Кукольный дом (джен)

Казни в Милане всегда собирали много народу. Любопытные приходили заранее — полюбоваться, как очередной преступник спляшет «последний танец», как приговоренные к наказанию плетьми вопят и дергаются, инстинктивно пытаясь вырваться, когда плеть вспарывает им спину. Толпа, охочая до зрелищ, отзывалась взволнованными возгласами на каждое действие палача и вскрик осужденного. Не раз и не два, идя куда-нибудь с поручением или возвращаясь, относя книги богатым клиентам, Джакомо вынужден был срезать путь через площадь, на которой проходили казни — книжная лавка отца находилась аккурат в одной из прилегающих улочек. Когда время позволяло, задерживался посмотреть — лишний повод подольше не возвращаться в лавку. Отец ругал его за это — в толпе орудуют карманники, легко остаться без кошелька, но Джакомо, постоянно имевший дело с деньгами, приучился к осторожности. Руку надо держать на кошельке и не забывать посматривать по сторонам, не снуют ли подозрительные личности.

Вот и в этот раз, пробираясь через площадь, Джакомо задержался посмотреть на колесование. Рядом с помостом была вывешена табличка, на которой было написано, за что приговорили человека, распростертого сейчас на колесе. Джакомо с его места не было видно, и подбираться так близко к помосту он не хотел — там самое столпотворение, толпа так и наседает, без кошелька остаться легче легкого. И все же с его места видно не слишком хорошо. Он поискал глазами, куда бы можно перебраться, и, показалось ему, увидел в толпе знакомую женскую фигуру, кутавшуюся в плащ. Хорошенькая дочь торговца тканями, Фелиция, давно нравилась ему. Он и не знал, что белокурая кокетка любит наблюдать за казнями. Джакомо с выработанной годами сноровкой протиснулся сквозь толпу, и, оказавшись рядом с девушкой, тронул её за локоть. Та резко обернулась.

Что перед ним не Фелиция — он понял сразу, встретив тяжелый взгляд голубых глаз сквозь прорези закрывавшей все лицо маски. Обманули его высокий рост незнакомки и выбившиеся из-под капюшона плаща белокурые локоны.

— Прошу прощения, — пробормотал Джакомо, — я обознался, принял вас за другого человека. Прошу простить меня, не хотел напугать, — от смущения Джакомо становился разговорчивым, вот и сейчас, молчание девушки в маске спровоцировало взрыв красноречия, если это можно было так назвать, — Увлекательное зрелище эти казни, неприятное, но по-своему увлекательное, вы не находите? — девушка кивнула, и Джакомо понесло дальше. — Я тут рядом живу, частенько наблюдаю. Бывало, идешь куда-то по делам или возвращаешься домой, а тут опять какого-то бедолагу казнят. Ну и стоишь, смотришь от нечего делать, вместе со всеми. Народу собирается тьма, особенно когда какого-нибудь известного преступника казнят. Вот прошедшей зимой казнили двух дворян — фамилию запамятовал — ну, то есть не до конца казнили, одного заочно только, он сбежал, а второму казнь другим наказанием заменили, в самый распоследний момент, он уже и на помост взошел, и голову на плаху положил, и тут гонца с помилованием принесло. Людям, помню, это здорово не понравилось — еще бы, такое развлечение отняли, так и сыпали ему вслед проклятиями. Ежели проклятия имеют свойство сбываться, тот дворянин уже должен бы жариться в аду на сковородке, — Джакомо рассмеялся.

— Альбрицци их звали? — это были первые слова, которые Джакомо услышал от девушки в маске, сказанные глухим, хриплым голосом, они не сразу дошли до его сознания.

— Что?

— Их фамилия Альбрицци, — повторила она все так же глухо. Маска, должно быть, искажала голос. Интересно, зачем она её надела? Назначила кому-то тайное свидание или просто боится, что холодный осенний ветер повредит её коже?

— Да, наверно, они. Тут многих казнят, я всех не упомню. Скандал тогда был, это верно, весь город говорил. Две семьи что-то не поделили, у нас такое часто бывает, я слышал, один англичанин даже пьесу про это написал.

— Шекспир.

— Что?

— Фамилия того англичанина — Шекспир. Пьеса «Ромео и Джульетта». Не про нас, про веронцев.

— А, да, наверно.

«Надо будет спросить у отца» — подумал Джакомо, он все-все про книги знает, старые и новые, за всеми новинками следит, даже если те вышли в других странах. Переписывается с книгопродавцами из других стран, те ему длинные списки новых книг присылают. Сам Джакомо в этом куда меньше понимал. Если б его спросили — он бы скорее уж в солдаты пошел, у них житье поинтересней. Одно хорошо, женщины падки на глупые книжонки, все эти истории о любви, похожие на сказки — Джакомо как-то пробовал читать, но уж больно они нелепые, посмеялся только. А замужние дамы и молоденькие девушки постоянно за ними захаживают.

Эта мысль, упоминание незнакомкой Шекспира, то, как она куталась в плащ — на улице было холодно — толкнули Джакомо на привычную дорожку.

— Я вижу, вы любите книги. Не хотите ли зайти в книжную лавку моего отца? Выбор у нас большой, все самые модные новинки есть, какую ни пожелаете спросите.

Девушка повела головой, будто оглядываясь.

— Это рядом совсем, — заверил её Джакомо, — Вон тут, — он махнул рукой. — Я из-за этого постоянно по площади хожу, каждый божий день считай, уже на столько казней нагляделся. В лавке у нас тепло, я вам вина прикажу сготовить, новые книги как раз вчера пришли, отец допоздна их распаковывал да опись составлял.

До Джакомо дошло, что девушка смотрит на помост, где палач как раз заканчивал с приговоренным. Вопли, служившие аккомпанементом их разговора, более не доносились, только глухие стоны. Последний удар — и осужденный затих. Незнакомка так и впилась в него глазами, кажется, даже дернулась в такт с последней судорогой, прошедшей по истерзанному телу на колесе. Уж не знает ли она лично того бедолагу, что казнили? Знакомый, родственник, а может наоборот — личный враг, навредивший чем-то её семье. Такие люди среди зрителей были нередки. Первые плакали и крестились, вторые порой так и стояли в течение всей казни молча, только лишь прожигая глазами приговоренного, либо наоборот, изрыгали самые страшные и злобные проклятия — по тону, каким они произносились, их всегда можно было отличить от досужих зевак. Если так, если мертвец на колесе имеет к его случайной знакомой какое-то отношение, ей и впрямь не помешает выпить горячего вина.

Задумавшись, Джакомо не заметил подкравшегося воришку, мальчонку в лохмотьях. Девушка в маске отреагировала быстрее него — стоило тощим ручонкам потянуться к висевшему у неё на поясе кошельку, как она, молниеносно, словно к ней прикоснулись раскаленным железом, развернулась и перехватила с силой худенькое запястье. Воришка аж вскрикнул от боли, завырывался, да куда там — хватка была крепкая. Джакомо отобрал у него кошелек, расшитый бисером — экая приманка для воров, неудивительно, что на него позарились.

— Ты чего это удумал? — сердито тряхнула воришку девушка. — Деньги воруешь? Ужо, получишь сейчас, стражу позову. А могу и не звать, сама тебе всыплю, мало не покажется.

— Тетенька, нинада, — преувеличенно жалобно запричитал мальчик.

— Не надо стражу, он голодный, видать, — Джакомо сунул пацаненку мелкую монетку. — На, купи себе пирожок, и топай отсюда. И больше не воруй, а то кончишь как он, — пример покойника на колесе, впрочем, кажется, не произвел на мальчишку впечатления.

— Зачем вы дали ему денег? — девушка от неожиданности отпустила воришку, и тот поспешно скрылся в толпе, сжимая в кулаке заветную монетку. Несколько человек, успевших заметить произошедшее, проводили его взглядами, кто-то ворчливо выругался ему вслед, мол, развелось ворья, кто-то равнодушно промолчал — подумаешь, еще один карманник, сколько раз уж видали.

— Все одно там рано или поздно окажется, — Джакомо ткнул пальцем в эшафот. — А не там, так в тюрьме или на галерах. Раньше ли, позже ли.

— Вот и преподали бы ему урок, авось не стал бы больше воровать.

— Бесполезно, — махнул Джакомо рукой. — Кто раз начал — не останавливается. Сколько уже таких видел.

Девушка сверкнула на него глазами.

— Ненавижу, когда преступникам дают уйти.

— Экая вы строгая.

— А вы, как я погляжу, снисходительны к тем, у кого руки замараны. Это как же вас воспитывали, позвольте спросить? Неужто не наказывали никогда?

Вопрос застал Джакомо врасплох, да и кто ж такое у незнакомых людей спрашивает?

— Отчего, наказывали, — буркнул он, — Но результата это не дало.

В детстве Джакомо часто сбегал из лавки, не желая помогать отцу, и сколько тот его не порол, не заставлял выполнять в лавке самую грязную работу, например, мыть полы — интерес к семейному делу так этим и не привил.

Девушка в маске хмыкнула.

— Меня тоже монашки в монастыре наказывали, и все зря, — впервые за время их разговора в её голосе почудилось что-то похожее на теплоту, как будто она улыбнулась под этой черной маской, закрывавшей все лицо. — Вы говорили, у вас книжная лавка? Я как раз туда шла, хотела книг купить, да задержалась посмотреть. Вот и покажете мне дорогу.

А Джакомо и забыл совсем, как зазывал её к ним. Игривый настрой у него прошел, но клиенты никогда не помешают.

По дороге в лавку он пытался представить, кем могла быть его новая знакомая. Не из бедной семьи, раз воспитывалась в монастыре, да и платьишко на ней из дорогой ткани — темно-багровый атлас, видневшийся из-под плаща, явно стоил немалых денег. В кошельке, что пытался свистнуть воришка, должно быть, золотые или серебряные монеты. Диво, что при девушке нет служанки.

В лавке посетителей не было, так что появление Джакомо с незнакомой девицей пришлось как нельзя кстати. Отец, оживившись при виде покупательницы, правда, недовольно сверкнул на сына глазами — мол, опять за девками увиваешься, а сам тем временем принялся расписывать в красках самые последние новинки. Джакомо по опыту знал, что некоторые из этих книг отец успел вчера разве что мельком пролистнуть, тем сильнее поражало, как ярко и завлекательно выглядели они в его описаниях. И ведь отец почти никогда не ошибался! Каким-то невероятным чутьем он угадывал, пустышка ли перед ним, которую через пару лет все забудут, или вещь, стоящая внимания, и всегда умел так повернуть очевидные достоинства книги, чтобы и покупателя заинтересовать, и не соврать, и о недостатках умолчать. Вот ведь ловкость невероятная, Джакомо никогда так не сможет, проживи хоть до ста лет — тут нужен врожденный талант, призвание.

Незнакомка, слушая хозяина лавки, все больше молчала, интерес свой или его отсутствие выражала утвердительным или отрицательным кивком головы, что еще сильнее удивило Джакомо. В такой маске разговаривать, конечно, неудобно, но женщины ведь так болтливы, а уж те, что мнят себя образованными и начитанными, страх как любят показать, что они знают. Но девушка не торопилась говорить о книгах. Она прохаживалась туда-сюда по лавке, то и дело брала одну из книг в руки, что неизменно порождало лавину комментариев от отца, листала, иногда задерживаясь, чтобы прочитать пару абзацев или рассмотреть иллюстрацию. Наконец, взгляд её упал на стопку книг, сложенных в дальнем углу. Джакомо невольно вздрогнул — это были книги для особых покупателей, те, которые не одобрила бы инквизиция, но которые, проданные тайком знающим людям, приносили им немалые деньги. Вчера, в спешке, кто-то — должно быть по ошибке — поставил их в тот угол — а ведь надо было припрятать. Отец вмиг понял всю опасность ситуации — достаточно кому-то упомянуть, что у них в лавке есть запрещенные книги, и обыск агентами инквизиции можно считать вопросом времени.

— Эти книги отложены! — воскликнул он, не слишком галантно вырывая из рук покупательницы небольшой томик. — Их нельзя продавать, простите великодушно, синьора.

— В самом деле? — незнакомка так и вперилась в него глазами. — Но посмотреть-то я могу, вы не можете мне это запретить. Меня заинтересовало название.

— Глупое название, синьора, автор сам не знает, о чем пишет. Эти книги нам прислали по ошибке, я не заказывал их.

— Вы только что сказали, книги отложены, на них есть покупатель.

— Они отложены, чтобы отослать их назад, покупателя нет.

— Так почему их нельзя продавать? Если кто-то их купит, не придется посылать их назад, — незнакомка говорила, словно бы экономя слова, отмеряя их понемногу.

— Я не торгую такими книгами, синьора!

Незнакомка махнула рукой.

— Какая чушь. Все продается, надо только заплатить. Сколько вы хотите?

— Я…

— Этого хватит? — девушка в маске высыпала на ладонь пригоршню монет, чуть встряхнула, так, что они зазвенели.

Отец явно растерялся. Не в его привычках было отказываться от денег, к тому же, эта странная особа в маске могла стать одной из постоянных покупательниц тех самых особых книг, хотя обычно к ним приходили за таким товаром по рекомендации. Может, она за тем и явилась сюда, подумал Джакомо. Это объясняет и маску, и отсутствие прислуги — лишние свидетели в таких делах не нужны.

— Я думаю, сумма достаточная, — незнакомка вложила в руку отца пригоршню монет, забрала у него книгу. — Ваша лавка меня заинтересовала, возможно, я еще приду.

— Как скажете, синьора, — пролепетал отец, уже явно не зная, что и делать. Тот, кто оставил книги в неположенном месте, явно получит за это разнос. Знать бы еще, кто это.

Книга скрылась под полой плаща, снова мелькнула багровая ткань. Джакомо, нервно улыбаясь, проводил посетительницу до двери. Черт его дернул заговорить с ней на площади, думал он.

Карету пришлось оставить чуть ли не в миле от дома живущей в стороне от деревни ведьмы — к нему вела только узенькая тропка, и Ливии пришлось идти оставшееся расстояние пешком, слушая причитания служанки, мол, как же так, синьор граф будет в гневе, если узнает. Что отцу её визит в логово колдуньи не понравится — в этом Ливия не сомневалась. Потому и сказала, что едет полюбоваться на росписи в деревенской церквушке невдалеке от дома — предлог откровенно надуманный, религиозная живопись её не интересовала, но надо же было как-то объяснить поездку в этом направлении, да еще с большой корзиной для завтрака — если бы не этот груз, можно было бы поехать верхом. Гарцевавший возле кареты охранник явно не пришел в восторг от приказа оставаться на месте и ждать госпожу, но пока они не дома, и отца рядом нет — командует она. Ему и кучеру Ливия уже пообещала денег за молчание.

Курица в корзине издала очередную порцию кудахтаний и покрикиваний, и Нина, служанка, в унисон принялась бормотать, что как страшно-то… И как эта дуреха сама сюда ходила? О том, где живет ведьма, Ливия узнала именно от неё, после того как Нина упомянула её в разговоре. Служанка, разумеется, отнекивалась и уверяла, что ничего не знает, но пара монет быстро сломили её сопротивление. Нина была девицей любвеобильной, а такие часто вынуждены пользоваться разными зельями, чтобы избежать последствий своих похождений.

Вблизи жилище ведьмы оказалось больше, чем Ливия ожидала, и не таким убогим, как казалось издали. От домика, мрачно глядевшего на пришелиц прямоугольниками окон, пахло сушеными травами, за домом был разбит огород, обнесенный частоколом — с дороги его не было видно, он был скрыт густо разросшимися кустарниками. Старуха Раймонда по бумагам числилась у отца арендатором, и исправно платила за землю. Фанатичных священников в окрестных деревнях не водилось, а крестьян Раймонда, должно быть, еще не успела ничем разозлить.

Из собачей будки на Ливию глянула пара блестящих глаз, лохматая беспородная псина размером с теленка легким движением выскользнула наружу и, обежав вокруг девушек, улеглась перед ними на живот, радостно виляя хвостом. Что не помешало Нине громко ойкнуть, и вцепиться Ливии в локоть.

— Да отцепись ты, дуреха, — сердито буркнула Ливия. — Корзину уронишь. Я войду внутрь, а ты жди здесь, и не вздумай сбежать — высеку самолично, — она отобрала у служанки корзину, пристраивая её в руках поудобнее, невольно сглотнула — не столько от страха, сколько от волнения.

Дверь меж тем распахнулась.

— Так, так, так, у нас гости, — на пороге, к немалому удивлению Ливии, ожидавшей увидеть патлатую сморщенную старуху в неряшливой одежде, стояла пожилая женщина с резко очерченным, чуть тронутым морщинами лицом. Седые волосы были аккуратно уложены в прическу, спина прямая.

Ливия молчала в растерянности, Нина, вцепившаяся ей в локоть, также не произносила ни слова. Повисла неловкая пауза.

— С чем пожаловали? Синьорина Корнеро, я полагаю? — взгляд ведьмы скользнул по маске Ливии.

Ну конечно, раздраженно подумала Ливия, слухи о её несчастье, должно быть, разнеслись уже далеко, а колдунья и не могла не знать.

— Я объезжала владения отца, решила заглянуть и сюда, — безразлично молвила Ливия.

Раймонда опустила глаза:

— Мое почтение, синьорина, — голос её был прямо-таки медовым, но в углу рта пряталась легкая усмешка — мол, я понимаю, зачем вы сюда приехали.

— Нина, обожди здесь. Твои вопли меня утомили, — Ливия шагнула на крыльцо, придерживая юбки, Раймонда посторонилась все с той же понимающей усмешкой.

— У меня к вам разговор, — начала Ливия, оказавшись внутри. В доме было чисто, повсюду были развешаны травы, и запах их был таким густым, что кажется, можно топор вешать.

Раймонда кивком указала на корзину, а потом на стол. Ливия взгромоздила свой груз туда.

— Так, так, так, черная курица, совсем как я люблю, — Раймонда приоткрыла крышку корзины, — Как поживает ваш отец? Все ли у вас благополучно?

Столь неудачный, мягко говоря, вопрос — конечно, нет, не все благополучно — в первую секунду разозлил Ливию, но потом она сообразила, что это дает возможность начать нужный ей разговор. Для того Раймонда и спросила, не иначе, вон как смотрит, с намеком, мол, жду, слушаю, излагайте дело. И в глазах такие искорки понимающие. Это напомнило Ливии о разговорах, которые отец порой вел со своими знакомыми за столом — они вот так же порой переглядывались, говоря при ней о делах, и это придало ей уверенности.

— Нет, не все, — Ливия опустилась на стул. Она прикусила губу под маской, прикидывая, как бы получше изложить свое дело. Она, конечно, представляла это не раз, но тогда ей в воображении рисовалась грязная полусумасшедшая старуха.

— Мне нужно найти двух человек, — наконец прямо сказала она.

— Ипполито и Ферранте Альбрицци, — закончила за неё Раймонда.

— Да, — кивнула Ливия. На душе стало легче. Неизвестно еще, может ли эта женщина ей помочь, но она все правильно понимает, это уже немало. С дурехой Ниной иметь дело было куда сложнее — с тех пор, как случайно купленная книга повернула мысли Ливии о мести в неожиданном направлении, она и так намекала горничной о том, что её интересует, и этак, но в ответ сплошь и рядом слышала дурацкие небылицы. «О духах злых и добрых» называлась книга, привлекшая внимание Ливии в книжной лавке, и внезапное волнение книготорговца, когда она взяла томик в руки, заинтриговало её, пожалуй, больше, чем название. Не пытайся он так отговорить её от покупки — она, возможно, так бы и ушла, ничего не купив, или набрав для виду модных романов. Она и на поездку в город-то согласилась только по настоянию отца, и там, улизнув от служанки, оставшейся ждать её у входа в церковь, отправилась бродить по улицам, покуда ноги не вынесли её на площадь, где проходила казнь. Если бы не тот болтливый парень, она бы и в лавке не оказалась — в доме была большая библиотека, но она, сколько ни брала в руки книг, не могла заставить себя подолгу читать. Бралась за книгу с вроде бы искренним интересом, но после нескольких страниц взгляд начинал соскальзывать с букв, мысли возвращались к всё тому же замкнутому кругу. Её жизнь кончена, закончилась, так и не начавшись, и кое-то должен за это заплатить.

Обещания отца найти Ипполито и Ферранте её чем дальше, тем меньше удовлетворяли. Если за столько месяцев о них нет никаких известий — они либо мертвы, либо надежно скрылись, и Ливия, несмотря на ненависть, которую теперь, после случившегося, испытывала к обоим бывшим возлюбленным, предпочла бы второе. Что толку в кончине врага, которую даже не довелось наблюдать, о которой ничего точно неизвестно? Наблюдать за как можно более мучительной смертью этих двоих самолично — вот что её порадует. Кто бы из них ни оставил ей на память обезобразивший лицо шрам — второй сам подписал себе приговор, скрывшись без слова прощания, не попытавшись объясниться. Неверие первых дней, когда она не в силах была поверить в реальность происходящего, и по утрам, глядя в зеркало, надеялась, что шрам ей померещился в горячечном бреду, давно уже сменилось в душе у девушки мрачной ожесточенностью. Ливия не сомневалась, что ревность была происшедшему причиной, и раз ей не оставили возможности выбора — она тоже им его не оставит.

Раймонда утвердительно наклонила голову.

— Хорошо. Я помогу вам. Сделаю, что смогу. Я, знаете ли, не Господь Всемогущий, но кое-что умею. Авось и толк будет. Но если ничего не выйдет — вы уйдете отсюда, и не будете больше задавать мне вопросов.

Эта ведьма еще ставит ей условия?

— Хорошо, — без особой охоты согласилась Ливия. Если Раймонда окажется шарлатанкой, гораздой на выдумки, вопросов Ливия и впрямь задавать больше не будет. Но и деньгам её Раймонде радоваться не придется. Уверенные манеры этой женщины, её обращение злили её. А за последние месяцы Ливия ой как устала от пустых отговорок.

Раймонда как будто прочитала её мысли, снова усмехнулась, на этот раз невесело. Достала из принесенной Ливией корзины черную курицу со связанными лапами, сразу отчаянно задергавшуюся, погладила по голове, по хохолку, и раскудахтавшаяся было птица затихла, испуганно глядя на неё круглым глазом, и дрожа всем телом. Из корзины же ведьма вынула большой белый батистовый платок, оглядела его, кивнула — мол, годится, и удерживая одной рукой курицу, другой разложила его на столе, так, чтобы голова курицы заходила за край платка, а тело оставалось на непокрытом столе.

— Будете её держать. Крепко. Если отпустите, ничего не выйдет.

Ливия нехотя повиновалась. Стоило ей сомкнуть руку на куриной шее, как та сразу же задергалась сильнее. Пришлось сжать пальцы.

— Осторожно. Не сверните ей шею раньше времени. Не отпускайте и не отворачивайтесь, что бы ни случилось. И снимите маску.

— Что?

— Так надо.

Ливия заколебалась. Она не снимала маску, выходя из дома вот уже несколько месяцев. Носить её стало так же естественно, как подбирать юбки, поднимаясь по лестнице — маска стала второй кожей. Нечего людям пялиться на её лицо, не нужны ей ни их внимание, ни их жалость. И с какой стати она должна делать исключение ради какой-то ведьмы?

— Вы хотите узнать ответ или нет? Мне не нужно смотреть на ваше лицо, я и так знаю, что там. Но тому, у кого вы спрашиваете — нужно. Это залог. Обещание. Так положено.

Трясущейся левой рукой Ливия развязала тесемки маски. Сняла её и положила на стол. Сразу же захотелось отвести взгляд, спрятаться. Раймонда, подумав, положила маску на край платка, со стороны, противоположной курице. На протестующий жест Ливии она повторила:

— Так надо, — металл в её голосе словно отрезал рвавшиеся у Ливии вопросы.

Раймонда достала большой нож с широким лезвием, таким не то, что шею курицы, руку можно перерубить.

— Смотрите на платок. Не отрываясь. Когда кровь польется, следите взглядом за ней.

Это оказалось сложнее, чем Ливия думала — не отрывать взгляд от платка, когда в руке у ведьмы здоровенный ножище, которым можно отхватить пальцы одним ударом. Её трясло с непривычки оттого, что на ней не было маски.

— Когда будете готовы — кивните.

Ливия не была уверена, что готова, но глубоко вдохнув, кивнула. Чего ждать-то?

Лезвие со свистом разрезало воздух, раздался глухой удар, за которым последовало хриплое, оборвавшееся тут же кудахтанье, струя крови, разорвав воздух, описала причудливую фигуру, оставляя следы на белом, тут же ставшем красным платке, брызги попали на лицо. Перед глазами что-то вспыхнуло. Потом погасло. Ливия поняла, что стоит на коленях на полу, под щекой — дерево стола, словно подушка, а рука все еще сжимает шею мертвой курицы. По другую сторону стола сидела Раймонда, на глиняном блюдечке перед ней были разложены какие-то кровавые ошметки. Поискав взглядом, головы курицы Ливия нигде не увидела.

— Моя маска….- сколько времени прошло с удара ножом?

— У вас, наверняка, есть другая. Эта — залог, — Ливия проследила за взглядом Раймонды. В очаге потрескивало и горело то, что было совсем недавно её маской.

— Какого?... — Ливия с трудом поднялась с колен. Ноги еле держали, во всем теле была ужасная слабость, к горлу подкатывала тошнота, в висках и затылке пульсировала боль.

— Так надо. Курицу можете отпустить, — Ливия сообразила, что все еще сжимает пальцами птичий труп. Разжала руку, пошевелила пальцами. Все на месте, только кровью заляпаны.

— То, что я хотела узнать. Какой ответ?

Раймонда откинулась на спинку стула. Пожевала губу.

— Люди, которых вы ищете, оба живы и мертвы одновременно. Их обстоятельства относительно благополучны, и сейчас они далеко от вас. Особенно один. Второй ближе.

— Кто?

— Тот, кто оставил вам это, — Раймонда коснулась лица Ливии, — Я не знаю его имени. У вас есть шансы его найти, второй для вас сейчас практически недоступен. Придется ждать, и скорее всего, только случайность вас сведет.

— Но где искать?

— Вы с ним похожи. Пользуйтесь этим.

«Похожи?» Ипполито?

— Это все, что вы можете сказать?

— Вы сейчас ступили на новый для себя путь, хотя еще не знаете об этом. У вас есть ключ к дороге, которая уведет вас в темноту, но возможно темнота — это то, что вам нужно. Иногда трудно жить на свету, и лучше стать тенью. Только будьте осторожны, этот путь опасен. Тот, кого вы ищете, сейчас тоже тень. Они оба в какой-то степени.

«Дура, я уже тень, призрак. Что в этом может быть хорошего?!» Если б не раскалывающаяся голова — Ливия бы взорвалась. Ради такого расплывчатого предсказания не стоило сюда ехать.

— Это все?

— В ближайшее полнолуние сожгите этот платок на открытом месте, лучше на кладбище, потом ложитесь спать. Если моему хозяину есть, что вам сказать, он скажет.

Сжимая в руке окровавленный платок, Ливия выпрямилась.

— И сколько я вам должна за это… предсказание? — Ливия насмешливо выделила голосом последнее слово.

Раймонда закусила губу.

— Мне — нисколько. В церкви Филетино — это ближайшая отсюда деревня — священником отец Филиппо. Передайте ему от моего имени денежное пожертвование, столько, сколько сочтете нужным. Я не уверена, что могу назвать точную цену.

Ливия растерянно моргнула. Вот уж чего она не ждала — так это, того что ведьма упомянет в своих делах священника. С другой стороны, это объясняет, почему святые отцы окрестных мест позволяют Раймонде спокойно жить.

На обратном пути Ливия всячески ругала чертову мошенницу — в том числе за то, что оставила её без маски, и приходится прятать лицо под плащом, и все же, заехав в церковь Филетино, отсыпала священнику монет из своего кошелька. Не слишком много, однако, он и такому пожертвованию был рад, а сообразив, кто перед ним, угодливо залебезил. Интересные, однако, у Раймонды, отношения с церковью, ничего не скажешь. Голова по-прежнему немилосердно болела, тело ныло так, словно Ливия несколько часов тяжести таскала. Что, черт возьми, треклятая ведьма сотворила с ней, отчего она потеряла сознание и чувствует себя так, будто на ней воду возили? Вернувшись домой, Ливия заперлась в своей комнате и почти сразу провалилась в сон без сновидений. Окровавленный платок, высохший и ставший красно-бурым, она сунула под подушку. До полнолуния еще есть время.

Спустя примерно неделю после визита к Раймонде, наутро после полнолуния, Ливия приказала заложить карету для поездки в город.

— Отрадно видеть, что к тебе возвращается вкус к жизни, — заметил отец, — Ты была не слишком-то веселой в последнее время.

— Мне вообще не с чего быть веселой сейчас, — не без язвительности ответила Ливия. Пусть знает, что она недовольна — на словах столько обещаний, а братьев Альбрицци и след простыл. — Я хочу побывать у одного книготорговца.

— А, книги. Твоя страсть. Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь.

— Я тоже на это надеюсь, — резко дернула плечом Ливия. Разговор этот становился ей неприятен. Если раньше ей нравилось чувствовать себя любимым балованным ребенком, то теперь чрезмерное внимание, которое уделял ей отец, девушку раздражало — толку-то от этого? А еще её постоянно преследовала мысль, что он следит за ней. Вот и теперь смотрит как-то уж слишком пристально. Что ж, ничего неожиданного он сегодня не обнаружит — этой ночью Ливии приснилась дверь книжной лавки, той самой, случайная покупка в которой подтолкнула её посетить Раймонду. Она по-прежнему не верила большей части того, что Раймонда ей сказала, и считала колдунью ловкой мошенницей, но книги не раз её выручали. Возможно, это действительно знак.

Сидя в карете и поглядывая из-за шторки на проносящийся мимо пейзаж, Ливия вновь погрузилась в мрачные мысли. В том, что ей приснилась книжная лавка, ничего удивительного нет — именно с визита туда пошли мысли об использовании колдовства в поисках. Она, конечно, в очередной раз себя обнадеживает, и скорее всего, снова обманется. Ну, всучит ей торговец еще одну книгу — как она отличит стоящую вещь от писулек обычных шарлатанов, коих во все времена было в избытке? Вот та же Раймонда ей ничем толком не помогла. Неудача с поисками Ферранте и Ипполито настроила Ливию на мрачный лад — она уже не верила, что желания так легко исполняются.

Карета остановилась на площади недалеко от лавочки, и дальше Ливия направилась пешком, злая и подавленная. Она настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила парочку, беседовавшую у входа в лавку, и только что не врезалась в них. Молодого человека она сразу же узнала — то был сын книготорговца, тот самый, что и зазвал её тогда в лавку — она ведь только на казнь посмотреть хотела. Женщина, с которой он разговаривал, была брюнетка с белой, как сметана, кожей, чье лицо, так же как у Ливии, было скрыто маской. Правда, у незнакомки маска закрывала только верхнюю часть лица, и казалась скорее этаким кокетством — Ливия отлично рассмотрела и очертания губ, и правильный овал лица, и точеный подбородок. Она бы, пожалуй, узнала эту женщину, если б снова встретилась с ней. Одежда дамы свидетельствовала о наличии денег и вкуса, и Ливия почувствовала раздражение, переходящее в тяжелую злость — уж очень неприятным напоминанием о её собственном положении был облик незнакомки. Сама-то Ливия носила маску отнюдь не прихоти ради.

— Осторожнее! — воскликнула дама.

— Простите, — процедила Ливия не слишком любезно. — Твой отец на месте? — обратилась она к сыну книготорговца, как бишь его? Она не помнила, называл ли юноша ей свое имя, да и фамилию хозяина лавки запамятовала.

— Да, синьора, — парень, кажется, узнал её — и не обрадовался. А ведь как соловьем разливался там, на площади! Что ж, нынче встрече с ней никто особо не рад.

Ливия кивнула и молча вошла в лавку, чувствуя спиной взгляд темноволосой дамы. Да пропади ты пропадом, мысленно пожелала она. Если раньше Ливия мечтала быть в центре внимания, то теперь чужие взгляды её раздражали.

— Это кто, Джакомо? — расслышала она.

— Да так, синьора, одна клиентка, — дальше юноша перешел на шепот, и слов Ливия разобрать уже не могла.

Что он там ей шепчет? Ливия напряглась, хотя ничего важного про неё он рассказать не мог, если не дурак, конечно. Книга, с которой Ливия ушла отсюда в прошлый раз, наверняка была в числе запрещенных, то-то торговец так занервничал. Интересно, кому он собирался продать её? На такой товар нужен покупатель, который в курсе дела. Будучи дочерью человека, не гнушавшегося нарушать закон ради исполнения своих планов, Ливия смотрела на вещи циничнее, чем свои сверстницы. Она достаточно наслушалась рассуждений отца о делах, а за прошедшие месяцы ей довелось даже лично пообщаться с парочкой наемных убийц, которых отец нанял, чтобы найти и убить Ипполито. Они клялись, что нужного человека из-под земли достанут, но на деле оказались совершенно бесполезны.

Откуда-то из глубины лавки вынырнул книготорговец.

— Чего желаете? — склонился он в поклоне.

— В прошлый раз я покупала у вас книгу… которая была отложена.

Книготорговец вздрогнул, похоже, узнав её.

— Я хотела бы еще что-нибудь в таком роде.

— Я уже сказал, эта книга прислана сюда по ошибке, — забормотал он.

— А вы сначала говорили, отложена. У вас, должно быть, есть и другие клиенты, которые интересуются... подобным. Они регулярно приходят к вам, делают покупки… — по лицу торговца Ливия поняла, что угадала. — Неужели у вас не найдется ничего в таком роде? Я готова заплатить. Поищите, я уверена, что-нибудь да завалялось. Возможно, где-то в глубинах магазина. Постарайтесь вспомнить, — напирала Ливия. Она встряхнула в руке кошелек, и отметила, как заслышав звон монет, книготорговец сощурился и облизнул губы.

В этот момент сзади послышался звук шагов и шелест платья. Ливия мысленно чертыхнулась.

— Синьор Берти, — пропел низкий женский голос чуть ли не над ухом Ливии. Она оглянулась и увидела даму, с которой столкнулась у входа. — Вы позволите, я ненадолго похищу у вас вашу клиентку? — незнакомка положила руку Ливии на плечо, Ливия изумленно вытаращилась на неё — это еще с чего вдруг? Что этой женщине от неё надо?

— Что вам угодно? — недружелюбно процедила Ливия.

— Мне? Это ведь вы хотели посмотреть какие-то книги? Ведь так? — тон женщины показался Ливии неприятно наигранным, искусственным. — У меня богатая библиотека, и я подумала — у нас с синьориной, кажется, похожие вкусы, — она улыбнулась, и улыбка её Ливии тоже не понравилась. Неприятная и неестественная. Как будто незнакомка была куклой, и её мимикой управляли спрятанные под кожей механизмы. Как будто, она не знала, что такое искренне улыбаться, и пыталась изображать улыбку, глядя на других. Даже то, как она взмахнула руками, обращаясь к Ливии, выглядело ненатурально, преувеличенно, словно жест марионетки, разыгрывающей представление.

Похожие вкусы? Откуда она знает? Неужели этот мальчишка, сын книготорговца, ей проболтался? Вон как они секретничали у неё за спиной. Следующей мыслью было: уж не из тех ли она клиентов, которым Берти продает запрещенные книги? Неужели случай привел Ливию в книжную лавку именно тогда, когда нужно? Случай ли? Ливия вспомнила свой сон.

— Я уверена, вам моя библиотека понравится, — продолжила атаку незнакомка. Улыбка её стала еще более слащавой и неприятной, чуть ли не плотоядной, и Ливия невольно отодвинулась. Чем занимается эта женщина? Призывает дьявола? Убивает младенцев? Устраивает оргии при полной луне? Минуту назад ничего из этого Ливию не пугало. Но вот появилась эта особа, и Ливия ощутила неприятный холодок. Да, черт возьми, что в этой жеманной кукле такого страшного? Она, небось, одна из тех, кто книжки о колдовстве читает, потому что хочет вертеть мужчинами, как ей вздумается.

— Я хотела сделать несколько покупок, — уклонилась от прямого ответа Ливия.

— Я настаиваю, — незнакомка взяла её за руку, Ливия невольно дернулась от холодного прикосновения, не сразу сообразив, что это побывавшая на холоде перчатка.

«Что мне терять, в конце концов?» Ну, кроме гордости — рано или поздно ей или придется снять маску, или объяснить, почему она не может это сделать. Одна из причин, по которой Ливия теперь чуралась заводить знакомства и лишний раз выходить на люди.

— Что ж… признаю, вы меня заинтриговали, — осторожно ответила она, невольно поправляя маску.

— Я знала, что вам понравится мое предложение, — пунцовые губы дамы разомкнулись и снова сложились, как два червяка. Все-таки странно, что эта женщина так к ней прицепилась. Как клещ. Неужели именно это — тот путь, на который указывал ей сон?

Ливия поискала глазами хозяина лавки. Тот перебирал книги в углу, на вид поглощенный своими делами. То ли не слышит их разговора, то ли притворяется, что не слышит. Что ж, с ним она в следующий раз договорит.

Со вздохом Ливия последовала за незнакомкой.

Черноволосую даму звали Эуджения, и в доме у неё было много кукол. Это первое, что бросилось Ливии в глаза, как только она переступила порог. Дорогие, какие могут позволить себе только богатые люди, и дешевые поделки, можно купить на любой ярмарке, они смотрели на Ливию изо всех углов дома, куда бы она ни ступила. Пара больших механических кукол стояла в особой комнате, мужчина и женщина — нарядно одетые, с ярко раскрашенными лицами, они двигали руками, изображая танец, и кланялись. Ног у них не было. «Жаль, зато так они не могут от меня уйти», — засмеялась Эуджения, когда показывала Ливии их. Здесь, в доме полном кукол, с их ненастоящими лицами, она казалась более естественной, и даже улыбка её обрела теплоту. Всего лишь иллюзия, конечно.

— Вы обещали мне показать библиотеку, — напомнила Ливия, после того, как Эуджения провела её почти по всему дому.

— Ах, ну конечно, — всплеснула руками та, — Я порой бываю такая забывчивая. Но не могла же я не показать моих кукол, они такие милые, почти моя семья! Уверена, вы с ними подружитесь. Им здесь очень одиноко, да и мне тоже. Сегодня, когда я увидела вас в лавке, я обрадовалась — вот кого я приведу к моим малышам в гости, подумала я.

«Да она просто сумасшедшая!» Говорит об этих куклах, как о живых существах. Ливия ощутила мурашки на коже.

Да и с чего Эуджении радоваться, что такого сказал про Ливию сын книготорговца? Эта женщина даже не видела её лица. Даже имени своего Ливия ей еще не сказала, инстинктивно стараясь скрыть от новой знакомой все, что можно, покуда обстоятельства позволяют. А Эуджения отчего-то не спрашивала.

— Библиотека, вы обещали показать её мне, — повторила Ливия. Или эта сумасшедшая, наконец, покажет ей то, за чем привела — впрочем, за этим ли? — или Ливия уходит. Второй вариант развития событий казался ей все более привлекательным.

— Ах, да, это здесь, — Эуджения дернула ближайшую дверь, и Ливия ойкнула. От неожиданности — она и не думала, что библиотека прямо здесь, рядом — и от того, что увидела.

У них дома была большая библиотека, и все же, увиденное её впечатлило. Полки с книгами поднимались до самого потолка и после комнат, забитых куклами и безделушками, комната поражала своей мрачной строгостью.

— Можешь пользоваться, сколько захочешь, — прошептала Эуджения Ливии на ухо. Она привстала на цыпочки, и Ливия ощутила на щеке её дыхание. — Только своему отцу не говори. Это будет наш секрет.

— Моему отцу?

— Графу Корнеро это может не понравиться.

Ливия уставилась на любительницу кукол расширившимися от удивления глазами.

— Откуда вы знаете, кто я?

— В Милане все слышали о Ливии Корнеро. Все городские сплетники. Такая печальная история…, — повела плечом Эуджения.

— Что вам от меня надо?

— Я только хочу помочь.

— Зачем?

— Я люблю помогать людям, — губы Эуджении раздвинулись, обнажая крепкие белые зубы.

— Вы занимаетесь благотворительностью? — наморщила лоб Ливия. Одна из местных «душеспасительниц», как их язвительно окрестил отец, даже пыталась свести с ней знакомство после несчастья, написала ей письмо, но Ливия не ответила. То-то будет весело, если библиотека этой ненормальной доверху набита житиями святых.

— Я? Благотворительностью? — кажется, это предположение изрядно развеселило её новую знакомую, — Ну, в известном смысле, можно и так сказать. Иногда. Почему нет? Бог велел нам помогать людям, не так ли?

Ливия покосилась на книги у себя за спиной.

— Что в них?

— О, много интересного! Уверена, тебе понравится, — Эуджения почти чувственным жестом провела пальцем по подбородку Ливии, заставив её приподнять голову. Та резко отбросила руку Эуджении и развернулась, чтобы уйти.

— Постой, глупышка, — Эуджения ухватила её за рукав, — говорю же, тебе понравится.

— Что именно? Ваши приставания? — окрысилась Ливия.

— Сразу видно, что ты недавно из монастыря. Впрочем, в некоторых из них монашки только и делают, что предаются подобным грехам, — Эуджения засмеялась, смех её, вроде бы жизнерадостный, казался жутковатым из-за своей неестественности. Сейчас она казалась Ливии уже чуточку менее жеманной и искусственной, чем в лавке, но взамен этого в поведении её новой знакомой прорезалась отчетливая безуминка.

— Может, скажете уже прямо, что вам от меня надо? Все равно я не верю, что наша встреча — случайность.

— Что надо? О, это сложный вопрос. Мою книгу, например. Твои секреты. Немножко любви, немножко боли, из этого можно сделать превосходное блюдо, ты не находишь? — она залилась совсем уж безумным смехом.

— Вашу книгу? — Ливия ухватилась за единственное в словах Эуджении, что показалось ей разумным.

— Да, ту, что ты купила у книготорговца, Берти. Старый идиот, говорила же ему — не продавать другим то, что отложено для меня.

Ах, вот оно что. Ливия ощутила одновременно облегчение и разочарование. Облегчение — потому что это придавало логику происходящему (ну или хотя бы части его), разочарование — потому что в глубине души она надеялась на большее. Например, на то, что эта женщина, как бы безумна она ни была, действительно хочет — и может — ей помочь. Но все дело было в той книге. Она была нужна Эуджении, а не сама Ливия. Что ж, это было предсказуемо, кому она теперь нужна?

— Как ты узнала мое имя? — этому, надо думать, тоже есть рациональное объяснение.

— А, имя, — отмахнулась Эуджения. — Твой герб на кошельке, когда ты расплачивалась с Берти. Все знают герб Корнеро — черное сердце на красном поле, а у Федерико Корнеро только одна дочь. О тебе много говорили в городе одно время, знаешь ли. Потом перестали. Но память у меня хорошая.

Ну да. Поговорили и перестали. Её ждет забвение, она канет в лету городских сплетен вместе с женой булочника, убитой ревнивым мужем, и разгромленным пьяными юнцами из богатых семей трактиром.

— Книгу я сейчас отдать не могу, — вообще-то Ливия хотела бы оставить её себе, да и с какой стати она должна что-то возвращать этой сумасшедшей, — У меня её нет при себе, — добавила она зачем-то.

— Жаль, — Эуджения поймала её за запястье, — Ты ведь такая же, как другие — уйдешь и не вернешься, — женщина широко и не к месту улыбнулась при этом, она вообще слишком часто улыбалась.

— Я могу прислать вам книгу со слугой, — Ливии хотелось стряхнуть пальцы Эуджении со своего запястья, но она почему-то побоялась это делать.

— Слуга — это не то, мне нужна ты. Или кто-то вроде тебя.

— Боюсь, что я не понимаю, — Ливия все-таки вырвала руку. Там, где запястье обхватывали цепкие пальцы Эуджении, будто след остался.

— А, и не поймешь. Но ты останься пока. Пообедаем вместе, — не дожидаясь согласия Ливии, Эуджения повела её по коридору прочь от библиотеки.

— Я должна идти, меня отец ждет, — эта женщина её пугала. И интриговала, вынуждена была признаться себе Ливия. Но пугала больше. Не настолько, чтобы хотелось бежать прочь сломя голову, но Ливии было не по себе — так чувствуешь себя, наслушавшись страшных историй на ночь. Убеждаешь себя, что ничего тебе не грозит, но верится с трудом. Эуджения просто безобидная сумасшедшая, скорее всего. Ливия на это надеялась.

— Подождет, — пожала плечами Эужения. Только сейчас Ливия сообразила, что не видела еще в этом доме ни одного слуги. К дому Эуджении они шли пешком, а с тех пор как вошли, ей никто не попадался на глаза.

— Он будет беспокоиться, — вообще-то Ливии было все равно, беспокоится отец о ней или нет в её отсутствие — он достаточно докучал ей, когда она была дома.

— Пусть беспокоится. Мужчины должны беспокоиться о нас, женщинах. Не наоборот же, в самом деле? — она опять залилась этим своим безумным смехом, от которого у Ливии мурашки бежали по коже. Но в глубине души Ливия не могла не признать, что в этот момент Эуджения начала ей нравиться.

Столовая, куда привела её Эуджения, была небольшой и на удивление темной — ни одного окна, освещали комнату только свечи. Точно склеп, подумалось невольно Ливии. В следующий момент она вздрогнула, увидев развешанные по стенам ярко раскрашенные маски — удивительно реалистично вылепленные. Они изображали не сказочных существ, а обычных людей самых разных возрастов, мужчин и женщин, но от этого не становились менее жуткими. Лица, мастерски вылепленные рукой неизвестного художника, словно застыли в гротескных гримасах — испуга, удивления, будто их застали в самый неожиданный момент. Ярко раскрашенные, они казались пародией на живых людей, и в то же время так походили на них, что от этого мурашки бежали по коже. Ливия невольно застыла, завороженная этой галереей лиц, глядящих на неё со стен — вот женщина средних лет с изрезанным ранними морщинами лицом, вот почти безусый юнец, удивленно таращится перед собой.

— Мне нравится, что они смотрят, — Ливия так загляделась на маски, что и забыла об Эуджении.

— Они как живые, — выдохнула Ливия. Только сейчас, оторвав взгляд от масок, она заметила, что стол накрыт на двоих. «А ведь я не помню, чтобы она отдавала какие-то распоряжение прислуге. Я и прислуги-то не помню.»

— Вы ждали кого-то? — мгновенно преисполнилась новых подозрений Ливия.

— Моя прислуга очень расторопна, она увидела, что у меня гости, и поставила второй прибор. Ты такая подозрительная, — хихикнула Эуджения.

«Есть отчего». Ливия невольно коснулась рукой маски, там, где под ней щека была изуродована шрамами. «Хуже, чем сейчас, мне уже не будет. Наверное». И, тем не менее, когда в комнату вошла служанка, Ливия подавила испуганный вскрик.

Полноватая, с тусклыми волосами, женщина выглядела на первый взгляд, как обычно, но только на первый взгляд. Рот у неё был зашит… нет, не зашит, не то. Как будто кто-то сделал ей разрез на лице большим ножом там, где у людей должен находиться рот, а потом сметал грубыми нитками, не заботясь о красоте стежков. Края разреза срослись, и вместо рта на лице женщины красовался теперь шрам, похожий на широкий шов.

Ливия ощутила дурноту. Она была не из пугливых, но то, что она увидела, было противоестественно. По крайней мере, она привыкла так считать. Ей вспомнились читанные в старых книгах истории о людях с песьими головами или глазом на лбу. Глупости. Скорее уж этой женщине просто отрезали губы и потом сшили края вместе. Но кому и зачем понадобилось бы такое делать?

— Откуда она? Что с ней случилось? — спросила Ливия шепотом у своей новой знакомой.

— Эмилия преданно служит мне уже много лет. Никто не знает, как она стала такой. Сама она изъясняется только знаками, ни читать, ни писать не умеет, так что рассказать о своем прошлом может не очень много.

Ливия недоверчиво покосилась на Эуджению. Эмилия тем временем, даже не посмотрев на Ливию, принялась разливать вино по бокалам. Лицо женщины ничего не выражало, даже напускной услужливости или тщательно скрываемого раздражения, так часто читавшихся на лицах слуг. Ничего. Пустота, абсолютная и ничем не замутненная. Четкие, уверенные движения рук плохо вязались с пустым взглядом.

— Что стоишь, присаживайся, — Эуджения подтолкнула Ливию к стулу, — И давай уже сними свою маску, есть и пить ты в ней не сможешь.

Эмилия, подобно истукану, заняла место за стулом хозяйки, и надежды Ливии на то, что служанка покинет комнату, улетучились. Хотя, в самом деле, это уже просто смешно — стесняться какой-то прислуги, неграмотной и немой, к тому же. Она решительно потянула за тесемки маски, невольно втянула в себя воздух и зажмурилась, когда снимала её. Почему-то здесь это было сложнее, чем в жилище колдуньи.

Эмилия, стоявшая за стулом своей госпожи, даже не пошевелилась и не посмотрела в сторону Ливии. Ливия привыкла, что Нина отводила взгляд, когда видела её без маски — неприятное все-таки зрелище — да и другие слуги в доме тоже, и поведение Эмилии показалось ей неестественным. А потом ей стукнула в голову другая мысль. Такая пугающая, что Ливия похолодела.

«А ведь Эмилия как-то есть должна», — с ужасом подумала она, глядя на давно зарубцевавшийся шрам на лице женщины. Рта, у неё, считай, нет. Колдовство, без этого тут не обошлось. «Человек ли она вообще?»

С каменным лицом Эмилия обошла стол и налила Ливии вина. Когда женщина наклонилась, Ливия невольно отстранилась от неё. Ей совсем не хотелось к ней прикасаться. Ливию уже от того, что Эмилия находилась рядом, начинала бить дрожь.

— У меня так редко бывают гости, — вздохнула Эуджения. Ливия не нашлась, что ответить. Она была близка к тому, чтобы в панике вскочить со стула и броситься бежать, но интуиция подсказывала ей, что лучше этого не делать. Ливия попыталась припомнить, говорила ли служанке, куда идет, и с удивлением осознала, что не помнит этого. Весь путь от книжной лавки до порога дома Эуджении словно стерся из её памяти.

— Я женщина одинокая, — продолжала меж тем Эуджения, — развлечь меня не кому, кого только не приходится порой приглашать на огонек. Некоторые даже остаются.

— Остаются? — переспросила Ливия. Ей не больно-то хотелось привлекать внимание Эуджении, но сидеть и молчать было как-то глупо.

— Да, у меня в гостях. Я очень гостеприимна, знаешь ли.

Ливия, не найдя, что сказать, кивнула. Ковырнула вилкой кусок мяса на тарелке. Подумав, поискала взглядом какое-нибудь оружие. Столовый нож сойдет. Ей никогда еще не было так страшно. Никогда в её короткой жизни, даже когда они с девочками в монастыре пытались вызывать духов, и лежали потом в темноте, вздрагивая от каждого шороха. Даже когда лошадь неслась по зимней дороге, а за спиной гремели выстрелы. Даже...

* * *

- Долго нам еще тут торчать? — наморщил нос Пройдоха. — Холодно, черт. И скучно. И даже девиц хорошеньких поблизости нет.

Огонь в очаге главного зала гостиницы потрескивал, в котле варилась подозрительного вида похлебка. Закопченный потолок и стены свидетельствовали о возрасте помещения. Освещение было плохое, служанка в засаленном переднике — довольно страшненькая и неопрятная девица — медленно переваливалась между столами с подносом в мощных руках.

— Черт его знает. Когда Жюссак нас вербовал — я думал, речь будет идти лишь о политике. А теперь мы шпионим за каким-то одиноким затворником, которого подозревают в том, что он заманивает людей в свой замок и убивает, — Ипполито отхлебнул вина и поковырялся в тарелке. Смесь из овощей на блюде выглядела малоаппетитно. Остальная снедь на столе, впрочем, тоже.

— Надеюсь, он, в отличие от нас, хотя бы хорошо проводит время, — Пройдоха скорчил недовольную рожу.

— В таком месте? Если б я жил в этом склепе, я бы уже удавился.

— Что? — переспросил Пройдоха жестами показывавшего что-то Пузыря.

— Кажется, он говорит, что удавился бы тоже, — сообщил он Ипполито.

— Прелестно! — хмыкнул Ипполито. — Возможно, никого этот чудак не убивает, просто все его гости убивают себя от скуки.

Пройдоха гнусно захихикал, представив эту картину.

— И таким образом наша задача сводится к… сводится… — рассказать, к чему сводится их задача, Ипполито помешал стук лошадиных копыт и скрип колес у дверей гостиницы.

— Чья это карета?

* * *

Ливия проснулась, кажется, оттого, что кто-то тряс её за плечо.

— Просыпайтесь, приехали! Вы же сами просили разбудить вас, когда приедем домой, — пояснила Нина.

«Ох, и приснится же», — Ливия потерла глаза, отгоняя морок. Эуджения с её куклами, женщина без рта, этот странный сон, в котором Ипполито все шутил об убийствах в замке с каким-то незнакомым типом, бабником, судя по его жалобам на нехватку красивых женщин вокруг. Ливия наморщила лоб, но поняла, что лица собеседника Ипполито из сна припомнить не может.

— И правда, — спохватилась Ливия. — Я спросонок совсем плохо помню, что говорила, — Ливия потерла виски, и с удивлением поняла, что маски на ней нет.

— Куда я положила маску?

— Да вот же она, — протянула Нина ей маску, — Я еще удивилась, вы, когда пришли, держали её в руках.

Час от часу нелегче. Теперь выпытывай у Нины, когда пришла, да откуда пришла!

Время было уже позднее. Самое то, чтобы почувствовать себя героиней страшных историй.

* * *

— Что за манера уходить куда-то без слуг, — выговаривал Ливии на следующий день отец. Нина уже привыкла к своевольному поведению барышни, и когда Ливия куда-то пропала, отправившись в книжную лавку, поначалу не очень удивилась. Это кучер начал приставать к ней с расспросами и запугивать — мол, господин граф устроит веселую жизнь обоим, если с синьориной что-то случится. Небось, он и растрепал все кухонной прислуге, али конюхам, а там и до графа Корнеро дошло. Сама Ливия упорно не могла восстановить в памяти все события вчерашнего дня. Страх из её, как она сначала подумала, сна, вернулся, но как только первый, самый сильный испуг прошел, и она смогла осмыслить происшедшее с ней, в дело вступили охотничий азарт и любопытство.

Та женщина и её дом, полный кукол, и глядящие со стен маски были по-настоящему? А её служанка без рта? А Ипполито?

Ливии лихорадочно вертела мысленно и так и сяк все, что она запомнила из вчерашнего, и чем больше девушка думала, тем большее возбуждение её охватывало. Отец еще что-то говорил, Ливия не слушала. Мысли её метались между событиями вчерашнего дня (сон? явь? бред?) и визитом к Раймонде. «Сын книготорговца говорил с той женщиной, если мне не померещилось, он должен знать, кто она». Эта ясная и четкая мысль положила конец творящемуся в голове у Ливии сумбуру. Принятое решение, необходимость совершить конкретное действие всегда благотворно действовали на неё.

Ливия резко встала. Отец удивленно уставился на неё, служанка, подававшая на стол — тоже.

— Я… Мне надо ехать в город. Я договорилась о встрече в книжной лавке. Надо купить кое-что.

Удивление отца еще усилилось. Затем на его лице мелькнуло подозрение.

— Ливия, что за секреты на этот раз?

— Секреты? Я всего лишь хочу купить книгу.

— Вчера ты тоже так говорила. Но вернулась с пустыми руками.

— Вчера в лавке не было того, что мне надо. А сегодня должно быть. Торговец обещал поискать книгу для меня, — Ливия обошла стол, наклонилась поцеловать отца. Однако, когда она хотела уйти, он удержал её за руку.

— Спрашиваю еще раз: что за тайны у тебя от меня в этот раз? Один раз подобное уже закончилось плохо. Тебе не кажется, что лучше быть откровенной?

Ливия вздрогнула, нервно дернулась.

— Никаких секретов, отец. Просто во мне снова проснулась моя любовь к чтению.

Он не поверил ей, она видела. «Он будет следить за мной», — подумала Ливия, выходя из комнаты.

Это было плохо. Вчерашний страх уже забылся, и теперь Ливия куда больше опасалась, что отец узнает, как она проводит время. На мгновение она подумала об опасности, которая быть может, угрожает ей, если она снова встретится со своей загадочной вчерашней знакомой, но тут же пренебрежительно отбросила эту мысль. «Чего мне еще боятся в этой жизни? Все ценное я уже потеряла».

— Госпожа, куда мы поедем сегодня? — робко пискнула Нина, семенившая за ней по коридору. Со вчерашнего дня она почти не отходила от Ливии, словно боялась, что та снова исчезнет.

— Куда надо, туда и поедем, — почти огрызнулась Ливия, но тут же спохватилась — ей нужно молчание этой глупой девчонки, а то еще разболтает отцу про визит к Раймонде. После сегодняшнего разговора с отца, пожалуй, станется устроить Нине допрос с пристрастием, а в её ум и хитрость Ливия не особенно верила. Молчать Нина будет, только если её запугать хорошенько или наобещать ей денег. Резко развернувшись, Ливия схватила Нину за горло и прижала к стене:

— Будешь помалкивать — хорошо заплачу, станешь трепать языком — отрежу язык и скормлю собакам, поняла?

— Да, госпожа, — хрипло пискнула Нина, насколько позволяла сдавившая горло хватка.

— Славно. Пошли, — вспышки ярости случались с Ливией и прежде, после случившегося с ней несчастья она несколько раз впадала в неистовство и принималась крушить все в комнате, но это был первый раз, когда она открыто угрожала кому-то. Не то чтобы Ливию это огорчало. Это слабые выслушивают чужие угрозы, сильные их произносят. И все же она в очередной раз подумала, как переменилась за последнее время.

* * *

Синьор Берти, хозяин книжной лавки, был на месте, а вот сына его на месте не оказалось.

— Чем могу быть полезен? — книготорговец как-то подозрительно на Ливию поглядывал.

— В прошлый раз, когда я была у вас, здесь была женщина. Темноволосая, богато одетая, в маске. Она еще разговаривала с вашим сыном.

— А, синьора Басси, — книготорговец тут же примолк, словно опасаясь, не сболтнул ли лишнего.

— Да-да, Эуджения Басси.

Книготорговец закивал, явно мысленно прикидывая что-то.

— Ваша постоянная клиентка, как я понимаю.

— Ну… можно и так сказать.

— Наш разговор с ней вчера завершился преждевременно, нас прервали, и я так торопилась, что забыла спросить, где её можно найти, — Ливия старалась говорить как ни в чем не бывало, будто речь шла о пустяке, но голос предательски дрожал. — Я бы хотела узнать адрес этой синьоры, — она положила руку на кошелек.

Книготорговец смутился.

— Видите ли, уважаемая синьорина, я его не знаю. Эта дама часто бывает у нас, и покупает книги, это все, что я могу сказать вам, — с извиняющимся поклоном сказал Берти.

— Все, что можете, или все, что хотите? — Ливия сняла кошелек с пояса, встряхнула в руке, так что звякнули монеты.

Берти, казалось, заколебался.

— Возможно, вам будет лучше спросить у моего сына.

— А когда он вернется?

— Этого я не знаю. Джакомо пошел относить заказы клиентам.

«Вот черт!» — Ливия недовольно нахмурилась. И что ей теперь, весь день торчать здесь, ожидая, когда этот мальчишка явится? Что ж, вечером он точно будет.

— Пошли, — кивнула она служанке, ждавшей у входа в лавку. Дабы усыпить бдительность отца, стоит вспомнить о приличиях и не разгуливать по улицам без прислуги слишком часто.

Ливия не любила теперь людные места, но делать было решительно нечего, да и голод напомнил о себе, и они с Ниной зашли в таверну. Устроившись в самом дальнем углу, сняв маску и надвинув на лицо капюшон, чтобы спрятаться от случайных взглядов, Ливия отхлебнула вина, которое принесла расторопная служанка, и задумалась. Не гонится ли она за призраком? За видением, которое ничего не значит, и явилось, возможно, лишь следствием её постоянных мыслей о мести? Даже если так — Ливия вынуждена была признать, что не может, просто не в состоянии вот так взять и отбросить эту тоненькую ниточку, которая подвернулась ей. Безумие? Но что толку ей оставаться в здравом уме? Скоро она и так спятит от тоскливой жизни, если не будет ничего предпринимать, дабы её месть свершилась поскорее.

Темная громада замка возвышалась над ютившимся неподалеку от него селением мрачным силуэтом. Невеселое то было место, в которое привело их — Ипполито, Пройдоху и Пузыря — поручение де Жюссака. За несколько дней, что они провели в гостинице, играя в кости и наблюдая за жизнью деревни (впрочем, без особых результатов, жизнь эта была скучна и заурядна), они уже успели трижды проклясть и самого Жюссака и превратности судьбы, вынудившие их заниматься столь неприятным делом. Шпионаж в пользу Франции был, конечно, занятием опасным, но хотя бы нескучным. Здесь же было так тоскливо, что даже всегда жизнерадостный Пройдоха не нашел чем развлечься.

По словам Жюссака, вот уже очень давно в окрестностях замка Р. исчезали люди. Место было глухое, никому особо до этого не было дела, до тех пор, пока один из пропавших не оказался сыном богатого аристократа, проезжавшим через эти края. Отец пропавшего быстро узнал о недоброй репутации этих мест, но будучи человеком опытным и хитрым, предположил, что местные власти и сами причастны к творящемуся здесь произволу. Разве можно иначе объяснить, что столь долго ничего не предпринималось? Поэтому, не теряя времени, он отправил в здешние земли своих людей, дабы провести самостоятельное расследование, а сам обратился к своему другу Жюссаку за официальным разрешением действовать. И вот трое друзей, получив это разрешение на руки, скучали в гостинице, неподалеку от жилища главного подозреваемого, и ждали, когда люди графа Н. явятся на назначенную встречу и доложат о результатах расследования.

Деятельная натура не позволяла им просто сидеть и ждать, но обойдя вокруг замка под прикрытием лесной чащи в поисках каких-либо следов, друзья почувствовали себя полными идиотами, и вынужденно засели в главном зале гостиницы. Вступать в знакомство с владельцем замка им было строжайше запрещено («У этого мерзавца нюх на шпионов, стоит вам показаться ему на глаза — и вы оба покойники» — предостерегал, а вернее запугивал их Жюссак), поэтому начинающим сыщикам ничего не оставалось, как наблюдать за жизнью деревни и отслеживать каждый шаг прислуги из замка. Но их ждало разочарование — никто из слуг оттуда пока в деревне не появлялся, и это, по мнению Ипполито, было чрезвычайно подозрительно. Пройдоха не мог не согласиться, но мысли его в куда большей степени занимали безуспешные попытки развлечься.

Ипполито был настроен более серьезно. Ему казалось подозрительным, что официальную часть столь ответственного дела доверили им, новичкам, лишь недавно принесшим клятву верности французкой короне, в которых к тому же нетрудно было по выговору опознать чужеземцев.

— Боюсь, не решили ли из нас сделать жертвенных овец.

— Хочешь сказать, дело дохлое?

— Хочу сказать, если бы Жюссак и впрямь был заинтересован в расследовании, он не послал бы сюда нас с тобой. Посмотри на нас, мы тут выделяемся как бельмо на глазу. На нас прямо таки написано, что мы не из здешних мест, выговор у нас чужеземный, а людей в этой треклятой гостинице так мало, что любой обратит на нас внимание. Сдается мне, нашему дорогому Жюссаку, — слово «дорогому» Ипполито выделил голосом с неподражаемой иронией, — совсем не хочется, чтобы это расследование завершилось успехом, а граф Н., — добавил он после паузы, — возможно, обратился за помощью не к тому человеку.

Пройдоха от неожиданности не сразу нашелся, что сказать.

— Да ладно тебе, — вырвалось у него после почти полуминутного молчания, — Ты, друг, верно мыслишь, что мы здесь выглядим подозрительно, но какой интерес Жюссаку прикрывать художества какого-то местного зарвавшегося богатея? Они, небось, и не встречались за всю жизнь ни разу. Этот старый хрен, судя по тому, что о нем говорят, сидит в этой дыре безвылазно уже много лет и, должно быть, давно сбрендил от старости. Ему и дела нет до того, что творится в столице, а столице, соответственно, до него.

— Жюссаку, насколько я успел заметить, как раз очень до многого есть дело, и не стоит недооценивать широту его интересов, — Ипполито криво усмехнулся, — Что же до, как ты выразился, старого хрена, безвылазно сидящего в провинции… — он не договорил.

Во двор гостиницы въехала карета, запряженная четверкой лошадей, все трое сидевших за столом подались к проходу между столами, чтобы через дверь лучше разглядеть, кто приехал.

— Ну, ничего себе! — присвистнул Пройдоха, когда дверца кареты распахнулась и оттуда вышла дама в роскошном темном платье. Лицо её было наполовину скрыто маской, но Пройдоха наметанным глазом отметил и яркие алые губы, и точеный подбородок, и белую, как сметана, кожу. А так же небольшой размер изящной ножки, на мгновение показавшейся из-под юбок, когда незнакомка, опершись на руку подбежавшего лакея, выходила из кареты, и блестящие черные локоны, выбившиеся из-под капюшона плаща.

— Ты глянь, какая красотка! — подтолкнул Пройдоха Ипполито в бок. Пузырь, у которого никто ничего не спрашивал, но который не мог остаться равнодушным к мнению друга, энергично закивал. Ипполито же вперился в даму цепким взглядом.

— Интересно, — пробормотал он. Выражение лица безошибочно подсказывало Пройдохе, что друг увидел что-то крайне любопытное и важное для их дела. Замок находился в стороне от больших дорог, и проездом здесь никто не останавливался. Пройдоха только диву давался, как гостиница не разорилась — кроме них постояльцев не было. Но их привела в деревню слежка, и Пройдоха уже успел съязвить, что владельцу замка, коли он что-то скрывает, уже десять раз доложили о шпионах по такому-то безлюдью. И теперь вот новый постоялец — эффектная дама, которую никак не ждешь увидеть в такой глубинке?

Слуги вновь прибывшей постоялицы уже перенесли наверх все её вещи, а сама она устроилась за одним из столов с кружкой молока, к которой, впрочем, не притронулась. Ипполито все еще не предпринимал никаких действий, чтобы познакомиться с ней. Пройдоха рядом нетерпеливо ерзал. По его мнению, в совмещении приятного с полезным не было ничего предосудительного, но по негласному решению главным у них был Ипполито. То ли как самый образованный, то ли как самый отличившийся в криминальной сфере — шутка ли, досадить самому Федерико Корнеро. Это вам не булочника какого-нибудь прирезать.

Пройдоха уже приготовился было скоротать вечер за бутылкой вина, когда загадочная дама внезапно сама направилась к ним. В этом не было никаких сомнений — кроме них в зале гостиницы никого не было. Пройдоха чуть кружку с вином не уронил от неожиданности.

— Простите, — у загадочной дамы был красивый, но какой-то очень уж манерный, искусственный выговор, и улыбка такая же. — Не сочтите за нахальство с моей стороны, но мы одни здесь. Не кажется ли вам разумным составить компанию друг другу хотя бы на этот вечер?

Тут уже и Ипполито чуть не поперхнулся. Нечасто объект слежки — а он, бесспорно, следил за дамой, с тех пор как она переступила порог гостиницы, вот так сам заводит с тобой знакомство.

— О боже, простите, конечно, — он вскочил со стула, изображая галантность. — Простите, бога ради. Оливье Фурье к вашим услугам. Торговец из Гренобля. Я проездом здесь, вместе с моим братом Антуаном, и слугой.

— Нет, это вы простите. Я, должно быть, смутила вас. Мое поведение можно счесть очень дерзким, и если бы не скука, я бы никогда на такой шаг не осмелилась.

— О да, скука, — Ипполито рассмеялся. — Здесь невероятно скучно.

Даже Пройдоха не удержался, чтобы не хмыкнуть. Кто бы ни была эта дама, но после жалобы на скуку этих мест он невольно ощутил к ней симпатию.

— Присаживайтесь, прошу вас, — Ипполито спешно отодвинул скамью, чтобы даме удобнее было сесть. — Мадам?

— Басси. Эуджения Басси. Я из Милана, проездом здесь. Мой кучер — вот идиот — заблудился — и я, похоже, вынуждена заночевать в этой дыре.

— Ааааа, — протянул Пройдоха. Объяснение синьоры Басси на первый взгляд развеивало подозрения относительно её причастности к их делу, но упоминание Милана неприятно отдалось во всех поджилках разом.

* * *

Вернувшийся ближе к вечеру Джакомо, как это с ним часто случалось, изрядную часть времени, якобы проведенную за выполнением отцовских поручений, просто болтался по городу. Предвидя очередную порцию отцовского ворчания на свою нерасторопность, он с радостью ухватился за возможность оттянуть этот момент, когда, войдя в лавку, увидел давешнюю случайную знакомую с площади. При других обстоятельствах он бы встрече, пожалуй, не обрадовался — эта девица может создать им проблем, прознай её отец, где она покупает себе развлекательное чтиво. Да и сплетни, которые ходили про синьорину Корнеро в городе — будто бы она после случившегося с ней несчастья сошла с ума — не слишком настраивали на общительный лад. Джакомо все никак не мог припомнить, кто же тогда сказал ему, кто она? Он-то запомнил только герб, вышитый на кошельке, а вот кому тот герб принадлежит — сообразил не сразу. Геральдика казалась ему скучной наукой.

— А вот и вы, я вас ждала, — из-под маски голос синьорины Корнеро звучал хрипло. Джакомо поискал глазами отца, но тот, судя по доносившимся голосам, был занят с очередным покупателем в недрах магазина, а приказчик скучающе переставлял книги.

— А… это… Надеюсь, не заставил вас ждать слишком долго, — не сразу нашелся что ответить Джакомо.

— У меня к вам дело, — синьорина Корнеро приблизилась к нему и взяла его за руку.

— Ко мне? — Джакомо опешил. Прикосновение женской руки в кожаной перчатке отнюдь не успокаивало. Как и взгляд голубых глаз сквозь прорези маски.

— Здесь это обсуждать неудобно, мое дело, — тут синьорина Корнеро наклонилась совсем близко к нему, — личного свойства.

— В самом деле? — Джакомо облизнул губы. Дела личного свойства с дочерью Федерико Корнеро, которая по слухам, совершенно чокнулась, вовсе не казались ему заманчивой перспективой.

— Прошу вас, пойдемте со мной, — Ливия Корнеро, так, кажется, её звали, потянула его за руку прочь из лавки. Бросив последний взгляд на приказчика, Джакомо неохотно подчинился. Они вышли из лавки и пошли прочь. Ливия все так же не отпускала его руку, и, к своему неудовольствию, Джакомо обнаружил, что рука эта куда сильнее, чем можно было подумать.

«Никогда не умел отказывать женщинам», — с тоской мысленно вздохнул Джакомо. Он ожидал, что Ливия приведет его в какую-нибудь таверну или просто в укромное место, где двое могли поговорить, не стесняясь других людей, но её представление об уединенности определенно было странным. Она сворачивала во все более узкие и тесные улочки, пока они, наконец, не оказались на каком-то пустыре, окруженном заброшенными домами. «Надеюсь, хоть приставать ко мне она не собирается», — запоздало испугался Джакомо. Мало ли, что могло прийти в голову этой девице, если она и впрямь не в своем уме. Сейчас слишком холодно, чтобы предаваться любовным утехам прямо на улице, в конце концов.

— Мы пришли, синьорина? — удивился вслух Джакомо, — Я полагал, мы пойдем в более приятное место. Что такой даме как вы делать тут, среди этих развалин, по такой погоде?

— Что делать? — Ливия хрипло рассмеялась, — О, все просто. Совсем-совсем просто, мой дорогой Джакомо.

«Я ведь вроде бы, не говорил ей свое имя. Верно, мой отец сказал».

— Обернись! — взмахнула руками Ливия жестом фокусника на ярмарке.

— А? Что? — Джакомо обернулся.

— Мой дорогой Джакомо, — покачала головой Эуджения Басси, Джакомо откуда-то вспомнил это имя, хотя скрытое полумаской лицо женщины казалось ему незнакомым. Впрочем, только на первый взгляд…

— Мой дорогой Джакомо, — женщина шагнула к нему, протянула к нему руки и её холодные пальцы коснулись его щек. От серебристого смеха мороз побежал по коже.

— Что?... Кто?...Что вам от меня нужно, — с перепугу он забыл все вежливые слова, с которыми обычно обращался к дамам. Джакомо и сам не мог бы объяснить причины своего страха, но ужас свел все его внутренности, словно сжав железной рукой.

— Что нужно? О, все просто. Совсем-совсем просто, — повторила черноволосая женщина в маске фразу Ливии.

Джакомо попятился. И ощутил, как острое лезвие уперлось ему в бок, а рука в перчатке легла на горло. Краем глаза он увидел еще одну женщину, в простом платье, какое обычно носят служанки, немолодую, с блеклыми глазами и тусклым лицом. Таким невыразительным, что он не сразу заметил, что рот у неё зашит.

* * *

— Так что же привело вас в такую глушь? — не преминул спросить Ипполито у синьоры Басси, как только это стало удобно. Пройдоха, уже привыкший не обманываться учтивым тоном и любезными манерами друга, отметил, что Ипполито не сводит с женщины пристального взгляда.

— Это долгая история, — вздохнула синьора Басси, крепче сжав кружку с молоком. Она по прежнему не прикоснулась к ней, хотя время от времени принималась вертеть в руках. — Одна моя подруга, оказавшись в непростой ситуации, поручила мне деликатное дело. Столь деликатное, что сама она его исполнить не могла, и вынуждена была обратиться за помощью к друзьям. Я, разумеется, не могла отказать ей, — синьора Басси вздохнула еще раз, — Я всего только одинокая вдова, признаюсь, это поручение, столь сложное и опасное, тяготит меня, и я пребываю в полной растерянности. Обещание помочь я уже дала, но совершенно не знаю, как выполнить его, — с этими словами она опустила глаза на свой нетронутый стакан, словно ища на его дне ответы на вопросы.

Ипполито и Пройдоха переглянулись. Даже Пройдоха, обычно не слишком серьезно относящийся к происходящему, напрягся от такого нагромождения совпадений. Именно сейчас встретить во французкой провинции эту женщину из Милана, которая явно намекает им, что нуждается в помощи — это было странно. Бывший художник и скульптор, как многие люди его профессии, обладал неплохой интуицией, хотя и нечасто ею пользовался, и сейчас интуиция буквально вопияла о том, что к этой женщине надо приглядеться повнимательнее.

— Деликатность мешает мне спросить, что это за дело, уважаемая синьора. Но вполне естественное желание служить прекрасной даме заставляет спросить, не можем ли мы чем-нибудь вам помочь. Может, я и служу Гермесу, а не Аполлону, но галантность мне отнюдь не чужда, поверьте мне, — произнося эту тираду, Ипполито не отрывал внимательного взгляда от лица женщины.

Испуганно оглядевшись, синьора Басси подалась вперед и громко зашептала:

— Моя близкая подруга, остро нуждаясь в деньгах, заключила помолвку с богатым и жестоким стариком. Обязательства сторон были скреплены соответствующим договором, по которому та сторона, которая не выполнит свои обязательства, должна другой значительную сумму. Будучи в крайней нужде, моя подруга не думала, что ей когда-либо понадобится разорвать этот договор. Но небеса улыбнулись ей, и внезапное наследство решило её финансовые проблемы. Увы, её радость была не полной. Теперь она должна своему жениху, этому чудовищу, имя которого я пока не буду называть, значительную сумму, и в его власти полностью разорить её. Полученное ею наследство, к сожалению, не столь велико, чтобы расплатившись с женихом, оставить ей что-нибудь, кроме знакомой уже нужды.

— Это обидно, — признал Ипполито.

— Вот именно. Получить долгожданное благосостояние лишь затем, чтобы тут же расстаться с ним — трудно вообразить себе ситуацию печальней.

Пройдоха хмыкнул — по его мнению, представить это было как раз легко.

— Вот уже несколько месяцев моя подруга переписывается со своим женихом, всячески умоляя его забыть об их брачном договоре. Известие об их помолвке не было предано широкой огласке, и человек благородный при таких обстоятельствах уже согласился бы уничтожить договор. Но, увы, благородство не входит в число достоинств этого чудовища. Он настаивает на том, чтобы либо моя подруга выплатила полностью свой долг ему, либо стала его женой.

Пройдоха едва удержался от замечания, что на месте несостоявшегося супруга, невеста которого даже не скрывает, что соглашалась на брак ради денег, был бы чрезвычайно зол и говорил бы, вероятно, то же самое.

— И в чем же заключается поручение, которое дала вам ваша подруга?

— Её жених настаивает, чтобы она лично приехала и обсудила с ним вопрос, который до того они безуспешно пытались решить письменно. Но зная его репутацию, моя подруга небезосновательно опасается, что это ловушка, призванная силой вынудить её вступить с ним в брак. Признаться, я полностью разделяю эти её опасения.

— У вас есть на это сколько-то серьезные основания? — не удержался от вопроса Ипполито.

— О женихе моей подруги ходит немало мрачных слухов. Часть из них, вероятно, выдумки, но дыма без огня не бывает, а жестокость этого человека не подлежит сомнению. Напуганная донельзя, моя подруга умоляла меня сопроводить её во время этой поездки, и я согласилась. Однако нервы моей подруги пришли в такое расстройство от всех этих треволнений, что вчера она слегла, больная, и я оставила её в гостинице в маленьком городке неподалеку. Хорошего доктора в этих местах мы не нашли, но в таком состоянии, по-моему мнению, вредны лишние волнения, и встреча с женихом только навредит её здоровью. Поэтому я решила продолжить путь одна, и лично встретиться с ним. Возможно, укоры стороннего человека устыдят его, хотя у меня мало в это веры.

— Вы так уверены, что ваша подруга действительно больна?

Синьора Басси резко встала, возмущенная этим вопросом.

— Постойте, подождите, — удержал её Ипполито. — Я не хотел оскорбить вас этим предположением. Ваша история тронула меня, и я хотел бы помочь вам. Но пока не представляю как.

«Что за бред он несет? Делать нам больше нечего, кроме как помогать этой дуре?» Если синьора Басси была искренна в своем рассказе, то, по мнению Пройдохи, умом она не отличалась. Мало того, что подруга, судя по всему, свалила на неё переговоры с нежеланным женихом, устроив комедию с болезнью, так еще и разобраться в ситуации синьора не удосужилась. Все эти разговоры о жестокости и чудовищной репутации жениха её подруги выглядели именно так, ни одного конкретного обвинения, которому стоило придать значение, она не произнесла. Что до уязвленного мужского самолюбия, которое, по всей видимости, имело место быть, то тут Пройдоха не то чтобы одобрял, но вполне понимал пресловутое «чудовище».

Синьора Басси опустила глаза, будто бы в смущении.

— Если бы нашелся смелый человек, согласный сопроводить меня в замок этого человека… Я всего лишь слабая женщина, и хотя меня и не связывает с ним никакой договор, признаюсь, мне боязно встречаться с ним один на один в доме, где он обладает полной властью и может приказывать кому угодно и что угодно.

— У вас бурное воображение, синьора. Впрочем, я с радостью помог бы вам, но я не уверен, что нам с вами попути. Я, видите ли, еще несколько дней должен буду провести здесь, ожидая своих друзей, с которыми мы продолжим путь.

— О, несколько дней! — радость сверкнула в глазах синьоры Басси. — Тогда я спасена.

— Боюсь, что не понимаю.

— Все просто. Вам только нужно сопроводить меня в этот замок, — она рукой указала в ту сторону, где скрытая лесом, высилась громада замка.

— Так жених вашей подруги…

— Граф Р, хозяин этого замка.

Пройдоха и Ипполито переглянулись.

Проснувшись, Ливия какое-то время лежала неподвижно, пытаясь сообразить, где она. В первый момент ей показалось, она дома, лежит на своей кровати. Должно быть, ей стало плохо, и служанка уложила её в постель. Как сама ложилась, Ливия не помнила. Последним воспоминанием была таверна, куда она пришла с Ниной. Она приподнялась на локте, щурясь — полог кровати был отдернут, а шторы напротив, плотно задернуты, комната была освещена только свечами.

И комната эта была Ливии незнакома.

Темный силуэт женщины, стоявшей поодаль у стола, спиной к Ливии, сначала показался ей просто пятном цвета. Потом расплывчатые очертания обрели резкость. Сдерживая рвущийся наружу возглас, Ливия резко села.

Даже не вглядываясь, со спины, она была уверена — это та женщина, Эуджения. Это её черные волосы, это её прямая спина, её роскошное платье — не то же самое, что было на ней в прошлый раз, но неуловимо похожее. Ливия огляделась. На комоде возле кровати она увидела свою маску. Рядом, на стуле — свое платье, аккуратно сложенное. Оглядев себя, Ливия поняла, что на ней одна сорочка.

Эуджения обернулась к ней.

— А, ты проснулась. Как жаль, что так быстро все происходит, я хотела еще немного времени, чтобы как следует подготовить все. Не хотелось делать все на скорую руку, понимаешь?

Тени плясали на стенах как живые, подобно призрачному танцу духов, тянущих лапы к Ливии. В их свете лицо Эуджении казалось жуткой маской, разрисованной золотисто-белыми и темно-фиолетовыми мазками. Ливия вся подобралась, отползая по кровати подальше от неё, к резной спинке, украшенной мордами чудовищ.

— Так обидно, не каждый день попадается кто-то вроде тебя — кому совсем-совсем нечего терять. Мой господин учил меня, что не нужно принуждать силой там, где можно уговорить, но делать нечего, ты не оставила мне выбора, дорогая. Уж больно ты шустрая, — Эуджения приблизилась к Ливии и провела пальцем по её лицу. — И память у тебя слишком хорошая, — Эуджения недобро сощурила глаза. — А знаешь, я такая же была когда-то, потому мой господин и выбрал меня. Умная, шустрая, с хорошей памятью. И совершенно отчаявшаяся, — заведя руки за спину, Эуджения принялась расшнуровывать лиф платья. Ливия как завороженная наблюдала за ней. Понимала, что надо что-то делать, звать на помощь, бежать, но ничего не могла поделать с собой — не могла оторвать глаз от этого лица, словно светившегося в темноте, алых губ, застывших в неестественной улыбке, белой шеи.

Наконец, справившись со шнуровкой, Эуджения сняла лиф платья, оставшись в корсете. Ливия охнула. Прямо по середине груди Эуджении, начинаясь у ключиц и исчезая под корсетом, шел грубый, уродливый шов, шрам, пугающе похожий на тот, что украшал лицо Эмилии. Эуджения проследила полный ужаса взгляд Ливии. Та не могла оторвать взгляд от шрама.

— Да, он со всеми нами это делает. А мы — с теми, кто нам служит. Я и тебе сделаю красивый шрам вот здесь, — Эуджения провела пальцем от ключиц Ливии к ложбинке грудей. Холодок пробежал по коже от её прикосновения. Ливия отшатнулась и прижалась теснее к спинке кровати, ощущая спиной причудливые изгибы резьбы.

— Что же мне с тобой делать, такой умной? — Эуджения присела рядом и задумчиво принялась водить пальцем по лицу Ливии. Слева направо и сверху вниз и снова слево направо, словно чертя невидимые линии. Ливия следила глазами за её пальцем. — Это, видишь ли, проблема: куклы, у которых много ума. Или слишком много смелости. Или упорства. Или еще чего-нибудь. Помнишь Эмилию?

Ливия кивнула.

— Пришлось зашить ей рот, чтобы окончательно выдрессировать её. Так неприятно, и так неудобно. Она могла бы быть идеальной служанкой, если б не была такой упрямой. Но я довольна, я, в конце концов, подчинила её себе. Каждого можно сломать, надо лишь знать, куда ударить. Вот взять тебя. Ты ведь сильная, ты сильнее большинства из тех, с кем я имела дело. Но вот незадача, ты так зависишь от глупых радостей жизни. От всех этих платьев, мужского внимания, пустых развлечений, о которых столько мечтала в монастыре.

— Откуда тебе знать? — огрызнулась Ливия, внутренне похолодев. "Ясновидящая она, что ли?"

— Да ты ведь сама и рассказала мне, в нашу прошлую встречу, — Эуджения засмеялась. Неестественным, пугающим смехом от которого мурашки побежали по коже. Какие же у неё алые губы. У живых людей таких красных губ не бывает, это краска, наверное. Где она покупает косметику?

— Разве? Не помню, чтобы я тебе что-то говорила, — надо же было что-то сказать.

Тут уж Эуджения совсем зашлась хохотом.

— Не такая уж у тебя и хорошая память, если подумать. Ладно, может, я еще придумаю, куда тебя девать. Жалко, если придется выбросить, — она это сказала, будто речь шла о какой-то вещи, — Столько хлопот с тобой. Папенька твой, твоя дура-служанка.

— Нина? — Ливия наморщила лоб. — Где она?

— Ох, умоляю, не делай вид, что тебя судьба этой дурехи волнует, — Эуджения возвела очи горе. — Глупая, бесполезная девчонка, ни ума, ни сил, ни желаний. Надолго таких не хватает, я не стала тратить на неё время, не сегодня.

— Она мертва? Ты убила её?

— Ну да, вроде того, — Эуджения провела рукой по шее Ливии, спустила сорочку с плеча. — Раздевайся, если не хочешь, чтобы я сама тебе помогла.

Ливия, словно очнувшись, наконец, ото сна, резко отпихнула её. Так резко, что Эуджения, не устояв на ногах, рухнула на пол. Пышные темно-красные юбки в неровном свете свечей казались похожими на лужу крови. Она выглядела удивленной. Красивые брови в недоумении приподнялись, глаза широко распахнулись.

— О, моя дорогая, — наконец произнесла она. — Это так мило и трогательно, но пойми, это совершенно бесполезно.

— Н... ненавижу, — Ливия сделала движение, чтобы слезть с кровати. Только сейчас она поняла, что тело её не вполне слушается. Как будто какие-то его части не принадлежали больше ей. На негнущихся ногах она сделала шаг к выходу. Стоило ей встать — и комната поплыла у неё перед глазами. Одновременно ей показалось, что из всех углов на неё смотрят множество незнакомых людей. Молодые и старые, мужчины и женщины, одни одетые совсем бедно, другие побогаче. Их было так много, что она удивилась, как они все здесь помещались. Впрочем, некоторых она видела не совсем четко. Другие были вовсе лишь неверными тенями. Третьи просвечивали сквозь лица четвертых.

— Чт... что это? Эти люди? — Ливия сделал шаг и запнулась о ногу Эуджении, та потянула её за руку, и Ливия рухнула на пол.

— Тебе нравится, да? Тебе нравится? — горячо зашептала Эуджения ей на ухо, одновременно обнимая Ливию за плечи. Та инстинктивно попыталась высвободиться. «Эта женщина сумасшедшая. Совершенно безумная». Переходы Эуджении от хладнокровно излагаемых угроз к ласкам пугали едва ли не больше, чем вся остальная ситуация вместе взятая. Как на грех, вырваться не удавалось. Руки, обнимающие Ливию за шею, были противоестественно сильными — или это сама она так ослабела?

— Не вырывайся так, дурочка, это же совершенно бесполезно, — Эуджения хихикнула, провела рукой по щеке Ливии. — Ты мне нравишься, но ты такая упрямая, — её пальцы, скользящие по коже, были холодными и словно неживыми. Как будто Ливии касался не человек из плоти и крови, а скелет костяшками пальцев. Она дернулась сильнее и ударила Эуджению кулаком по носу. Била сильно, как в детстве, когда дралась с мальчишками. Главное — не давать противнику опомниться: один удар, другой, третий, без передышки. Замахнуться для удара снова сразу не получилось, поэтому Ливия просто ударила Эуджению головой. Странно, боли та, судя по всему, совершенно не почувствовала. Следующий удар коленом в живот. Правда, тут Ливия наткнулась на жесткие ребра корсета. Эуджения кажется, слегка потеряла равновесие, но не похоже, чтобы ей было больно. Железная эта тварь, что ли?

— Мне нравится, что ты сопротивляешься, — снова зашептала Эуджения, — Это так возбуждает. Все эти покорные людишки, которые сдаются без боя, они такие жалкие, — Теперь её губы скользили по шее, а рука вцепилась в волосы. «Это не по-настоящему, — подумала Ливия, — это все происходит не со мной». Она вцепилась пальцами в волосы Эуджении, стараясь сделать ей больно и отпихнуть от себя.

— Я сделаю тебе миленький хорошенький шов, — бормотала Эуджения тем временем, но намерения её, кажется, были не совсем такими.

Эуджения так навалилась на неё, что Ливия оказалась прижата к кровати. Из-за плеча Эуджении она могла видеть комнату. Куда исчезли все эти люди? Ливия моргнула, и они снова появились. А потом снова исчезли. Ей казалось, что голова её полна гула голосов. Отдельные неразборчивые слова вырывались из него, чтобы снова потонуть в общем шуме. Она прислушалась. Снова и снова повторявшиеся звуки начали приобретать более четкие очертания. Многочисленные рты — боже, сколько же их тут? — складывались в одинаковый рисунок раз за разом. Но как Ливия не старалась, она не могла расслышать. Пытаясь отпихнуть от себя Эуджению, она одновременно искала взглядом что-нибудь, что можно было использовать как оружие. Взгляд уцепился за сваленную на стуле груду одежды. Юбки, корсаж, кошелек, нижнее белье. И гребень с острыми зубцами, который она утром воткнула себе в волосы.

Пальцы плохо слушались, но все же Ливии удалось ухватить его. Неуклюже перехватив гребень, она всадила его Эуджении в шею. Та удивленно моргнула. Ливия нажала сильнее и повернула гребень в ране. Крови не было. Криков боли тоже. Это было ненормально. Как будто она воткнула гребень во что-то неживое. Но ей удалось отвлечь внимание противницы. Пока Эуджения удивленно пялилась на неё, Ливия вырвалась, вскочила на ноги и бросилась к двери. Уже выскочив в коридор, сообразила, что почти раздета, но момент, чтобы стесняться, был неподходящий.

— Дорогая, это ты зря, — напевно тянула у неё за спиной Эуджения, — От меня не убежишь, все уже решено, — Ливия бросилась прочь по коридору, мимо многочисленных дверей. Вряд ли за ними можно найти выход. Где-то здесь должна быть лестница, ведущая вниз, или большая дверь или поворот. Что-нибудь. Вместо этого Ливия натолкнулась на Эмилию, шедшую ей навстречу с подносом в руках. Столкновение было таким внезапным, что поднос полетел на пол. Ливия отскочила к стене, а Эмилия так и осталась стоять, словно не вполне понимая, что произошло.

— Лови её, держи! — донесся до неё вопль Эуджении.

Тут, наконец, Ливия увидела, откуда появилась Эмилия. За отогнутым краем гобелена виднелся проход. Не раздумывая, Ливия бросилась туда. Правда, вскоре она пожалела о принятом решении — ход с кирпичными, не покрытыми ничем, стенами вел к темному проему, от которого вниз, в темноту, уходила лестница. Но поворачивать было поздно и Ливия, чуть не перепрыгивая через ступеньки, понеслась вниз. Дверной проем вел в большое темное помещение, скудно освещенное факелами и заставленное старой мебелью и ширмами с причудливыми узорами. Толстая, обитая железом, дверь была распахнута, и как вскоре обнаружила Ливия, запиралась на засов. Она не преминула воспользоваться этим. По крайней мере, на какое-то время она от Эуджении и её служанки защищена. В дверь начала ломиться Эмилия, но быстро оставила эти попытки.

— Идиотка, — услышала Ливия голос Эуджении, — Стой здесь, смотри, чтобы она никуда не ушла. Поняла! — затем раздался удаляющийся звук шагов. Какое-то время Ливия прикидывала, не попытаться ли пробиться мимо Эмилии. Силы были примерно равны — если, конечно, это… эта женщина не обладала противоестественной силой. Вспомнив, как с трудом вырвалась от Эуджении, как та не почувствовала боли, Ливия решила, что такое вполне возможно. Но едва ли служанка сильнее госпожи. Она уже почти решилась, но тут вспомнила свои провалы в памяти, как совсем недавно плохо слушались её руки и ноги — Эуджения, должно быть, умеет наводить морок на свои жертвы. Нужно держаться как можно дальше от неё.

Ливия осторожно двинулась внутрь. Она снова вспомнила про свою одежду, вернее, её почти полное отсуствие. На столе, попавшемся ей на пути, была свалена груда тряпок — при ближайшем рассмотрении это оказалась грязная одежда, как мужская, так и женская, и Ливия, недолго думая, выудила оттуда колет и штаны. Если ей придется снова драться, в мужском платье это сподручнее. Застегивая колет, Ливия заметила на рукаве пятно крови. Поворошив груду тряпок, она обнаружила, что то, что она сначала приняла за грязь, в большинстве случаев кровь. Эта Эуджения — колдунья, она, должно быть, не в первый раз заманивает к себе в дом людей. Ей надо торопиться, чтобы выбраться отсюда, пока эта ведьма снова её не околдовала.

Осторожно пробираясь через завалы мебели, Ливия постоянно натыкалась на части кукол. Руки, ноги, головы. Нарисованные глаза смотрели на неё почти как живые. Пробравшись через лабиринт из мебели и ширм, она оказалась в отгороженном таким образом пространстве, напоминающем не то камеру пыток, не то место работы хирурга. В середине стоял стол, весь покрытый пятнами крови. Рядом, на другом столе, на тряпице, были разложены инструменты. Ножи, ножницы, пилы, нитки с иголками. Пугающее зрелище, если думать о том, что при помощи этого можно сделать с человеком, но Ливия обрадовалась — наконец-то настоящее оружие. Её гребень так и остался торчать в шее Эуджении, когда она убегала, и хотя Ливия убедилась, что ранить эту ведьму не так-то просто, это не значило, что не стоило пытаться. Она взяла один из остро отточенных больших ножей, взвесила в руке, примериваясь, удобно ли им будет наносить удары. Тяжесть оружия в собственной руке придала ей уверенности. Если здесь есть еще один выход, надо его найти. Уж не затем ли Эуджения оставила свою служанку сторожить, чтобы самой войти сюда через него? Эта мысль подстегнула Ливию, заставила двигаться быстрее. Туман в голове окончательно развеялся, теперь она мыслила вполне ясно. Это помещение без окон очень похоже на большой подвал. Если Эуджения убивала здесь свои жертвы — вряд ли служанка потом таскала останки вверх по лестнице, проще вниз. Подземные ходы есть во многих домах. Взгляд Ливии уперся в проход между двумя ширмами. Не теряя времени, она двинулась туда.

Вскоре завалы сломанной мебели и прочего хлама кончились. Ливия оказалась перед еще одной металлической дверью, на этот раз запертой на замок. «Проклятье». Она в ловушке. Надо было воспользоваться возможностью, и попытаться проскочить мимо Эмилии. А теперь слишком поздно. От досады Ливия чуть не заплакала. Все равно надо вернуться к той, первой, двери, её она хотя бы может сама отпереть. Мысль снова оказаться лицом к лицу с Эудженией вгоняла Ливию в состояние близкое к панике. Эта ведьма опять её околдует, и тогда ей конец.

Развернувшись, чтобы пойти обратно, Ливия споткнулась о какой-то предмет, лежавший на полу и прикрытый тряпкой. Присмотревшись, она поняла, что это накрытое мешковиной человеческое тело, и, приподняв тряпку, увидела мертвое лицо того парня, с которым разговорилась тогда на площади.

После краткого совещания решено было, что Ипполито представится как двоюродный брат синьоры Басси, а Пройдоха и Пузырь — как его слуги. Пройдоха не преминул пошутить, что ну вот, опять ему достается роль слуги, но взгляд Ипполито — мол, не трепли лишнего — быстро заставил его заткнуться. «Если граф Р. так опасен, как вы говорите, нам не помешает иметь глаза и уши среди слуг. А Пузырь все-таки тугодум, да и немой, к тому же», — пояснил он синьоре Басси, хотя и понимал, что выглядит это подозрительно. Но она только восторженно кивала в ответ, словно он был рыцарем в сияющих доспехах из романа.

Знай об этом де Жюссак, им бы не поздоровилось. Но кто знал, что им придется так долго ждать, когда с ними выйдут на связь? Вот, утомленные долгим и бесполезным ожиданием, они и решили сами предпринять какие-нибудь шаги по расследованию загадочных исчезновений. Грех было упускать такую возможность проникнуть в замок.

Если графу Р. докладывали о том, что творится в деревне — Ипполито рассудил, что будь у него самого руки в крови, уж он бы следил за тем, что делается у него под боком — то о прибытии приезжих из Гренобля он, конечно, уже в курсе. Графу они скажут, что месье Фурье дожидался здесь свою кузину, дабы сопровождать её. По зрелом размышлении, эта версия неплохо объясняла и их пребывание в гостинице, и отводила глаза от истинной цели. Идеального варианта прикрытия в этой ситуации Ипполито не видел. Графа могли предупредить о посланных из столицы шпионах заранее. Жюссак и предупредил. «Месье Оливье Фурье» мрачно усмехнулся. Иллюзий о сильных мира сего, которым служил Жюссак, у Ипполито с юных лет было очень мало, а обстоятельства, которые вынудили его покинуть родную Ломбардию, только укрепили его в этом мнении.

Когда синьора Басси представилась им, слово «Милан» больно резануло по нервам, а склонный к построению сложных конструкций ум Ипполито начал и так, и этак прикидывать, каким образом она могла бы оказаться шпионкой Федерико Корнеро, выследившей их здесь. Нет, слишком мало шансов. Да и явился бы тогда за ними наемный убийца, а не разряженная красавица. Но если у синьоры Басси хорошая память — достаточно одного взгляда, брошенного из толпы во время казни или случайной встречи где-нибудь в Милане еще в то время, когда жизнь Ипполито была беззаботной, и он не подозревал в каждом встречном врага. Подавая синьоре Басси руку, чтобы помочь ей сесть в карету, Ипполито не мог сдержать невольной дрожи. Но она, кажется, ничего не заметила и благодарно улыбнулась. На мгновение ему показалось, что он где-то видел эту улыбку — сразу вспомнилась лавка того книготорговца, Берти, который по слухам торговал запрещенными книгами, стопки книг, услужливое бормотание хозяина, раскланивающегося перед очередным покупателем. Но воспоминание как вспыхнуло, так и погасло, оставив Ипполито в задумчивости.

Карета тронулась. Путь был недолгий, если бы их спутницей не была дама, его вполне можно было пройти пешком. Погода стояла холодная, туман заволок дорогу и торчащие из него голые ветви деревьев напоминали кости мертвеца, восставшего из могилы, чтобы воззвать к справедливости. Воображение разыгралось, мрачно усмехнулся Ипполито. Все из-за нахлынувших воспоминаний о Милане. Он отвернулся к окну. Прошел почти год, с тех пор как он бежал от правосудия. С тех пор, как обстоятельства привели его на службу французкой короне, и он сменил имя на «Александр Дюбуа».

Карета, скрипя и покачиваясь, взбиралась в гору, спускавшиеся низко к дороге ветви деревьев царапали её корпус. Ипполито старался смотреть в окно, чтобы не встретится случайно взглядом с синьорой Басси. Перед глазами сами собой, непрошенные, вставали картины прошлой жизни. Их дом — что-то теперь с ним стало? — отец, Ферранте… Ливия. Неподходящий момент, чтобы копаться в прошлом. Совсем не подходящий. Ипполито стиснул зубы. Все эта женщина и здешние места, словно созданные природой, чтобы навевать мрачные мысли.

— Скажите, — обратился Ипполито к синьоре Басси, — что именно вам известно о графе Р.? Какие компрометирующие факты, что вы столь резко о нем отзывались?

Синьора Басси возмущенно уставилась на него.

— Вам недостаточно того, что я вам рассказала?

— Оскорбленная гордость заставляет порой людей вести себя не лучшим образом, — осторожно ответил Ипполито.

Синьора Басси посмотрела на него долгим взглядом.

— Я не буду пересказывать вам сплетни, — она резко отвернулась к своему окну.

— Но вы в них верите, тем не менее.

Повисшее вслед за этим молчание нарушал только стук копыт, да скрип колес. Карета поднималась все выше, уже можно было видеть в просвете между деревьями излучину реки внизу.

Наконец синьора Басси заговорила.

— Говорят, много лет назад, он был обвинен в убийстве, но ему удалось избежать наказания благодаря связям и взяткам. Судьи заявили, что происшедшее было случайностью, и он был оправдан.

При слове «случайность» Ипполито невольно вздрогнул. Когда-то он сам говорил то же самое судьям.

— А на самом деле?

Синьора Басси пристально посмотрела на него и промолчала.

— Что произошло на самом деле, синьора?

— Возможно, сегодня мы это узнаем, — пробормотала она.

* * *

Ворота замка отворились с глухим звуком, и карета въехала внутрь. Затем, с таким же скрипом, закрылись. Будто кто-то по твоей могиле прошел.

Мажордом графа, рассыпавшийся в любезностях перед гостями, был старик с на диво быстрыми для человека его возраста движениями и мертвенно бледным, будто присыпанным мукой пухлым лицом, на которым проступали многочисленные неглубокие морщины. Сам граф, по его словам, не вышел их встречать по причине нездоровья.

Сложенные из серого камня массивные башни замка упирались в серое же небо. Алые губы синьоры Басси казались единственным ярким пятном в окружавшей их, похожей на сделанный карандашом рисунок, реальности.

Внутри замок совсем не походил на жилище почтенного пожилого человека, скорее на мастерскую кукольника. Тут и там им валялись куклы, некоторые — в разобранном виде, так что наружу торчали их внутренности. Большие и маленькие, дорогие и совсем дешевые, какие можно купить на ярмарке, с аккуратно расписанными фарфоровыми лицами и с тряпичными головами, с которых слепо смотрели глаза-пуговицы. Лежащие отдельно от туловищ и голов конечности напоминали следы кукольного побоища. Незрячие нарисованные глаза, смотрящие на гостей будто бы даже с интересом, отчего-то вызывали в памяти головы мертвецов.

— Какое… любопытное место, — не удержался от замечания Ипполито. Синьора Басси крепче сжала его руку.

— Мне говорили — этот человек безумен, — шепнула она. Ипполито заметил, что её собственная рука дрожит.

— Скорее эксцентричен, — ответил Ипполито, однако все это игрушечное царство произвело впечатление и на него.

Скудно освещенными темными коридорами слуга провел их в предназначенные им комнаты. Пройдоха, как только они остались одни, незамедлительно принялся жаловаться, что ему, как слуге, вечно не достается отдельной комнаты, но осекся, заметив мрачное выражение лица Ипполито.

— Выше нос, дружище, — похлопал Пройдоха приятеля по плечу. Но это не вызвало ответной улыбки.

— Что за дурное место, — пробормотал Ипполито, — Будто населенное призраками.

— Эй, дружище, ты чего? — недоуменно наморщил лоб Пройдоха. Вот уж кто из них никогда не предавался суевериям — так это Ипполито. И тут вдруг толкует про каких-то призраков.

— Да так, подумалось не к месту. Надо улучшить время и обыскать замок. Мне не улыбается блуждать тут ночью, так что не худо бы взяться за дело еще днем.

— Надеюсь, здесь есть что-то интересное, кроме кукол.

* * *

Вечерело, и гости только успели расположиться в своих комнатах, как их позвали к столу. Граф Р. по-прежнему пребывал у себя.

— Граф так настаивал на этой встрече и даже не пригласил вас к себе, — вслух удивился Ипполито.

— Возможно, его одолела та же болезнь, что и мою подругу, — ответила синьора Басси. — Он уже немолод. Не могу есть в этом ужасном месте, — прошептала она, отодвигая тарелку. Ипполито подумалось, что синьора страдает хроническим отсутствием аппетита — он еще не видел, чтобы она что-то ела в его присутствии.

Ипполито и сам не испытывал желания есть что-либо, но приличия ради ковырялся в тарелке. Пройдоха и Пузырь сейчас набивали желудки на кухне, вместе с другими слугам. В их присутствии ему было бы спокойнее. Пришлось напомнить себе, что для Пройдохи это удобный случай расспросить прислугу и осмотреть хозяйственные помещения замка. Но тревожные предчувствия продолжали терзать его. Стены столовой были увешаны вырезанными из дерева и ярко раскрашенными масками, и под многочисленными взглядами невидящих глаз Ипполито ощущал себя не слишком уютно. «Полно, ты никогда не был суеверен, глупо пугаться каких-то настенных украшений».

Дверь столовой со скрипом отворилась. Звук был таким жутким и резким, что мороз продрал по коже, и Ипполито, резко повернувшись, чуть не выронил нож. На пороге стояла женщина в плаще с капюшоном. Лицо её было закрыто маской, из-под капюшона выбивались светлые локоны. Ничего угрожающего в облике незнакомки не было, но ему пришлось напомнить себе, что призраков не бывает.

— А, вот и ты, — синьора Басси поднялась со стула. — Моя дорогая подруга приехала, наконец, — она широко улыбнулось, и Ипполито прямо-таки резануло, какая у неё искусственная улыбка. Инстинктивно он поудобнее пристроил в руке нож. Когда в родном городе за твою голову назначена награда — приучаешься видеть врага в каждом встречном.

— Это совершенно, совершенно бесполезно, — заметив это, пропела синьора Басси, — Правда ведь, моя дорогая, ты же можешь это подтвердить?

Женщина в маске ничего не ответила.

— У нас был уговор, ты помнишь? — продолжала искусственно улыбаться синьора Басси.

— Да, — наконец глухо произнесла женщина в маске. Её голос показался Ипполито знакомым.

Исповедальня в занесенной снегом ломбардской церкви, низкий девичий голос рассказывает о том, как трудно выбрать между двоих мужчин. Этого не могло быть. Или могло?

* * *

В следующий раз Ливия пришла в себя на том самом столе. Она поняла это по виднеющимся за спиной Эуджении узорным ширмам. На одной из них висела её одежда, та, которую она в спешке одела. Спину холодило от прикосновения к дереву. Здесь, в подвале, похоже, не было другого источника огня, кроме свечей и факелов, дрожь била Ливию не только страха.

— До чего же ты упрямая, — Эуджения провела рукой по шее Ливии. От её прикосновения Ливию затрясло. Она непроизвольно отбросила руку Эуджении, та рассмеялась. В правой руке у неё был нож, большой, с многочисленными царапинами на лезвии — им, видимо, часто пользовались. Скосив глаза — подняться не получалось, Ливию словно что-то тянуло вниз, приковывало к столу, хотя руки и ноги у неё не были связаны — девушка заметила стоящую рядом Эмилию. Служанка смотрела прямо перед собой, выражение лица её было непривычным — кажется, впервые на памяти Ливии казалось, что Эмилия испытывает какие-то эмоции. А она ведь служит этой женщине не по доброй воле, вспомнила Ливия. Эуджения сама сказала.

Эуджения, облокотившись о стол, принялась водить ножом по коже Ливии. Лезвие в паре мест разрезало кожу, но боли не было. «Это от холода» — сообразила Ливия, — я ничего не чувствую от холода». Она надеялась, что дело в этом.

— Это такой интересный момент, перед самым превращением, — продолжала улыбаться Эуджения, — Одни плачут, другие кричат от страха, третьи умоляют, четвертые… Был даже один умник, который пытался подкупить меня. От него даже какое-то время был толк потом, но надолго его не хватило. Жаль, он был неглупый, только слишком слабый. Висит теперь где-то у меня на стенке, только голова и осталась.

Эуджения провела пальцем по обезображенной шрамом щеке Ливии.

— Ты такая забавная, — покачала она головой, — Сопротивляешься зачем-то. Тебе же будет лучше, если ты сдашься, а ты упрямишься. Глупая девчонка, — Эуджени наморщила лицо в капризной гримаске, которая в её исполнении выглядела карикатурно, — Не понимаю я этого. У других — понимаю. Но ты? Ты же все равно, что труп. Ты сама мне так сказала. Как можно самой себе противоречить, — она намотала на палец прядь волос Ливии, — Красивые волосы. Мои мне тоже нравятся, но в детстве я мечтала быть блондинкой. С белой кожей и голубыми глазами, вот как у тебя. Моя кожа тоже очень белая, посмотри, — с обольстительной улыбкой, которая пугала больше злобной гримасы, она взяла руку Ливии и приложила к своей щеке. То ли рука начала понемногу отходить, то ли Эуджении хотелось, чтобы Ливия что-то ощущала. Но это было как к чему-то неживому прикасаться. Будто под пальцами дерево, а не человеческая плоть.

Совсем рядом стоит стол с инструментами, сообразила Ливия. Только вот рука у неё сейчас занята. Если Эуджения её отпустит. Если отвлечется. Если Ливии удастся заставить непослушную конечность двигаться.

Эуджения тем временем снова склонилась над ней и принялась водить пальцем по лицу. Кажется, это доставляло ей удовольствие, особенно касаться пальцами шрамов. Что может быть в этом приятного? Ливии ужасно хотелось отстраниться, сбросить руку Эуджении, но тело совсем не слушалось. Эуджения тем временем нагнулась и приблизила свое лицо вплотную к лицу Ливии. Ярко-алые губы шевелились как червяки. Ливия дернулась, но не смогла увернуться, когда Эуджения, мерзко хихикнув, поцеловала её. Наверное, ей все-таки хотелось, чтобы Ливия что-то чувствовала — онемение резко схлынуло. Это было странно — ощущать жесткие, словно неживые губы Эуджении на своих. Ливия заставила себя поднять левую руку и обняла Эуджению за шею, отвечая на поцелуй. Правой, все еще плохо сгибавшейся, она попыталась нашарить стол с инструментами. Вместо этого её рука наткнулась на другую руку. Такую же твердую и неживую, как кожа Эуджении. Эта рука сначала перехватила её запястье, а затем вложила в пальцы лезвие ножа. И отпустила с легким толчком. Скосив глаза Ливия увидела Эмилию. Если б рот служанки не был зашит, девушка могла бы поклясться, что та ободряюще улыбалась.

* * *

Женщина в маске медленно приблизилась к столу. Откинула капюшон. Затем, отодвинув стул, присела. Лица её Ипполито по-прежнему не видел, но её фигура, даже закутанная в плащ, казалась ему знакомой. И этого тоже не могло быть, но на свою память он привык полагаться. Он покосился было на дверь. Женщина заметила этот взгляд, рассмеялась.

— Эуджения права, это бесполезно. В замке наши люди, повсюду. В том числе у этой двери.

— Кто вы и что вам от меня надо? — вопрос получился несколько искусственным, этакая формальность.

— Кто я? А сами-то вы не узнаете меня, синьор Альбрицци? — знакомый голос, знакомые интонации.

— Этого не может быть, — произнес Ипполито вслух. Тоже формальность.

— Почему? Мы, Корнеро, вообще очень живучие. К сожалению, — после паузы добавила Ливия. Это была она, рассудком Ипполито понимал это, но осознать все никак не получалось. Он понял, что не знает, радоваться ему или огорчаться этому факту, что по этому поводу чувствовать. Есть вещи, к которым привыкаешь. Холодная погода зимой, дешевое вино в придорожных тавернах. Мысль, что ты убийца. С этим, как выяснилось, вполне можно неплохо жить.

— Мы заключили договор, — напомнила синьора Басси.

— Да, помню я. Получишь свое, когда я с ним разберусь, — Ливия кивнула на Ипполито.

— О, моя дорогая, — синьора Басси закатила глаза.

От «дорогой» Ливия аж передернулась.

Ипполито переводил взгляд с одной женщины на другую. Он бы не удивился, если б по его душу явился граф Корнеро лично, или его головорезы, которым он всегда щедро платил, но эта женщина? Здесь происходило что-то, чего он не понимал. Краем мелькнула мысль про Пройдоху и Пузыря, но они Корнеро не нужны.

— И так, что же мне с вами делать, синьор Альбрицци? — Ливия развязала тесемки маски и положила её на стол. Пришла очередь вздрагивать Ипполито. Вся правая щека Ливии была изуродована грубыми шрамами.

— Не нравлюсь? — со змеиной улыбкой поинтересовалась она.

— Я думал, вы умерли, — ничего более оригинального Ипполито не придумал.

— Как видите, нет. К вашему несчастью. Если б я умерла, вам грозила бы всего только смерть, найди вас мой отец. Он любит меня, но вот с воображением у него не очень. То ли дело я, — откинув голову, Ливия рассмеялась.

— Чего вы хотите?

— Поверите? Еще не решила. Вашей смерти, ваших мучений, чтобы вы стали моим рабом — знаете, это можно устроить, Эуджения подтвердит вам. Как видите, мне по-прежнему сложно выбрать.

— Мне жаль, что так вышло, — все эти месяцы он планировал сказать это Ферранте. «Мне жаль, что я увел у тебя девушку. Мне жаль, что я её убил.» Теперь, похоже, сказать уже не получится.

— Вам жаль?! — Ливия залилась хохотом. Только когда она тыльной стороной ладони вытерла щеку, он понял, что это смех пополам со слезами. Приглядевшись, Ипполито понял, что Ливию чуть ли не трясет.

— Сколько переживаний из-за какого-то мужчины, — синьора Басси не скрывала яда в голосе. Ливия метнула на неё гневный взгляд, но ничего не сказала.

— Что ж, раз уж по вашим словам, бежать мне некуда, может, удовлетворите мое любопытство. Как вы нашли меня? — с удивлением Ипполито понял, что ему действительно интересно. Что бы его сейчас ни ждало — но, черт возьми, узнать ответ ужасно хотелось.

— Не ваше дело, — отрезала Ливия. Она почему-то отвела глаза, хотя до этого не стеснялась сверлить его взглядом.

Синьора Басси хихикнула.

— Идиот, — молвила она, — Никто вас не искал, вы сами пришли к нам. Прямо в руки.

* * *

Нож вошел прямо в живот Эуджении, удачно пройдя между пластинами корсета. Ливия надавила на рукоятку, чтобы повернуть его в ране. Эуджения, как и в прошлый раз, отреагировала не сразу. Сначала она просто замерла, будто в удивлении. Несколько долгих мгновений, когда её губы все еще были на губах Ливии, нож торчал в ране, а рука Ливии лежала у неё на затылке.

— Дорогая, — укоризненно прошептала она, наконец. Попыталась распрямиться, но это получилось не слишком удачно. Она потеряла равновесие и ткнулась спиной в Эмилию, которая злобно пялилась на происходящее. Руки Эмилии скользнули по талии Эуджении, не причинив той вреда, что-то звякнуло. Ливия приподнялась на локтях и рывком скатилась на пол, так чтобы между нею и Эудженией оказался стол. Приземлилась, ушибив локти и колени — чувства начали возвращаться в полной мере. Надо бежать отсюда, как можно быстрее — единственная ясная мысль, бившаяся в её голове. Бежать. Бежать. Бежать. Поднявшись на ноги, Ливия поняла, что ей придется пройти мимо Эуджении — она все еще стояла на ногах, задумчиво трогая бескровную рану на своем животе, откуда торчал нож. Вот живучая ведьма! Ярость ожгла огнем, Ливия с рыком кинулась на неё, схватив какую-то железку со стола. Что-то большое и острое. Всадила в грудь, выше корсета, под таким углом, чтобы лезвие вошло в сердце или легкие. Эуджения уставилась на неё широко раскрытыми удивленными глазами, но осталась стоять. И снова ни кровинки. Да сдохнешь ты или нет, наконец?! Эмилия тем временем, развернувшись, пошла куда-то прочь, сквозь завалы мебели и лабиринт ширм, высоко держа перед собой тускло светившую лампу. Сообразив, что еще немного, и она останется с ведьмой один на один, Ливия прихватила со стола большой нож и последовала за ней. Эмилия шла быстро, и как вскоре поняла Ливия, совсем не в том направлении, откуда Ливия прибежала в свое время. Не к выходу. Но возвращаться было поздно — сзади слышались нетвердые Эуджении. Ливия не могла заставить себя обернуться, чтобы посмотреть. «Если я посмотрю ей в глаза — я пропала.» Оставалось только бежать за Эмилией и молить Бога, чтобы служанка привела её к выходу, а не в еще одну ловушку.

Эмилия вывернула из лабиринта старой рухляди к низкой дверке. В руках она держала связку ключей. Она медленно вертела её в руках, пытаясь выбрать из связки ключей нужный, тупо щурясь. Ливия вырвала у неё связку, и, быстро оценив размеры и форму скважины, выбрала большой ключ причудливой резьбы. Замок щелкнул, сзади раздался дикий рык. Ливия подскочила в испуге, и в панике только что не влетела в комнату. Следом за ней проскочила Эмилия. Пока Ливия пыталась закрыть дверь изнутри — ни засова, ни замочной скважины на внутренней стороне двери не оказалось, Эмилия протопала к столу, и выдернула ящик, откуда с грохотом выпала шкатулка. Знаками она показала Ливии, что та должна взять её. Наспех подперев дверь стулом, Ливия бросилась к шкатулке. Та была закрыта на совсем крошечный замок. Вспомнив, что видела ключ подходящих размеров в связке, Ливия нашла его и вставила в миниатюрную скважину. Металлическая крышка со щелчком открылась. Внутри лежала сложенная в несколько раз бумага, исписанная вдоль и поперек какими-то знаками. Эмилия протянула ей лампу.

* * *

— Хозяин этого замка, граф Р., о котором я говорила вам — он действительно чудовище по человеческим меркам. И моя подруга действительно связана с ним своеобразным обязательством, — Ливия вскинулась, удивленно уставилась на синьору Басси, та же продолжала:

— Не вся история, что я вам поведала, была ложью, — у синьоры Басси вырвался злорадный смешок, — Вы решили, глупая женщина несет чушь, используем её в своих целях, а-хаааа-ха, как это «благородно» и по-мужски! Я вас немного утешу, вы не первый мужчина, который попался на мою удочку!

— И каким же образом, позвольте спросить, синьорина Корнеро связана с графом Р.? — уцепился Ипполито за эту внезапную новость, — Очередные интриги «благородного», — он выделил голосом это слово, — граф Корнеро?

Ливия сделала резкое движение в его сторону, но синьора Басси вытянула руку упреждающим жестом.

— Пусть синьор Альбрицци выскажет, все, что он думает. Имеет право. Напоследок, — алые губы раздвинулись в хищной улыбке. У Ипполито прямо руки зачесались придушить её.

— Кто вы такая, чтобы вмешиваться в личные дела двух семей? Я вас не знаю, синьора.

— Ливия, объясни ей, — капризно надула губы синьора Басси. — Я имею к этому самое непосредственное отношение, в силу личных обязательств.

— Ты сама все прекрасно можешь объяснить, как я погляжу, — холод в голосе Ливии был неподдельным. Головоломка становилась все интереснее и запутанее.

— Я хочу услышать, как это скажешь ты, — синьора Басси встала, обошла вокруг стола и встала за стулом Ливии, — Мне это будет приятно, моя дорогая, — она сказала это Ливии на ухо, но так громко, что Ипполито слышал. Ливия неприязненно повела плечом.

— Ты, кажется, сама говорила, что у нас договор. И этим наши отношения исчерпываются, — плохо скрываемая ненависть зазвенела в её голосе.

— Опять за старое! Синьор Альбрицци, скажите, наша дорогая Ливия всегда была столь упряма?

Это «наша дорогая Ливия» неприятно резануло. Давно уже не «его», что уж там.

— Не припомню такого, — ответил он. На самом деле помнил. «Приходите вечером к амбарам на Виа-Дукале» — «Не дождетесь!». Пришла, конечно, но он до последнего не был уверен, что явится. И даже тогда не удержалась от шпильки . «Вы хоть целоваться-то умеете?». Сама она была в этом не слишком опытна, но отсутствие опыта с лихвой компенсировала пылом. Непрошенные воспоминания были определенно не кстати.

Синьора Басси топнула ногой.

— Мужчины! Поэтому я предпочитаю женщин, да, дорогая? — она снова наклонилась к самому уху Ливии, говоря это, и одновременно искоса поглядывала на Ипполито, словно хотела проверить, какое впечатление это на него произведет. Рука её легла на плечо Ливии в почти интимном жесте. Любовница? Вот так номер. Ливия, впрочем, восприняла её жест без восторга, и Ипполито тут же усомнился в своем выводе.

— Я вам не мешаю, дамы? Быть может, мне стоит отойти сторону, пока вы утрясаете свои дела?

— Вы так хотите, чтобы я о вас вспомнила? — процедила Ливия.

— Меня утомила эта комедия, только и всего, — на самом деле Ипполито и сам не мог бы объяснить, зачем вмешался в разговор двух женщин.

* * *

Ливия сорвала с лампы колпак и уже поднесла к ней бумагу, повинуясь жестам Эмилии.

— Подожди, не делай этого, — послышался голос Эуджении, хриплый, будто ей трудно было дышать, — Я помогу тебе отомстить, — ровно одна фраза, но этого оказалось достаточно, чтобы Ливия замерла с бумагой в руке. Пламя лампы танцевало в какой-то паре дюймов от края бумаги, но Ливия не двигалась. Слово «месть» огненными буквами вспыхнуло в мыслях. Эмилия энергично замотала головой.

— Я помогу тебе найти его. Того, кто оставил тебе этот шрам. А потом сделать с ним то, что ты захочешь. Есть много способов заставить человека страдать, ты даже не представляешь, — сладострастие в голосе Эуджении было неподдельным, — Я сделаю их твоими игрушками, твоими куклами.

Ливия как завороженная, смотрела на дверь.

— В самом деле? Почему я должна тебе верить? Ведьме? Ты пыталась убить меня, — её ужас перед Эудженией пропал. Осталось ощущение, что она имеет дело с очень опасным, но все-таки уязвимым существом. Теперь она это точно знала. Эту сучку можно остановить. Достаточно поднести бумажку к пламени. Ливия не знала, что с проклятой ведьмой после этого произойдет. Может она рассыпется в пыль, а может лишиться своих способностей. Это можно выяснить.

— Подумай о том, что он сделал с тобой. Разве это не заслуживает достойного ответа? — из-за двери донесся тихий смех. — Твой отец бессилен помочь тебе в этом. Мужчины — вообще на редкость бесполезные существа, от них один вред да морока.

— Может быть, — Ливия поудобнее перехватила бумагу, — Но как я могу быть уверенной, что ты не обманываешь меня? Что ты действительно поможешь мне?

— Я не пыталась убить тебя, — донеслось из-за двери, — Не в обычном смысле.

— Что?

— Это так, к слову. Потом объясню, — в голосе Эуджении мелькнуло что-то похожее на усталость, как у светской дамы, жеманным тоном сообщающей, мол, её замучила мигрень, — Я просто пыталась сделать тебя одной из нас. Это было бы весело, знаешь ли. Но что теперь о том? — снова этот её полубезумный смешок, — Разверни бумагу. Просто разверни. Не бойся, не укусит.

Пожелтевший измятый лист был весь испещрен непонятными надписями. Сколько тут всего. Знаки какие-то, символы. Зачем она вообще разговаривает с этой ведьмой?

Ливия тряхнула головой, резким движением поднесла бумагу к пламени лампы, и все же в последний момент удержала её. Одна часть её твердила, что нельзя поддаваться уговорам, это все колдовские чары, другая вовсю нашептывала сладкое слово «месть». «Тебе нечего терять, ведь так?»

— И что дальше? Вот она бумага, вот она лампа. Что дальше?

— Просто скажи, что согласна.

— На что?

— Я помогу тебе. Ты взамен не причиняешь мне вреда.

— Ты тоже не причиняешь мне вреда. Иначе это ловушка.

Довольный смех.

— А ты умная. Я говорила.

Монахини это Ливии тоже говорили. Кажется, они были не в восторге от этого факта.

— Идет, — как-то уж очень легко согласилась Эуджения, — Я не причиню вреда тебе, ты мне, и я помогу тебе отомстить. А потом ты отдашь мне эту бумагу. Я хочу снова принадлежать себе, знаешь ли.

— После того, как я отдам тебе бумагу, ты все равно не причинишь мне вреда, — не преминула уточнить Ливия. Она знала, что не должна соглашаться, что расплатой станет адское пламя — так говорили монашки, но когда день за днем проводишь в стенах своей комнаты и думаешь, не повеситься ли с тоски, разговоры о бессмертной душе выглядят слишком абстрактно.

На этот раз смех был почти злым.

— О да. Хорошо. Я согласна.

— Я тоже. Согласна. Я согласна, — повторила Ливия. В середине листа бумаги вспыхнула надпись и тут же потухла, оставшись на листе в виде коричневой вязи символов. Ливия в испуге выронила бумагу. «Что я наделала?»

Ливия чуть заикой не сделалась, когда на следующий день вернулась домой в карете Эуджении, и её встретила живая и невредимая Нина — она уже успела служанку мысленно похоронить, решив, что с нею сталось то же, что с сыном книготорговца. Отец тогда отругал Ливию — что за манера без предупреждения оставаться ночевать в городе, у какой-то подруги, о которой он прежде слыхом не слыхивал? Могла бы хоть служанку при себе оставить, а не отправлять её домой с запиской, послание можно было и с кучером передать. Выслушивая упреки и оправдываясь, Ливия старалась вести себя как можно более кротко, но как только отец предложил пригласить подругу Ливии к ним на обед, резко воспротивилась. От одной мысли, что отец и Эуджения могут встретиться, у Ливии волосы только что дыбом не вставали. Она и так уже успела десять раз пожалеть о заключенной сделке. Ну, или по крайней мере о том, как был сформулирован их с Эудженией договор. Разговор, происшедший между ними вскоре после, ничем Ливию не порадовал. Помощь Эуджении выражалась весьма своеобразно.

— Я напишу своего хозяину, я говорила о нем тебе, — лениво развалившись в кресле сообщила Эуджения. Она все еще не переоделась, но только по дыркам от ножа на одежде и можно было догадаться, что она совсем недавно побывала в пренеприятной ситуации.

— Зачем это?!! — Ливия чуть не подскочила от такого неожиданного поворота разговора. Она сидела напротив Эуджении полностью одетая (Эмилия помогла ей), под корсажем платья была спрятана спасшая ей жизнь бумага, в одной руке она держала кинжал, в другой — пистолет (ни одного распятия в доме не нашлось, а её собственный крестик куда-то пропал), но даже так она не ощущала себя в полной безопасности. И тут это, вот так раз!

— Он обучит тебя. Я это сделать не могу, — повела Эуджения плечом.

— Обучит чему?

— Разному. У тебя есть способности. Не такие, как у меня, ты послабее, но их можно развить. Это поможет тебе найти этого, как его… твоего бывшего любовника, — Эуджения скривилась в брезгливой гримасе, — Уметь колдовать вообще полезно, — заключила она.

— Хочешь сказать, я ведьма, что ли?! — возмутилась Ливия.

— Ну… можно и так сказать, — пожала плечами Эуджения.

Ливия недовольно поджала губы. Она привыкла считать, что ведьмы — существа богопротивные и тот, кто учится колдовать, губит свою душу. И теперь вот, на тебе, оказывается это у неё врожденное. Но разве она не хотела научиться магии совсем недавно? И на бессмертную душу ей тогда было плевать. Это там, в подвале, стоя над лампой с треклятой бумагой в руке, Ливия вспомнила и про ад, и про наставления монахинь, которые всегда нагоняли на неё скуку. Она теперь начала понимать фанатичных священников, только что не брызгавших слюной с церковных кафедр, обличая ведьмовство. Эуджения вызывала у неё неподдельное отвращение, желание изничтожить её, сжечь вместе с её домом.

— А почему ты не можешь меня обучить?

— Мой хозяин запретил мне, — неохотно призналась Эуджения. Тот редкий случай, когда Ливия была уверена — она сказала правду.

— А кто он вообще такой, этот твой хозяин, о котором ты все время толкуешь?

— Мой хозяин, — отрезала Эуджения. Кажется, эта тема была ей неприятна.

— Нет, ты мне зубы-то не заговаривай, толком объясни.

— Хозяин кукол! — рявкнула Эуджения. — Есть еще вопросы? — Ливия аж опешила, такое неподдельное бешенство было написано на её лице.

— В любом случае, — добавила Эуджения, — он персона важная, так что придется тебе к нему поехать. Я буду тебя сопровождать, — кажется, эта перспектива её не слишком вдохновляла.

— С чего это я должна к нему ехать? — ощерилась Ливия, — Это, может, ловушка? Он-то мне никаких обещаний не давал, — вслух подумала она.

— Ну, если ты по-прежнему желаешь отомстить, то поедешь. А не желаешь, так можешь и дальше киснуть в четырех стенах.

Вернувшись домой Ливия тщательно осмотрела бумагу, служившую единственным залогом её безопасности. Надпись, появившаяся на ней в момент заключения сделки, уже почти сровнялась по цвету с остальными. Это заставило Ливию задуматься. Что если она не первая, с кем Эуджения заключает сделку? Она внимательно всмотрелась в надписи, испещрявшие пожелтевший уже лист бумаги вдоль и поперек. Были ли они следами других таких же сделок или означали что-то еще? Еще не поздно сжечь треклятый листок, и положить конец этой истории. Но тогда, как верно сказала Эуджения, ей только и остается, что киснуть в четырех стенах, ибо Ипполито Альбрицци и след простыл.

* * *

Ливия надеялась, что исчезновение сына книготорговца никак не свяжут с ней, но слухи, пошедшие о дочери Федерико Корнеро после случившегося с ней прошлой зимой несчастья, сослужили дурную службу. В городе, как выяснилось, многие считали, что она сошла с ума, и когда стало известно, что она была последним человеком, с которым видели живым пропавшего парня, Джакомо (Ливия только теперь вспомнила его имя), сплетни стали приобретать совсем уж причудливые формы.

— Видишь, все идет к тому, что тебе лучше уехать из города, — неприкрыто радовалась Эуджения.

— Ты это специально сделала! Убила этого мальчишку, чтобы про меня стали говорить дурное.

— Конечно, специально, но не за этим. Просто начала бояться, что он болтать начнет. Память у него была больно хорошая. Да и язык как помело, — скривилась Эуджения.

Когда Ливия поняла, что Эуджения втянула её в убийство — у неё руки так и зачесались сжечь чертову бумагу. Но она уже слишком далеко зашла, чтобы отступать. Впрочем, покорно плыть по течению она не собиралась. Раймонда, даром что ведьма, как сейчас отчетливо осознала Ливия, совсем её не пугала, и она, преодолевая неприязнь, решила посоветоваться со старухой. Ливия была зла на неё — совет Раймонды привел её на кривую дорожку, но ложью её слова не были, что верно, то верно. Посмотрим, что еще старая колдунья может ей сказать.

В этот раз, памятуя, что Нине доверять нельзя — неровен час проболтается отцу, а то и того хуже, Эуджения выпытает у неё, куда её хозяйка ходит, Ливия отправилась к жилищу Раймонды одна. Отцу сказала, что нездорова и хочет полежать, а сама, закутавшись в позаимствованный у Нины плащ, выскользнула украдкой из дому. Уже подходя к жилищу Раймонды запоздало подумала — не сделала ли она сейчас еще одну глупость, от ведьмы всего можно ждать, но лишь усмехнулась.

В тот раз Раймонда вышла их с Ниной встречать. Сейчас только собака в своей конуре приподняла голову, провожая её взглядом, словно узнала. Ливия постучала. Не дожидаясь ответа, толкнула дверь. Раймонда сидела за столом к ней спиной, перебирала крупу.

— У меня к вам дело.

Раймонда обернулась. «А она ведь слышала, как я вошла, но даже не пошевелилась, — подумала Ливия, — повернулась только сейчас, когда я заговорила». Глаза у неё на затылке, что ли?

Лицо Раймонды было спокойно, глаза смотрели внимательно, изучающее. Ливии почудилось, что ведьма усмехается уголком рта, но должно быть, только почудилось.

— С чем пожаловали, синьорина Корнеро? Я вижу, вы нынче без сопровождения. Неужто, такое секретное дело?

Эта ведьма её насквозь видит?

— Можно и так сказать, — дернула плечом Ливия. Не спрашивая, она отодвинула стул и села. Никакого подношения она в этот раз с собой не взяла. Никаких черных куриц, хватит с неё. Больше она копаться в своих мыслях никому так просто не позволит.

— Есть одна женщина... — начала она.

Глаза Раймонды вспыхнули интересом.

— Женщина? Обычно я слышу от девушек про мужчин.

— Мужчина в этом деле тоже есть, — осторожно сказала Ливия. Этот «хозяин», о котором Эуджения все время твердила, её очень беспокоил.

— Как я понимаю, не тот, о котором вы говорили в прошлый раз?

— Другой. Я очень хочу найти этого мерзавца, Ипполито, — Ливия непроизвольно коснулась рукой маски там, где был шрам, — но…

Раймонда приподняла брови.

— Уже появились «но»?

— Один человек обещал мне помощь в этом деле. Но я боюсь, что плата будет слишком высокой.

— Что за плата?

Ей бы стоило сказать «моя бессмертная душа», но Ливия куда больше опасалась за свою жизнь. После того, как она одно время всерьез подумывала наложить на себя руки — странное чувство. Оказывается, страх может заставить почувствовать себя живой.

— Я боюсь за себя, да и за своих близких признаться, тоже, — Эуджения пока не произнесла ни слова угрозы, она не была дурой, в конце концов, но Ливия и так уже пришла к выводу: треклятая любительница кукол обещала не причинять вред только лично ей, Ливии. Сделка не распространялась на тех, кто её окружает.

— Он угрожает вам?

— Она. Эта женщина, она вроде вас, ведьма.

Раймонда вопросительно приподняла бровь.

— Вроде меня? Разве я такая страшная?

— Нет, — признала Ливия. — Но она ведьма, как вы, — подумав, Ливия добавила:

— Нет, не как вы.

Сбиваясь и то и дело путаясь от волнения, Ливия пересказала Раймонде историю её знакомства с Эудженией. Рассказала даже о том, о чем не собиралась.

Раймонда слушала её внимательно, видно было, что рассказ Ливии она восприняла со всей серьезностью. Когда Ливия закончила, Раймонда встала и принялась ходить взад-вперед в задумчивости. Наконец остановилась.

— Да, дело скверное, — признала она. — А та бумага? Она у вас с собой?

Ливия неохотно вытащила её из-за корсажа. Она теперь не расставалась с ней. Все время носила с собой, опасаясь, что Эуджения каким-то образом завладеет ей. Ливия не знала, может ли это как-то отменить их договор, сказать, по-правде, она просто боялась, а с этой бумагой за корсажем было спокойнее.

Раймонда развернула её, внимательно осмотрела. Провела пальцами по ней, будто пробуя на ощупь.

— Это не та магия, которой я пользуюсь, — она обеспокоенно наморщила лоб. — Ничего подобного никогда не видела. И куклы эти. Это темная, очень темная магия. Почему вы просто не сожжете это? На вашем месте я бы так и сделала.

Ливия поколебалась, не зная, как лучше объяснить. Она уже и сама себя порой спрашивала, не спятила ли, что заигрывает со столь опасным противником.

— Ну, сожгу я это, а что дальше? Затворится в монастыре или до конца жизни вышивать на пяльцах со скуки? Я с тоски помру раньше, чем состарюсь, — Ливия помотала головой, — Нет уж, помирать так весело, — вырвался у неё горький смешок.

— А как же ваша бессмертная душа? — то ли Раймонда смеется над ней, то ли всерьез спрашивает.

— Если я повешусь или утоплюсь, ничего хорошего её все равно не ожидает, — огрызнулась Ливия.

— Что ж, воля ваша, — Раймонда отдала ей бумагу, — Но вы подумайте.

— Каждый день думаю, — мрачно ответила Ливия.

— Эта Эуджения, судя по вашим рассказам, умеет управлять мыслями людей, заставлять их забывать что-то по своему выбору и даже подчинять себе. Сама не пробовала, но говорят, одними управлять легко, другие же так просто не даются. Вы, видимо, из вторых. И она права, в тот раз я это вам не сказала, но кое-какие способности такого рода у вас у самой есть. Они, видимо, ей мешают, что вы её ножичком-то пырнете, она не ждала, но и привлекают одновременно. Ей, видать, нравится, что получше, губа не дура. Такие как она… как мы… мир видят немного по-другому. Сложно объяснить. Вот приходит, ко мне, к примеру, человек. Вы в таких случаях смотрите на лицо, на одежду. А я вижу то, что здесь, — Раймонда коснулась груди, — и здесь, — прикоснулась пальцем ко лбу.

— Все равно не понимаю.

— Потом поймете. Я вам сделаю амулет, который поможет вам отвести чары Эуджении. Договор, который вы с ней заключили, видимо, как-то мешает ей, но всякое может случиться. Но мне для этого нужна какая-то её вещь. Что-то, на чем были бы следы её чар.

Ливия вытащила из-за корсажа платья батистовый платок, который стащила в доме Эуджении.

— А вы предусмотрительны, — хмыкнула Раймонда.

«Меньше, чем хотелось бы».

— Я слышала много историй о ведьмах, — ответила вместо этого Ливия.

Уж провожая Ливию до двери, Раймонда заметила:

— Не стоит забывать тот совет, который вы получили в прошлый раз. Тень — то, что вам сейчас нужно, быть может. Тень, мрак. Не просите более точных истолкований этого, мой хозяин говорил это, не я.

— Я пока не вижу в ситуации ничего хорошего, — резко ответила Ливия.

— Точно? — Раймонда внимательно посмотрела на неё.

«Ну, не считая того, что мне больше не хочется повеситься». Но вслух это произносить Ливия не стала.

* * *

Ливия тщательно обдумала, под каким предлогом ей можно уехать из города одной, и как сообщить отцу об этом.

— Монастырский покой меня совсем не привлекает, но если я на время удалюсь в какую-нибудь отдаленную обитель, то может эти гадкие слухи обо мне прекратятся. Не могу же я хватить людей на улицах за руки и доказывать, что невиновна. А так авось хоть забудут обо мне на время, а там видно будет.

— Это разумно, — признал отец, — И я рад, что ты, наконец, начала задумываться о будущем, и о том, что говорят о тебе люди. Какой монастырь ты выбрала?

Ливия назвала отдаленную обитель, находящуюся вдали от городов. Чем дальше, тем лучше, меньше шансов, что отец вздумает её навестить.

— Я буду скучать по тебе, — вздохнул Федерико, — Ты уж постарайся не засиживаться там слишком долго, а то еще уговорят тебя постричься в монашки. Не могу это представить.

— Я тоже. Можете не беспокоиться, монашеское покрывало привлекает меня меньше всего.

«А ведь мы, быть может, видимся в последний раз».

Странно это было, собираться в дорогу, зная, что, возможно, никогда не увидишь родной дом. «Как будто замуж выхожу» — подумалось Ливии. Невесты из знатных семей ведь тоже нередко покидают отчий кров навсегда. Что ж, если сделать вид, что она выходит замуж — это даже может быть забавным. В конце концов, она ведь едет к какому-то мужчине, которого никогда раньше не видела. Все её попытки выведать у Эуджении, кто её «хозяин» заканчивались вспышками ярости ведьмы. Наконец, Эуджения неохотно призналась, что ей запрещено называть его имя и рассказывать что-то о нем. Ливию поразил страх, на мгновение мелькнувший при этом в темных глазах колдуньи. Это заставило Ливию призадуматься. Она, возможно, даже близко не представляет, в пасть к какому чудовищу едет. И все же, она уже не могла заставить себя остановиться. Помимо прочего, её любопытство было не шутку задето, и как она ни ругала себя дурочкой, не могла не признать, что личность таинственного «хозяина кукол» её чрезвычайно интригует.

* * *

Готовясь к отъезду, Ливия успела навоображать себе всякое, но ей и в голову не пришло, что их путешествие может закончиться во Франции. О том, как они туда добирались, она предпочитала не вспоминать. Опыта путешествий у неё было мало, но что-то подсказывало ей, что их было не из самых приятных. Зимние дороги, ночевки в каких-то сомнительных гостиницах, когда не удавалось найти ничего приличного. Столько скверной еды Ливия не ела никогда еще за всю свою жизнь. Эуджения не ела вообще. Это Ливия заметила давно, но прежде списывала на случайность. А теперь с удивлением убедилась, что еда ведьме как будто вовсе не нужна. И холода она словно бы и не чувствовала. Ливия не раз видела, как она обходится без перчаток, несмотря на холодную погоду.

— Моя природа этого не требует, — надменно ответила Эуджения, когда Ливия задала ей прямой вопрос.

— Твоя природа?

— Я не могу об этом говорить, — уже знакомым напряженным тоном ответила ведьма.

— Прежде ты была болтливее.

Эуджения промолчала. Она становилась все более мрачной по мере их путешествия, все чаще злилась и раздражалась по пустякам, и в то же время, будто боялась. При других обстоятельствах Ливия бы даже посочувствовала ей, но после всего случившегося ничего кроме неприязни, смешанной с интересом — что-то Эуджения за птица и чем руководствуется в своих поступках? — Ливия к ней не испытывала. Ей даже доставляло удовольствие смотреть, как в глазах ведьмы появляется страх, как она подобно животному перед грозой мечется по комнате в гостинице. Это было так непривычно и приятно — наблюдать, как эта тварь чего-то боится. Ливия даже забыла, что бояться стоит и ей.

Были, однако, в путешествии с Эудженией и положительные стороны. Наслушавшись от монахинь страшных историй, Ливия опасалась, что рано или поздно они столкнуться где-нибудь с разбойниками и получила немалое удовлетворение, когда пятеро грабителей, пытавшихся их обчистить, оказавшись нос к носу с Эудженией, дружно развернулись, и, повинуясь воле ведьмы, пошли прочь.

— Вот примут нас за испанских шпионок, — ворчала Ливия то и дело. Но признаться, ей даже начинало нравиться это безумное зимнее странствие. В какой-то момент Ливия совсем потеряла представление о том, где они находятся. Путешествие стало казаться бесконечным. И когда Эуджения объявила, что скоро они будут на месте, Ливия точно ото сна пробудилась.

«Какая же я дура!» Надо ж было так забыться, начать вести себя, будто они на обычной прогулке!

— Мне нехорошо сегодня, не могу ехать дальше, — объявила она утром Эуджении. Сказать по правде, чувствовала она себя и впрямь не лучшим образом. Выглядела, должно быть, тоже.

— Но ты не можешь! Ты должна ехать! — занервничала Эуджения, — Я же вижу, ты притворяешься!

Ну конечно, с её-то способностями Эуджения враз все поняла.

— А хоть бы и так? — Ливия прикоснулась к тому месту под корсажем, где была спрятана её «охранная грамота», бумага со свидетельством их сделки, — Что с того? Езжай и скажи своему хозяину, что я к нему явиться не могу, так что если хочет — пусть приезжает сюда.

— Ты не представляешь, кем пытаешься командовать!

— Твоим хозяином? Ну, так он пока что не мой хозяин, разве нет? Мне он приказывать не может, а вот я тебе — могу. Ты слишком долго морочила мне голову, я решила, что с меня довольно. Или пусть он приезжает сюда, или наша сделка разорвана. Сама понимаешь, что с тобой в таком случае будет.

Неохотно Эуджения оставила её. Высунувшись в окно Ливия слышала, как она отдает кучеру приказ ехать в замок Р.

«Однако». Вот мы и выяснили, где цель их путешествия. Не теряя времени, Ливия оделась и спустилась вниз. Раздобыть лошадь при наличии денег оказалось делом недолгим. Прошло немного времени — и вот уже, расспросив путь, она неслась по дороге вслед за каретой. Ливия старалась не слишком приближаться и придерживала то и дело коня, Эуджения могла и почуять слежку.

Ехать оказалось дальше, чем она думала, и в какой-то момент Ливии показалось, она сбилась с пути. Наконец, она выехала к деревне, похожей по описанию на ту, что находилась возле Р. Поодаль виднелась серая громада замка. Разлитый в воздухе туман окутывал дома, придавая им нездешний вид.

По-французки она болтала не так бойко, как Эуджения, но изъяснялась вполне сносно, чтобы спросить, не проезжала ли здесь красивая черноволосая дама в запряженной четверкой карете. Будучи уверенной, что ответ получит утвердительный, Ливия думала, как бы ей извернуться и перевести разговор на хозяина близлежащего замка. Однако стоило Ливии войти внутрь, у неё сразу возникло чувство, что прежде она в этом месте бывала. И когда служанка со смурным лицом и полными руками, тяжело протопав по полу и вытирая руки о передник, спросила:

— Чего изволите? — Ливия вспомнила. Как она могла забыть! Свой сон, который считала в последнее время не иначе, как наведенным колдовством Эуджении мороком, и настолько в это уверовала, что даже не спрашивала её о нем. Именно так в том сне все и выглядело! Та самая комната, та самая служанка с безрадостным видом взирающая на клиентов. Даже видневшийся вдалеке силуэт замка казался теперь знакомым. Именно этот вид открывался в её сне через дверь гостиницы.

— Простите, вы не видели здесь троих мужчин. Один красивый и хорошо одетый, с русыми волосами, с небольшой бородкой, второй, слуга, должно быть, лысый здоровяк, а третий.., — Ливия напряглась, пытаясь вспомнить, как же, черт возьми, в том сне выглядел третий?

— Верно, видела. Несколько дней тут комнаты снимали. Потом приехала женщина, красивая такая, вся из себя, и они с ней укатили.

— Куда?

— В замок, вестимо.

— В замок? А что им там нужно было? Ну, тем троим?

— Дела верно какие-то, — с безразличным выражением лица пожала плечами служанка. Такое отсутствие любопытства удивило Ливию, но она вспомнила, с кем имеет дело. Если уж Эуджения умеет морочить людям голову, то хозяин её — тем более. Но не отступать же теперь.

Ливия попыталась вспомнить свой сон, о чем Ипполито говорил тогда со своими спутниками. О каких-то убийствах, помнится. Она тогда не придала этому значения, но теперь разговор отчетливо всплыл в её памяти. Им троим, кажется, было тогда весело. А потом подъехала карета.

* * *

Когда Ливия, погоняя лошадь, подлетела к замку, тяжелые ворота были открыты, будто ждали её.

— Господин граф ждет вас, — сообщил ей вместо приветствия престарелый слуга с пухлым как подушка лицом. Ливрея на нем была новая, а вот рубашка словно бы пожелтевшая от времени. Маленькие светлые глазки пристально изучали её, холодно и недобро.

Ничего не сказав , Ливия сунула ему поводья. Поздно чего-либо бояться. Подобрав юбки, она бросилась внутрь. Где-то там, внутри этой мрачной серой громады, её ждет её месть — и возможно, её смерть. Но не все ли равно, если эти вещи случатся одновременно?

Взбежав на второй этаж, она пошла на звук голосов. Чем ближе она подходила, тем отчетливее узнавала знакомый голос — тот, что шептал ей любовный словечки, и который теперь она вспоминала лишь с ненавистью. Ипполито о чем-то говорил с Эудженией, что она ему отвечала, Ливия не слышала, но интонации были непривычные.

На мгновение Ливии показалось, это зимняя дорога, снившаяся ей порой в ночных кошмарах, разматывается обратно у неё под ногами. Ближе… ближе… еще ближе… Она распахнула дверь.

Ипполито уже начал гадать, куда еще свернет их странный разговор на троих, когда проскользнувший внутрь без стука слуга, тот самый, который встречал их, низко поклонился и сообщил:

— Господин граф просит вас к себе, — и, помолчав, добавил, — Всех.

Эта странная просьба удивила не только его. Синьора Басси уставилась на него в недоумении.

— Этот синьор не имеет к делам графа никакого отношения, — махнула она в сторону Ипполито рукой, — Проследи, чтобы он не покинул замок, — добавила она, — Он нам еще понадобится.

— Всех, — с нажимом повторил слуга.

С откровенно недовольным видом синьора Басси поднялась со стула. Ливия покачала головой.

— Никуда не пойду, и не просите. Пусть сам к нам выйдет, раз ему так надо.

— Ливия, прошу тебя, не упрямься, — зашептала синьора Басси.

Та зло сверкнула на неё глазами, и как-то уж очень со значением положила руку на корсаж платья.

— Тебе напомнить?

— Дорогая… — с укором пробормотала синьора Басси. Она состроила жалобную гримаску.

— Ливия бывает совершенно невыносима, синьор Альбрицци.

— Тварь, — выдохнула Ливия.

— Видите? — синьора Басси картинно закатила глаза, — А ведь я искренне хотела помочь!

— Господин граф… — снова завел слуга.

— Да слышу я! — рявкнула Ливия.

Северные и южные двери столовой одновременно распахнулись. Дюжие лакеи в нарядных ливреях взирали на гостей с одинаково искусственными улыбками. Шестеро, успел сосчитать Ипполито. Когда Ливия говорила, что в замке повсюду её люди, он признаться, ожидал увидеть шайку наемников. Но эти шестеро, в новеньких ливреях, с тупо-жизнерадостными улыбками на лицах, не походили на обычных головорезов. Правда, и на лакеев нормальных не походили.

— Господин граф, — повторил слуга, — ОЧЕНЬ просит пройти всех в его покои.

Ну что тут еще скажешь?

* * *

Косясь то на сопровождавших (а по сути, конвоировавших) их лакеев, то на Ипполито, Ливия шла за Эудженией в глубь замка. Больше всего её сейчас злило, что этот граф Р., которого она пока даже в глаза не видела, взял и встрял именно тогда, когда она решала, что делать с бывшим любовником. Не мог подождать, старый хрен? Весь её блеф пошел насмарку. Она вовсе не была уверена, что ложь про «её людей» в замке поддержат, но надеялась, что ей хотя бы не будут мешать. Эуджения, в конце концов, про договор помнила. С заряженным пистолетом Ливия не расставалась с начала их путешествия, он висел у неё на поясе вместе с кошельком. Но просто взять и пристрелить мерзавца казалось ей мало. Слишком просто, слишком быстро, слишком маленькая плата за её загубленную жизнь.

Весь свой запас страха Ливия, похоже, израсходовала, и встреча с загадочным «хозяином» Эуджении не вызывала ни малейшего трепета. А вот Эуджения, несмотря на надменную улыбку, не сходившую с губ, откровенно нервничала. Это доставило Ливии злобное удовлетворение. Куклы, смотревшие на них из каждого угла, словно провожали их взглядами.

Шедший впереди слуга привел их к дверям комнаты, из которой шел сильный запах благовоний. Постучав, он откашлялся, и доложил:

— Мадемуазель Эжени с гостями прибыли.

«Мадемуазель Эжени?» Ливия посмотрела на Эуджению. Уж не из этих мест ли она?

Из-за двери не донеслось ни слова, но слуга отворил дверь, впуская всех троих внутрь. Лакеи выстроились по обе стороны от двери снаружи комнаты. Так просто отсюда улизнуть не удасться, но и мешать эти громилы им покуда не станут. Ливия на это очень надеялась. Она нащупала под платьем сделанный Раймондой амулет, который носила на цепочке, не снимая. Поможет ли эта вещица против «хозяина» Эуджении?

В комнате темно, окно было плотно занавешено, и только несколько свечей разгоняли мрак, да возле кровати, на комоде, стояла масляная лампа. Войдя внутрь, Ливия чуть не закашлялась — густой дым от благовоний забивался в нос и горло и ел глаза. Рядом с лампой стояла курильница, откуда и шел дым. Ливия не сразу разглядела лежащего на кровати человека — он совсем терялся на просторной постели, заваленной куклами. И как он дышит тут?

— А, моя дорогая маленькая Эжени вернулась, — граф Р. оказался совсем стариком, маленьким и тощим. Редкие волосы торчали ореолом вокруг небольшой головы, с которой на гостей взирали льдисто-холодные голубые глаза. Покрытое морщинами лицо едва ли было красиво даже в молодости, а лежащие поверх одеяла потемневшие от возраста руки казались непропорционально большими в сравнении с щуплым телом.

— Господин, — Эуджения опустилась на колени перед кроватью, поцеловала руку графа.

Тот мерзко захихикал. Семейное это у них, что ли? Ливия всерьез начала подозревать, что Эуджения приходится графу внучкой или племянницей.

— Ну, показывай, что ты на этот раз притащила.

Эуджения самым несвойственным ей образом засмущалась.

— Не по доброй воле, господин, простите меня, — залепетала она совсем уж по-холуйски.

Гримаса неудовольствия исказила лицо графа.

— Да встань, ты, дура, — он вырвал у неё руку. Эуджения тут же вскочила.

— Простите, господин. Она заставила меня, — Эуджения кивком указала на Ливию, — Я заключила с ней договор.

— Подойди. Нет, не ты! Ты, — граф морщинистым пальцем ткнул в Ливию.

Та, словно завороженная приблизилась. Не надо этого делать, вертелось у неё в мыслях. Опасно к нему приближаться. Но сделав несколько шагов встала совсем рядом с изголовьем. Теперь сквозь дым благовоний отчетливо пробивались кисловатый старческий запах и вонь гниющей плоти. «А граф-то похоже уже одной ногой в могиле.» Эта мысль придала Ливии уверенности. Граф словно прочитал её мысли.

— Не радуйся раньше времени, — он сощурился, внимательно изучая её, даже на подушках приподнялся. Затем устало откинулся назад.

— Дура! — заключил он. Ливия оскорбленно уставилась на него. Но обращался он, как оказалось, к Эуджении, — Эта девчонка много слабее тебя, и близко не столь сильна как ты была когда-то! И ты позволила ей себя обдурить?! Дура!!!

— Это все Эмилия, — вскинулась Эуджения. — Эта мерзавка помогла ей, отдала наш с вами договор.

«Так вот, что это такое было!» Но почему Эуджения так боялась, что он будет уничтожен?

— Дважды дура! — взревел граф. — Сколько раз тебе говорил, не держать в услужении тех, кто недостаточно покорен!

— Простите, господин, — вымолвила Эуджения. Однако особого раскаяния в её голосе не чувствовалось. — Я от неё избавилась.

— Вот зачем тебе понадобилась эта девчонка? — распекал её граф, — Ни унции послушания! Порченый товар, я даже Жюссаку её сбыть не смогу с этим шрамом, слишком приметна. Еще и из богатеньких! От этих богачей одни проблемы, вечно у них куча родственников, которым до всего есть дело!

— Жюссак? Вы знакомы с ним? — Ипполито, до того молчавший как рыба, изволил открыть рот. Ливия думала, он молчит, потому, что граф или Эуджения навели на него чары, но он, похоже, внимательно слушал их беседу.

— А, вот и наш шпион заговорил! Ты, моя дорогая, в этот раз отличилась донельзя. Мало было приволочь сюда бесполезную девчонку, так еще и шпиона за компанию с ней. Совсем разучилась в людях понимать?!

— Мой господин, конечно, я знала, кто он. Но он же все равно отсюда не выйдет. Он часть моего договора с Ливией. Пусть убьет его, раз ей так хочется, что нам, жалко? — Эуджения заулыбалась почти как прежде.

— Мне вот интересно, как это именно его так вовремя сюда занесло, — пробрюзжал граф. — Не нравятся мне такие совпадения, они всегда не к добру. Что у Жюссака других людей нет? Ужо, я ему устрою за попытки крутить у меня за спиной. Кстати, месье, ваши предшественники, ошивавшиеся в этих краях незадолго до вас, все окончили весьма печально, и вас то же самое ждет, я шпионов не люблю-ю-ю-ю….

«Что еще за Жюссак?» Ливии начало уже казаться, что она чего-то не понимает в разговоре, который велся на французском.

— Это просто совпадение, мой господин, не тревожьтесь.

— Не-е-ет, я-то знаю, я много лет на свете живу. Это всегда предупреждение. Что-то случится, что-то дурное, — граф заерзал на своем ложе.

«А тебе не все ли равно? Все одно скоро помрешь», — со злостью подумала Ливия.

— Ишь какая вострая выискалась, — метнул на неё граф неодобрительный взгляд, — Нетушки, как мне помирать, я сам решу, не дожде-е-етесь, — полубезумный смех перешел в уханье.

«Он читает мои мысли», — с досадой поняла Ливия. И даже амулет против этого не помогает. То ли слишком слабый, то ли Раймонда в чем-то просчиталась. Шансы выбраться из замка живой выглядели совсем призрачными. Но Ипполито отсюда живым так же не уйти. Ливия мрачно усмехнулась.

Граф на своем ложе зашелся безумным хохотом.

— Что вы находите таким забавным? — спросил Ипполито.

Смех перешел в кашель, кровь брызнула Ливии на лицо. Она отодвинулась и натолкнулась на Ипполито.

— Что за чертовщина здесь происходит? — шепнул он ей на ухо. Она не ответила, дернула плечом. Не собирается она с ним разговаривать.

— Я вас спрашиваю, — Ипполито с силой сжал её запястье.

— Идите к черту! Если б не вы, я бы здесь вообще не оказалась! — зло прошептала она.

— Если б не вы, я бы здесь тоже не оказался! — парировал Ипполито.

— Эуджения, ты только посмотри на этих голубков! — граф сотрясался от смеха пополам с кашлем, брызгая вокруг кровью.

«Голубки» дружно ощерились.

Графу тем временем, кажется, стало не на шутку худо. «Если он и видит, что происходит — ему не до того. Надеюсь.» Ливия нащупала за корсажем платья договор и, сделав несколько шагов по комнате, поднесла его к пламени свечи. «А если я нарушу договор, что будет?» Мысль эта удержала её на считанные мгновения, но их хватило, чтобы Эуджения с воплем бросилась к ней и только что не вывернула ей руку. Бумага полетела на пол, Ливия с Эудженией — туда же. Ох, и сильная же чертова ведьма оказалась! Реальность словно сузилась до нескольких локтей. Ливия пыталась отцепить от себя руки Эуджении, граф где-то рядом заходился на постели в кровавом кашле. «Мы сейчас обе пытаемся нарушить договор, если одной из нас удастся — что тогда?» — отстраненно подумала Ливия. Она достаточно наслушалась в детстве страшных сказок, где герой заключал сделку с чертом или со Смертью. Обычно ему удавалось обмануть темные силы, но делалось это хитростью, окольными путями. Ей нужна какая-то хитрость!

Стоявший до того столбом Ипполито изволил, наконец, двинуться с места. Он поднял с полу бумагу и поднес к пламени свечи. Ливия это видела через плечо навалившейся на неё Эуджении, а вот ведьма углядеть никак не могла, и все же она что-то почуяла. Лицо её исказилось страхом, хватка ослабла и она попыталась перехватить у Ипполито бумагу, но было поздно. Испещренный знаками лист уже вовсю занялся, Ипполито поворачивал его, чтобы пламя охватило его целиком. Эуджения начала оседать на пол, и Ливии показалось — она словно рассыпается в прах, только не полностью, как-то частями. Вот поплыла, превращаясь в пыль шея, руки потеряли форму. Лицо застыло в удивлении, глаза широко распахнулись, рот приоткрылся буквой «о».

Пошатываясь, Ливия поднялась, изумленно таращась на то, что осталось от Эуджении. Нарядное платье, из рукавов и ворота которого выглядывали пожелтевшие кости, буквально рассыпавшиеся на части, так что это был уже не цельный скелет, а отдельные косточки, и маска, подобная тем, которые украшали комнаты замка и собственного дома Эуджении. Застывшее в вечной гримасе удивления, словно ярко раскрашенное лицо.

На всякий случай Ливия потрогала свое лицо, посмотрела на руки — не рассыпется ли и она сейчас в прах.

«Договор был уничтожен в обход нашей сделки — не мной», — сообразила она.

Кашель графа на постели перешел в злобный вой. «Аы-ы-ы-ы-ы!» — выл он на одной ноте. У Ливии аж в ушах заложило. Что-то зашевелилось на постели графа, ей сначала показалось, это он пытается встать, но затем она увидела, что это двигаются игрушки, устилавшие кровать как второе покрывало. Дюйм за дюймом они ползли в её сторону.

— Аи-и-и-и! — завизжала Ливия и шарахнулась в сторону. Двигающиеся игрушки — это было слишком даже после всего, что она пережила. Она уронила подсвечник, тот, падая, задел гобелен и покатился по ковру. Гобелен тут же занялся. Ливия отскочила и натолкнулась на Ипполито. Тот пялился на неё с выражением, до жути напоминавшим Эмилию при первой встрече. Ливия попятилась, запоздало сообразив, что двигается прочь от двери. Шаг за шагом Ипполито наступал на неё, отрезая от выхода. Граф не может добраться до неё самой из-за амулета, вот и пытается убить чужими руками, сообразила Ливия. Рука сама потянулась к пистолету, но оружия на поясе не оказалось. Потерялось, должно быть, пока она боролась с Эудженией. «Лампа», — вспомнила она. Ливия повернулась, сорвала колпак, стараясь не глядеть на корчащегося на постели графа. Ужасно хотелось выплеснуть масло в лицо Ипполито. Но нет, ей еще нужно выбираться из замка. Резким движением она плеснула масло на кровать, стараясь попасть первым делом графу в лицо. Дикий вопль прорезал воздух, постель в мгновение ока превратилась в гигантский костер. Ливия бросилась прочь, мимо Ипполито, который резко остановился, и отчаянно моргал, будто только что проснулся, к двери.

Никто её не остановил, когда она, словно ошпаренная, выбежала из комнаты, и понеслась вниз, к выходу с такой скоростью, с какой позволяли юбки и её собственные ноги. Несколько раз ей попадалась валяющаяся на полу одежда — не попалось ни одного слуги. Ливия не вглядывалась, вообще не смотрела по сторонам. Чем скорее она уберется из этого места, тем лучше.

Вскочив на лошадь и отъехав на приличное расстояние от замка, Ливия остановилась. Из одного из окон вырывалось пламя, и, судя по количеству дыма, пожар распространялся. Угораздило же её потерять пистолет. Теперь и пальнуть в мерзавца Альбрицци не из чего. Хотя надо признать, сегодня он оказал ей услугу. А она ему, если на то пошло. Так что особой благодарности Ливия не испытывала.

Мимо неё по дороге к замку пронесся всадник верхом на лошади и при оружии. Ливия на всякий случай посторонилась, но мужчина, хоть и одарил её удивленным взглядом, проехал мимо. Кто бы это мог быть?

Ливия направила лошадь к деревне, прикидывая, каковы у одинокой девушки шансы против троих мужчин, при условии, что она где-нибудь раздобудет оружие.

* * *

— Что это за чертовщина была, дьявол меня побери, — Пройдоха с безопасного расстояния взирал на вырывающееся из окон замка пламя, — Все слуги на кухне взяли и рассыпались в прах, — он истово перекрестился, — В жизни не видел ничего ужаснее, — Пузырь энергично закивал.

— Ты верно сказал, чертовщина, — Ипполито потер все еще слезившиеся от дыма глаза, — Этот Р. заключил сделку с дьяволом, не иначе.

Раздался стук копыт и из-за поворота дороги вывернул всадник на серой лошади.

— Вы Дюбуа? — спросил он, — Что здесь происходит?

— Ну, положим, меня можно и так назвать. В замке случился пожар, хозяин, увы, стал первой жертвой.

Всадник выругался.

— То-то Жюссак обрадуется. Объяснять ему, как это произошло, будете сами. Он, конечно, опасался, что вы натворите дел, но чтоб настолько…

Ипполито хотел сказать, что это не он, но представил, как пересказывает не знакомому человеку происшедшее и сразу передумал.

— Кстати, у вас скоро будет такая возможность. Жюссак сейчас в гостинице в близлежащей деревушке. У него возникло какое-то срочное важное дело к графу Р., вот он и решил лично приехать.

Пройдоха и Ипполито дружно чертыхнулись.

* * *

Когда из окон замка вырвались первые языки пламени, Жюссак как раз расплачивался за комнату в гостинице. В замке условия для ночевки наверняка были куда лучше, но он бы за все золото мира не согласился ночевать в этом месте. Он еще, слава Богу, с ума не сошел, хотя если чертов Н., развивший в столице бурную деятельность, не уймется, может и спятить от треволнений. И так уже пришлось тащиться сюда самому, чтобы лично поговорить с Р.

Отрядив съездить к замку своего человека, Жюссак с интересом наблюдал, как деревенские, столпившись на площади перед гостиницей, пялятся на пожар и вяло рассуждают, что надо бы помочь тушить, однако никто из них не двигается с места.

Со стороны замка тем временем появился всадник, вернее, всадница. Растрепанная девушка в плаще поверх темного платья остановила лошадь возле гостиничной коновязи и бросила поводья ошивавшемуся рядом мальчишке. Светлые волосы, шрам на щеке — приметная особа. Поймав его взгляд, она нахмурилась.

— Что уставились, сударь? — выговор её показался ему очень знакомым. Ну конечно, именно так говорил на французком этот прохвост, Дюбуа, в первые месяцы после вербовки. На способных людей у Жюссака был нюх, поэтому он с самого начала внимательно следил за ломбардцем. И сюда послал отчасти потому, что надеялся — этот хитрюга найдет выход из ситуации, который устроит всех и не станет поднимать лишний шум без нужды. А если нет — чужаком, только недавно поступившим на службу не жалко пожертвовать.

— Вы, случаем, не родственница ли почтеннейшего графа Р.? — спросил девушку Жюссак, когда она прошла мимо него внутрь.

Девица от такого предположения дернулась.

— Нет, слава богу. То есть, — тут же поправилась она, — у меня, слава богу, есть родственники, я не сирота.

«Интересно», — Жюссак проводил странную особу взглядом.

* * *

— Так, еще раз, повторите все по-новой! — Жюссак начинал уже не на шутку злиться. После того, как эту девицу со шрамом повязали при попытке убить Дюбуа — или все же стоило называть его Альбрицци? — ему пришлось выслушивать брань бывших любовников, сопровождавшуюся взаимными обвинениями. Ливия, так звали девушку, обвиняла Ипполито в том, что он чуть не убил её и изуродовал ей лицо, Альбрицци, в свою очередь, твердил про то, что она заключила сделку с дьяволом, чтобы погубить его. И тот, и другая, когда дело доходило до подробностей, упорно отмалчивались. Проблема с графом Р. решилась сама собой — тот попросту сгорел, избавив Жюссака от необходимости покрывать его грехи и дальше (а так же, лишив нескольких дюжин агентов, которым Жюссак не слишком доверял в силу... э-э-э... их происхождения, но которые порой были чрезвычайно полезны). Но взамен на Жюссака свалилась новая. Он, признаться, не привык, что бурная личная жизнь подчиненных становится его проблемой.

— Вы оба, — процедил он, — едете со мной в Париж. Там и разберемся.

Возвращение в Париж было… странным. Ливии Жюссак вынужден был предложить место в своей карете — во-первых, как никак, дама, не верхом же ей ехать всю дорогу, во-вторых, только так он мог быть уверен, что она не улизнет, воспользовавшись случаем. Правда, спустя какое-то время он начал думать, что может это было бы и к лучшему — одной проблемой меньше, а Дюбуа пусть сам разбирается со своей бывшей зазнобой, которая ныне была не прочь прострелить ему голову. В сущности, единственная причина, по которой Жюссак был заинтересован в том, чтобы доставить Ливию Корнеро в Париж — это желание узнать правду о смерти Р., да и то, чем дальше он думал, тем больше склонялся к мысли, что происшедшее и впрямь было случайностью. По крайней мере, ничем, кроме возможности убить Дюбуа и сбежать из-под надзора Ливия как будто не интересовалась. Похоже, её и впрямь привело в замок графа-колдуна лишь желание поквитаться с бывшим любовником, да стечение обстоятельств, никакой политики в этом деле замешано не было, хотя Жюссак по привычке и успел обдумать с десяток вариантов, при которых это было бы возможно.

Дюбуа с друзьями ехали за ними следом верхом, и Ливия то и дело высовывалась из окна, чтобы убедиться, что они никуда не делись.

— Лучше забудьте о своих намерениях, — посоветовал Жюссак, — Я отдал слугам приказ глаз с вас не спускать.

Ливия в ответ скорчила гримаску, которая сразу сделала её похожей на совсем молоденькую девушку, какой она вообще-то и была, запоздало сообразил Жюссак, сопоставив обрывочный и путанный рассказ Дюбуа с хронологией их знакомства. Хмурое выражение лица и шрам делали её старше, к тому же Жюссак не привык видеть совсем молодых женщин из состоятельных семей, путешествующих в одиночестве, и мысленно при встрече накинул ей несколько лет.

— Монахини тоже так говорили, да только все без толку, — на мгновение в голосе девушки промелькнуло озорство. Она улыбнулась каким-то своим мыслям, но улыбка эта была не теплой, а жесткой и злой, как и прищур голубых глаз. А Дюбуа, пожалуй, и впрямь лучшее поостеречься, пронеслось в голове у Жюссака. Он за годы службы научился определять, кто действительно опасен, а кто только горазд на пустые угрозы, и эта девчонка была из первой категории.

Надо отправить её назад в Милан. Хотя это не помешает ей приехать во Францию вновь, да и наемных убийц всегда можно нанять. Эти жители Аппенинского полуострова мстительные как черти, а Ливия теперь знает, где искать Ипполито Альбрицци. Пожалуй, стоит отправить его подальше, туда, где он сможет приносить пользу, и не попадется на глаза Ливии Корнеро. В колонии, например. Во французких владениях в Вест-Индии не помешают ловкие люди. Да, это мысль, решил Жюссак, так он и поступит.