Все еще на канате (гет)

Словно попали в сказку под усыпанным звёздами небом.

"Ночной цирк" Эрин Моргенштерн

Позвольте открыть вам секрет: именно цирк выбирает своих артистов, а не наоборот.

Никто не знает, как, где, почему. Лучшие цирковые артисты со всего мира мечтают выступать внутри черно-красных шатров. Они отправляют письма по адресу, где в последний раз был замечен цирк; остаются после выступлений, пытаясь привлечь внимание труппы; рекламируют себя по радио и в газетах. Ночью они стоят на краю утеса и кричат в бесконечную тьму.

Но получают в ответ лишь молчание и горькое разочарование.

Именно цирк выбирает своих артистов, а не наоборот.

Те редкие самородки, выступающие на арене под взорами сотен глаз, хотели бы открыть эту истину, но что они могли сказать? Как могли заставить понять?

Был ворон. Письмо.

И предупреждение, что всякая магия имеет свою цену.

* * *

Проволока мягко сияла в темноте. Стоя на платформе, Инеж могла часами смотреть на нее в тишине пустого шатра. Только она и лунная проволока.

Вначале Инеж гадала из чего та сделана: что за материал может быть таким тонким и прочным, да еще светиться. Она даже попросила Джеспера осмотреть проволоку и смутилась, когда тот, побледнев, наотрез отказался.

Теперь она уже на задавалась подобными вопросами. Волки ели с рук Матиаса точно щенки; Джес всегда попадал в цель даже с закрытыми глазами, а хрустальный шар Нины показывал именно то, что хотели увидеть клиенты. Каждую ночь на небе зажигались новые созвездия. Всегда шел только теплый дождь.

Цирк Воронов — это обитель веры, а не логики.

К счастью, Инеж твердо верила.

Проволока сияла так красиво, так маняще. Спасательный круг, который вылечит все раны, заполнит пустоту, если только Инеж удастся ухватиться за него. Она прекрасно знала, что под ногами невозможно тонкая нить совсем не ощущалась, и только ослепительный свет согревал кожу.

Всего один шаг. От одного шажка вреда не будет…

Возле ее ног, недовольно каркая, приземлился ворон и начал клевать ее за пальцы. Его черный клюв блестел, точно отполированный металл.

— Ладно, ладно, — Инеж отошла от края и подняла руки. — Я спускаюсь. Теперь доволен, Каз?

— Вне себя от радости, дорогая. Вне себя от радости, — донесся из темноты внизу знакомый дребезжащий голос.

У Инеж запылали щеки. Проволока все еще манила к себе, но с каждым шагом вниз ее притяжение ослабевало. Ничего, скоро Инеж снова поднимется на мостик и будет танцевать, пока не заболит сердце.

Инеж ловко спрыгнула на песок. Каз стоял, прислонившись спиной к опоре, и молча наблюдал. Ворон перелетел к нему на плечо. Бледное лицо Каза, выделявшееся в темноте, выглядело почти чужеродно.

Почти. Инеж невольно отметила линию волевой челюсти, острые скулы; то, как тени обрисовали адамово яблоко. Легкую улыбку, прячущуюся в уголках губ. И покраснела сильнее.

Она никогда не видела, чтобы он на кого-то еще так смотрел.

— Разве ты не должен ужинать? — поинтересовалась Инеж и поманила птицу к себе.

Ворон (судя по характерным белым пятнам на груди — Аника) склонил голову и перепрыгнул на руку Инеж. Каз скривился.

— Я мог бы задать тебе тот же вопрос. Еда стынет.

Будь это кто-то другой, Инеж обязательно поддразнила бы его в ответ. Но Каз не кто-то другой, поэтому Инеж кивнула, не сводя с него глаз. Опасно было так делать, но Инеж не стала бы отводить взгляд, пока Каз смотрел на нее в ответ.

— Хорошо. Пойдешь со мной?

Каз выпрямился и похромал ближе.

— Можно? — как всегда спросил он, подняв руку.

Инеж кивнула.

Пальцы в шероховатой перчатке коснулись ее щеки, прежде чем убрать несколько выпавших локонов за ухо.

— Ты здесь, — пробормотал Каз, не отнимая ладони от ее лица. — Ты здесь, Инеж.

Инеж смотрела ему в глаза и гадала, не так ли чувствуют себя зрители, когда она парит над их головами в серебристом костюме: опьяненными, ошеломленными.

Полностью очарованными.

Она могла поклясться, что, когда Каз наклонился поцеловать ее в макушку, темные стены шатра на мгновение вспыхнули алым.

* * *

Они добрались до палатки с темно-вишневым столом с большим опозданием.

Их ужин — гуляш Инеж и гюцпот Каза — уже остыл и потерял вкус. Если бы Инеж пришла к моменту появления блюда из воздуха, то на вкус оно было бы точной копией маминой стряпни, вплоть до тонкого запаха углей.

Они принялись есть в тишине, не обращая внимания на ухмыляющегося Джеспера.

— Так, так, так, — протянул Джеспер, барабаня пальцами по стулу. — Чем же вы двое занимались?

Каз не удостоил того ответом, и Инеж поспешила взять слово, пока Джеспер не ляпнул чего лишнего.

— Любопытство сгубило кошку.

Джес заулыбался шире.

— Ах, но удовлетворение вернуло ее к жизни, мой дорогой Призрак. Ты ведь знаешь, что это так, верно?

— Отвали, Джеспер, — Каз оттолкнул от себя пустую тарелку, и та тут же исчезла. — Если тебе так нравится чесать языком, тогда проведешь экскурсию для новичка.

Инеж резко повернула голову в его сторону, а Джеспер чуть не упал со стула. Не обращая на них внимая, Каз достал из кармана часы и застонал.

— Полагаю, он прибудет где-то через час, так что тебе лучше подготовиться. Я не собираюсь тратить время и повторно обучать его.

— Новичок? — с горящими глазами переспросил Джеспер. — Черт, давненько их у нас не было. Последними были Матиас и Нина?

— Да, — Инеж глянула на густой серый дым, клубящийся на краю лагеря.

Нина и Матиас действительно присоединились к их труппе последними, но кажется, что это случилось целую вечность назад. В цирке было невозможно измерять течение дней. Большие часы возле главных ворот показывали полночь, но Инеж им не верила. Возможно, в распоряжении Инспектора манежа есть календарь, но с ним никто не общался, кроме Каза, а Каз не горел желанием делиться содержанием этих бесед даже с ней.

Инеж смутно помнила то время, когда Нины и Матиаса с ними не было. Должно быть, прошло несколько лет. Если не больше.

Дрожа от возбуждения, Джеспер резко встал, опрокинув стул на траву.

— Что он будет делать, как думаете? Может у нас будет еще один акробат, что скажешь, Инеж? Ты смогла бы выступать с партнером?

На мгновение это показалось Инеж хорошее идеей: можно будет ставить более сложные номера — она до сих пор помнила выступление своей семьи. Но как только она осознала, что в таком случае придется делится своей драгоценной красивой проволокой, к горлу сразу подступил холодный склизкий ком.

— Я так не думаю, — медленно произнесла она. — Только один из нас делает определенные вещи.

Матиас и животные, Нина и гадание, Каз и фокусы, Джеспер и стрельба. Инеж и акробатика.

И Инспектор манежа, оживляющий Цирк.

Она помнила силача Большого Боллигера, глотателя огня Анику и жонглера Ротти, когда они еще были…

На стол грациозно приземлился ворон и прокаркал. Каз, ругаясь, поднялся из-за стола.

— Иди, встреть паренька, — Каз щелкнул пальцами, и птица прыгнула ему на плечо. — Он весьма скор на принятие решений. Введи его в курс дела, без дураков, ясно?

Джеспер насмешливо отдал честь.

— Ты справишься, босс.

Каз со вздохом наблюдал, как Джеспер зашагал к туману, насвистывая веселенькую мелодию.

— Может, он станет музыкантом? — Инеж подперла подбородок рукой. — Или танцовщиком. Давно у нас не было такого человека.

Ворон наклонил голову, и Инеж осторожно погладила его по голове. Ей нравился Роджакке, он научил ее тасовать карты.

— Может быть, — Каз посмотрел на нее сверху вниз. — Убедись, что Джеспер действительно научит паренька правилам, ладно? Нам не нужен еще один потерянный.

Инеж кивнула.

Воронов и так было много.

* * *

Инеж была там, когда Уайлен открыл простой черный футляр и с удивлением достал оттуда серебряную флейту.

— Значит… ты играешь на флейте? — многозначительно спросил Джеспер.

У Уайлена заалели щеки, но он ровно ответил:

— Да, и весьма хорошо.

Смех умер на губах Инеж, когда она заметила хищный взгляд Джеспера. Ну не в первый же день!

Встав между ними, она послала Джесперу предостерегающий взгляд. Тот продолжал мило улыбаться.

— Не пытайся сейчас в нее играть, — предупредила Уайлена Инеж. — Мы должны использовать реквизит только во время выступлений. В течении дня к инструменту лучше не прикасаться.

— Почему? — нахмурился Уайлен.

Инеж пожала плечами. Она задала тот же вопрос, когда вышла из густого, сладкого дыма с лунной проволокой в руках.

— Таково одно из правил, — Инеж разжала пальцы Уайлена и флейта выпала на малиновую бархатную обивку футляра. — Есть еще несколько, о которых тебе должен был рассказать Джеспер.

Джеспер театрально покашлял.

— Вообще-то, дорогая Инеж, ты не дала мне времени…

— Мы не можем уйти, верно? — спросил Уайлен. — Мы связаны контрактом с этим местом навсегда?

На мгновение воцарилась тишина.

— И да, и нет — наконец ответил Джеспер.

— На самом деле все не так просто, — Инеж принялась теребить косу. — Это не значит, что мы не можем покинуть территорию цирка. Барьер не дает чужакам войти, когда мы не выступаем.

Она махнула в сторону стены клубящегося тумана. С момента прибытия Уайлена успело стемнеть, и небо из голубого сделалось нежно-сиреневым.

— Выйти за ограду не проблема. Главное намерение: желание действительно покинуть Цирк.

Она не сказала, что никто не пытался уйти, даже если и намеревался вернуться. Не стоит рисковать из-за не пойми чего. Нина однажды предположила, что Цирк перестает существовать в физическом плане между выступлениями, и Инеж с ней согласилась.

— Но что произойдет, если ты захочешь разорвать контракт?

Инеж избегала взгляда Уайлена, даже Джеспер стал серьезным.

— Ты заплатишь цену, — криво усмехнулся он. — Как и было оговорено в контракте. Ты заплатишь за магию, вечную молодость, за спасение. Но я советую не думать об этом.

Он кивнул на футляр с флейтой, и его лицо просияло.

— Ты поймешь, почему, как только сыграешь на этой штуке.

Уайлен закрыл футляр и принялся постукивать по крышке. Инеж бросила взгляд на изящные нежные руки — этот юноша не работал и дня в своей жизни. Так как же он оказался в столь отчаянном положении, чтобы получить приглашение в Цирк?

— Но если я не могу прикасаться к флейте в течении дня, то как мне тренироваться?

— Тебе не нужно тренироваться, — фыркнул Джеспер.

Инеж улыбнулась. По крайней мере, это она могла сказать с полной уверенностью и легким сердцем.

— Ты не понимаешь. Тебе никогда больше не придется тренироваться, Уайлен, — Инеж пожала его руку. — Добро пожаловать в Цирк Воронов. Теперь ты один из нас, и весь свет придет посмотреть на тебя.

* * *

Инеж помнила, как ночью в ее зарешеченное окно в Зверинце ударил ослепительный свет; такой чистый и яркий, что Инеж поначалу решила, что умерла и сейчас отправится в Вечную страну. Вот только сердце колотилось в груди, кровь шумела в ушах, поэтому, прикрыв глаза рукой, Инеж с робкой надеждой поползла навстречу свету.

Когда пятна перестали плясать под закрытыми веками, Инеж заметила ворона, сидящего по ту сторону решетки. Наклонив голову, он следил за ней. Инеж, помня о колокольчиках на лодыжках и боли между ног, медленно приблизилась и протянула руку. Ворон каркнул, и в ее ладони, как по волшебству, появилось письмо.

Инеж хотела бы сказать, что не сразу приняла предложение. Что взвесила все за и против, подумала о родителях и жизни, от которой отказывалась. Но, лежа в гамаке, уставшая и счастливая после выступления, она могла признаться себе, что приняла решение в мгновение ока. И поступила бы так снова.

Иногда отчаяние не оставляет места ничему, кроме эгоистичного желания выжить любой ценой.

* * *

Во Фьерде, Равке и Шу Хане матери, укладывая детей спать, целуют их в лоб и читают сказки, начинающиеся словами: Цирк Воронов всегда появляется из воздуха.

Никаких расклеенных по городу афиш, никаких анонсов в местных газетах, только приливная волна возбужденных голосов, накрывающая город, когда на рассвете ничем не примечательного дня кто-нибудь замечал цирковые шатры.

Шатры окружены крепкой металлической оградой, явно сделанной фабрикатором (для детей помладше — это часть волшебства). Врата остаются закрытыми целый день, охраняя секреты от любопытных зрителей и заманивая посетителей тихой мелодией флейты.

Когда опускается ночь, зрители уже ждут у ограды. Дети сидят на плечах у родителей, подростки виснут на ограде, а взрослые вытягивают шеи в надежде хоть мельком увидеть таинственных артистов, но цирк остается темным и тихим, не считая нарастающей мелодии флейты, к которой присоединяются скрипка, туба и арфа.

Ты слышишь? Чувствуешь это?

Зрители начинают волноваться от предвкушения. С каждым мгновением легкий аромат специй — ладана, мяты, ночных цветов и древесного дыма — сгущается. И вот толпа потрясенно ахает, когда один за другим над шатрами вспыхивают серебристые огни, а врата сами распахиваются.

Часы бьют полночь — наступает время чудес.

* * *

Двенадцать ударов колоколов.

Инеж вздохнула и расправила плечи. Шоу началось.

Она слышала гул толпы внизу: смех и приглушенные разговоры. Но зрители скоро умолкнут и будут с придыханием следить за номером. Каждому в Цирке отведена подходящая роль.

Роль Инеж — заставлять людей ахать от восхищения.

Серебристый костюм переливался, когда Инеж ступила на проволоку и оказалась в центре внимания. Когда Инеж нашла костюм в своем сундуке, тот показался ей вычурным: блестки походили на рыбью чешую, с плеч спускались длинные ленты, а ноги оставались довольно открытыми. Но он сел на Инеж, как вторая кожа, и теперь она носила его с гордостью. Перед выступлением она вплетала в волосы серебряные ленты и колокольчики, припудривала лицо мерцающей пудрой.

Позже ей будет обидно, что она пропустила выступление Уайлена: им редко удавалось посетить выступления друг друга, но она с этим смирилась. И все-таки так хотелось увидеть восторг Уайлена, когда флейта ожила в его руках.

Но это будет потом, а пока Инеж парила над землей. Она едва чувствовала, как ночь ускользает сквозь пальцы. Сколько прошло времени? Минуты, годы?

Происходящее было нереальным и самым настоящим, как и сам Цирк.

Звуки скрипки дрожали в воздухе. Стены шатра переливались из алого в серебристый, пульсируя, как сердце. Над головой сияла полная луна.

Проволока звала Инеж, и она ступила на нее, не задумываясь: это было легко, как дышать.

Шоу началось.

* * *

Утром, как и всегда, Инеж нашла Каза сидящим под ивой на самом краю лагеря. Его руки в перчатках до сих пор дрожали, пытаясь нащупать карты.

Инеж опустилась рядом, и Каз обнял ее.

— Привет, — пробормотал он ей в волосы.

Инеж что-то промычала в ответ.

— Хорошая ночь? — хриплым, как надвигающаяся летняя гроза голосом, спросил Каз.

Инеж зевнула.

— Длинная.

— Похоже на то.

Каз поцеловал ее в макушку, коснулся губами раковины уха.

— Наверное, наступила зима.

Трудно было поверить в это, когда они лежали на траве, обдуваемые теплым ветерком. Но во время выступления Инеж заметила бледные лица, красные руки и впалые щеки зрителей. Каз, вероятно прав.

С другой стороны, обычно он всегда оказывался прав. По скромному мнению Инеж, он был очень смышленым.

— Думаешь, Фьерда?

— Или северная Равка. Их порой трудно отличить. Для Блуждающего острова было слишком мало рыжих.

Каз рассеянно гладил ее бок. Инеж помнила времена, когда Казу было сложно заставить себя дотронуться до другого человека, а она сама не выносила чужих прикосновений, но с тех пор утекло много воды. Инеж старательно не думала о том, сколько лет у них осталось за плечами.

— Он хорош. Просто замечательный, — признал Каз.

Инеж взглянула ему в лицо.

— Уайлен?

— Да. Он еще играл, когда я закончил выступать, и мне удалось послушать. Он создал бабочек, почти живых, которые в конце взорвались фейерверком, — Каз постучал пальцами по ее бедру. — Парень выглядел счастливым.

Солнце медленно поднималось над горизонтом, окрашивая туман, клубящийся по периметру Цирка, в розовато-фиолетовые цвета. В траве стрекотали цикады. Зрители уже ушли, и лагерь вздохнул с облегчением.

В Цирке Воронов было полно странностей, но трава, по-весеннему зеленая и сочная, пахла так же, как в ее детских воспоминаниях.

Ей до боли нравился окружающий пейзаж.

— Разве не все мы? — улыбнулась Инеж и коснулась лица Каза, притягивая его ближе. — Разве нет?

Каз медленно улыбнулся.

— Ты права, любовь моя. Трудно не любить мечту.