Похожие (джен)

— Зачем? — тихо спросила я, не рассчитывая получить ответ. Дело было закрыто, пора было отправлять его в камеру, а самой идти домой. Но я просто не могла уйти молча, не получив ответа на такой простой, но в то же время самый главный вопрос.

— Вам правда интересно? — открыто улыбнулся он, и я почувствовала, как по спине пробежал табун мурашек.

Он был красив. Молодой, спортивный, с безукоризненной причёской и белоснежной улыбкой, с правильными чертами лица и пухлыми, словно созданными для поцелуев, губами. У него был мягкий приятный голос, и он умел говорить так, что собеседник невольно проникался симпатией. Но самое главное, у него была просто потрясающая улыбка — открытая, светлая, яркая.

Идеальная маскировка для хладнокровного убийцы.

— Правда, — не затягивая, кивнула я в ответ и оперлась локтями на стол, подаваясь вперёд. — Это единственный вопрос, на который мы не сумели найти ответа.

Я не солгала. И он это знал. Нам действительно удалось раскрыть дело, и хотя он отлично замёл следы, он не был профессионалом — в отличие от нас. По теням и разошедшимся по воде кругам нам удалось по крупицам собрать доказательства и убедиться в его виновности… А вот понять, почему перспективный студент, у которого никогда не было проблем с законом, который избегал конфликтов, не имел врагов и нравился даже новым парням своих бывших девушек — если верить всем, кому задавались вопросы, — вдруг решился на такое… Нет, это в голове не укладывалось.

— Как думаете, — вдруг с любопытством спросил он, — меня казнят?

Я пожала плечами, но ответила искренне:

— Это решать суду, но я так не думаю. Адвокат у вас отличный, опять же досье чистое, никаких правонарушений в прошлом… Если будете так же улыбаться присяжным — вряд ли.

Он тут же улыбнулся, словно нарочно демонстрируя, как очаровательно умеет это делать.

— Я тоже так думаю. Если быть совсем честным, я даже считаю, что адвокату удастся… Ну, не отмазать меня, — он словно в смущении пожал плечами, — но скостить срок.

— Не обольщайтесь. — Я не хотела играть ему на руку и подсказывать верные шаги, но пока шло дело, я провела с этим мужчиной немало времени и непроизвольно прониклась к нему. Он мне нравился. Да, я понимала, что он преступник, что он виновен, что он действовал умышленно, но… Он действительно умел располагать к себе и нравиться вопреки всему. — Вы не выйдете из зала суда на свободу. Улики железные. Свидетели не передумают в последний момент — а если передумают, это будет поводом провести дополнительные изыскания и доказать, что их подкупили. Так что вы в любом случае отправитесь за решётку.

Он согласно кивнул, однако улыбаться не перестал.

— Вы мне нравитесь, мисс Фостер, — вдруг сказал он и тоже подался вперёд, насколько позволяли наручники, которыми он был прикованным к скобе на столе. — Жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах.

Я умела скрывать эмоции. Всегда умела, а на службе меня отдельно учили этому — притворяться тем, перед кем подозреваемый может открыться, и у меня получалось. Не счесть, сколько раз в этой самой комнате мне удавалось расколоть подозреваемого, взять на «понт» или втереться в доверие, обвести вокруг пальца и заставить говорить… Но он уже не был подозреваемым, с ним уже не нужно было притворяться, и понимание этого сыграло против меня — я не смогла скрыть, что и симпатия, и сожаления по поводу неудачного момента взаимны.

Он просиял.

— Улики доказали мою виновность, мне нет смысла отрицать, что я это сделал, не хочу оскорблять вас ложью. Но изливать душу я не испытываю потребности. Выключите камеры, и тогда я расскажу вам всё. Вам, мисс Фостер. Не вашим коллегам и уж точно не прокурору — только вам.

— Почему? — Я поднялась и двинулась к стене с односторонне прозрачным стеклом. Знала, что в комнате наблюдения никого не было, поэтому некому мне помешать, да и смысла в дальнейшей съёмке не было — подозреваемый превратился в обвиняемого, допрос закончился, дело было закрыто… Я имела право выполнить эту просьбу. — Вдруг вы скажете что-то такое, что я смогу использовать против вас?

Он рассмеялся — непритворно, искренне, словно я сказала что-то забавное.

— Я знаю свои права, мисс Фостер. Кстати. Дело же закрыто, верно? — Я кивнула, бросив взгляд через плечо, отключила камеру и повернулась к нему. — Значит, нужды в официозе больше нет.

— Что вы хотите этим сказать?

— Могу я звать вас Алекс?

Я даже с шага сбилась от удивления, но сумела быстро справиться с ним и, не скрывая эмоций, прямо спросила:

— А вы считаете это уместным?

— Вы не намного старше, чтобы это было неуместно.

— А тот факт, что именно я доказала вашу виновность?

Он развёл руками, насколько позволили наручники, и помотал головой:

— Это ваша работа, я же не идиот, Алекс, я не таю зла на то, что ты отлично справилась. Напротив, это заставляет уважать тебя.

— Спасибо, конечно, — что ещё я могла сказать? — Но я бы предпочла, чтобы вы называли меня по фамилии.

Ему это не понравилось, но он тоже отлично владел собой.

— Может, чуть позже вы передумаете. Оставьте мне эту надежду.

— Камера отключена, — напомнила я, неловко переводя тему.

— Что ж, тогда приступим. Я постараюсь обойтись без излишних деталей, но для понимания моих мотивов вам придётся погрузиться глубоко в прошлое, в самые истоки этой истории… Я мог бы рассказать всё, что вы захотите узнать, но это заняло бы слишком много времени, поэтому я начну, а дальше вы уже сами всё поймёте. Итак… Роберт Брукс был успешным бизнесменом. Переехав в Чикаго из маленького городка в пригороде Миннесоты в конце девяностых, за несколько лет он сумел добиться многого. Работая агентом по недвижимости, сумел выгодно приобрести заброшенное здание, нашёл порядочных и добросовестных парней, вместе с ними сделал хороший ремонт… И продал дом в семь раз дороже. Получив стартовый капитал, он не прокутил его, а вложил в покупку уже двух домов в лучшем районе, затем домов стало четыре, потом десять… Роберт не торопился и избегал риска, и за пару лет из бедного парнишки превратился в серьёзную фигуру. Каким-то чудом он не попался на глаза ни мафии, ни уже работающим в этой нише дельцам, а когда на него наконец обратили внимание, у него уже хватало как денег, так и авторитета, чтобы справиться с возникшими на горизонте проблемами. Удача в деловой сфере распространилась и на личную жизнь. Роберт встретил хорошую девушку, женился, через пару лет стал отцом. Жизнь казалась прекрасной, да и была таковой. Пока в один солнечный день не разразилась трагедия… Вы же читали моё дело, знаете, что произошло.

Он был прав, я читала дело и знала, что его мать, Сара Брукс была осуждена за убийство любовницы его отца. Роберт Брукс завёл интрижку, жена узнала и в приступе ревности лишила соперницу жизни. А затем испугалась и, пытаясь скрыть свою причастность, инсценировала похищение, заставила супруга заплатить выкуп…

— Ваша мать скончалась в тюрьме, — кивнула я, пытаясь изобразить сочувствие. Он рос с отцом, мать едва ли помнил — когда она была арестована, он был совсем ребёнком, а отец, разумеется, не водил его на встречи с женщиной, убившей человека, так что истинной скорби он испытывать просто не мог. — Хотите сказать, это связано?

— Мне нравится, что вы всё схватываете на лету, — вновь улыбнулся он. Комплимент я проигнорировала, и он продолжил: — Видите ли, мисс Фостер, какое дело. Ваши предшественники не выполнили свою работу. Мама не убивала отцовскую шлюшку. Её подставили.

На мгновение я испытала приступ разочарования. Но лишь на мгновение. Он был слишком умён, чтобы делать такие заявления без веских оснований. Другие люди — да, другие могли бы поверить в невиновность близкого человека просто из желания верить в лучшее, но он — нет. Он уже доказал, что на голову превосходит подавляющее большинство тех, кто обычно бывал в этой допросной. И то, что мы его в конце концов поймали, ничуть не умаляет его «заслуг». Парень просто никогда раньше не нарушал закон, а потому не имел практического опыта в заметании следов. Будь он чуть постарше, потрать он на подготовку чуть больше времени, прочитай он побольше статей по криминалистике, и мы были бы вынуждены молча утереться. Для своих лет и для первого преступления он справился великолепно! Весь наш отдел несколько недель носами рыл землю в поиске улик, его осуждение — это не его провал, а наша удача, не более.

— Почему вы так решили?

— Сейчас поймёте, — многозначительно пообещал он и предложил: — Я продиктую адрес, если вы согласны ознакомиться с уликами по делу… — Я непонимающе нахмурилась. — Ваши коллеги не нашли мой аккаунт на файловом хостинге. Там всё. Я скажу логин и пароль, и вы сами сделаете выводы.

Опасности в этом не было никакой, как и причин отказываться, и я достала телефон. Он продиктовал логин и пароль, и передо мной открылось аккуратно рассортированное по папкам дело.

— Вы же понимаете, что изучение всего этого займёт время?

— Разумеется, — невозмутимо согласился он и наклонился, чтобы почесать нос. — Мама связалась со мной незадолго до своей смерти. Всю жизнь я думал, что она погибла в автокатастрофе, так что можете представить моё удивление. Я ей не поверил, но… — на его лице появилось смущённое выражение, — как бы вы сами поступили на моём месте?

— Вы правы, в такой ситуации едва ли возможно просто отмахнуться и забыть.

— Вот я и не смог. Стал собирать информацию, задавать вопросы… Итог вам известен.

— Хотите сказать, ту женщину убил ваш отец?

— Дело у вас в руках, — приглашающе кивнул он на телефон. — Деньги за выкуп так и не нашли. Решили, что мама их спрятала и отказалась называть место, чтобы хотя бы таким образом как-то навредить отцу.

— А вы, значит, нашли.

— Нашёл, — серьёзно посмотрел в ответ он. — Убийство же было раскрыто, никто не интересовался делами моего отца, никто не проверял его бухгалтерию.

Я была заинтригована. Убийство случилось задолго до того, как я начала работать, материалов дела я, естественно, не видела, зато знала сам город и слышала разговоры старших коллег — в те годы в департаменте полиции процветало взяточничество, мафия на улицах творила, что хотела, каждый день случались перестрелки, разборки банд, убийства совершались с пугающей частотой, и ни у кого не было времени тщательно анализировать улики или наблюдать за потенциальным подозреваемым, когда убийца заперт в камере. Я понимала, что сказанное вполне может быть правдой, но…

— Что вы нашли?

— Деньги, — просто ответил он и поморщился.

Я не успела спросить о причине — услышала шаги, обернулась на дверь…

— Алекс? Я думал, вы давно закончили.

Дин Гриссон был моим коллегой, и врать ему совсем не хотелось, а сказать правду — что я мило и почти по-дружески беседую с человеком, чью виновность уже доказала, да ещё и при выключенной камере…

— Почти, — небрежно сказала я, повернулась… и поняла, что мы действительно закончили — выражение лица моего собеседника не оставляло в том сомнений. — Что ж, мистер Брукс, вас проводят в камеру.

Он невозмутимо кивнул и отвёл взгляд.

— Увидимся на суде, — зачем-то добавила я уже на полпути к дверям, почему-то показалось неправильным уйти молча.

— Или раньше, — тихо произнёс он.

Я обернулась, но он уже смотрел в другую сторону.

Работы у меня всегда было в избытке, но старое дело прочно завладело моим вниманием. Брукс-младший подошёл к делу с тщанием, которое хотелось бы видеть у наших стажёров — а иногда и коллег. Уж не знаю, каким образом он получил материалы архивного дела, но мне даже не пришлось самой искать документы — все было среди его папок.

Мелисса Стокс, любовница Роберта Брукса, была убита в принадлежащем тому доме, где она проживала. Признайся убийца — получил бы пару лет. Это не было ни спланированное, ни даже умышленное убийство — простая случайность, несчастный случай: во время ссоры Мелисса споткнулась и упала на журнальный столик — внутренняя декапитация. Мгновенная смерть. Сара или Роберт это сделали, пока было сложно сказать, их показания противоречили друг другу, однако при хорошем адвокате — а Бруксы могли себе позволить лучшего — обвинение легко свелось бы ко второй степени, опять же первое насильственное преступление, слёзы для присяжных, хорошее поведение — и убийца вышел бы лет через пять максимум. Но вместо этого Мелиссу завернули в занавеску из ванной комнаты и вывезли из города. Более того, ей отрезали мизинец, подав всё как похищение…

Чем больше я читала, тем больше вопросов у меня возникало.

Роберт Брукс пришёл в банк, чтобы снять со своего счёта миллион долларов. Конечно, я не могла утверждать, что раньше в банках были иные правила, но нервничающий клиент, внезапно решивший опустошить счёт, это всегда подозрительно. Далее Брукс будто нарочно нарушает правила скоростного режима и попадается на глаза копам… Но его отпускают. И он снова превышает скорость!

Твою любовницу похитили, у тебя требуют выкуп — логично, что ты далёк от спокойствия. Но дважды за полчаса нарваться на копов? Это выглядит не как паника, а как желание привлечь внимание.

Второй раз Брукса не отпустили, в деле есть протокол проверки на алкоголь. Но и не задержали. Ага, а вот и рапорт офицера… Увидев чемодан с деньгами, тот заподозрил худшее, вызвал сержанта, и всё завертелось. Брукс признался, что его любовница похищена и у него требуют выкуп, полиция шустро сориентировалась, передача проходила под их приглядом, однако что-то пошло не так. Деньги пропали, а сведений о Мелиссе не поступило. Брукса мурыжили в управлении больше суток, пока криминалисты не обнаружили в одном из принадлежавших подозреваемому домов следы борьбы и кровь, а судмедэксперт не сообщил, что мизинец был отрезан у мёртвого тела.

После этого Брукс стал показательно сотрудничать, и, не прошло и суток, как задержали его супругу.

Сара не отрицала, что была на месте преступления и действительно ссорилась с жертвой, но утверждала, что в разгар скандала пришёл Роберт, и она, пригрозив отсудить при разводе всё и лишить его прав опеки над сыном, ушла, оставив его разбираться с бывшей любовницей.

Роберт говорил другое. Он был уверен, что жена не подозревает о наличии у него другой женщины, что Мелиссу он по-настоящему любил — не зря же готов был отдать миллион долларов, — и что если бы кого и убил, то скорее надоевшую жену, чем любимую женщину.

Улики не были чёткими и явными, и их интерпретировали в пользу Роберта, поверив, что он и вправду любил Мелиссу и у него не было причин её убивать.

И на этом, собственно, всё и закончилось. Официально. Но не для их сына.

Он проделал хорошую работу. Сумел найти старые бухгалтерские выписки и проследить постепенный ввод «неизвестно откуда взявшегося» миллиона. Я не была судебным бухгалтером, но на мой взгляд, выглядело более чем правдоподобно. Также в одной из папок нашлись фотографии писем миссис Брукс сыну и аудио-записи их разговоров в тюрьме, из которых становилась известна иная трактовка событий. И если верить Саре, Роберт не выглядел как влюблённый мужчина, напротив. «Жена всегда знает», так говорят, и это правда, жена чувствует охлаждение, замечает опоздания, списание с банковских счетов и массу других мелких деталей, что в совокупности складываются в понимание — у мужа есть любовница. Вот и Сара подозревала неладное, но поскольку развод Роберту был невыгоден, не сильно переживала. Интрижка длилась пару месяцев, а затем поведение Роберта снова изменилось — он стал реже задерживаться непонятно где, стал чаще исполнять супружеский долг — Сара поняла, что роман на стороне подошёл к логическому финалу.

Иными словами, если Роберт желал прекратить надоевшую связь, а Мелисса не желала отпускать со всех сторон выгодного любовника, в чьём доме она, к слову, жила…

Последний документ я дочитала на рассвете. Часы показывали шесть утра, пора было собираться на работу.

Приняв душ и наспех позавтракав, продолжая обдумывать всё, что узнала, по пути на работу я задалась вопросом, что теперь со всем этим делать? Будь жив кто-то из участников той трагедии, можно было бы поговорить с ними, возможно, заново открыть расследование… Но все были мертвы, и единственным, с кем я могла обсудить всё это, был он. Красивый парень с очаровательной улыбкой, убивший своего отца в отместку за многолетнее заключение невиновной матери. Вежливый, умный, милый парень, с которым у меня установилась связь, с которым я беседовала часами, пытаясь его расколоть, и виновность которого в конце концов сумела доказать. Молодой мужчина, о котором я думала последние недели, которого стремилась понять, в душу которого старалась заглянуть, и который нравился мне несмотря на всё, что я о нём узнала в ходе расследования.

Мужчина, с которым у меня не может быть ничего общего.

Мы увидимся на суде, тогда я и смогу поблагодарить его за ответ на вопрос «почему», но больше причин встречаться у нас нет.

Приняв решение, я улыбнулась собственному отражению в зеркале заднего вида и вышла из машины. Впереди новый рабочий день, новый труп, новый убийца, которого нужно вычислить и вывести на чистую воду, а значит, прочь все лишние мысли…

— Алекс, ты слышала?!

Дин Гриссон, прервавший мой вчерашний разговор, остановил посреди холла, смотря лихорадочно блестящими глазами.

— Что такое? — ещё не зная, что случилось, я уже знала, что дело касается его.

— Твой обвиняемый, — подтверждая догадку, быстро произнёс Гриссон.

— И что с ним? — холодея, сглотнула я.

Он не был похож на самоубийцу. На кого угодно, но не на сломленного человека, готового сдаться. Но если не суицид… Сердце? Нападение сокамерника?..

— Он сбежал!

На миг потемнело перед глазами.

— Как?! — шокированно воскликнула я, хотела задать ещё сотню вопросов, но телефон в кармане разразился трелью, и пришлось отвлечься. — Извини, — бросила я Дину и нажала кнопку соединения. — Фостер слушает.

— Теперь эти формальности нам точно не нужны, Алекс, — ласково сказал он интимным голосом. — Ты работаешь в прокуратуре, справедливость должна быть важна для тебя.

— Где ты? — машинально спросила я и поморщилась от глупости вопроса.

— Важна? — проигнорировав мой вопрос, повторил он свой.

— Конечно, — недовольно подтвердила я и, заметив, что Дин отошёл — все стояли на ушах после побега ожидающего суда убийцы, и до меня никому пока не было дела. — Ты понимаешь, что тебя найдут? И к твоему пожизненному добавится «без права на УДО»?

— Не найдут, — отмахнулся он и вернулся к тому, что его интересовало: — Я восстановил справедливость. Мой отец убил женщину и обрёк жену на годы жизни в тюрьме. Разве не справедливо?..

— Ты не судья и не палач, — я сама не заметила, что сделали то, чего он хотел — отбросила формальности. — Ты мог прийти ко мне с найденными доказательствами…

Он рассмеялся, и я обругала себя последними словами за то, что слушаю его смех — мне было приятно его слышать.

— Прости, но я не доверяю вам. Только тебе.

— Почему?

Я не тянула время — он знал это и потому свободно ответил:

— Мы похожи, мисс Фостер. Пока вы изучали меня — я изучал вас. Но остальные не показались мне интересными, а вот ты… Впрочем, это не телефонный разговор.

— Подожди!

— Не волнуйся, скоро мы продолжим беседу. А пока я должен избавиться от этого телефона. Я позвоню. Чао!

Стоя посреди холла прокуратуры, невидяще наблюдая за суетой следователей и других сотрудников, я могла думать лишь об одном: мы действительно были похожи, но это я могла знать об этом — потому что была следователем по его делу, потому что доказала, что он убил своего отца. Он знать о нашей похожести не мог. Никто не мог.

И всё же он знал, что в моём прошлом есть тёмное пятно. Тщательно отмытое специальными средствами, уничтожившими ДНК, с затёртыми следами, скрывшими моё присутствие на месте преступления, с развеянными по ветру мотивами… пятно, доказать существование которого не сумеет ни один самый лучший эксперт.

И потому я не боялась. Мы были похожи, мы хотели одного, мы оба считали правильным творить справедливость своими руками… Так почему бы нам не дать шанс? Если он сумеет ускользнуть от поднятых по тревоге полицейских Чикаго и снова позвонит…

Я отвечу. Хотя бы для того, чтобы задать новый вопрос: как он понял, что мы похожи, а дальше… Обаятельный мужчина может стать развлечением на одну ночь, спутником жизни или ещё одним закопанным за городом секретом. Посмотрим по обстоятельствам, я открыта навстречу новому опыту.

Ну а пока можно заняться работой и доказать виновность следующего преступника — в Чикаго постоянного кого-то убивают.