Кукольный дом (джен)

Казни в Милане всегда собирали много народу. Любопытные приходили заранее — полюбоваться, как очередной преступник спляшет «последний танец», как приговоренные к наказанию плетьми вопят и дергаются, инстинктивно пытаясь вырваться, когда плеть вспарывает им спину. Толпа, охочая до зрелищ, отзывалась взволнованными возгласами на каждое действие палача и вскрик осужденного. Не раз и не два, идя куда-нибудь с поручением или возвращаясь, относя книги богатым клиентам, Джакомо вынужден был срезать путь через площадь, на которой проходили казни — книжная лавка отца находилась аккурат в одной из прилегающих улочек. Когда время позволяло, задерживался посмотреть — лишний повод подольше не возвращаться в лавку. Отец ругал его за это — в толпе орудуют карманники, легко остаться без кошелька, но Джакомо, постоянно имевший дело с деньгами, приучился к осторожности. Руку надо держать на кошельке и не забывать посматривать по сторонам, не снуют ли подозрительные личности.

Вот и в этот раз, пробираясь через площадь, Джакомо задержался посмотреть на колесование. Рядом с помостом была вывешена табличка, на которой было написано, за что приговорили человека, распростертого сейчас на колесе. Джакомо с его места не было видно, и подбираться так близко к помосту он не хотел — там самое столпотворение, толпа так и наседает, без кошелька остаться легче легкого. И все же с его места видно не слишком хорошо. Он поискал глазами, куда бы можно перебраться, и, показалось ему, увидел в толпе знакомую женскую фигуру, кутавшуюся в плащ. Хорошенькая дочь торговца тканями, Фелиция, давно нравилась ему. Он и не знал, что белокурая кокетка любит наблюдать за казнями. Джакомо с выработанной годами сноровкой протиснулся сквозь толпу, и, оказавшись рядом с девушкой, тронул её за локоть. Та резко обернулась.

Что перед ним не Фелиция — он понял сразу, встретив тяжелый взгляд голубых глаз сквозь прорези закрывавшей все лицо маски. Обманули его высокий рост незнакомки и выбившиеся из-под капюшона плаща белокурые локоны.

— Прошу прощения, — пробормотал Джакомо, — я обознался, принял вас за другого человека. Прошу простить меня, не хотел напугать, — от смущения Джакомо становился разговорчивым, вот и сейчас, молчание девушки в маске спровоцировало взрыв красноречия, если это можно было так назвать, — Увлекательное зрелище эти казни, неприятное, но по-своему увлекательное, вы не находите? — девушка кивнула, и Джакомо понесло дальше. — Я тут рядом живу, частенько наблюдаю. Бывало, идешь куда-то по делам или возвращаешься домой, а тут опять какого-то бедолагу казнят. Ну и стоишь, смотришь от нечего делать, вместе со всеми. Народу собирается тьма, особенно когда какого-нибудь известного преступника казнят. Вот прошедшей зимой казнили двух дворян — фамилию запамятовал — ну, то есть не до конца казнили, одного заочно только, он сбежал, а второму казнь другим наказанием заменили, в самый распоследний момент, он уже и на помост взошел, и голову на плаху положил, и тут гонца с помилованием принесло. Людям, помню, это здорово не понравилось — еще бы, такое развлечение отняли, так и сыпали ему вслед проклятиями. Ежели проклятия имеют свойство сбываться, тот дворянин уже должен бы жариться в аду на сковородке, — Джакомо рассмеялся.

— Альбрицци их звали? — это были первые слова, которые Джакомо услышал от девушки в маске, сказанные глухим, хриплым голосом, они не сразу дошли до его сознания.

— Что?

— Их фамилия Альбрицци, — повторила она все так же глухо. Маска, должно быть, искажала голос. Интересно, зачем она её надела? Назначила кому-то тайное свидание или просто боится, что холодный осенний ветер повредит её коже?

— Да, наверно, они. Тут многих казнят, я всех не упомню. Скандал тогда был, это верно, весь город говорил. Две семьи что-то не поделили, у нас такое часто бывает, я слышал, один англичанин даже пьесу про это написал.

— Шекспир.

— Что?

— Фамилия того англичанина — Шекспир. Пьеса «Ромео и Джульетта». Не про нас, про веронцев.

— А, да, наверно.

«Надо будет спросить у отца» — подумал Джакомо, он все-все про книги знает, старые и новые, за всеми новинками следит, даже если те вышли в других странах. Переписывается с книгопродавцами из других стран, те ему длинные списки новых книг присылают. Сам Джакомо в этом куда меньше понимал. Если б его спросили — он бы скорее уж в солдаты пошел, у них житье поинтересней. Одно хорошо, женщины падки на глупые книжонки, все эти истории о любви, похожие на сказки — Джакомо как-то пробовал читать, но уж больно они нелепые, посмеялся только. А замужние дамы и молоденькие девушки постоянно за ними захаживают.

Эта мысль, упоминание незнакомкой Шекспира, то, как она куталась в плащ — на улице было холодно — толкнули Джакомо на привычную дорожку.

— Я вижу, вы любите книги. Не хотите ли зайти в книжную лавку моего отца? Выбор у нас большой, все самые модные новинки есть, какую ни пожелаете спросите.

Девушка повела головой, будто оглядываясь.

— Это рядом совсем, — заверил её Джакомо, — Вон тут, — он махнул рукой. — Я из-за этого постоянно по площади хожу, каждый божий день считай, уже на столько казней нагляделся. В лавке у нас тепло, я вам вина прикажу сготовить, новые книги как раз вчера пришли, отец допоздна их распаковывал да опись составлял.

До Джакомо дошло, что девушка смотрит на помост, где палач как раз заканчивал с приговоренным. Вопли, служившие аккомпанементом их разговора, более не доносились, только глухие стоны. Последний удар — и осужденный затих. Незнакомка так и впилась в него глазами, кажется, даже дернулась в такт с последней судорогой, прошедшей по истерзанному телу на колесе. Уж не знает ли она лично того бедолагу, что казнили? Знакомый, родственник, а может наоборот — личный враг, навредивший чем-то её семье. Такие люди среди зрителей были нередки. Первые плакали и крестились, вторые порой так и стояли в течение всей казни молча, только лишь прожигая глазами приговоренного, либо наоборот, изрыгали самые страшные и злобные проклятия — по тону, каким они произносились, их всегда можно было отличить от досужих зевак. Если так, если мертвец на колесе имеет к его случайной знакомой какое-то отношение, ей и впрямь не помешает выпить горячего вина.

Задумавшись, Джакомо не заметил подкравшегося воришку, мальчонку в лохмотьях. Девушка в маске отреагировала быстрее него — стоило тощим ручонкам потянуться к висевшему у неё на поясе кошельку, как она, молниеносно, словно к ней прикоснулись раскаленным железом, развернулась и перехватила с силой худенькое запястье. Воришка аж вскрикнул от боли, завырывался, да куда там — хватка была крепкая. Джакомо отобрал у него кошелек, расшитый бисером — экая приманка для воров, неудивительно, что на него позарились.

— Ты чего это удумал? — сердито тряхнула воришку девушка. — Деньги воруешь? Ужо, получишь сейчас, стражу позову. А могу и не звать, сама тебе всыплю, мало не покажется.

— Тетенька, нинада, — преувеличенно жалобно запричитал мальчик.

— Не надо стражу, он голодный, видать, — Джакомо сунул пацаненку мелкую монетку. — На, купи себе пирожок, и топай отсюда. И больше не воруй, а то кончишь как он, — пример покойника на колесе, впрочем, кажется, не произвел на мальчишку впечатления.

— Зачем вы дали ему денег? — девушка от неожиданности отпустила воришку, и тот поспешно скрылся в толпе, сжимая в кулаке заветную монетку. Несколько человек, успевших заметить произошедшее, проводили его взглядами, кто-то ворчливо выругался ему вслед, мол, развелось ворья, кто-то равнодушно промолчал — подумаешь, еще один карманник, сколько раз уж видали.

— Все одно там рано или поздно окажется, — Джакомо ткнул пальцем в эшафот. — А не там, так в тюрьме или на галерах. Раньше ли, позже ли.

— Вот и преподали бы ему урок, авось не стал бы больше воровать.

— Бесполезно, — махнул Джакомо рукой. — Кто раз начал — не останавливается. Сколько уже таких видел.

Девушка сверкнула на него глазами.

— Ненавижу, когда преступникам дают уйти.

— Экая вы строгая.

— А вы, как я погляжу, снисходительны к тем, у кого руки замараны. Это как же вас воспитывали, позвольте спросить? Неужто не наказывали никогда?

Вопрос застал Джакомо врасплох, да и кто ж такое у незнакомых людей спрашивает?

— Отчего, наказывали, — буркнул он, — Но результата это не дало.

В детстве Джакомо часто сбегал из лавки, не желая помогать отцу, и сколько тот его не порол, не заставлял выполнять в лавке самую грязную работу, например, мыть полы — интерес к семейному делу так этим и не привил.

Девушка в маске хмыкнула.

— Меня тоже монашки в монастыре наказывали, и все зря, — впервые за время их разговора в её голосе почудилось что-то похожее на теплоту, как будто она улыбнулась под этой черной маской, закрывавшей все лицо. — Вы говорили, у вас книжная лавка? Я как раз туда шла, хотела книг купить, да задержалась посмотреть. Вот и покажете мне дорогу.

А Джакомо и забыл совсем, как зазывал её к ним. Игривый настрой у него прошел, но клиенты никогда не помешают.

По дороге в лавку он пытался представить, кем могла быть его новая знакомая. Не из бедной семьи, раз воспитывалась в монастыре, да и платьишко на ней из дорогой ткани — темно-багровый атлас, видневшийся из-под плаща, явно стоил немалых денег. В кошельке, что пытался свистнуть воришка, должно быть, золотые или серебряные монеты. Диво, что при девушке нет служанки.

В лавке посетителей не было, так что появление Джакомо с незнакомой девицей пришлось как нельзя кстати. Отец, оживившись при виде покупательницы, правда, недовольно сверкнул на сына глазами — мол, опять за девками увиваешься, а сам тем временем принялся расписывать в красках самые последние новинки. Джакомо по опыту знал, что некоторые из этих книг отец успел вчера разве что мельком пролистнуть, тем сильнее поражало, как ярко и завлекательно выглядели они в его описаниях. И ведь отец почти никогда не ошибался! Каким-то невероятным чутьем он угадывал, пустышка ли перед ним, которую через пару лет все забудут, или вещь, стоящая внимания, и всегда умел так повернуть очевидные достоинства книги, чтобы и покупателя заинтересовать, и не соврать, и о недостатках умолчать. Вот ведь ловкость невероятная, Джакомо никогда так не сможет, проживи хоть до ста лет — тут нужен врожденный талант, призвание.

Незнакомка, слушая хозяина лавки, все больше молчала, интерес свой или его отсутствие выражала утвердительным или отрицательным кивком головы, что еще сильнее удивило Джакомо. В такой маске разговаривать, конечно, неудобно, но женщины ведь так болтливы, а уж те, что мнят себя образованными и начитанными, страх как любят показать, что они знают. Но девушка не торопилась говорить о книгах. Она прохаживалась туда-сюда по лавке, то и дело брала одну из книг в руки, что неизменно порождало лавину комментариев от отца, листала, иногда задерживаясь, чтобы прочитать пару абзацев или рассмотреть иллюстрацию. Наконец, взгляд её упал на стопку книг, сложенных в дальнем углу. Джакомо невольно вздрогнул — это были книги для особых покупателей, те, которые не одобрила бы инквизиция, но которые, проданные тайком знающим людям, приносили им немалые деньги. Вчера, в спешке, кто-то — должно быть по ошибке — поставил их в тот угол — а ведь надо было припрятать. Отец вмиг понял всю опасность ситуации — достаточно кому-то упомянуть, что у них в лавке есть запрещенные книги, и обыск агентами инквизиции можно считать вопросом времени.

— Эти книги отложены! — воскликнул он, не слишком галантно вырывая из рук покупательницы небольшой томик. — Их нельзя продавать, простите великодушно, синьора.

— В самом деле? — незнакомка так и вперилась в него глазами. — Но посмотреть-то я могу, вы не можете мне это запретить. Меня заинтересовало название.

— Глупое название, синьора, автор сам не знает, о чем пишет. Эти книги нам прислали по ошибке, я не заказывал их.

— Вы только что сказали, книги отложены, на них есть покупатель.

— Они отложены, чтобы отослать их назад, покупателя нет.

— Так почему их нельзя продавать? Если кто-то их купит, не придется посылать их назад, — незнакомка говорила, словно бы экономя слова, отмеряя их понемногу.

— Я не торгую такими книгами, синьора!

Незнакомка махнула рукой.

— Какая чушь. Все продается, надо только заплатить. Сколько вы хотите?

— Я…

— Этого хватит? — девушка в маске высыпала на ладонь пригоршню монет, чуть встряхнула, так, что они зазвенели.

Отец явно растерялся. Не в его привычках было отказываться от денег, к тому же, эта странная особа в маске могла стать одной из постоянных покупательниц тех самых особых книг, хотя обычно к ним приходили за таким товаром по рекомендации. Может, она за тем и явилась сюда, подумал Джакомо. Это объясняет и маску, и отсутствие прислуги — лишние свидетели в таких делах не нужны.

— Я думаю, сумма достаточная, — незнакомка вложила в руку отца пригоршню монет, забрала у него книгу. — Ваша лавка меня заинтересовала, возможно, я еще приду.

— Как скажете, синьора, — пролепетал отец, уже явно не зная, что и делать. Тот, кто оставил книги в неположенном месте, явно получит за это разнос. Знать бы еще, кто это.

Книга скрылась под полой плаща, снова мелькнула багровая ткань. Джакомо, нервно улыбаясь, проводил посетительницу до двери. Черт его дернул заговорить с ней на площади, думал он.