовиков: кувшин парного молока, десяток яиц, комок свежайшего сливочного масла в плошке и ещё тёплый душистый хлеб со школьной кухни. Для позднего завтрака — самое то! Домовых эльфов Хагрид зря не обижал и, чем мог, помогал. Они его тоже не забывали.

Хотелось в лес. А там… Перво-наперво, — навестить своего друга акромантула Арагога. Самку ему за пять лет так и не раздобыл, а ведь обещал! За единорогами надо присмотреть. Вожак стада, что у соснового бора, захромал, но в руки пока не даётся. Гордый, засранец. Ничего, прижмёт — сам придёт. На жеребят бы ещё полюбоваться. Маленькие единорожки такие… аж сердце тает.

Обязательно надо с кентаврами полаяться. Опять, поди, из леса гнать будут. Да наверняка будут! А значит, какая-нибудь зловредная скотина по крупу кулаком получит. И не один раз. Нечего тут! Хозяева выискались. Оборзели. И стрелы ихние ему шкуру не пробьют, чай крепкая у него шкурка — лишь бы глаза уберечь. А дырки в одежде заштопать можно. И вообще, размяться бы.

Лес встретил птичьим гвалтом и прохладой. Тысячи запахов, слитых в единый дух леса, вдруг оглушили, взбудоражили кровь. Хагрид застыл на месте, не в силах справиться с собой. Он ясно осознал, что вчера мир был другим. Что-то изменилось… шибко изменилось, понять бы ещё, что. Словно… словно он всю жизнь жил под ветхой тряпкой, едва выглядывая в прорехи, а теперь помеху сдёрнули и…

Он мучительно сглотнул пересохшим горлом. Заозирался, разом выхватывая взглядом из привычной до последнего сучка лесной картины новые неожиданные детали.

Сегодня ароматы смолы, прелой листвы и грибницы ощущались небывало остро, словно кто-то добрый хорошенько прочистил ему носопырки. Каким-нибудь хитрым заклинанием, не иначе. А ещё Хагрид понял, что с лёгкостью может отследить источники этих запахов. Следы зверья словно подсвечивались особым образом, спеша поведать всё о пробежавшей косуле, прошмыгнувшем зайце или охотящейся лисе. Царапины на коре в подробностях сообщали об отдыхавшем на ветке сыче. Воронье гнездо на дубе плакалось о заброшенности… К тому же мерцали бледным маревом магические травы. Копошились в лесной подстилке некие прозрачные существа. Другие порхали в листве… Чудеса чудесные! Вон древень из тенёчка пялится, коварно выставив извитые корни. Вдруг кто споткнётся и рухнет к нему в ловчую яму. Хагрид презрительно фыркнул — дураков нет! Стать удобрением для хищного порождения древних друидов лично у него желания не было. Или вон, бледные плети непонятно чего тянутся из-под пихты. А ведь не раз дома разглядывал эти сочащиеся едким соком шипастые обрывки на штанах и понять не мог, откуда их принёс.

Затравленно оглядываясь, Хагрид попятился. Этот лес пугал. Лучше потом прийти, попозже. Развернувшись, он, сдерживаясь, стараясь не переходить на бег, пошёл домой. Ну его… Может, съел чего или выпил…

Дом, милый дом! Избушка лесника притулилась на опушке леса. Крытая серым сланцем кровля, потемневшие бревенчатые стены, косо срезанные стропила. В безоблачное небо гордо упиралась каминная труба. Маленькие окошки весело блестели стёклами на солнышке. Ступени крыльца из природного плоского камня притащены с древнего карьера в предгорье. Деревянным ступенькам Хагрид не доверял — был печальный опыт. В выбоинах скопилась рыжая хвоя. Эх, тут бы под окном скамейку поставить и куст какой посадить, чтоб иногда немножко цвёл. Но не розы — колючие они, и это… ну... Да и какая от роз польза? Ни ягод, ни плодов. Баловство одно!

Массивная входная дверь вела прямо в единственную комнату. Жилище было просторно. Это единственное доброе слово, какое хотелось о нём сказать. Холостяцкая берлога, и всё тут. Уборкой Хагрид не заморачивался. Нет, перед визитом профессора Дамблдора — гостя дорогого — он слегка махал веником, мусор сжигал в камине и нормально. С посудой возиться… а зачем? Профессор для себя чайную чашку всегда из карамельки трансфигурировал. Красивенькую-у!

Сложенный из дикого камня вперемешку с кирпичом камин отчаянно дымил, о чём говорил толстый налёт сажи на потолке.

У входа приколочены оленьи рога, заменяя собой вешалку. Чуть дальше — массивный стол с плохо обструганными ножками. На перекладинах виднелись остатки коры. Стул и табурет выполнены в той же манере, сейчас запиханы под стол, чтоб не мешались. На стенах — полки с посудой и кухонной утварью. Под притолокой на палке подвязаны пучки пряных трав и кореньев. Вялится и заодно слегка коптится просоленная рыба. За потерявшей цвет занавеской спрятана кровать под засаленным лоскутным одеялом. Рядом — большущий расписной сундук с плоской крышкой. На нём и сидеть можно, и лежать. Не Хагриду, конечно, а кому помельче. Эту гордость сундучьих дел мастера подарили на новоселье учителя Хогвартса в складчину. Никаких магических свойств сундучище не нёс, просто место для хранения одежды и прочих мелочей.

Хагрид сел на сундук и пригорюнился. Что с ним случилось и как жить дальше? Кто бы сказал…

В доме мерзко воняло, вонял сам Хагрид… Да что ж такое-то?! Вскочив, он вытряхнул в горсть содержимое оплавленной оловянной кружки, куда ссыпал из карманов разменную мелочь. Сунув деньги в карман, выскочил на улицу и поспешил в Хогсмид. Все свои горести он привык заливать хмельным, да ядрёным.

В «Гнедом пони» было почти пусто. Пара забулдыг в углу и всё. Довольный хозяин пересчитал вываленную на стойку кучку монет, вернул скромную сдачу, торжественно вычеркнул облезлым пером запись в амбарной книге и налил первую, самую вкусную кружку эля.

Хагрид одолел её в один присест и удовлетворённо привалился спиной к прохладной стене. Вот только приятной расслабленности всё не наступало. Он тревожно оглядел полутёмный кабак, подмечая несущественные раннее детали. «Гнедой пони» знавал лучшие времена. Давно, очень давно. И было здесь не чище, чем в только что покинутом домике.

Хагрид выругался, вляпавшись ладонью в подозрительную липкую лужицу на столе, в которой успела утопиться целая толпа мух. Доски столешницы хвастались толстым слоем присохших крошек. Одного внимательного взгляда на посудину в своей руке хватило, чтобы выскочить на улицу и освободить желудок за углом кабака.

Из этой кружки, похоже, пили со времён Мерлина, не утруждаясь споласкиванием. От мысли о пенистом эле снова затошнило. Полностью деморализованный, Хагрид поплёлся домой.

— Заболел… точно, заболел! Или отрави-или-и…

Он резко остановился, вспомнив мерзкую старуху, которая сыпала проклятьями. Так-то к нему раньше ничего не прилипало — великанья кровь отторгала и выжигала всё вредоносное. Ни сглазы, ни порчи, ни чары, ни яды… А тут, видать, проняло.

Горестно подвывая, Хагрид пронёсся по затихшей школе — школяры сидели на занятиях. Топот сапог перепуганным эхом заметался по коридорам.

— Мадам Помфри! — заорал он дурниной, едва не снеся двери в школьный лазарет.

— А ну тихо! — из-за ширмы выскочила маленькая сердитая дама в туго накрахмаленном чепце. — Глубоко вдохни, выдохни и внятно скажи, что случилось, — властно распорядилась она.

— Я на каргу наступил, а она меня прокляла-а!

— Что? Наступил? — опешила медиведьма.

— Нечаянно я! Сама она под ноги сунула-ась! Сама!

— Так, — медиведьма сжала виски тонкими пальчиками. Потом метнулась к шкафу, зазвенела ключами. На свет появилась стеклянная ёмкость, в которую она набулькала содержимое десятка флакончиков. — Вот, выпей. Это успокоительное. Сейчас во всём разберёмся. Присядь на крова… на кушет… на табурет.

Волшебная палочка в её руке принялась выписывать сложные узоры, время от времени обдавая Хагрида приятной волной магии. Он, успокоившись, шумно высморкался в не особо чистое полотенце, которое носил в кармане для разных нужд, и расслабился. Ему помогут.

— Ничего не понимаю, — мадам Помфри озадаченно постучала волшебной палочкой по ладони. — Так, сиди тут и никуда не уходи.

Она быстро процокала каблучками к камину. Хагрид не вслушивался в бормотание голосов, его клонило в сон, а ещё неплохо было бы закусить чем-нибудь нажористым.

— Тэк-с, что тут у нас? — в закуток с табуреткой ворвался средних лет волшебник совершенно не примечательной внешности, в мантии целителя, на ходу избавляясь чарами от каминной сажи. Восхищённым взором окинул могучую стать несчастного пациента. — Прокляли, говоришь? Любопытненько.

Снова узоры чар, волны магии, под конец обдало колким холодком.

— Карга, значит, — задумчиво произнёс целитель. — Давай-ка, парень, соберись, напряги память и повтори всё, что она тебе сказала.

— Дык, эта, — хлюпнул носом Хагрид, — не помню я. Выродком обозвала, что-то про кишки… потом шипела тока. Про баб ещё… Вы меня вылечите ведь?

— Тэ-экс, а беспокоит тебя что? — целитель подтащил к себе стул, оседлал и сложил руки на спинке.

— Беспокои-ит! — с надрывом заблажил пациент. — Воняет всё кругом! И в избушке моей воняет, и я воняю, и… ы-ы! От эля вытошнило. Пиво-винцо на дух не хочу! Отмыть всё хочется, чтоб блестело. И одежду чистую. И… ы-ы-ы!

— О как! — потрясённо охнул целитель с изрядной долей веселья. — Проклятье Чистоты и Добродетели! Ну надо же! Редкая штука. Слышать слышал, однако узреть воочию...

— Но диагностика ничего не показывает! — возмутилась медиведьма.

— Дорогая моя Поппи, — вздохнул целитель, слезая со стула, — проклятья карги тем и опасны, что влияют на разум и чувства, минуя магическую составляющую волшебника. Тут даже мастер менталист не поможет. Мало мы знаем об этой расе, очень мало. На наше счастье, карга по природе своей домоседка. Редкие гостьи они на улицах магических поселений, а к магглам и вовсе не суются. Да, не повезло тебе, парень. Одно скажу — снять это проклятье нельзя, если само не развеется, однако жить с ним вполне можно. Привыкай. Ничего тут не сделаешь. Мойся почаще, всё вокруг в чистоте содержи, о выпивке забудь. Найди себе какое-нибудь увлечение: вяжи, деревянные кружева вырезай, кузнечиков в коллекцию лови… что угодно, лишь бы увлекло. Да-а, молодой ты — привыкнешь.

— Ы-ы-ы!!!